наследниК.

I

      Голоса старых мудаков растворились на периферии сознания. Ушли? Или готовятся к третьему заходу? Потенции этих тварей можно только позавидовать. Разбитые губы изогнула некрасивая усмешка. Стоит ли завидовать, если он наверняка не доживет до тридцати? И стоит ли думать о продолжении этого блядства, если комната растворяется и ныряет в темноту?       Распластавшееся на кровати тело слабо шевельнулось, и лицо Кайи уткнулось в подушку, пропитанную потом, кровью и спермой. Если клиенты услышат, как сладко он всхлипывает от боли, то третьему раунду точно быть, но к его радости, никто не взял его ни через пять, ни через десять минут. Выдохлись. А он, черт возьми, снова остался жив.       «Какая досада…»       С сознанием тоже распрощаться не удалось, и вот разноцветные глаза уже таращатся на циферблат настенных часов, а над лицом клубится сигаретный дым. Чарльз должен провожать последних гостей, а значит, пора и ему собраться с силами и пропустить парочку бокалов «Полуденной смерти».       «Доля Ангелов» погрузилась в безмолвие. Опустела: ни звона стаканов, ни пения лиры, ни пьяных перепалок. Гости с сизыми носами и красными мордами давно покинули таверну, шатко обнимая косяки и случайных прохожих. Так же безнадежно цеплялись за перила дрожащие руки, хруст суставов сопровождал ритмичный стук каблуков.       — Чарльз, окажи милость… — Кайа остановился, сделал глубокий вдох и расправил плечи, пряча руки в карманы.       Стекло защебетало, и песня эта пролилась вязким медом в уши Альбериха. Одинокий бокал на тонкой ножке и пустой зал радовали еще больше, и отсутствие зрителей позволило плечам вновь упасть. Кайа оперся на столешницу, с ехидством поглядывая на стулья, как на злейших врагов. Не сегодня. Альберих жадно припал к бокалу, залпом опрокинул «Полуденную смерть», обжигающую горло и пищевод. Печет внутри, значит, он все еще жив.       — Сэр Кайа, может, стоит… взять отпуск? — не поднимая глаз, пробубнил Чарльз.       — Стоит, конечно, — Кайа улыбнулся и, подвинув пустой бокал к противоположному краю, закурил. — Как только делегация покинет город, уйду на пару дней в тень. И да… Мазь кончилась. Отправь ко мне утром Барбару.       — Хорошо, — грузно вздохнул Чарльз и только теперь посмотрел на красивое лицо. Даже сейчас, после долгого дня, это лицо сохраняло обаятельную улыбку и отстраненный взгляд.       — Рагнвиндр здесь, да?       — В погребах, — Чарльз кивнул.       — Сукин сын… — Кайа потушил сигарету. — Тогда заверни мне с собой, да я пойду.       Но поздно. Пылающие кармины уже беззастенчиво изучали Альбериха от головы до распахнутой груди: трещины на сухих губах, красные пятна и кровоподтеки на шее и запястье, изрезанные пальцы. Он привычно поджал губы. Кайа закатил глаза и уже мысленно повторил: «Сукин сын». Не стоило задерживаться. Следовало взять первую попавшуюся бутыль и отправиться восвояси, а теперь ему опять приходится расправлять плечи перед немым осуждением. Кончик языка собрал росу выступившей крови, смешанную с горечью «смерти».       — Кайа…       О черт! Лучше бы он плескался в осуждении, чем в тошнотворном сочувствии! Но так и быть. Он сам раздобудет для себя усладу на этот вечер. Улыбаясь, он прикусил кончик ногтя, покрытого красным лаком.       — Да, солнышко?       Первый шаг к прекрасному сделан — лик мастера винных дел стал серым. Взгляд соскользнул с лица и прошелся по ошейнику, затем по багровым и молочным пятнам на белой рубашке. Внимание вернулось к разноцветным глазам.       — Помощь. Тебе нужна помощь? — тихо, но достаточно громко, чтобы Альберих расслышал его.       Кайа рассмеялся, вытягивая шею и отводя в сторону край рубашки, демонстрируя совсем свежие порезы.       — Ха, ты об этом? — лицо заметно покраснело. Похоже, он вскрыл запекшиеся раны, и теперь они вновь закровоточили. — Обойдусь.       — Кайа. Что произошло?       — Будто ты не знаешь. Прибыла делегация. Весьма изобретательные ребята, — он кисло усмехнулся.       Дилюк оставался за стойкой. Неподвижный, с пустыми руками, сжатыми в кулаки. Кайа не мог видеть этого — стол служил стеной от плевков, яда и сарказма. Спасал плохо. Он побледнел. Он слышал крики и стоны со второго этажа, но старался оставаться отстраненным. Мало ли кому тот сдал помещение. В любом случае, убийства или пыток рыцарь Ордо Фавониус не допустил бы.       — Я думал, ты на службе. Не видел тебя сегодня.       — А я и был на службе. Смена началась раньше твоей. Очень жаль, что не видел. Старики на ласку не скупились, тебе бы понравилось.       — Кайа, ты не обязан…       — Заткнись. Не смей учить меня жизни, — Кайа предупредительно погрозил пальцем. Бледная кожа Рагнвиндра приобрела серые оттенки. Особенно в области потухших глаз.       — Что они сделали… с тобой? — вытягивая из нервной системы последние ниточки терпения, процедил Дилюк.       Он старался обойти ссору и, признаться, не хотел бы услышать честный ответ. Кайа никогда не говорил прямо. Отшучивался, называя подобные встречи переговорами.       — Ха, хочешь знать? Тебе кратко, или позы показать? Ну-ка, покажи свои ручки… — звонко смеялся Кайа, переваливаясь через барную стойку. Острая боль напомнила об утехах, но он только шире улыбнулся. — Надо же, кулачки сжал. Хах! Имей ввиду, если соберешься подрочить, то за это придется заплатить.       Желваки Дилюка заходили, язык плотно прижался к небу. Кажется, его вот-вот вывернет наизнанку. Он отвернулся, выпустив воздух из легких, встряхнул красной гривой и вновь повернулся к брату, скрещивая руки на груди. Он молчал. Кайа давно не был настолько откровенным. Чарльз оставался спокойным. Он много раз слышал о том, что приходилось переживать Кайе, но мог только поддерживать словом да подливать выпивку.       — Чарльз, иди домой. Я провожу сэра Альбериха и загляну к Барбаре сам.       Не отрывая глаз от колких звезд истока, Дилюк протянул ладонь к бутылке. Кайа забрал сверток быстрее и торопливо выпрямил спину, оттолкнувшись от барной стойки. Он рассмеялся. Стоит быть осторожнее, иначе падение окажется фатальным.       — Чарльз, возьми оплату у сэра Рагнвиндра, а я пока подышу на улице.       — Оплату? — Дилюк осекся. — Кайа, я…       — Полтора миллиона моры, если решил засадить мне в подворотне. Домой не приглашаю, извини. У меня беспорядок.       Сердце сдавило, и Дилюк прикусил внутреннюю сторону губы. От одной мысли стало мерзко, а сочащимся ядом можно было не то чтобы подавиться — захлебывался. Он бы соврал, если бы сказал, что не хотел Кайю, но то было до смерти Крепуса, а теперь… Переполняющая Альбериха похоть казалась тупым топором, раз за разом рассекающим шею, но оставляющим в живых.       — Чего молчишь? Противно? Брезгуешь? — улыбка превратилась в звериный оскал. Кайа наслаждался этой картиной: такой благородный и непоколебимый, куда бы деться…       — Кайа, я сказал, что провожу тебя. Я не твой клиент.       — Сэр Кайа, — с надменной усмешкой поправил Альберих. — В таком случае делай свою работу здесь.       — Таверна уже закрыта, — Дилюк уперся в столешницу. Одним рывком он готов был перевернуть чертову «Долю Ангелов», но сдержался.       — Нет. Не закрыта. — Усмешка Кайи стала только шире. — К полудню жду от тебя квартальный отчет. И приберись на втором этаже. Завтра у меня переговоры с послом. Надеюсь, ты понимаешь, насколько это важно для Мондштадта?       Тишина сдавила уши. Стало так холодно, что Дилюк невольно задрожал, а изо рта повалил пар. В гранатовых глазах, некогда живых, скользнула горечь. Не было смысла спорить с братом. Он прекрасно помнил, чем обернулась для обоих прошлая ссора, и повторения не желал. К тому же, если кто-то тронет Альбериха по дороге домой, Эрох сотрет того в порошок. Каждая собака знала: секс с элитной шлюхой без предоплаты дорого обойдется.       Чарльз посмотрел на Дилюка, затем на Кайю и вышел из-за барной стойки в зал. Аккуратно обхватив острое плечо Кайи, он отвернул его от названого брата и повел к выходу. Осунувшийся взгляд очертил тонкую высокую фигуру Альбериха: он внимал каждому распустившемуся цветку запекшейся крови на широкой спине. Даже смотреть на это невыносимо больно, так каково же носить это вспаханное поле на своем теле?       — Я все сделаю, сэр Кайа. — Чарльз открыл перед ним дверь. — Берегите себя…       — Спасибо. И извини за этот цирк, — не поворачивая головы, Кайа покосился в сторону.       Когда дверь за спиной захлопнулась, Альберих застыл на месте. С этого момента можно было забыть об улыбке и ненадолго отправиться в забытье, чтобы завтра снова посмотреть в глаза ненасытным животным или смерти.       — Сукин ты сын, Рагнвиндр… — зубы сжали сигарету.

II

      — Добрый вечер, уважаемые гости, господин посол, — Кайа склонил голову, оставляя пристальный взгляд на лице посла.       В отличие от его щенков, облизывающихся с предвкушением и торопливо расстегивающих ремни, мужчина в центре даже взглядом его не порадовал. Что ж, следовало ожидать, что на этих переговорах придется потрудиться. Палец надел ошейник, вытягивая его из-под высокого воротника, персиковые губы растянулись в улыбке. Чей-то палец нырнул в рот, но Кайа не смотрел, только с нежностью коснулся соленой кожи языком и сомкнул губы. Не смотрел и на руки тех, кто нещадно рвал пуговицы, тянул шнуровку корсета, спирая дыхание, сжимал его яйца сквозь узкие брюки. С уст сорвался стон, дарованный одному единственному гостю, но эта зараза даже пальцем не шевельнула.       — Я первый! — раздался за спиной голос, и брюки рывком спустили до колен. — Ха-ха! Старики порезвились вчера, да? Дырка и не думала закрываться!       Толчок. Болезненный всхлип. Крепкий член вошел резко и беспощадно, скручивая внутренности. Кайа рухнул бы на колени, но перед лицом появился второй пес. Его сухие мозолистые пальцы грубо сжали подбородок, вставили пальцы, потянули вниз. Никакой фантазии — тем лучше. Если этим собакам будет достаточно вытрахать из него душу, то и на посла силы останутся, и на бокальчик «Полуденной».       Он почти не чувствовал вкуса, потому не было разницы, чей член впивается в его глотку. Главное, теснее сжимать губы и втягивать щеки, чтобы они менялись быстрее.       — Старик не обманул, сосет он знатно… На меня смотри, сука! — он дернул Кайю за волосы и томный взгляд из полуопущенных ресниц и искренним наслаждением обратился к гостю. — Вкусно тебе, а? Шлюха…       Мокрые от пота яйца шлепнулись о подбородок, и горячая сперма выстрелила в горло. Хлесткий удар прилетел по ягодице, за ним еще и еще… Никакой фантазии — тем лучше.       — Кончил, так проваливай! — грубо оттолкнул трясущегося гостя пес и ворвался в рот с новой силой.       Но как бы глубоко ни входила головка, как бы крепко ни сжимали его мошонку, ни вдалбливались в подготовленный анус, Кайа старался поймать взглядом посла. И бинго! Немой взор и скудная ухмылка были обращены к нему. Ноги посла широко расставлены, ладонь похлопала по бедру, и стая, будто по команде, бросила капитана на пол.       — Ко мне.       Псы… Нет, гиены рухнули на ковры и диваны. Тяжело дыша, они не отрывали взгляда от Кайи, а тот подбирался к ногам посла на четвереньках, проникновенно глядя то в глаза посла, то на промежность. Что за черт? Почему у него до сих пор не встал?       — Иди сюда, ласточка, — ласково позвал посол.       Дело дрянь. Кайа нутром чувствовал, что шоу только начинается. Но лучше обхаживать импотента, чем обезумевшую женщину на тонких каблуках. Присев у ног, он положил ладони на колени мужчины, мягко прошелся по бедрам, коснулся паха.       — Не выйдет, малыш. Иди сюда, — посол погладил свое бедро.       Бросив контрольный взгляд на пах, Кайа поднялся и присел на раскрытую ладонь мужчины. Крепкая рука огладила пылающие ягодицы, пальцы несколько раз толкнулись в анус, вырывая новые всхлипы и стоны, от которых у каждого посетителя в этом зале желание разгорелось с новой силой.       — Генри, неси, — прошептал посол.       И пока на периферии некий Генри возился с какими-то сумками, горькие губы прижались к устам Альбериха, а три пальца вошли до упора. Кайа стиснул бедра, позади раздались новые смешки. На центральный диван, где сидел глава делегации, опустился короб, и чужие руки грубо скрутили соски. Кайа застонал в губы посла, поцелуй разорвался.       — Прочь.       — Да у тебя все равно не стоит! — расхохотался Генри. — Тебе что, жалко? Я обкончаюсь на месте, сука так сладко скулит…       — Я сказал прочь! — рявкнул посол, и пальцы выпустили соски. — Убирайтесь. Позже закончите, а пока оставьте нас вдвоем.       И когда комната опустела, вязкий шепот прошелся по щеке. От него замерзала кровь и голова шла кругом.       — Я принес тебе подарок, капитан кавалерии… Видел когда-нибудь малышей слаймов? Не беспокойся, они даже не поймут, что станет их последним пристанищем…

III

      «Блять…» — синий и золотой глаза смотрели на потолок, не мигая. Кисти, стянутые веревками, свисали с краев стола, а пальцы давно охладели. Под поясницей вонючей корочкой высохла сперма вперемешку с липкими останками гидро слаймов. От разрывов этих тварей внутри все болело. Потребуется не день и не два, чтобы восстановиться. Пожалуй, было бы лучше, окажись на месте посла женщина с тонкими каблуками — даже дышать больно, но он все еще жив. Фантазия все же у этих псов бурная.       Веки устало опустились, в уголках глаз запекло. Осталось дождаться конца смены Чарльза, и тогда его отвяжут, переложат на влажный диван, и он сможет немного отдохнуть.       Когда дверь отворилась, у Альбериха не было сил даже испугаться. Только дыхание затаил и постарался прислушаться, но кроме слабой пульсации еще живого сердца и тявканья гиен он ничего не слышал. Кайа не почувствовал облегчения, когда тугие веревки выпустили его руки и щиколотки, но сжался на руках и потянулся к теплу чужого тела, когда его взяли на руки. Где-то далеко в сознании возник образ: когда-то он был родным и любимым, единственным лучом света в этом проклятом мире.       — Люк… — сорвалось на грани слышимости.       — Я здесь, — так же тихо ответил голос. — Я с тобой, Кайа.       — Больно…       Каждая слеза казалась острой иглой, пронзающей щеки. Каждый робкий поцелуй горячих губ оставлял на душе шрамы и гноящиеся раны. Может, он уже умер и попал в свой личный ад, где Дилюку придется мучиться рядом с ним до скончания веков? Кайа был бы рад, окажись это правдой. Но тело подсказывало, что он все еще…       — Забери…       — Что? — громче, чем хотелось, спросил Дилюк, и Кайа дернулся, застонав от новой боли где-то на подкорке.       — Жизнь… забери ее…       — Заберу, Кай… Потерпи немного.

IV

      Одной Бездне известно, как долго Кайа спал и как долго бился в лихорадочном бреду. Рядом то и дело маячило обжигающее тело тепло, которого хотелось касаться, чтобы вспыхнуть синим пламенем и сгореть дотла. Увы, удача не на его стороне. Кайа понял это, когда открыл глаза и впервые четко увидел сгорбившегося у кровати Дилюка. Его рука скрывала глаза, зубы скрипели, а по подбородку катились слезы. Жалкое зрелище. Противно.       — Надеюсь, ты будешь так же отчаянно оплакивать меня, когда я умру, — прошептал хрипло Кайа.       — Кай! — Дилюк дернулся, мокрые ладони обхватили впалые щеки. — Архонты, Кайа…       — Ну, чего ты скуксился? Не рад, что я все еще жив?.. — Альберих посмеялся и вяло отвернул лицо. — Ничего. Скоро и винокурня, и таверна перейдут тебе. Завещание у Чарльза, он знает. Потерпи немного.       — Да что ты такое говоришь? — руки Дилюка упали на колени. Ладони смотрели в потолок, как и сине-золотые глаза. — Не нужно мне это… Кай… Прошу, не говори так.       — Эй, с каких пор ты из Полуночного превратился в какую-то девку, ха? Кончай уже. Только не в меня, не сегодня, — смех. Умертвляющий смех, уничтожающий последний огонек, который теплился в груди Рагнвиндра.       — Кайа, не ходи больше в город. Останься…       — Так это похищение? — глаза зацепились за распухшее от пролитых слез лицо. — Хочешь сам трахнуть меня? Тогда ты заплатишь за это Эроху головой. И не думай, что после я не вернусь в дело.       — Зачем ты делаешь это?       — Не лезь в мою работу. Я ведь не вмешиваюсь в дела Полуночного, ха?       — Кай, почему?.. Почему ты это делаешь?       — Как-нибудь спросишь у отца. А, прости… — губы, покрытые тонкой коркой из запекшейся крови, растянулись, — у папочки…       Дилюк забыл как дышать. Мозг отказывался принимать то, что говорил названый брат. Быть того не может. Это просто невозможно…       — Нет… Он же… Он…       — Любил нас, но меня любил по-особенному, Люк. Вот те раз! Жили через стенку, а ты и не знал. Просто магия какая-то! Ха-ха! — и выражение лица Дилюка стало той усладой, которую он так долго искал, но получал лишь ее ошметки. А теперь мог напиться вдоволь.       — Почему ты не сказал мне?.. Почему не сказал?       Альберих поджал губы. Доселе веселый взгляд стал колким. Ну вот, этот сукин сын испортил всю малину. «Потому что не знал, как далеко он зайдет, если ты окажешься под рукой, Люк… Мой маленький и глупый, слепой Люк…». И эта мысль порождала в душе Альбериха такой явственный ужас, что он выполнял любые прихоти своего отца. Сложнее жилось в юности, когда Дилюк стал капитаном и оставался в столице неделями. Тогда эта самая душа, наполненная страхом за беспечного брата, крошилась. Каждый. Ебанный. День.       — Думаешь, папочка сделал меня главным наследником, потому что боялся, что его гены передадутся тебе, и ты тоже днями и ночами будешь клевать носом над бутылкой? Какая жалость… Но нет, Люк, просто ты был его сыном, а я — шлюхой, которую он даровал Эроху перед своей кончиной. Варка, разумеется, все понимал, за что его и прибили.       — Варка погиб в битве с Фатуи…       — Как легко замять дело, если под рукой есть рабочий зад, ха? Плотские утехи закроют рот даже пастору, о Святые Архонты! Как же ты наивен, Люк. И как мне нравится то, что я вижу сейчас перед собой… — «Мое наслаждение. Моя услада. Мое солнце…» — Ты знал, что у Пейджа фетиш на дырявые чулки?       А Дилюк угасал. Сжимался и угасал на глазах, чах, как костер на вершине Драконьего хребта, коему не суждено вспыхнуть вновь.       — Это моя вина…       — Конечно, солнышко, — Кайа усмехнулся. — О, мой дорогой Люк, как я мечтал тогда, что ты вернешься в город и, быть может, дашь мне вторую попытку? А потом мечтал, что ты закончишь начатое. Но ты слишком туп для этого, сэр Рагнвиндр.       — Останься со мной, — на секунду взгляд прояснился. — Останься со мной, и я вытащу тебя из этой грязи. Прошу тебя…       — М-м-м… Знаешь, как много раз я слышал это за три года?

«— Ты так прекрасен, Кайа…»

      — Ну что, я все еще прекрасен, а? — насмешливо топил его Альберих.       — Да, ты все еще прекрасен…       Кайа поднялся на локтях и пристально посмотрел в эти глаза. Что же это? Неужели в них теплится надежда? Верно… И пора бы ее расколоть вдребезги.       — Тогда можешь меня трахнуть прямо сейчас и, так уж и быть, кончить в меня. Я не скажу Эроху.       Тонкие пальцы потянулись к паху, язык скользнул по губам, и Дилюк взлетел с места. Стул рухнул на пол с такой силой, что спинка треснула. Рагнвиндр попятился и, привычно сжав губы, вылетел из спальни. Кайа выдохнул, медленно опустился на кровать и закрыл глаза.       — Избавь меня от этого нытья, сукин…

V

      — Чарльз! Будь другом!       Порхающий, как райская птица, красивый и статный Кайа влетел в таверну. Он устало заполз на твердое сидение, поморщившись и прижимаясь спиной к теплой стене, облегченно выдыхая. Он намеренно игнорировал Дилюка, известного в Мондштадте хозяина таверны и именитой винокурни «Рассвет». Так было принято считать, и эта ложь была спасением для семьи Рагнвиндров, иначе Эрох и это прибрал бы к рукам.       «Говори, но я не стану смотреть на тебя. Не стану слушать тебя. Не стану слышать тебя».       Но Дилюк не говорил ничего. Даже взгляда не поднимал. Посмотреть позволил себе только в спину, когда Кайа ушел на второй этаж, где его ждал очередной клиент. Очередные переговоры. Да только клиента этого внутри не оказалось и Кайа мельком осмотрелся, отслеживая, все ли в комнате идеально и чисто. Долго его здесь не было… За время ожидания успел нанести новую помаду черного цвета, едва сдержался, чтобы не плюнуть в лицо тому, кто смотрел на него из зеркала. А потом дверь отворилась.       — А… Наконец-то, — Кайа галантно поклонился. — Доброго вам дня, господин.       Дилюк стоял в дверях, пытаясь протолкнуть ком в горле, но во рту стало сухо. Он переступил порог и прикрыл за собой дверь. Не успел пройти дальше, как Кайа присел на край кровати и изящным движением закинул ногу на ногу. Это был не он. Совсем не Кайа. Кайа никогда не вел себя так на людях. Он никогда не смотрел так ни на кого, но, похоже, за это его так любили гости Тейвата.       — Я купил тебя до завтра, — голос Рагнвиндра в конце дрогнул.       — Благодарю вас, мастер Дилюк, — так же певуче и нежно протянул Кайа.       Он поднялся и подошел так близко, что черные губы ощущали на себе тепло чужих, горячих. Дилюк опустил веки, окунаясь с головой за Альберихом, что так нежно мазал устами по губам и щекам. Мягкие пальцы обхватили пах, плавно сжались.       — Встал… — прошептал на ухо Кайа с улыбкой.       — Нет… — сдавленно выдавил из себя Дилюк, отшатнувшись.       — Не волнуйтесь, господин. Я абсолютно здоров и очень бережен со своими клиентами. Позвольте мне…       — Мы уйдем, — оборвал его Дилюк, поймав тонкую кисть. — Ты больше не станешь заниматься этим. Уйдем из Мондштадта.       — Хотите потратить свое время на путешествие? Тогда стоит получить разрешение у господина Эроха, — бархатным голосом мурлыкнул Кайа, обхватывая пояс Дилюка. Он поднял руку, кончик языка прошелся по черной перчатке.       — Мы уйдем туда, где нас не найдут…       — Ох, мастер Дилюк! Как глупо и наивно! Вы напоминаете мне одного моего знакомого. Когда-то он мечтал отправиться в странствия, но то было так давно… В прошлой жизни. Сейчас здесь только мы.       Рангвиндр оттолкнул его, и глаза Кайи стали влажными. Маска на миг слетела, а руки протиснулись в карманы штанов. Кайа свесил голову и покачал ею.       — Ты больше не станешь заниматься этим! — отчаянно вырвалось из его уст.       — Идиот. Какой же ты идиот, Дилюк. Если я и уйду из Мондштадта, то только на тот свет.       Ладони вспотели, черная рубашка Дилюка прилипла к спине. Пальцы потянулись к белой шелковой ткани, но та ускользнула.       — Кай, прошу тебя…       — Люк, либо я выполняю свою работу, за которую ты заплатил, либо уходи по своим делам. Тебе, к слову, придется отчитаться за то, что ты пропускаешь рабочий день. Справка от врача тут не поможет, — гнусно посмеявшись, Кайа обрел серьезность. Дилюк не отвечал.       Тишина снова сгустилась. Рты раскрылись одновременно. Кайа взмахнул рукой, перехватывая инициативу. Он словно в последний раз рассматривал брата, его голова склонилась набок. Ладонь опустилась на белую щеку, покрытую мокрыми дорожками. Большой палец скользнул по коже, размазывая остатки слез.       — Прекращай, Люк. У меня больше нет другой жизни. И не будет.       Рвано выдохнув, Кайа вынул нож. Лезвие просвистело перед лицом Дилюка, и тот плотно зажмурился. Удара не последовало, а когда он открыл глаза, рука Альбериха удерживала гладкую прядь. Нож скользнул у плеча, срезав ее. Рука повисла вдоль тела, выронив последнее из некогда важных воспоминаний. Кайа скрипнул каблуком по лакированному дереву, вернул нож за пояс и покинул помещение.

VI

      — Зря вы вмешались, сэр Рагнвиндр, — тихо произнес Чарльз.       Они сидели в пустой таверне за одним из столиков. Дилюк дышал ровно, смотрел прямо, кулаки сжимали обещание, срезанное Альберихом. Этот жест явно дал понять, что пути назад нет.       — Почему он не приходит? — не смотря на Чарльза, спросил Дилюк. — Он всегда здесь перед закрытием. Почему его нет?       — Может, решил воспользоваться случаем и спит дома. Не переживайте, сам он ничего с собой не сделает. Сейчас этого не разглядеть, но мальчишка любит жить. Просто он забыл, как это — жить…       — Почему ты не написал мне? Не рассказал обо всем?       — Мастер, у меня семья… У меня дочь. Я…       Сдавленный вздох. Дилюк поднялся и стремительно вышел из таверны, оставив старика одного. Если Кайа вернется, о нем обязательно позаботятся. Но сейчас он хотел задать свой вопрос еще одному человеку. Ей терять нечего, так почему Джинн не уведомила его? Продвигаясь вверх по лестнице, Дилюк остановился на полпути и с силой ударил по камню. Жалкий. Какой же он жалкий… Рыскает по улицам, ища виноватых, когда сам бросил его в самый страшный момент жизни.       Ноги сами повели его дальше, но голова еще не осознавала. Если Кайа так желает, чтобы он забрал его жизнь, Дилюк исполнит это желание. И он мчался так быстро, что ступени пролетали под ногами стаями каменных птиц. Следом дверь, за ней другая. Потом он остолбенел.       — М, Дилюк? Молодец, что пришел. Можешь забирать, — небрежно бросил Эрох, указывая пыхтящей сигарой на неподвижное тело.       Кайа лежал на столе, широко раскинув ноги. Не было ясно, жив ли он, но казалось, что кровь обратилась скатертью под его фигурой. В кабинете магистра полный беспорядок, и одному богу известно, что творилось здесь весь вечер и полночи. На негнущихся ногах Дилюк медленно приблизился к столу. Немигающий взгляд встретился с алыми и Кайа слабо улыбнулся.       — Я… не могу больше… — одними губами, без единого звука произнес он и улыбнулся шире. — Умоляю…       — Шевелись! Я не собираюсь оставлять вас здесь. Забирай свою тушку и проваливай, — сказал Эрох, поднявшись с дивана и подойдя к братьям. Он отвратительно серпал над ухом Дилюка вино.       — Люк… порой я не могу отвести взгляда от твоего света, — Кайа шире раскрыл глаза, Дилюк задрожал, — в надежде на то… что однажды узрею, как он угасает…       Секундой позже сталь свистнула, вспарывая тело от паха до кадыка. Для Кайи эта секунда длилась вечность, но он не мог оторвать взгляда от покосившегося лица инспектора, который не успел осмыслить свою скорую гибель. Потом Кайю накрыла горечь сожаления. Как быстро… Слишком легко и быстро. Дилюк еще долго удерживал Волчью погибель на уровне своего лица, вглядываясь в поросячьи маленькие глазки Эроха. Он и сам не успел насытиться.       — Идиот… Сукин ты сын, Люк…       Клеймор упал вместе, тело шмякнулось рядом, как мешок с грязью, коим инспектор и являлся. Потом Дилюк прижался к разбитым губам, припал лбом ко лбу, сжимая и без того горящие от боли плечи Кайи.       — Я забираю… Забираю твою жизнь себе, Кай… Я похищаю тебя… Слышишь?       — Ты убьешь меня?..       — Нет!       — Почему?.. Мне так больно… Мне никогда не было так больно, Люк…       Горячие, непрошенные слезы хлынули волной, попадая в мелкие порезы на щеках Альбериха. Дилюк отстранился, прошелся взглядом по телу. Внимание привлекли перебитые ноги. Перебиты. Сумеет ли спасти их?       — Кай… Потерпи…       — Сукин ты сын, просто… дай мне… сдохнуть!       — Только после меня, Кай…       Рагнвиндр привязал к ногам ножки табурета, закутал Альбериха в плотную рыжую штору и прижал к себе. Голова Кайи вяло перекатилась на его плечо. Губы мягко собрали слезы с его щек. Он чувствовал боль в центре груди, как от толчка или небрежного удара.       — Больше не будет больно, Кайа… Клянусь. Никто тебя не тронет.       — Люк… Ты такой глупый…       — Знаю.       — Скажи… Я все еще… прекрасен?..       — Да, Кайа. Да. Прекрасен. Ты так прекрасен, мой дорогой Кайа…