Невежество — это счастье, но для полноты счастья оно должно быть таким глубоким, чтобы не подозревать о себе самом.
Позвонки с неприятным хрустом встали на место, принося горячее наслаждение в затёкшую шею и порядком занывшую спину — Ксавье был уверен, что кости стонут от положения спины. Откинув альбом в сторону, художник упал на постель и шумно выдохнул, прикрывая глаза. Шум дождя за окном навевал приятные воспоминания не так давно минувших дней Вороньего Бала. Было бы совсем хорошо, не простудись Торп настолько, что несколько дней загинался от кашля и бреда температуры. Лихорадочное состояние окунуло Ксавье в пучины беспокойного сна — не всегда приятного, если так вспомнить. Помимо странных видений, которые нельзя классифицировать никак кроме «воспалённый мозг активно показывает сбои нервной системы», парня начали преследовать чужие воспоминания и картины, вынуждая вспомнить о пылившемся в ящике дневнике в зелёном переплёте. Интерес к тайнам жёлтых страниц был спорным, да и копаться в прошлом Торп не очень спешил — жизнь и так принесла не мало событий, на обдумывание которых необходимо колоссальное количество времени. Прошедших месяцев не хватило, о чём парень мог уверять с полной честностью. Вынужденное нахождение дома не принесло ничего кроме стресса — на фоне отца и его пассий, которые, если и объявлялись дома, то на довольно редкий срок. Ксавье давно привык к такому раскладу дел, но каждый раз когда юноша был готов окунуться в чтение — если попытки разобрать крайне неаккуратный почерк Карделии можно назвать чтением, — что-то шло не так. То ваза слетит с полки, на которой гордо покрывалась пылью последние пять лет, то техника выйдет из строя, то голубь об окно расшибётся — под женский визг и требования немедленно убрать труху со стекла. С горем пополам, когда парень оставался один, прочесть дневник медиума всё же вышло, но практической пользы из этого вынести почти не удалось. Слишком многое для юноши оказалось новым и непонятным. Псионика в целом всегда была слишком далёкой наукой, это скорее профиль отца, чем Ксавье — всё же, он думал, что его способности ограничивались исключительно мелким баловством в виде оживления того, что он воссоздавал своими руками, будь то картины или скульптуры. Произошедшее в прошлом учебном семестре казалось чем-то странным, обычные сны, которые оказывались вещими — но даже зная о чём-то, Торп так и не смог никому помочь. Кинботт не отнеслась к его словам серьёзно, списав всё на стресс и шок от постоянных убийств, да и подозрения полиции на всех учащихся тоже давали о себе знать — и это сыграло с ней злую шутку, но даже поверь она ему, Ксавье не знал когда именно и при каких обстоятельствах на женщину нападут. Насколько он знал, Уэнсдей была рядом и даже в больнице, где директрисе Уимс сообщили о смерти штатного психолога, но девушка не спешила делиться информацией, а потом было как-то не до этого, а вскоре и вовсе забылось. Гадалка из Бостона честно уверяла его в том, что его силы не так просты и она, вероятно, прекрасно понимала на что художник способен, но почему-то посчитала, что более правильным подходом будет мозговой штурм и истина, добытая самостоятельно. Что ж, ничего не доставалось легко. Даже погрузившись в псионику — Ксавье не узнал чего-то слишком нового. Это наука, которую не признают в обществе, списывая на то, что изгои часто ошибаются в своих видениях и получить достоверную информацию можно только от такого же псионика, но желания идти к отцу, который или отмахнётся, или решит, что Ксавье страдает ерундой, было мало. Он в любом случае не найдёт в своём неприлично забитом графике места для разговора. Если верить информации, предоставленной научными записями и интернетом, то псионика не более, чем видения — различного временного диапазона. Выделяют три типа — Предвидение, Послесказание и Дальновидение. Лично Ксавье сталкивался только с Предвидением — всё же, вещие сны оказались правдивы и все атаки Хайда Торп предвидел во снах. Но почему его сила проснулась и закрепилась за Тайлером — художник ответить не мог. Больше будущее не снилось, прошлое, если так подумать, тоже. Будто… стоило пропасть Хайду — пропали и силы. Осталось лишь ощущение границ миров и астральных планов, в которых художник так и не разобрался, а после ловушки в доме Карделии и думать о спиритических сеансах не хотел. Арнита же уверяла, что экстрасенсорика многогранна и открывается постепенно, для каждого в разном количестве, но была уверена, что Ксавье на порядок сильнее, чем думает. Дневник содержал не более, чем личные записи рабочего характера — даты, время, имена. Торп предположил, что это могут быть имена запертых духов, но Хопс попыталась войти в контакт с одним из имён чуть позже — дух даже не откликнулся. Дело ли в том, что он был заперт в особняке, или что имена означали совсем не то — уже не столь важно. Некоторые записи содержали описание ритуалов, довольно спорных, мало подходящих для призыва духа погибшего человека, скорее нечто более гнетущее и опасное — вроде оживления почившей любимой золотой рыбки посредством обмена временной нити от живого к мёртвому, а то и вовсе открытая некромантия. Нашлись даже цитаты Аллана Эдгара По, какая неожиданность. Но пара записей и правда привлекла внимание художника. Карделия описывала события, которые явились ей во снах и обозначала точную дату видения, а через несколько страниц указывала, что событие произошло на самом деле — и дату. Немного хитрости и технологий помогли узнать, что описываемые события и правда происходили, что точно давало понять одно — Карделия Риддл, кем бы она ни была, но точно не мошенницей и действительно обладала экстрасенсорными способностями, а не стягивала духов в одно место по книжке вроде «путь молодой ведьмы», где зачастую описывается викканская магия. Ксавье закрыл лицо руками и тяжело выдохнул — кажется, это становится привычкой, -, растирая глаза и щёки ладонями. Несколько дней в госпитале подарили ему одни из самых тяжёлых ночей за последние месяцы. Он видел женщину, проводившую обряды по призыву. Вероятно, это была Карделия, но утверждать он не брался, ведь жила она, как оказалось, не просто сотню лет назад — а две. Тут и сыграла подсказка от анонима, посылавшего Уэнсдей сообщений — «Вихрь Любовников». Года создания картины — с тысяча восемьсот двадцать четвертого по тысяча восемьсот двадцать седьмой. Активность в дневнике велась как раз в эти года, а последняя запись создавалась явно впопыхах, после чего Карделия и спрятала дневник в подпол, раскидала вещи и хрустальный шар туда, где его нашла Аддамс — под стол. Поразительно, что мародёры не вынесли столовое серебро и магические побрякушки. Помимо обрядов, Ксавье видел разговоры с людьми — точно с живыми людьми во плоти, но их лица скрывал туман, который наполнял астрал — возможно, прошлое Риддл показывалось со скидкой на то, что люди, которых видит Ксавье, уже мертвы — что не особо удивительно. Слов разобрать не получалось, лишь отдельные отрывки и звуки, но они забывались так же быстро, как и само видение, Торп запоминал только то, что происходило не в самом сильном припадке температуры и повторялось минимум дважды. Будто… дух хозяйки дневника хотел показать что-то, что должно было дать пищу для размышлений, ведь она сама указала на дневник — все ответы на вопросы о том, кем является юноши, хранятся в нём. С приездом в школу Ксавье и вовсе про дневник думать забыл, закинув его в ящик, но его начали посещать короткие видения повседневного сюжета, без кровавой бани и убийств, например: какого цвета лак будет на ногтях Энид сегодня или кого укусит мухоловка. Раньше, после дела с Хайдом, такого не было. Ни одного видения ровно до тех пор, пока он не переступил ворота школы. Невермор — место полно тайн, и дневник Карделии прекрасно встанет в один ряд. Настойчивый стук в окно заставил Ксавье подскочить с постели и уже осоловелым взглядом всмотреться в темноту за окном. Вещь приветственно помахал. — Ну конечно, куда уж без тебя… — поднявшись, Торп открыл окно и опёрся на раму плечом, — Чего тебе? Рука щёлкнул пальцами и указал на улицу, призывно помахав ладонью. Выгнув бровь в вопросе, Ксавье только хотел вставить пару саркастичных комментариев, как слуха коснулся мелодичный звук виолончели. Усмехнувшись, художник кивнул и потянулся за олимпийкой, на что Вещь нетерпеливо постучал пальцами. — Я понял, понял. Ты со мной или сам добежишь? — дождавшись решительных действий от руки в виде перехода с внешнего подоконника на внутренний, Торп накинул олимпийку и усадил Вещь на плечо, закрывая окно и покидая спальню.***
— Когда-нибудь ты расшибёшься, поднимаясь на крышу именно так, — брюнетка отложила смычок и повернула голову на парня. — Когда-нибудь ты прекратишь гонять Вещь в соседнее общежитие и просто напишешь мне сообщение, — скрестив руки на груди, Ксавье опёрся поясницей о перила, — Что-то хотела? — Я подумаю о сообщениях, — кивнув, Уэнсдей обхватила гриф виолончели покрепче и переставила в сторону, на подставку, — Вижу, тебе легче. Сегодня ты был на уроках — Наблюдательно. — Выглядишь так же паршиво, — уголок губ девушки дёрнулся в усмешке, — Ты ни о чём не хочешь мне рассказать? — А должен? — Торп вопросительно выгнул бровь, — Кажется, нам стоило обсудить границы отношений — я бы знал, что должен предоставлять отчёт. — Ты прекрасно знаешь о чём я, Ксавье, твой юмор неуместен. Я знаю как выглядит чувство дежавю и то, как человек на это реагирует. — Как же я реагирую? — Будто сталкиваешься с этим впервые и не знаешь верить ли тому, что видишь, — нахмурившись, Аддамс скрещивает руки на груди и закидывает ногу на ногу, — Тебе опять снятся сны, я права? Это Хайд? — Что? Нет! — выдохнув, Торп зачесал волосы назад и прикусил губу, царапая тонкую кожу зубами, — Нет, Уэнсдей, я не вижу Тайлера. Он сбежал, но я не знаю чем он занят. Меня мало волнует где этот псих бегает, главное отсюда подальше. — Тогда что? Ты сказал, что видения пропали после той ситуации и Кинботт была последней, что ты видел. Но сейчас ты явно что-то видишь, потому что слишком часто на твоём лице замешательство от довольно штатных ситуаций. И ты стонешь во сне. — Я не буду спрашивать… — проведя ладонью по лицу, Ксавье прикрыл глаза, успокаивая взбесившееся сердце, — Всё нормально, мне нужно немного времени чтобы разобраться во всём. — Это из-за дневника? Поэтому ты его спрятал? — Давно ты лазаешь по моей комнате? — С прошлого года, когда умер Роуэн. — Это не то, что заставит меня спать спокойно, ты в курсе? — вскинув руки, Ксавье чуть не сшиб Вещь с плеча и не отправил в полёт, на что получил недовольный стук по руке и средний палец с перил, — Ты его уже прочитала, я прав? — Телефоны удивительны тем, что фотографии не нужно выводить на плёнку, — хмыкнув, Уэнсдей поднялась со стула, — Расскажи мне, что ты видел. Облизнув губы, Торп склонил голову в сторону и нахмурился, пряча руки в карманы. Это совсем не то о чём он хотел бы разговаривать — особенно на уставшую голову. Слишком много вопросов — он совсем недавно вспомнил о дневнике и его начали преследовать воспоминания прошлого, а Уэнсдей уже вытягивает из него информацию, словно клещами. Если бы Ксавье был уверен хоть в чём-то, вероятно, он бы первым начал этот разговор, зная, что Аддамс точно смогла бы помочь, но не сейчас — когда он сам ничего не знает и мысли путаются. — Ксавье, — Уэнсдей слегка дёрнула парня за край олимпийки, привлекая внимание — вероятно, она что-то говорила, но Торп пропустил мимо ушей, — Я хочу помочь, ты знаешь, что можешь мне доверять. -Если бы я знал о чём рассказать, Уэнсдей, — выдохнув, художник вновь нервно зачесал волосы назад, вырывая руку из кармана, — Это сложно. Я ничего не понимаю. Я совсем забыл про этот чёртов дневник, но стоило мне вернуться в школу — как видения начались опять. Это… бытовое, понимаешь? Вроде, кто навернётся с лавочки или решит, что смазать мел замазкой — отличная идея. И оно сбывалось, но я не сразу заметил, а потом как холодной водой окатило. Всё… вернулось. — Та гадалка говорила, что ты способен на большее. Не удивительно, что твои силы начали расти. — Они не начали расти, они вернулись, что ли. И происходит это только здесь. А потом вообще начало происходить что-то странное — после бала, когда я свалился в госпиталь с температурой. Боже, я видел чёртово прошлое, Уэнсдей, прошлое! — Ксавье нервно передёрнул плечами, — То, о чём читал. Видел эти встречи, которые проводила Карделия. Но я видел не её глазами, а как бы… со стороны. Но там был туман, огромное количество, особенно на лицах людей. И я не понимаю почему я стал это видеть именно сейчас, почему вообще в школе со мной происходит что-то странное. — Она цитировала По, а школа возведена в его честь, — Аддамс обхватила подбородок пальцами и нахмурилась, рассматривая перила, — Возможно, в этом есть связь. Если ты снова видишь только находясь здесь, возможно, между Карделией и Невермором есть связь. — Притягиваешь за уши? — Твои варианты? -кинув на парня скептический взгляд, девушка помолчала пару секунд, — Вот видишь. Ты не можешь отрицать, что здесь может быть связь. Возможно, тебе стоит попытаться с ней поговорить — и тогда мы поймём в чём дело. — Мы? Уэнсдей, я не рискну никого вызывать, знаешь, медиум из меня не очень — ты должна помнить чем это закончилось в тот раз. Ещё раз сражаться за свою жизнь с озлобленными духами я не намерен. Тут мне схожая аура не поможет. Ты хоть представляешь сколько тайн хранит это место? Культ сумасшедших фанатиков. — Именно поэтому я и считаю, что школа и твои видения связаны. Именно школа их вызывает, Значит, Карделия как-то связана с По, они жили в один момент, возможно, она даже знала его лично. — Она умерла когда ему было двадцать. И она всю жизнь прожила в Бостоне, а он не то чтобы много лет там провёл. — Когда мистер Аллан его выкупил из армии, он вернулся именно в Бостон, где и прожил далеко не один год. Это было как раз в двадцатых годах, чисто в теории они могли быть знакомы. Эдгар тоже был изгоем, он писал о смертях близких, потому что видел их. — Не сравнивай Линор с Вергинией, Аддамс. Вергиния умерла от туберкулёза, а это довольно распространённое заболевание — особенно в те годы. Нет ничего удивительного в том, что он посвящал ей свои стихи, но Ворон был написал в последние годы жизни Вергинии. — Он писал о рае и возможности встречи с ней, серафимы, Ксавье, — девушка щёлкнула пальцами перед лицом Торпа, — Он знал что она умрёт задолго до прямой кончины. — И пять лет жил с тяжким грузом осознания, из-за чего начал сходить с ума и по итогу спился и обдолбался опиумом через два года после её смерти. Кто в здравом уме будет писать о своей жене, как о погибшей — пока она ещё жива? — Сам сказал — он сходил с ума, — Аддамс хмыкнула и скрестила руки на груди, — И, возможно, он был псиоником. Никто не знает какими силами обладал Эдгар, это тайна, покрытая мраком. Мотивы его работ слишком часто перекликались с тем, что происходило позже. В этом может быть подсказка. — И ты предлагаешь перерыть библиотеку в поисках рассказов и стихов По, а потом на твоей доске составлять параллели? Это бред, Уэсндей, — Ксавье выдохнул и опустил плечи, — Это не имеет смысла. Даже если Карделия была с ним знакома — она умерла раньше. Последняя запись в дневнике за двадцать лет до смерти Эдгара. Тогда она и умерла. Это не объясняет к чему все эти души, которых она заперла. — Как и не даёт ответов на вопросы, почему целые сто лет выпали из сознания людей. Жители свято уверены, что в том особняке прекратилась деятельность в тысяча девятисотых годах, но даты в дневнике указывают на тысяча восемьсот двадцать седьмой. Возможно ли такое воздействие на умы, что люди верили, мол, в особняке двести лет живёт медиум? — Внушаемость, в целом, вещь рабочая. Но не настолько, нет. Арнита могла ошибиться, ты её видела — она далеко не молода. — Я думаю, тут что-то не так, — опустившись на стул, девушка вскинула голову к ночному небу, — Карделия ждала чтобы кто-то нашёл дневник двести лет, сто из которых якобы проводила сеансы. Люди помнят её на словах, но не в действительности, но именно поэтому и нет фотографий — фотоаппараты придумали позже, после её настоящей кончины. Что-то пошло не по плану… — Думаешь, она была не одна? Не одна собирала духов? — Аддамс кивнула, — Если и так, то человек, который ей помогал, должен был продолжить. И забрать дневник. — А что, если он наоборот — мешал ей? Должен был помочь, но в конце концов решил, что игра не стоит свеч и избавился от неё? Мы только с чужих слов знаем, что её прибили к стене духи. Никто кроме самой Карделии не может ответить — это были призраки или человек. Я склоняюсь к второму варианту. Когда мы пришли — в доме явно что-то искали, это не было похоже на специально созданный бардак. Он был слишком ненавязчивым. — Искали дневник… Но как тогда тот, кто писал тебе, смог нам дать подсказку? Она не настолько очевидна, знаешь ли. «Вихрь Любовников» далеко не так картина, которая у всех на слуху. Девушка вскочила на ноги и хлопнула кулаком по ладони, загоревшимися глазами впиваясь в художника. — Я поняла. Уильям Блейк — Древо Яда. «Знал мой недруг, чьё оно» — это показывает, что какой-то недруг искал что-то, что не принадлежало ни Карделии, ни тому, кто устроил бардак у неё дома. Винчестер, Массачусетс, Бостон — город, где родился и какое-то время жил По. «Вихрь Любовников» — картина, о которой ты вспомнил только из-за того, что нас отправили туда уже по наводке Блейка и мы искали связь между ним и особняком. Это просто был намёк на хрустальный шар, но — в каких годах Блейк её закончил? — заметив как лицо Торпа из скептического вытянулось в удивлении, Уэнсдей спешно облизала губы и улыбнулась, — Правильно, с тысяча восемьсот двадцать четвёртого по двадцать седьмой. Три года, когда Карделия особенно активно вела дневник. Тот, кто напал на неё — не смог найти дневник. Мы же смогли и ты привёз его сюда, где у тебя вновь начались видения, ты даже видишь прошлое Риддл. — Это всё равно не объясняет при чём тут души, но… как ты вообще всё это связала? Документалки перед сном? — Почти. Возможно, Карделия хотела достать что-то, к чему не имела доступа, но могла получить посредством душ. Какой-то ритуал, вероятно. И тут два развития событий: или её приятель передумал и пытался её остановить, или хотел забрать всё себе. И это как-то связано или с Блейком, или сто процентов с Эдгаром. — Может быть, он не просто был псиоником, а мог влиять на сами слои астрала и реальности посредством своих работ… и в них старался избежать неминуемой смерти близких, но Вергиния стала последней каплей и он окончательно лишился рассудка. Мотив его текстов действительно прослеживается в событиях, происходящих в те времена. Он… — Влиял на саму реальность. Оживлял свои работы. Как ты, Ксавье. Торп нервно сглотнул вязкую слюну и с расширившимися зрачками взглянул на Аддамс. Девушка выглядела довольной, но одновременно слишком бледной. Что-то подсказывало, что художник сам белый, словно меловая стена. — И всё это связано с Невермором… дневник — лишь ключ духа Карделии к твоему сознанию во снах. Все ответы здесь, Ксавье. — «Сны — смерти лоскутки… О, как они мне ненавистны…».