I Told You Not to Fall in Love With Me

Майлз снова находился в пьяном состоянии. Это состояние случалось с ним все чаще и чаще, поскольку их тур становился всё более продолжительным, а так же более утомляющим. Пара едва ли успела вздремнуть, прежде чем их посадили в самолет и вытолкнули на сцену. Однако ни один из них не жаловался. Их более чем устраивала гастрольная жизнь; это был побег от взрослой жизни, то есть, их взрослых обязанностей. Ибо, когда они ходили по клубам с фанатами и употребляли алкоголь, закрывшись в гостиничном номере, они снова ощущали себя свободными. Чем больше Алекс проводил время порознь от своей дамы, тем легче удавалось Майлзу забыть о её существовании. Алекс Тёрнер был довольно скрытным человеком. Он никогда не говорил о своих чувствах к ней, а Майлз никогда его об этом не спрашивал. На второй или третьей неделе постоянных гастролей по Европе Майлз нарушил своё же обещание о раннем подъёме, и о вылете домой в десять часов утра. Открыв в гримёрке мини-холодильник, и обнаружив там дурацкое количество дешёвого алкоголя, Майлз поднял глаза на Алекса, точнее его вид после сцены: растрепанные длинные волосы, промокшая от пота рубашка; он всегда выглядел бодрее и моложе после концерта, перенасытясь адреналином, который полностью выбивал из него всю усталость. Алекс всегда поддавался Кейну, давать грёбанные интервью после похмелья, их бесконечные, как им казались фотосессии, после которых они уставали настолько, что даже не могли пить, веселиться и хорошо проводить время. Как будто снова наступил 2008. Тёрнер всего лишь хотел видеть своего самого близкого и любимого друга счастливым и спокойным перед его собственной личной бурей. Чем больше Майлз пил, тем громче он становился. Слишком громко смеялся и отпускал совсем уже не смешные шутки; он становился более общительным человеком, танцуя с фанатами в ночных клубах, и флиртуя с барменами в нетрезвом состоянии. Алекс же все это время наблюдал за ним, он просто внимательно смотрел, как каждый заказанный напиток делал его всё более и более развязанным. Тем временем, Майлз ощущал на себе, как тяжелые и горячие глаза товарища следят за ним, наблюдал, как тонкие губы Алекса слегка изгибаются, когда Ма танцевал или шутил. Вопрос: из гордости или насмешки? Кейн никогда не был уверен, но именно тогда, когда Алекс становился тихим, он жаждал его внимания. В такие моменты, он жаждал внимания больше, чем его глаз. Он нуждался в его прикосновениях, которые Алекс, как он знал, больше никогда ему не даст. Майлз выпил ещё, чтобы заглушить отчаяние за своего приятеля, замешательство и стыд. Алекс всё ещё продолжал наблюдать за ним. Солнце уже всходило, когда Майлз обнаружил себя лежащим лицом вниз, склонившись над туалетом в кабинке, а его же рвота продолжала наполнять его желудок. Он совсем размыто помнил, как оказался в таком положении. Его плечи всё ещё горели от прикосновений и нежных толчков Алекса к туалетам, когда его попытки дойти к туалетам, сделанные изо всех сил, (которые у него чудным образом оставались) не увенчивались успехом. Сейчас Алекс находился рядом, который молча присев рядом с ним, как маленький успокаивающий круг, поглаживал Майлза по спине. Когда Алекс почувствовал, что тело более высокого мужчины, чем он сам пыталось встать, он поднял его и обнял Кейна за плечи, чтобы принять его вес, и, пошатываясь, они вышли из клуба. Майлз начал бормотать непристойности о том, как хорошо всё же выглядит Алекс и каким заботливым он был; он почувствовал, как одна рука Майлза пьяно обхватила его плечо, а другая сжала его бок, но Алекс проигнорировал все его действия, и просто заставил себя продолжать идти с весом уже взрослого мужчины на нём. «Останься», — пробормотал Майлз, когда Алекс наконец опустил его на кровать гостиницы и повернулся, чтобы уйти в свою соседнюю комнату. «Почему?» — Алекс вздохнул. Он был до жути измотан, и Майлз знал, что так оно и есть. «Ты нужен мне сейчас». Тёрнер поморщился, но всё же принял решение остаться. Он сел напротив кровати и прислушивался к его неровному дыханию, молча умоляя его заснуть, чтобы они снова могли вернуться к притворству, что ничего и не было, что это было неловко, что они с Майлзом были лучшими и близкими друзьями, ни в чем не нуждались или хотели чего-то большего. «Алекс», — в голосе Майлза звучала тревога, алкоголь медленно покидал его кровеносную систему, но ещё не достаточно быстро. «Да». «Я люблю тебя». «Я знаю», — Алекс не мог оторваться от рассматривания ковра, даже если бы он захотел это сделать. Внезапно он почувствовал себя очень, очень маленьким. «Иди в кровать, иди сюда» .- прошептал Майлз, «Иди ко мне, Ал». Алекс закрыл своё лицо руками, надеясь, что они смогут скрыть его усталость, часть его слёз, когда он снова разобьёт сердце своему пьяному другу: «Нет, Майлз». «Пожалуйста». «Ты пьян». «Я знаю, что говорю». «Майлз, » Алекс осторожно встал, «Я…я люблю её.Ты знаешь, я люблю её и скучаю по ней… Ты просто» «Не говори мне этого, — Майлз закрыл глаза, — не говори мне, что я пьян и что я твой лучший друг. Потому что это не то, что есть на самом деле». «Я говорил тебе не влюбляться в меня», — Алекс яростно вытирал слёзы, катящиеся по его лицу, «Я говорил, что не хочу, чтобы тебе было больно…» «Убирайся, Алекс», — прошептал Майлз настолько тихо, что Алекс даже не был уверен, что это сказал именно он, «Скоро ты сможешь забраться к ней в постель, и мы сможем притвориться, что этого никогда не было. Снова.» «Мне жаль», — пролепетал Алекс, но Майлз никак на это не ответил. Он торжественно направился в свою комнату и упал на кровать, не потрудившись раздеться или почистить зубы. Его телефон резко загудел от сообщения, отправленного за много миль отсюда, спрашивающего его, хорошо ли он провел ночь, всё ли с ним в порядке, что его любят. Он не ответил. Не смог ответить. У него больше не было слов, чтобы что-либо говорить.