Будь рядом, сядь дальше

      Илью отловили сразу после звонка с урока. Потянули за лямку рюкзака так, что он пошатнулся назад, чуть ли не наступив на ногу Вове. Развернувшись и рассеянно поправив сползшую лямку, Илья вздохнул.       —Ну че? —Вова виноватым не выглядит, смотрит в ожидании ответа на заданный ещё с утра вопрос.       Илья поправляет очки, пожав плечом.       —Не пойду, извини, короче.       Семенюк разводит руками. Явного возмущения в его голосе нет, но говорит он, будто со знанием дела:       —В смысле: не пойду? Ну и что ты дома делать будешь? За компом сидеть? И без того в очках ходишь, будто дядька какой, на педофила похож. Или на дебила. Ещё и сутулым будешь.       Илья открывает рот что бы а сам то, ты смеешься что-ли но Вова говорит:       —Давай, всё. Пойдёшь, короче. Будешь новыми друзьями обрастать. Полезными. Там и старшаки будут, —Семенюк уходит в перечисление старшеклассников, которых Илья, в общем то, не знает и не горит желанием знать, но они, кажется, просто профи гении в шутерах и, —и Данила Кашин.       Коряков понимает, что лицо у него сейчас приняло наитупейшее выражение, и он надеется, что Вова не обратил на это внимания. Чувствует, как в груди зашевелился интерес—опять, когда он слышит что-то о Кашине. Илья знает, что уже согласен пойти на эту тусу у Вовиного знакомого. Потому что—       Даня старше. Даня крутой. Даня рыжий и песни бля круто очень накидывает. Даня смеётся хрипло, громко. Красиво в общем, смотреть и слушать его хочется.       Ещё Даня высокий. Не то, чтобы сам Илья был метр с кепкой, но глядя на Кашина снизу вверх, в животе ворочился восторг, заставляя ладошки потеть.       Илья не дурачок, даже если ему это говорят чаще чем "дарова".       Илья головой понимает—эти чувства не всрались никому, в том числе и ему самому. Однако в груди всё равно воет, ноет, требует чего-то. Физического, духовного. Илья запоминает всё: каждый раз, когда Даня его касается по-дружески, перебрасывается парой фраз, смотрит. Коряков обдумывает все его действия лёжа на кровати в час ночи, когда будильник стоит на шесть часов. Думает, прокручивает, извращает, добавляя в Данины жесты свои прихотливые подтексты, доводит до абсурда.       Илья, кажется, влюблён в парня, и ему теперь всегда страшно.       —Ну что? —спрашивает Семенюк, закончив вкидывать свои весомые, по его мнению, аргументы.       И аргументы и в прям имеют вес, раз Илья, отводя глаза говорит ладно, уговорил. ***       Коряков сидит на диване, зажатый между Максом и Вовой, которые то ли спорят, то ли очень пылко ведут свои разговоры об очередной не суть важна. Макс, в пылу алкашной эмоциональности пару раз попадает рукой по лицу Ильи, извиняется, трёт его лицо ладонью как мать-которая пьёт-и-бьёт и продолжает обсуждение. Илья бы встал да ушёл наконец, однако двигаться не хочется, в целом. В комнате жарко, очки запотевают, и открытой форточки не хватает для охлаждения заполненной людьми комнаты.       Даню он увидел лишь через час с лишним от начала вписки (Илюха, не вписка, а алко-пати, тут всё культурно), и остался не совсем удовлетворённым. Успел он перекинуться с Даней лишь о даров дань как дела? у меня? да как обычно, а ты.. да-да, иди конечно, да, давай кхм.       Теперь Илья сидел, крутил в руках банку дешманского пива, пытаясь унять чувство нехватки внимания, и изредка кидал взгляд в сторону Дани.       И вроде всё спокойно, пока чей-то голос не добавляет:       —А давайте в бутылочку, народ!       А ему в ответ:       —А давайте!       Макс рядом оживает, толкает локтем Илью:       —Давай тоже.       Коряков откашливается, наблюдает за тем, как инициаторы самой креативной идеи на свете собирают народ. Подходят к Дане. Илья скребёт пальцем по колену, глядя на то, как Кашин оставляет свой стакан и пожимает плечами.       Макс трясёт его ещё раз, указывая на уже сидящего на полу Вову.       —Я пошёл короче, Илюх.       Илья встаёт следом, снимает очки, кладёт на пол рядом с пивом. Максим прослеживает глазами за его действиями.       —Чего снял?       —Что бы сосаться легче было. ***       —И с парнями что-ли?       Саша, друг—знакомого—друга—знакомого Вовы краснеет лицом, выглядит ошарашенным тем, что оказывается может выпасть и на человека того же пола что и ты. Остальные, преисполненные азартом, начинают улюлюкать, тыкать тем, что а че зассал?       Саша кривит лицо.       —Бля, нет. Меня вывернет.       —Да целуй, целуй, —смеётся Андрей, указывая на бутылку от водки на полу. Говорит громче, обращаясь к другим, —дело чести, народ.       Илья принимать участие в этом не собирается. Он проходится глазами по лицам людей, задерживаясь на Дане. Тот сидит, особо никаких эмоций не проявляя, крутит в руках какую-то мелочь. Кажется, тоже не собирается своё мнение высказывать.       —Да пошёл ты, бля, Андрей. Сам с мужиками сосись, раз так хочется.       Андрей поднимает руку с оттопыренным средним пальцем, определённо точно собираясь ответить на выпад Саши. Максим, сидящий с ним рядом, хватает его за руку.       —Да ладно, тихо, тихо. Всё, —загибает палец Андрея обратно. Тот стряхивает его руку, —а давайте так: кто не хочет, может отказаться. Ну, у нас же тут всё ради веселья, никого заставлять не будем.       —Да похуй,— говорит кто-то, Илья уже не смотрит кто. —пусть будет так, продолжаем.       Откуда-то слышится скукотища блять и Илья с ним согласен отчасти.       Когда очередь доходит до Дани, Илья начинает думать, что зря вообще согласился на эту игру. Его колотит при мысли о том, что он будет смотреть, как Даня целует кого-то. Что, если горлышко покажет на другого парня или на самого Илью? С какими мыслями он должен сейчас тут сидеть, когда появилась возможность отказаться от поцелуя с парнем. И Даня конечно же, обязательно скривившись, откажется. Сейчас, глядя как бутылка начинает останавливаться, Коряков чётко осознаёт, насколько наивной и дурацкой была его надежда на поцелуй с Данечкой.       Кашин поднимается, и Илья не может прекратить пялиться, пока тот подходит к указанному человеку. Создаваемый остальными подбадривающий шум, которым сопровождался каждый поцелуй, уходит на второй план, когда Илья смотрит на то, как Даня наклоняется и легко целует Машу—Дашу—Сашу—как—там—её в красные губы. Илья отводит взгляд. Трёт пальцы нервно, скребёт заусенец, стараясь заглушить развернувшийся внутри ураган из зависти, ревности и досады. Не имеет права.       Бутылка идёт по кругу.       Илье выпадает Карина—девочка с параллельки, вроде, Коряков не вспоминает. У него щеки от лёгкого смущения краснеют, пока она дует губы и смеётся:       —Давай, Илюш. Больно не будет.       Илья встаёт, слушая одобрительные выкрики от друзей, подходит к девушке. Садясь рядом, чувствует как спину прожигают чужие взгляды, в особенности—       Данин голос догоняет его, когда Илья уже начинает приближаться к лицу Карины.       —Жги, Илюша.       Скорее чувствует, чем видит, как Даня растягивается в ухмылке, салютуя своей банкой.       А у Илюши теперь мурашки по спине, пекло в груди. Он трёт вспотевшие ладони о жёсткую джинсу, надеясь, что полумрак комнаты скроет его нервяк, пока он наклоняется и быстро чмокает первую за этот вечер девушку в губы.       Бутылка вновь идёт по кругу.       Илья целовал, его целовали. Жаль только что не Даню и не Даня       Спустя одиннадцать человек, он снова крутит, без особого энтузиазма. Нервно было в первые два раза, потому что-то ну а вдруг но       Говорят, пора заканчивать, скучно уже, ну. Последний круг.       Илья уже ни на что не надеется, когда смотрит на блестящий бок крутящейся бутылочки. Разговоры рядом, душный воздух в помещении, справа сбоку расплывается красно-рыжее пятно вместо Кашина. Коряков сидит, бутылка крутится. Крутится.       Он не сразу замечает, что в комнате наступает тишина, Илья поднимает глаза и—       Немеет, когда горлышко бутылки наконец-то указывает на Кашина. Илья опасливо поднимает на него взгляд, тот в свою очередь лишь вскидывает светлые брови под всеобщее о-о-о-о.       —Илюх, ну, —подаёт голос Вова откуда-то сбоку,—будете?       —Да, —хрипит Илья, дурея от собственной, непонятно откуда взявшейся, смелости. Голова кругом, от участившегося пульса уши закладывает и Коряков уверен—он сейчас красный как ебаная Данина толстовка. Спросить о том, согласен ли сам Кашин Илья вспоминает, когда уже распрямляет ноги что бы встать. Он ловит размытый взгляд Дани и мнимая уверенность в тот же миг испаряется. Прочистив горло, стыдливо интересуется:       —А ты, Дань?       Пожалуйста, скажи да       Пожалуйста, скажи нет       Илья правда не знает что хуже. Что будет, если Даня откажется понятно—его ожидает собственный неловкий смех и обратное, такое же неловкое, возвращение на место. Бессонная ночь полная самоуничтожения и прокрутки его быстрого, необдуманного "Да".       Пространство вокруг колеблется от напряжения. Илья смотрит, как Даня пожимает плечами, как шевелятся его тонкие губы, с ужасом понимая, что прослушал ответ из-за шума вокруг.       —Что?       —Говорю, давай. Поебать.       Не может, блять, быть. Коряков впервые за этот вечер встречается глазами с Даней. Глядит на рыжего прямо, пытается рассмотреть в светлых глазах тень насмешки, шутки. Ждёт когда Даня брезгливо поведёт рукой, мол, я те че, пидор? Однако в ответ Кашин смотрит нечитаемо, приподнимается, расправляя широкие плечи. Очевидно, ждёт.       Илья неуклюже встаёт и начинает идти, не чувствуя при этом твёрдой поверхности под ногами.       Не отводя взгляда, Коряков наклоняется к Дане под возбуждённый хохот друзей и знакомых, чувствуя как его потряхивает от смущения. Обещает себе считать секунды, но забывается уже на первой, когда его сжатые от волнения губы встречаются с чужими. Илья жмурится.       Это не на что не похоже. Чувств дохуя, они обжигают, накрывают с головой так, что Илья банально не может разжать губы, руки. Он не может нормально вздохнуть, не получается. Короткие ногти впиваются в ладони до тупой боли и Илья в сотый раз за вечер умирает, когда чувствует как Данина рука слегка касается его колена. Это ничего не значит, наверняка, просто жест—успокойся расслабься, что бы сосаться как с человеком а не с бревном.       Коряков резко разрывает поцелуй, отклоняясь, вскакивает на ноги. Место, где лежала ладонь жжётся до покалывания, у Ильи живот скручивает приятно-неприятно, когда он понимает что именно произошло. Ему о чем-то говорят вслед, смеются, пока он идёт на своё место, но Илья кроме собственного сердцебиения не слышит ничего совершенно. Перед глазами размытое лицо Дани, его спокойный взгляд, фантомное ощущение тёплых прикосновений.       Постепенно обсуждения-шутки-вопросы стихают и бутылка переходит в руки последнему человеку. Игра продолжается, но Илья всё никак не может прийти в себя. Находит рукой оставленные очки, надевает.       —Вов, я отойду.       —Куда? —Семенюк поворачивает румяное от алкашки и смеха лицо, —Херово что-ли тебе?       —Душно, я подышать, —и встаёт, краем уха ловя Вовино "ладно". Бегло осмотрев стулья и диван на наличие своей ветровки и, не обнаружив оного, Илья протиснулся через сидящих людей в сторону кухни—на балкон. Подгоняемый внезапным желанием оказаться одному, Коряков открыл задребезжавшую дверь балкона и вышел наружу так, в одной футболке, в не самых тёплых джинсах. Дыхание тут же перехватило: холодный ноябрь радовал уже наступившей зимой и минус девятью. То, что он попросту не надел даже тапки стало ясно, когда ноги начало покалывать. Илья выругался—возвращаться не хотелось. Опёршись о перила покрытые инеем, парень сделал короткий вдох—дышать полной грудью не получилось. Морозный воздух сковывал лёгкие. Обдумывать этот недопоцелуй в удушливой комнате не хотелось—впервые. Илья глянул вниз, на простор среднестатистического двора из среднестатистической высоты пятого этажа, рассеянно потёр средний и указательный пальцы. Если бы Коряков курил—обязательно сейчас затянулся бы одной. Двумя. Может, тремя.       Илья слабо улыбнулся. Сбежал от ребят, от Даниного взгляда непонятного, как испуганный подросток, которого взрослый дядя за коленку потрогал. Илья подавился мёрзлым воздухом, когда в горле запузырился смех—а ведь правда за коленку щупали. Появившейся ветер закружил пару снежинок, вместе с тем сдув с лица Корякова слабую ухмылку. Илья задрожал и понял, что окончательно замёрз. Пора было возвращаться обратно, собрать вещи, сказать что-то вроде всем спасибо было круто ребят и пойти уже домой. Скрежет петель на балконной двери сзади заставил Илью подскочить на месте и обернуться. В приоткрытую дверь высунулась рыжая голова Дани, которая, окинув взглядом взъерошенного ветром Илью, поинтересовался грубым басом:       —Че ты тут?       —А, я... —Илья прочистил горло, потерев нос, —Просто.       Даня цыкнул и окончательно показался, открыв дверь и выйдя на улицу. Ещё раз бегло пройдя глазами по Илье, перилам и двору, достал из-за уха сигарету. Засунул в рот, щёлкнул зажигалкой. Затянулся. Илья молча смотрел.       —Пиздец какой, даже крыши нет. —Кашин пнул рядом лежащий мелкий сугроб. Прищурившись, вгляделся куда-то вниз. —Ты че блять в носках стоишь?       Илья почувствовал, что если он сейчас не выдавит из себя что-то путное, рискует попасть в список полных придурков, окончательно. Клацая зубами, Илья кивнул на ноги самого Дани.       —А ты что в кроссах? И по дому так ходил что-ли? Это ж тебе не Америка, что бы, типа, так в обуви. По дому.       —Я уходить собрался, —Даня шипит недовольно, как кот. Тушит недокуренную сигарету о стену, хмурится. —Ну-ка, пошли.       И, схватив Корякова за холодную руку, втаскивает на кухню. Теплоту Илья сначала не чувствует—настолько продрог. Ноги мокрые, лицо и руки горят от холода, и он понимает, что простоял на холоде минут двадцать по ощущениям.       Даня сажает его на стул, косится недовольно в сторону шума с зала. На минуту они оба вслушиваются в весёлый гул продолжавших веселиться ребят. Кто-то кричит дава-а-ай и рядом хлопает дверь ванной. Кашин переводит взгляд на него, опираясь на кухонную гарнитуру.       —Где у тебя одежда осталась?       Илья, правда, не помнит. Обхватывает себя руками и дёргает плечами.       —Да я не нашёл. Может, кто то перепутал, и ушёл домой с моей кофтой.       Кашин фыркает, стоит напротив и просто смотрит. Опять не понятно, о чем он думает, может, о том, как Илья со своим Да попёрся к нему целоваться. Только Илье сейчас не до решения чужих головоломок, ему надо согреться, а то мать пожурит, что опять заболел. Думает, надо бы хоть руки под тёплую воду засунуть, отогреть. Коряков выпрямляется сквозь дрожь, встаёт и огибает неподвижного Даню, направляясь к раковине. Тёплую руку, что обвивает его запястье Илья чувствует не сразу, настолько кожа стала нечувствительна. Даня на себя слегка дёргает, заставляет к нему лицом повернуться. Бубнит опять обзывалки свои не обидные дурила ты, да, балбесина в одной футболке ну и че ты там фонари считал баламошка отрывисто снимая свой верх.       Илья стоит в замешательстве. Ему, кажется, уже становится тепло под сердцем, ещё до того, как Даня натягивает на него свою красную толстовку. Кашин накидывает на его голову капюшон, затягивает завязки, сделав кривой бант на скорую руку.       Илья тонет в одежде, которая сохранила тепло чужого тела, и это даже лучше маминых грелок, завёрнутых в полотенце. Лучше, чем кипяток с малиновым вареньем. Ему тепло.       Коряков смотрит на спину отвернувшегося Дани, который копается на чужой кухне. Кажется, в поисках чайника.       —Даня, —хрипит Илья. Скажи спасибо Даня, вертится в голове, пока он смотрит, как Кашин набирает воду в электрический чайник. Спасибо, спасибо большое. Даня, ты мне нравишься. Очень очень нравишься Даня, —Даня.       —Да, —отзывается, щёлкнув кнопкой чайника. —че такое?       Спасибо       Ты мне нравишься       —Давай как-нибудь сыграем КС.       Даня приподнимает брови, и его появившаяся улыбка перерастает в звучный хохот. Говорит: ну ты даёшь, Коряков.       Илье теперь жарко. Ноги мокрые, щёки горят то ли от стыда, то ли от морозного отходняка. Коряков вслушивается в ха ха ха и думает, что всё таки попал в список полных-полнейших придурков.       У Дани на лице всё ещё тень улыбки. Он хлопает Илью по плечу, оставляя лежать руку там же, пока говорит, —В субботу, айда.       Коряков кивает, понимая, что поход к Вове в гости придётся отменить.       —Кофту оставь, я всё равно в куртке. Вон, щас чайник закипит, попей чайку там. У Саши носки новые попроси. Отогрейся короче, а то сляжешь с бронхитом каким-нить. Не знаю, —Даня сжимает его плечо, не больно, но ощутимо вдавливая палец в ямку ключицы. Потом убирает руку, поправляя короткие волосы. —Напишешь вечером в пятницу, что б я не забыл, ладно-хорошо? Пошёл я короче, давай.       Кивает, и уже на дверном проёме оборачивается, улыбаясь:       —Не заболей, Илюша.       А Илья так и стоит, слушая как Даня кидает быстрое ну всё давайте своим знакомым, и, шурша курткой, захлопывает входную дверь.       Коряков заваривает одноразовый чай, который Даня откопал на полках, и ебись оно в рот, если этот факт не заставляет Илью подёргиваться от переизбытка чувств.       Сидя на чужой кухне, выстукивая по стеклянным бокам чужой кружки и в Даниной толстовке, Илья понимает.       Он не знает Данин номер.