За еще один язык она бралась от балды, хотя, казалось, куда еще? У Лайт и так было много занятий помимо. Порой она даже ловила себя на мысли, что безумно
устала, но французский был столь манящим…
В общем, да, с акцентом, но ближе к пятнадцати она спокойно могла болтать на разговорном французском. Потом девушка ловила себя на том, что
читала какую-то книгу в оригинале, то есть на итальянском. Затем она начала посмеиваться с немецких твитов, и в принципе… Свободно говорила на трех иностранных языках, читала на четырех, а писала на пяти.
Хотя цифра пять была с натяжкой, потому что английский был у Ягами больной темой. Очень больной. Да, она отлично знала школьную программу, у нее не было проблем с произношением, а грамматика никогда не хромала, но как бы девушка не пыталась… Лучше на латыни разговаривать целый день, чем воспринимать английский на слух. Что это вообще такое? Как это работает?
Отцу об этой детали Лайт не спешила говорить. Матери, к слову, тоже. Максимум младшей сестре что-то мимоходом сказать, но этой засранке вообще про учебу лучше не говорить. У Саю поперек глотки математика.
Кто бы мог подумать, что у нее, Ягами Лайт, отличницы, активистки и примера для подражания, что-то будет не получаться? Точно не сама девушка, что уж говорить про семью… Про отца.
Вот тут действительно была загвоздка. Скрыть проблему от отца сложно, учитывая его заскоки в сфере образования. Сложно, но возможно.
Это даже получалось до определенного момента.
— Как дела в школе, Лайт?
С недавних пор отец семейства начал задерживаться на работе, приходил поздно, если вообще дома ночевал. Время от времени Соитиро не появлялся дома в течении
дней. Жена за мужа беспокоилась, а старшая дочь выслушивала от младшей предположения об измене,
любовнице… или даже любовнике. Пусть и предпосылок к подобному не было, буквально, никаких. Саю только фыркала, потому что пусть отец и был трудоголиком и вообще глава полиции, но не до такой же степени.
В связи с последними обстоятельствами вопрос ожидаемый. Впервые в жизни Лайт ждала этого с ужасом, а не с нетерпением, гордостью за себя и свои успехи. В этот раз ей не хотелось тешить свое самолюбие. В этот раз она думала, как бы удрать с места преступления незамеченной.
Да, людям свойственно ошибаться, но, как показывала практика, лучше Ягами Соитиро об этом не рассказывать.
— Начали проходить литературу на основе религии, по математике уравнения усложнились, еще меня пытались выдвинуть в студсовет от нашего класса, но я отказалась.
Сместим акценты.
— А как оценки?
— За последние тесты все те же сто баллов, а что? — девушка строит удивленное лицо.
Сейчас главное вести себя, как обычно, а не… нервно.
И вообще, к чему этот вопрос про оценки? Сам ведь прекрасно понимает, что я себе не позволю на плохо учиться или…
Или он видел те несчастные 96 баллов по английскому.
Если да, то Лайт очень сильно ошиблась. Надо было сжечь треклятую бумажку, а не тащить домой. Видимо, она слишком сильно замоталась с дополнительными занятиями и уроками, уже соображать начала туго.
Но больше за тот ужин тему эту не поднимали. На следующий тоже, потому что отца снова на работе задержали или какие там у него отмазки. Если честно, Лайт больше всего нравилась версия с любовницей, но…
Если говорить об Ягами Соитиро, то работа больше походила на его законную жену, чем настоящая.
Лайт спускается вниз, перекидывается парой слов с мамой, треплет по волосам малявку, улыбается одной из тех немногочисленных счастливых улыбок и берет пачку любимых чипсов.
Ладно, порассуждает об этом попозже, перед сном, если не вырубиться от усталости раньше. А сейчас ее ждет домашка, выпуск новостей и содержимое пачки.
***
Беда пришла откуда не ждали.
Не важно где, когда и от кого мужчина услышал это, но он уже сделал какие-то свои выводы на данный счет. В подобном, кажется, Соитиро был даже категоричнее, консервативнее, чем в плане учебы. Когда ты старшая дочь главы Агентства национальной полиции, то у тебя не только оценки должны быть лучше всех, но и окружение подобающее.
— Если ты так считаешь, то я прекращу наше общение.
Маска спокойствие давно уже слетела, а ее и слушать не хотят, вообще-то. Если сказали, то надо бы отца послушать и сделать как велено, а не…
— Но ведь Миру не плохой парень. Он хороший друг и даже правил дорожного движения ни разу в жизни не нарушил. Нам с ним по пути, и будет странно, если я резко прекращу…
В оглушающей тишине дома раздается удар кулака по столу. Лайт вздрагивает и опускает голову. Она не может так же уверенно, как несколько секунд назад, смотреть отцу в глаза.
Пытаться что-то доказывать бесполезно.
И так почти всегда. Но сделать хотя бы одну попытку стоило.
Будь на ее месте Саю отец этот разговор бы не начал. Потому что Саю — младшая, на нее нет таких больших надежд, как на Лайт. Пока что, по крайней мере. Когда отец разочаруется в старшей дочери, а это однажды обязательно случится (просто не может не случиться), то начнется спрос с младшей.
Мама провожает Лайт грустным взглядом, а дочь кое-как возвращает себе прежнюю выдержку.
Лайт смотрит на свое усталое отражение лица в зеркале ванной комнаты и трет глаза. Хочется спать. Безумно хочется спать. Она умывается
холодной водой и вытирает лицо мягким полотенцем.
Когда мама стирает вещи, особенно постельное белье, то они становятся бархатными, пахнут чем-то цветочным. Этот запах напоминает духи Сатико. Порой Лайт представляет, что это не полотенце, а мамины руки, как и в далеком детстве, вытирают слезы с щек, проводят указательным пальцем по длине носа, чтобы отвлечь внимание от
боли причины истерики.
Это успокаивает. Приводит мысли в порядок.
Но что за чушь? В собственных мыслях это звучит так, будто мама о ней сейчас не заботиться. А она заботиться и еще как, но… Саю младше, ей нужна помощь и Лайт любит свою сестру. А с теми, кого любишь, принято делиться. Так всегда говорил отец, когда в детстве старшенькая выдавала сцены ревности…
Да и вообще, она делает это, в основном, не ради себя, а ради сестры.
Пусть Саю будет беззаботной пока может. Как бы неправильно это не звучало. Пусть веселиться за них двоих.
— Я ушел, — даже в ванной слышен хлопок двери. Лайт морщится. Что-то она тут застоялась, надо бы еще доделать несколько заданий для школы.
И написать Миру.
Хотя бы написать. Потому что при личной встрече или звонке, голос ее явно подведет.
Если бы у парня родители были другие, то эта тема и не всплыла.
Отчего-то Лайт думала, что этот этап пройден. Этап, когда ее контролируют, как маленькую, ничего не знающую о мире девочку. Когда говорят элементарные правила. Когда требуют их выполнять и чтить…
Язык хочется вымыть с мылом. Может хоть это поможет перестать чувствовать горечь? Да и что с Миру не так? Да, его отец сидит сейчас в тюрьме, но Лайт узнала об этом случайно. Она бы никогда о таком не подумала. Ну, и что, что у них неполная семья? Мать Миру милая женщина, точно сына не бьет. Боже, да у этой двоицы в доме идиллия.
Не то, что в доме семьи Ягами.
— Соберись, тряпка. Люди появляются и исчезают, от одного ничего не изменится.
Лайт тяжко вздыхает, весит полотенце на место и смотрит на себя в последний раз.
Мерзость. У нее начали появляться круги под глазами. С этим надо что-то делать.
Или просто замазать тоналкой. Звучит как не плохой план.
***
Про камеры она вообще-то знала и старалась не забывать (хотя как это вообще возможно в данной ситуации?). Про то, что с ними отец как-то (пусть и косвенно) связан — тоже. О том, что пока на одну из них она
случайно не наткнется, поговорить об этом с родителем не получится — тем более.
Как и всегда, это было сложно, но возможно.
Спустя неделю камер в доме, Лайт наткнулась на одну во время уборки на верхней полке стеллажа.
Камера была совсем маленькая. Если бы не та щепетильность, с которой каждую неделю по воскресениям Лайт прибиралась в своей комнате, она бы
ее и не заметила.
Левый глаз начал дергаться.
Если б она не знала настоящей причины, то все равно не удивилась. У нее так же бы дергался левый глаз, а гнев начинал закипать еще больше, чем обычно. Чего-то подобного она, право слово, и ожидала от своего отца.
Какая удача, что Ягами Соитиро был сегодня дома. Какая удача, что Саю ускакала гулять с подружками, а мама ушла на посиделки с бывшими одноклассницами. Они обе вернуться не скоро.
Глаз продолжает дергаться.
Она просто не может не попытаться найти еще хотя бы две камеры. Она обязана ради себя самой. Ее так воспитали, пусть теперь не жалуются.
Когда девушка натыкается на четвертую мелкую камеру, то глаза щурятся, а руки трясутся от гнева.
Если честно, весьма символично. Забавно. Иронично. Противно.
Потому что какого черта?!
Как говорится, она была готова смириться с щепетильностью к оценкам, контролю ее поведения и окружения, но это…
Ей что, совсем не доверяют?
— Не без оснований.
В любом случае, Лайт решила пойти ва-банк и включить разъяренную старшую дочь.
Характером она пошла в отца, а отец — в деда. Помнится, эта двоица очень часто ругалась, когда дедушка еще жив был.
Ягами старший хмурится, когда слышит хлопок двери, а его дочь уходит ночевать к подруге. Конечно, матери этот разговор девушка не пересказывает. Она, в принципе, его не упоминает ни до, ни после.
Камеры убирают. Наблюдение за семьей Ягами заканчивается чуть раньше срока, а Лайт чувствует себя немножечко победителем.
Преступники продолжают медленно умирать, Кира так и не обнаружен, пусть кое-какие подозреваемые появились, ну, а один выигранный бой не означает выигранную войну.
Пусть Лайт это знает, но на губах сама собой появляется улыбка. Возможно, больше похожая на оскал.
