poison

      Кружка горячего чая согревает порядком окоченевшие ладони, пока разбушевавшееся сердцебиение пытается прийти в норму. Кадзуха цепляется взглядом за каждую мелочь, каждую пылинку, ненароком пролетевшую перед его глазами. Реальность в них давно искажена, он на своё благоразумие не надеется.       За спиной слышатся шаркающие шаги, наверняка их обладатель приближается к его комнате. Каэдэхара нервно сглатывает.       Скарамучча тихо подходит к нему со спины, опускает бледные руки на хрупкие плечи. Тонкие пальцы поправляют на них рубашку, ведут неторопливо по загривку и зарываются в белоснежные волосы. Кадзуха прикрывает глаза, прерывисто выдыхая. Брюнет знает его, как облупленного: куда надавить, где погладить, откуда тянуть. Знает, что стоит только запустить ладонь в копну волос, как станет легче даже после самой громкой взбучки. Стоит оставить нежный поцелуй за алеющим ушком, повести чуть выше кончиком носа и вдохнуть его аромат — всё. Самурая уведёт далеко и навсегда.       Они целуются лениво, и для сказителя это блестящая победа. Очередная, ожидаемая, ведущая к господству. Господству в душе и разуме кадзухи.       Его губу осторожно, но напористо прокусывают, слизывают с упоением капельки сладкой крови, наслаждаются привкусом металла и повторяют ритуал. Всё происходящее давно вызывает в Кадзухе бурю эмоций и чувств, начиная с бурлящего внутри желания и страсти.       Чай отправляется на прикроватный столик, а парень оказывается откинутым на спину. Брюнет нависает сверху, кончиками пальцев ведёт по бледной коже, ненароком забираясь под чужую рубаху. Кадзуха стискивает зубы, не отводит взгляда от бездонных, цвета морской волны глаз и тянется за поцелуем. Любовник в этом никогда не отказывает, наоборот, отвечает с полной отдачей. Каэдэхара не понимает, нежно ли касаются его скул костяшками пальцев, обводя недавно полученную в сражении царапину, или его фантазия вовсе сбредила, стараясь перекрыть моральное истощение?       Влажными поцелуями спускается по груди вниз, уделяя внимание каждому участку. Нарочно цепляет зубами тёмную горошину, кусает, с насыщением слушая чужой болезненный вздох, и тут же зализывает, как кот рану. Целует, мажет губами, царапает впалый живот, оставляя краснеющие следы от ногтей, метит-метит-метит. Кадзуха судорожно хватает ртом воздух, цепляясь за чужие плечи, и зажмуривается. Под веками мелькают разноцветные пятна, кажется, постарайся он ещё больше и его глаза вовсе закатятся вовнутрь.       Окажись в его руках меч и возможность перерезать этому дьяволу горло, он без раздумий избавил бы мир от этой ошибки. Но если бы эту возможность предоставили третьему лицу, Кадзуха бы не пережил.       Сказитель смертоносный, как самый изысканный яд. Над ним работали чёртову кучу времени, вложили в него всё самое губительное и опасное, сделали из него ходячее оружие. Один его взгляд способен припечатать к земле, жест — уничтожить вовсе. Его образ тяжёлый, неспособный подарить спокойствие и любовь, он несёт лишь хаос и бесчестие.       И Кадзуха в этом утонул, подобно маленькому ребёнку, попавшему в штормующее чёрное море.       Он жадно целует губы любовника, словно кто-то претендует на него, сжимает грубо у корней волосы, а второй рукой тянется к поясу штанов.       — Какой ты нетерпеливый, — меж поцелуев усмехается Скарамучча, помогая парню, — я ведь никуда не денусь.       — Жаль.       Сказитель улыбается, снова приникает к горячим губам, стянув с того наконец одежды.       Слова ненависти, пустой взгляд и полное повиновение для него лучший подарок. Никого другого не хочется так, как самурая, что с непередаваемым негативом смотрит смело ему в глаза на публике, однако стоит оказаться в гостевом доме, с наступлением ночи выкрикивает, срывая голос, только его имя.       Скарамучча осторожно вводит первый палец, внимательно наблюдая за чужой реакцией. Кадзуха хмурится, безусловно соглашаясь на зрительный контакт, и рукой ищет сказительскую. Пальцы тут же переплетаются, словно по давно данной друг другу клятве, и ладони становятся одним целым. Этот жест интимнее всего, что между ними было, и позволяет довольно выдохнуть. Брюнет стремительно растягивает напарника, не пропуская мимо себя ни единой эмоции, ловя взглядом каждый вздох, каждую дрожь.       — Он очень странно смотрит на тебя, — обеспокоенно делится Итэр, останавливаясь неподалёку от самурая. — Этот парень не вселяет должного доверия.       — Да, Нахида просила нас быть осторожными! — Паймон нервно кружится вокруг спутников, опасливо оглядываясь по сторонам. Сказителя след уже простыл. — Мы переживаем за тебя.       — Не стоит, путешественник, Паймон, — Кадзуха тепло улыбается, растрёпывая золотистую косу и пуская смешок. — Уж я-то точно не пропаду. Что думаете насчёт обеда в таверне Ламбада?       (Он не слушает нас совсем. Ты уверен, что всё будет хорошо?)       (Конечно, Паймон. Кадзухе стоит верить, он точно не пропадёт.)       Первый толчок.       Кадзуха останавливается на полувздохе, не позволяя стону вырваться наружу. Сказитель смотрит испытывающе, облизывая успевшие высохнуть губы, и толкается бёдрами ещё раз. Комната наполняется пошлыми шлепками и шумным дыханием. Каэдэхара не отводит глаз, брюнет читает в них немой вызов и смеётся.       — Ну же, — Скарамучча целует горячую кожу на шее, следом больно кусая её и зализывая след от зубов.       — Что случилось? — еле связывая слова в предложение, усмехается Кадзуха, поднимая подбородок и оголяя больше участков для чужих пыток. — Хочешь большего наказания?       Брюнет на секунду останавливается от неожиданности, после снова пуская тихий, но довольный смешок и выдыхая в губы напарнику:       — С нетерпением жду этого.       — Сказитель, — Итэр строго хмурится, вклиниваясь между парнями и с некоторой грубостью отталкивая от друга постороннего. — Тебе лучше уйти.       — Итэр? — Кадзуха изумлённо вскидывает брови, переводя взгляд с одного на другого.       — Путешественник, — с приторной сладостью хмыкает брюнет, разводя руки в стороны, — Не ожидал, что вы знакомы.       — Тебе здесь не рады, уходи.       Скарамучча криво улыбается, делает несколько шагов назад и выжидающе смотрит. Он знает, что игра определённо стоит свеч.       — Итэр, тебе не о чем беспокоиться, — как можно ласковее уверяет самурай, кладя руку на плечо товарища. Сказитель опасно стреляет взглядом.       — Тебе не стоит с ним встречаться, он очень мутный человек и-       — Итэр.       Тон самурая резко становится холодным, приводит путешественника в чувства и заставляет беспокойно встрепенуться. Он растерянно смотрит на друга, ища в глазах того ответ на незаданный вслух вопрос. Внезапное одёргивание становится сюрпризом, а довольный смешок со стороны предвестника заставляет не на шутку напрячься.       Кадзуха повторяет, что всё в порядке, и, не попрощавшись, уходит в противоположную сторону. Путешественник переглядывается с Паймон, видит её не менее сильное замешательство и переводит взгляд на сказителя.       Куда он делся?       Их отношения это что-то неправильное. Такое не должно существовать между двумя людьми. Их связывает крепкая ненависть друг к другу, Кадзуха готов поклясться жизнью, что терпеть не может его. Что от одного его упоминания тело судороги сводят, ярость заполняет его, как сосуд, и источать её хочется на всё вокруг.       Но сейчас, как и в прошлые и последующие разы, Каэдэхара цепляется за плечи парня, царапая кожу короткими ногтями, и шепчет, как в пьяном бреду, его имя. Его кожа плавится под чужими прикосновениями, поцелуи обжигают её словно раскалённая кочерга, оставляют метки на бледном теле, которые в жизни с него не сойдут. Кадзуха притягивает к себе брюнета, целует смазано его губы, шепчет «не отпущу» и слышит ответное «никому не отдам». Самурай теряет над собой самообладание, когда Скарамучча проезжает по той самой заветной точке, и протяжно стонет его имя, выгибаясь в спине до хруста позвоночника.       Сказитель довольно улыбается, ведя языком влажную дорожку по молочной груди.