Косички

В комнате тихо и светло, обычные будни. Фёдор уже закончил все свои компьютерные дела, поэтому небольшой шум, исходящий от соседа его ничуть не беспокоит. Гоголь сидит на диванчике и крутит в руках набор детских резинок, неизвестно где и когда подобранных. Даже забавно становится, но, с другой стороны, они ему даже к лицу. В его стиле. – Дост-кун, что ты думаешь об услуге парикмахера? — Коля прищурил глаз и вытянул одну резинку, представляя Достоевского с хвостиком. – Меня, значит, мы заплетаем, а о своей голове–! Фёдор оторвался от экрана, повернувшись в сторону говорящего. Гоголь часто предлагал случайные мысли без какого-либо смысла, просто, чтобы поставить перед фактом, мол, вот, какая у меня светлая голова, но сейчас, видимо, зацепился за идею. Потому что на диване уже никого нет. Не давая возможности ответить, Коля разворачивает Достоевского обратно спиной к нему и шлёпает набор на стол. – Ну что, хочешь модную причёску? – Гоголь перевалился через спинку стула, заглядывая в глаза Фёдора сверху. Тот спокойно глядел в ответ, и, спустя пару мгновений раздумья, кивнул. – Уху-ху! Ну держитесь, стилисты мира, сейчас мы всех переплюнем! – Из неоткуда появляется расчёска, но когда Достоевский не чувствует её в своих волосах, то начинает задаваться вопросом. Тот тут же отпадает, стоит двум красным перчаткам упасть рядом с резинками. Так... Он напрягается, но, в связи с несколько минут назад появившейся навязчивой идеей Коля не откажется от этой затеи, да и поздно уже. Как только обнажённые руки касаются его головы, Достоевский подключает всю силу воли, чтобы сдержать способность в узде. Тем временем сверху, видимо, пересмотрели свои решения, поскольку расчёска снова безжалостно расщиплена в плаще, а пальцы принялись аккуратно перебирать пряди. Будто читая мысли соседа, Гоголь был аккуратен с самого начала. Осторожно пропускает волосы сквозь пальцы, будто работая с хрусталём: надавишь чуть сильнее нужного – лопнет. Прошло несколько минут. Эти ощущения лёгкой щекотки шеи, прикосновения открытой кожи оставляли мурашки. Фёдор сейчас даже не вспомнит, когда последний раз кто-то касался его так свободно без защиты, без капли страха или неуверенности. Тут её совсем не было, нет. Коля будто знал, как делать это правильно, был уверен в своей сохранности. Вдруг Достоевский распахнул глаза. Он невольно расслабился, позволил лёгкой плёнке накрыть его глаза– Но всё было нормально. Та же светлая комната, та же картинка на экране. И тихие напевания сверху. До этого момента способность без разбора стирала каждого, кто смел подойти со спины, поэтому Фёдор опасался, не считал это хорошей идеей. Но Гоголь улыбался, собирая часть волос и держа в зубах резиночку. По загривку вновь пробежали мурашки, и тогда Достоевский вдруг осознаёт, что способность даже не пыталась активироваться всё это время. Нервно выдохнув, Фёдор наконец облегчённо оседает в кресле, позволяя себе расслабиться, и полностью доверяется Коле. Утопает в приятных ощущениях, отгоняет плохие отголоски прошлого. Он фокусирует внимание лишь на переплетающих его волосы руках. А спустя пару часов просыпается с косичками.