Выбор

Прохладные пальцы почти невесомо касались чужой груди. Кожа отливала белизной, неестественной для тела человека, кое-где просвечивались синеватые вены. Альфред тяжело сглотнул, переводя взгляд чуть выше. Кровь стыла в жилах от одного только взгляда на чужое лицо, одновременно с этим возникала странная зависимость и оторваться от созерцания лица, подобного произведению искусства, было сложно. Острые скулы, идеально ровная кожа, прикрытые в глубоком сне глаза с мягко выгнутыми пушистыми ресницами, умело подчёркнутые помадой губы (при всей естественности макияжа Альфред был уверен в его наличии, так как после легкого поцелуя Герберта на кончиках пальцев оставался цвет). Пепельно-белые волосы свободно струились по плечам и вниз, будто уложенные чьей-то рукой. От воспоминаний Альфреда передёрнуло, мелкая дрожь прошлась по всему телу. Страх накатывал волнами, а странное, неизвестное чувство, выражающееся в желании не отводить взгляд от вампира, наводило мысли о болезни или о чем-то похуже. Как некстати взгляд упал на чужие тонкие пальцы, заканчивающиеся подобием когтей. На ощупь они были достаточно твёрдыми, но формы будто неестественной. В глазах помутнело, Альфреду показалось, что чужие ресницы слабо задрожали. Но нет, это лишь игра мрака. И сколько бы парень не вглядывался — движений не было. Коротко вздохнув, Альфред напомнил себе об истинной цели его пребывания здесь, в этом просторном зале с двумя искусно расписанными гробами посередине. Отодвинуть крышку было нелегко. Первым должен был стать Герберт. Альфред медлил, ведь до этого не мог так близко и спокойно разглядеть вампира. Атласная рубашка с фиолетовым подтоном была распахнута, парень дрожащими руками пытался отыскать сердце. Аккуратно нажимая, он нащупал первое ребро. Навязчивая боязнь ошибиться в подсчёте преследовала парня. Второе, третье четвертое. Или это пятое? Короткий вздох. Альфред начал заново. Кончики пальцев занемели от могильного холода, идущего от склепа и будто мертвого тела. Гладкая кожа была бы приятной на ощупь, если бы не холод. Альфред нажал немного сильнее, прощупывая место между шестым и седьмым ребром. Приложил ладонь полностью. Нестучащее сердце и как будто абсолютная пустота в грудной клетке. Холод чужой белой кожи, который уже стал чем-то привычным и естественным. А ещё его желание убить существо во сне. Альфред упорно старался доказать себе, что это существо было готово съесть его в первую их встречу. Острые клыки, как у какого-то зверя, вонзились в томик прелестных стихов, в то время как парень уже уносил ноги. Но почему сейчас не было никакой злости, обиды? Почему не было желания взять эти молот и кол, которые, уже приготовленные, лежали рядом? Почему в мягких объятьях, отдающих прохладным сквозняком, хотелось почувствовать себя не как жертва или очередная игрушка? Альфред стиснул зубы, разочарованно вздохнул и схватил молот, держась за него с такой силой, на которую был только способен в высшей степени отчаяния. Горькое осознание жгло горло. Малейшее внимание, проявленное к его неброской личности, уже порождало слабую ответную симпатию. Парень не хотел признавать себя тряпкой и просто не мог вернуться с пустыми руками к профессору. Конец колышка, уже поставленного вертикально между седьмым и шестым ребром, ходил ходуном. Убить человека во сне, перешагнуть через устаревшие принципы, но выполнить волю профессора и спасти свою возлюбленную. Которая как будто давно потеряла к нему интерес. Брови свелись к переносице, Альфред яростно замахнулся. Острая мысль в долю секунды принесла понимание, что здесь он не промахнется. Не в этот раз. На периферии будто промелькнула тень, заставляя внутренности сжаться. Молот замер в сантиметре от колышка. Тяжело дыша, Альфред отбросил ненужные предметы куда-то в сторону, подхватил сумку и, почти переходя на бег, покинул помещение. Отвращение к себе смешивалось с живительным облегчением, которое давало все новые и новые глотки воздуха. Альфред так и не заметил, что второй гроб пустовал. Из-за колонны показалась чья-то тень. Неестественная бледность, черные, как смоль, волосы и чинно сложенные руки с россыпью перстней на пальцах. Тень безэмоционально взирала на открытый гроб. Оттуда медленно поднялась ещё одна фигура, показательно зевая. — Я же говорил! Не осмелится, — уголок губ Герберта тянется верх, обнажая клыки. — Я был готов его убить, — холодно констатирует граф. — Милый мальчик правда был близок к моей обнаженной груди, но так и не решился. Это для меня весьма приятно, — легкомысленно протянул Герберт, сверкая восхищенными глазами, с удовольствием вспоминая неуверенные касания парня. — Тебе не стоит слепо доверять своим игрушкам. Я дал тебе право развлекаться с ним, как хочешь, но твоей жизни не должна грозить опасность, — тон, не терпящий возражений, звучит с целью вразумления. — Да разве это жизнь? — коротко заметил Герберт, отводя взгляд, мгновенно посерьёзнев. Слово "игрушка" неприятно зацепило его. Не хотелось в этом ключе воспринимать недавно появившегося гостя. Тогда и жизнь вся кажется несерьёзной и бессмысленной, в заточении стен замка под многовековой властью отца. Мрачные мысли разогнал выделяющийся из темноты колышек. Хоть от него тянуло опасностью, Герберт мечтательно улыбнулся, рухнув обратно в гроб. — А знаешь, это довольно интересные ощущения, когда отдаешь власть над своей жизнью человеку. Я бы даже сказал, что это восхитительно. Такой азарт и будоражащие душу чувства! Словами не передать. Жаль мальчика. Он правда думал, что днём мы спим непробудным сном! — Герберт мстительно хихикнул, — Я ведь правда почувствовал в нем интерес. Он не хотел убивать именно меня. Его рука дрожала над моим сердцем. Как же это восхитительно! Неистовство, бушующее в моей груди, настолько великолепно! — восхищённо воскликнул вампир. Он знал, что говорит в пустоту и что отца давно уже нет в склепе. Но улыбка не сходила с губ. Ведь следующая встреча с милым мальчиком должна была быть совершенно иной.