***
Даже в самых страшных кошмарах он не мог представить, что его когда-нибудь потащат в кандалах босиком по разбитой каменной дороге, обрамленной отвесной скалой с одной стороны и глубокой пропастью с другой. Совсем близко ревел водопад, питавший единственную на весь хребет горную реку. Рай шатался от измождения и с трудом переставлял ноги. Скала щетинилась на нестройную колонну людей острыми гранями базальта. Об один из них маг рассек висок, украсив половину лица кровавой коркой. Раскаленное ущелье напоминало печь. Длинные спутанные волосы противно облепили шею и плечи Рая, рубашка пристала к грязному телу. Сейчас Рай ничем не отличался от нищих южан, тайком ютящихся в доках и шарящихся в помоях в поисках куска заплесневелого хлеба. Он порой швырял этим нищим медяк-другой и брезгливо вырывал полы ученической мантии из безобразных узловатых пальцев. Тень могущественной длани Верховного Судьи неотвратимо нависала над приговоренными, указывая на место их будущего заключения: обширную сеть шахт и рудников, богатую золотыми и медными жилами, а также драгоценным морганитом. Десятки пустых лиц не выражали ничего, кроме покорности судьбе. Они заранее смирились с неизбежным концом, который непременно встретят среди каменной пыли и грязи где-то глубоко под горой. Их изнуренные голодом и непосильным трудом тела бросят гнить в яме для отходов и навсегда забудут. На стене крошечной камеры белело четыре дюжины отметин. В первую же ночь Рай понял, почему зарубки ставят на рассвете. Сокамерник встретил новенького с большим энтузиазмом. Бритый бородатый мужик со шрамом через весь череп окинул Рая красноречивым взглядом с ног до головы и представился Мясником. — Знаешь, почему меня так назвали? — Мясник развалился на койке, широко расставив ноги. — Я один из сильнейших на арене. Ты скоро поймешь. Будешь прислуживать мне, и я защищу твою задницу от посторонних. Тебе все ясно, красавчик? Рай побелел от гнева. — Благодарю за столь щедрое предложение, но моя задница не нуждается в защите. Мясник недобро ухмыльнулся и резанул острым взглядом по магическим оковам. — Симпатичные цацки. Рай прикрыл браслеты рукавами. После поступления в Академию он самоуверенно считал, что вытравил из себя скользкий ледяной страх от ощущения собственного бессилия. В учебных поединках ему не было равных: Рай окружал себя непроницаемой броней, в то же время вскрывал щиты противника, как створки устрицы, и безжалостно бил в мягкое нутро. Лишившись сил, Рай вновь почувствовал себя уязвимым ребенком, вынужденным вести неравный бой со всем миром. Тюрьму выдолбили прямо в скале, в месте, где не осталось ничего, представлявшего для королевства экономической или магической ценности. Гонмордские горы изобиловали пещерами – последствиями частых землетрясений, из-за которых случались обвалы. Бывало, что заключенные падали в кипящие источники или оказывались погребены заживо. В таком случае остальные получали вдобавок к жидкой похлебке сладковатое мясо. В камеры не проникал солнечный – или какой-либо иной – свет, кроме тусклого сияния фосфорных камней, которые приходилось ежедневно выносить наружу под открытое небо, а вечером отвоевывать, потому что кто-то всегда хотел заполучить себе больше света. Время измерялось угасанием фосфора и командами стражи: утренняя молитва, завтрак, выход в каменоломни, мытье в горной реке раз в три дня, ужин, вечерняя молитва. Все это Рай узнал позже, а пока рассматривал две миски баланды, которые просунули в щель под дверью. В свете фосфорного камня жидкая каша приобрела трупный оттенок. Когда маг нехотя потянулся к крайней миске, Мясник пнул ее, разлив содержимое, и вернулся на койку с собственной порцией. — Давай-ка я еще кое-что проясню, парень. Ты никто и вряд ли поднимешься выше подстилки. У нас здесь можно неплохо устроиться за определенные услуги: получить больше еды, перину помягче, — он кивком указал на голую каменную лежанку Рая, — пропуск в горячий источник. Поверь, лучше это буду я, чем стража. — Мясник выдержал паузу и приподнял миску с баландой. — Последний шанс поесть. — Пошел ты, — процедил Рай. Ночью он лежал неподвижно на ледяной койке, повторяя про себя медитативные стишия. Во время пешего перехода через перевал железные кандалы разодрали его запястья до мяса. Но физическая боль не могла затмить ту, что порождали магические оковы, прервавшие циркуляцию энергии, поэтому Рай надеялся замкнуть потоки внутри себя, чтобы не лишиться способностей навсегда. Из книг он вычитал, что скоро дискомфорт перерастет в агонию. Однажды боль уйдет, что будет означать окончательную утрату магии. Такой исход пугал Рая до дрожи. Без магии он никто, сирота из рыбацкого городка на северной границе, презираемый полукровка. Его транс прервало подозрительное колебание воздуха. Рай напрягся и в следующий миг вцепился в пальцы, сжавшие горло. Мясник приподнял его над койкой и с силой приложил головой о камни. — Не хочешь по-хорошему, сука? Будет по-плохому, — прорычал он. Очередной удар вышиб искры из глаз Рая. Маг вцепился ногтями в лицо Мясника и разорвал ему губу. Отшатнувшись, мужик взревел от боли. Рай съехал с койки. Удары и удушье дезориентировали его, но в следующий миг он, невзирая на боль, бросился к Мяснику и от души пнул его между ног. Мужик тонко взвизгнул и, скрючившись, осел на пол. Тогда Рай без колебаний ударил его в висок. Мясник приглушенно застонал и распластался на полу. Шум привлек внимание стражи. Не успел Рай объясниться, как его хлестнули плетью и поставили на колени лицом в пол. Остаток ночи он провел в глухом каменном мешке, а утро встретил в пыточной, прикованным к стулу кожаными ремнями. Пожалуй, при иных обстоятельствах Рай назвал бы комнату уютной. У противоположной стены жарко горел камин, сбоку стоял заваленный бумагами письменный стол и одинокий табурет. Среди теней также спряталась неприметная дверь. Никаких цепей с крюками под потолком, распорок или щипцов. Только одинокая кочерга у каминной решетки и стройный ряд бронзовых подсвечников. Пленника не заставили долго ждать. Пожилой мужчина – почти старик – вошел, опираясь на трость. Несмотря на возраст, он стремительно пересек комнату, знаком велел страже убираться и пробежался чуткими пальцами по свиткам на столе. — Раймонд из Миртела, почти выпускник Академии. — Его голос походил на треск сухих сучьев в костре. — За что ты здесь? Разумеется, он уже знал ответ, но почему-то хотел услышать его именно от Рая. — Судья оклеветал меня, — выпалил маг. — Ему надо было избавиться от меня, чтобы устроить брак Лии с герцогом, а заодно повесить на кого-то те ворованные деньги, которых я в глаза не видел! Старик глухо вздохнул. — Понимаю, мальчик мой. Твои глаза… ты наполовину северянин? — Да, это так, — пробормотал Рай, сбитый с толку странным вопросом. — Вы мне верите? — Отец или мать? — отстраненно пробормотал тот себе под нос, продолжая внимательно рассматривать пленника. — Все же, думаю, отец. Слишком яркие черты, чтобы и цвет глаз, и волос, как буря… Можешь звать меня Кардусом. Что-то подсказывает, что ты будешь моим частым гостем. — Он приблизился и ощупал сжатые кулаки Рая, избегая свежего клейма на тыльной стороне правой ладони. — Уверен, ты был превосходным магом. — Я и сейчас маг! — упрямо вскинулся Рай. — Я не потеряю способности. Кардус потрепал его по щеке. — Здесь тебе нужно беспокоиться не о потере способностей, а о потере жизни. Ты покалечил Мясника накануне боя. На него многие ставили, и теперь придется как-то делить деньги. Не слишком вежливо с твоей стороны, мальчик. Однако на первый раз обойдемся чем-нибудь полегче, ты же не против? Он неспешно описал круг по комнате, дважды стукнул тростью по скрытой двери, и та моментально распахнулась. В проеме возник невероятных размеров человек. Выпрямившись в полный рост, он едва не задевал макушкой потолок и без усилий держал на весу кованый сундук. Кардус приподнял крышку и достал кожаный рулон. — Для магов важнее всего руки, не так ли, Раймонд? Можно лишиться языка, глаз, ног, но если магу повредить пальцы, он становится бесполезен. Скажи мне откровенно, Рай, — Кардус с отеческой улыбкой развернул перед ним рулон, явив набор длинных острых игл, — в глубине души ты ведь хотел стать выдающимся магом, не имеющим себе равных? — из-за скрытой двери появился второй помощник, ростом не уступавший первому. — Наверное, тебе сейчас очень страшно и горько: наблюдать, как все твои труды превращаются в пыль из-за горстки чужого золота? Разожмите ему кулаки и держите крепко. Четыре дюжины дней прошло с момента прибытия Рая на рудники. После повторного инцидента с новым сокамерником его посадили в одиночку. Пальцы постепенно вернули чувствительность. Кардус ограничился тем, что с ювелирной точностью надавил на нервные узлы, но не стал уродовать нарочно ни в тот раз, ни в последующие. Старому психу доставляло удовольствие подбирать для пленников индивидуальные наборы пыток – играть на страхах, доводя едва не до сумасшествия. Таким способом от заключенных добивались дисциплины, а порой, информации. Рай держался обособленно. Его не покидали мысли о свободе и справедливости. Он в красках представлял, как вернется в столицу и докажет всем свою невиновность, благородно благословит брак Ламелии и герцога Верита, но только после публичных извинений от Верховного Судьи. Затем Рай раздумывал над тем, как придет в Академию и сдаст тот несчастный экзамен. Он будет упорно тренироваться, пока не восстановит потерянные силы и не вернет себе звание лучшего, а затем займет место королевского мага. Сладкие мечты проникали во сны. Просыпаясь под крики стражи, Рай еще чувствовал ласковое касание теплого столичного ветра, запах небесно-синих ирисов и терпкую сладость ледяного вина. Воспоминания сжимали сердце тоской и детской обидой на несправедливый изменчивый мир. В тот день их накормили бурой баландой, разбили на привычные группы, выдали по клетке с крохотной птицей и отправили в шахты. Надсмотрщики лениво взмахивали плетьми. Из-под кирки летела каменная пыль и жалкие медные крошки. Факелы чадили, отравляя и без того скудный воздух. Рай пожертвовал частью робы и драгоценным глотком воды, чтобы защитить влажной повязкой нос и рот. Старик рядом с ним согнулся в тяжелом приступе кашля и с жутким хрипом рухнул под ноги. Рай пораженно смотрел на дергающееся тело, пока оно не обмякло, а на его собственную спину не обрушилась плеть. — Что застыл, отродье? Копай! Кто-нибудь, уберите труп. Спина Рая горела огнем, но он не мог отвести взгляд. Он знал о смерти, но никогда не видел ее так близко. На закате – он предполагал, тогда уже наступил закат, – сверху донесся грохот и крики. Надсмотрщики убежали на шум, но быстро вернулись, матерясь на все лады. Выход из шахты оказался наглухо завален. Заключенных заставили ворочать тяжелые валуны. Несмотря на истощение, они с остервенением прорывали путь к свободе. Факелы прогорали один за другим. Крохотные птички падали замертво на дно клеток. Рай рискнул заикнуться о том, чтобы снять с него оковы и заклинанием расчистить завал. Он не помышлял о побеге, а надеялся на крупицу магии, чтобы частично восстановиться и сохранить способности, но в ответ получил удар в под ребра рукояткой кирки, а когда глубокой ночью каторжники, едва живые, выползли на поверхность, стражники потащили его к позорным столбам, где он провисел до самого утра. Заметив надсмотрщика с хлыстом наперевес, Рай попытался оправдаться, но с него бесцеремонно содрали арестантскую робу. — Ради Бога, не надо! Я ничего не замышлял, клянусь! Стражник сплюнул под ноги и широко замахнулся. — Бога здесь нет, парень. Безжалостное южное солнце забиралось все выше по небосклону. Рая секли до тех пор, пока он не сорвал голос. Он упирался лбом в раскаленный железный столб и молил Всевышнего о глотке воды, и чтобы горная гряда рухнула и погребла его под собой. Над нагретыми камнями поднималось марево, в котором Раю чудился то невредимый улыбчивый отец, то спятившая мать, в очередном приступе называвшая сына демоном. Порой высоко на скале возникал и сразу таял хрупкий силуэт Ламелии. Рай в крошку стирал зубы лишь бы не стонать от боли. Пот катился по худой разодранной спине, разъедая свежие раны. Шрамы останутся с ним навсегда. В один из душных дней, бесконечно похожих друг на друга, его притащили на арену – каменную чашу размером чуть меньше дуэльного круга. На стене к этому времени появилось еще четыре дюжины отметин. Тупой зазубренный меч ходил ходуном в ослабевшей руке. Раньше Рай мало упражнялся с оружием, отдавая предпочтение магии, в которой он был чертовски хорош. Но оковы уже перебили потоки энергии и превратили Рая в каторжника-калеку, которому остается лишь недостойно испустить дух. На лицах зрителей – праздной стражи – читалась жажда крови: они стучали железными кружками, обсуждали бойцов и делали ставки. Отовсюду доносились выкрики: «мальчишка сдохнет через пять минут», «Дробильщик вспорет ему брюхо», «нет, сначала отрубит руку». Они ставили на время, на первый или последний удар, на способ убийства. Противник, крепкий мужик, знакомый по руднику, раззявил пасть в безумном вопле и бросился вперед. Рай принял удар на лезвие, отшатнулся в сторону, но мужик ударил его в лицо локтем, чудом не сломав нос. Рая отшвырнуло к стене. На одно бесконечное мгновение ему показалось, что он ослеп. Сверху раздались недовольные вопли зрителей, затем ему на макушку полилось что-то теплое. Он испуганно дернулся, но быстро понял, что это всего лишь вода. Дробильщик сгреб его за шиворот и ударил в живот, вышибая дух. Он больше не воспринимал бой в серьез и теперь просто развлекал гомонящую стражу, набивая себе цену. Рай бессильно рухнул на песок. «Убей меня уже», – подумал он, глядя на свои израненные руки. Дробильщик жестко намотал его волосы на кулак, как какой-то портовой девке, и подтащил к центру арены, чтобы предоставить зрителям лучший обзор. — Наша принцесса, кажется, разрыдалась от страха! Сверху грянул хохот. Рядом с лицом Рая тускло блеснул меч, и этот крошечный солнечный блик вдруг рассеял муть в его сознании. — Прости, детка, но живым отсюда уйдет только один, – осклабился Дробильщик. Рая охватила безудержная ярость. Он скорее сам вспорет себе глотку, чем примет унизительную смерть от руки вора и убийцы! Он молниеносно схватился за лезвие и гарду и рванул: рукоятка выскользнула из влажной ладони противника. Рай перехватил меч и глубоко резанул чужое бедро. Дробильщик отшатнулся и совсем немного ослабил хватку, но Раю хватило с лихвой, чтобы вырваться, лишившись клока волос. Никто больше не прикоснется к его голове. Он загреб раненой ладонью горсть песка и швырнул, метя противнику в глаза. Тот зажмурился и с ревом швырнул Рая на землю. От удара голова зазвенела, как колокол. Каторжник выхватил у него оружие, подскочил и пнул Рая в живот. Тот скрючился на песке, с трудом проглотив подступившую к горлу желчь. До него донесся отдаленный гул толпы. В поле зрения маячила зыбкая фигура Дробильщика, занесшего меч. Рай напрягся, готовый к последнему рывку, стиснул зубы и змеей скользнул вперед. В тот же миг меч с визгом рассек воздух. Рай не смотрел, как лезвие летит к его предплечью, а сосредоточился на своей цели. Сталь с чудовищной силой напоролась на магический браслет и отскочила, жалобно звякнув. Руку до плеча прострелило вспышкой боли, в след за которой пришло онемение. Не давая противнику опомниться, Рай опрокинул его на землю и принялся бить, пока не превратил чужое лицо в месиво, а когда Дробильщик перестал сопротивляться, он подобрал меч и перерезал ему горло. Фонтан крови залил Раю лицо и грудь. Заключенный булькнул, бессмысленно разевая рот. Рай смотрел на его жалкие предсмертные потуги и впервые с момента вынесения приговора чувствовал почти животное наслаждение. Он выживет, вернется и уничтожит каждого, кто поиграл с ним, а затем избавился. Он заставит их заплатить.***
Тоннель лежал под горой, как слепая кишка, упершаяся в гранитную стену. Множество тонких отростков хаотично расползались в стороны в поисках золота и морганита. Каторжников разбили на случайные пары, сковали ноги ножными кандалами и выдали по фосфорному камню и короткой кирке. Рай четырежды провоцировал стражу, увечил сокамерников, сутками сидел в карцере. Все ради того, чтобы подгадать смену с заключенным по кличке Молот Ведьм – непримечательным мужчиной неопределенного возраста. Молот Ведьм остервенело стучал киркой по стене. Его лицо подергивалось, будто он вел оживленный внутренний диалог. Он привлек внимание Рая – и остальных заключенных – тем, что трижды наотрез отказался от поединков даже под угрозой позорного столба и каменного мешка. Надсмотрщики собирались силой выволочь его на арену, но Рай каждый раз вызывался добровольцем и не разочаровывал. К тому моменту он уже заработал репутацию и прозвище Бешеный. Воздух наполняла каменная взвесь и валящий с ног запах пота. Рай и Молот работали бок о бок уже много часов – фосфорный камень потускнел на две трети. Молот опустил кирку. Он явно берег левую руку. Возможно, это была всего лишь старая рана, но Рай уповал на иной вариант. От одной мысли об этом у него потели ладони. Улучив момент, Рай сделал вид, что споткнулся о цепи и навалился на сокамерника, мертвой хваткой вцепившись в его руку. Лицо Молота исказила гримаса животного ужаса и ненависти. Он отшвырнул Рая к стене, и тот не сдержал хищной улыбки. — Значит, это правда! Тебе все же удалось забрать у ведьм камень. Не дав Молоту опомниться, Рай сложил пальцы в магический жест. Потолок расколола сеть глубоких трещин, и обвал в мгновение ока отрезал их от внешнего мира. — Дьявол мне в печенку, как ты это сделал? На тебе оковы! — заорал Молот. Рай растер левую кисть и пожал плечами. — Немного везения и один точный удар. А теперь предлагаю очень простую сделку: ты отдаешь мне камень и выходишь отсюда живой… — Пошел ты, ублюдок! — Молот вскинул кирку. Его колотила дрожь. — Я не для того три дня потрошил тех ведьм, чтобы добровольно расстаться с камнем! В ответ на оскорбление Рай лучезарно улыбнулся. — Очень хорошо. Молот испуганно раскрыл рот и вскинул руки к лицу, но не смог его коснуться. Наблюдая за бессмысленными потугами, Рай присел на уступ и небрежно закинул ногу на ногу. — Жаль, нет времени истязать тебя так же, как ты тех несчастных девушек. Даже Кардус изумился твоей жестокости, когда читал отчеты. Не пытайся разбить мой щит, он непроницаем. Я был лучшим в Академии. — Мужик в это время, задыхаясь, бил по щиту киркой. — И все ради лунного камня. Ты не маг, а простой матрос, зачем он тебе? Предположу, что ты случайно заметил его на одной из ведьм во время плаванья и попал под его влияние. За миг до очередного удара Рай развеял заклинание, и Молот с хрустом вонзил кирку себе в глазницу. Еще живой, он распластался на земле, а кирка так и осталась торчать из его головы. Рай лениво подошел к нему, присел рядом на корточки и задрал рукав. Его взору открылся подгнивший шрам, грубо схваченный толстыми нитками. Без лишних церемоний маг разорвал их и вытащил из раны гладкий сияющий лазурным светом камушек размером с ноготь. Молот проследил свое сокровище взглядом, полным отчаянной тоски. Рай очистил находку от гноя и крови, затем завороженно покатал в пальцах. О лунных камнях ходили легенды. Они составляли основу всех чар, которыми пользовались морские ведьмы: от насылания кошмаров до похищения душ. Лишь раз взглянув на лунный камень, непосвященный в круг морских ведьм утрачивал разум и жил одной только жаждой обладания им. Однако Рай рискнул жизнью по другой причине. — Знаешь, однажды в библиотеке Академии я наткнулся на секцию древних книг. Там были собраны сведения об утраченном руническом учении северян, о южном религиозном волшебстве, а также свитки с обрядовыми чарами восточных морских ведьм. — Рай залюбовался осколком небес на своей ладони. — Помимо прочего, лунный камень может преумножать магию хозяина. По сравнению с ним драгоценный морганит – просто кусок стекла. Молот из последних сил шевельнул пальцем. С той стороны завала раздались голоса, и крошечный золотой отблеск пламени проник в полумрак тоннеля. — А вот и подмога! Если тебя это утешит, твой лунный камень послужит высшей цели. Рай выпрямился во весь немалый рост и с силой наступил на кирку. Позже он поведает страже, что напарник сошел с ума в тесном пространстве и размозжил себе череп, однако, найдутся те, кто ему не поверит.***
На этот раз Кардус не вызывал бравых помощников. Более того, старик выпроводил стражу и остался с Раем один на один. Маг был спокоен: он аккуратно подчистил концы так, что ни одна улика не привела бы к нему. Тем более, уже неделю ему не задавали вопросов. Тело Молота сбросили в выгребную яму, и все забыли о нем. Все, кроме мастера пыток. Когда молчание затянулось, Рай поинтересовался: — Я в чем-то провинился? Кардус ответил ему долгим взглядом. — У тебя красивые глаза, Раймонд, — неожиданно прошелестел старик, — цветом похожи на стальные тучи над океаном. О, как я скучаю по океану! Думаю, ты согласишься, что лучше отдать жизнь ему, чем изжариться в этой проклятой жаровне. — Он взял Рая за подбородок и повернул его голову ближе к свету. — Во время наших бесед я детально изучил твои глаза. Скажи, почему же они вдруг стали ярко-синими? Такое как раз случается, когда долго любуешься лунным камнем. Рай обомлел. Не сдержавшись, он сжал кулаки, и кожаные ремни на запястьях со скрипом натянулись. Кардус удовлетворенно кивнул. — Я так и знал. Куда ты спрятал его? Тебя обыскали, а в камере тайников нет. Справившись с собой, Рай вскинул брови в легком изумлении. — Не понимаю, о каком камне речь? А цвет глаз – лишь небольшой фокус, последствие медитаций… — Открой рот. Живо. Или мне использовать свой язык? «Так вот, какую игру ты ведешь, старый извращенец», — с отвращением подумал Рай. — «Теперь ясно, почему Пряник зачастил к тебе на допросы». Предупреждая закономерную идею Кардуса, Рай раздвинул колени. Его план все еще был катастрофически несовершенен, но второго шанса могло не представиться, к тому же приближалась полночь. — Может, тогда я дам тебе подсказку, и мы немного развлечемся? Вот теперь старик заинтересовался по-настоящему. В отличие от толстяка Пряника, Рай мог похвастаться стройным телом. Победителей боев кормили на порядок лучше и давали поблажки в каменоломнях. Кардус предвкушающе потер руки, а затем досадливо цокнул: — Жаль, железная груша осталась в пыточной. Услышав это, Рай похолодел, но усилием воли удержал улыбку. — У меня завтра бой, — напомнил он. — Ничего-ничего, это не помешает. У меня здесь есть замечательные щипцы… Кожаные ремни лопнули под натиском магического щита. Кардус не успел даже охнуть, как оказался лежащим лицом в пол с заломанными руками. Рай надавил коленом ему на хребет и окружил комнату изнутри заклинанием «глухого воздуха», которое требовало колоссальной концентрации и почти полностью лишило мага скопленных за неделю крох сил. В вырезе арестантской робы на коротком шнурке тяжело качнулась лазоревая слеза, прежде спрятанная под слабой иллюзией. Кардус затрепыхался и завопил, но Рай жестко ткнул старика носом в выщербленный камень. — Не трать силы. Тебя не услышат. — На тебе магические оковы! Как, дьявол тебя раздери, ты используешь магию?! — Возможно, я продал ему душу? Или я сам дьявол, кто знает? Говори, есть вторая тропа через горы? — Это Гонмордский хребет, недоумок! Отсюда тебя ждет только один выход – на тот свет. В другой раз Рай счел бы это пустым оскорблением, но среди заключенных действительно гуляли тревожные слухи о том, что с южных рудников нет выхода. На памяти Рая двое отбыли сроки, и их под покровом ночи забрали имперцы – южане, не чуравшиеся рабства. Рай выругался. Его заклинание безмолвия не продержится долго. Он снова вдавил Кардуса в грязный пол. — Я не первый, кому сшили дело, не так ли? — Да, — простонал старик. — Королевский совет за большие деньги поставляет имперцам рабов. — Кто?! — Судья и Канцлер. — А Эберхард? Отвечай, или переломаю кости! — Не знаю! — заверещал Кардус. — Наверное, он в доле. Рай выпустил его, и старик скорчился, как тухлая креветка. Он обмочился от страха. — Тебе отсюда не выбраться, — прошипел Кардус, на что маг лишь усмехнулся и затащил мастера пыток в пыточное кресло. — Ты сдохнешь, выродок. — Все мы когда-нибудь сдохнем, — ответил Рай и надел на брызжущего слюной старика намордник. — Я лишь потороплю кое-кого. Затем он дошел до камина, подхватил кочергу и вернулся к скованному Кардусу, размахнулся и раздробил ему пальцы поочередно на обеих руках. Рай отбросил кочергу, почти наслаждаясь чужими воплями. — Это тебе за иголки под ногтями. Заклинание выжало из него все соки. Пора было бежать. В пыточной он раздобыл заранее примеченные веревку, крюки и короткий кинжал, захватил полупустую флягу с дрянным вином, плащ, штаны из плотного полотна и приличные сапоги одного из помощников. У самого выхода Рай помедлил, собираясь с силами. Над ним возвышались три уровня тюрьмы и одна из высочайших гор королевства. Он коснулся лунного камня, призывая запечатанную в него иллюзию, и решительно распахнул дверь. — Мастер велел не беспокоить. Ему нужен особый инструмент. Маг точно скопировал манеру одного из помощников Кардуса, который, как он успел узнать, в это время обычно распивал брагу с постовыми на стенах. Стражник махнул ему рукой и зевнул. — Отлично, я в этот раз не ставил на Бешеного. Рай бесшумно скользил по коридорам. Полумрак играл ему на руку, но колебание света редких свечей и факелов у постов заставляло иллюзию мерцать. Оковы все еще сдерживали мощь Рая, и ему приходилось усилием воли сцеживать магию по капле через трещину на левом браслете, оставшуюся после первого боя. Караульные внутреннего двора мазнули по нему взглядами и вернулись к игре в кости. Вырвавшись из тесных пещер, Рай сбился с шага, затем вовсе остановился, вдыхая полной грудью прозрачный горный воздух. Очевидно, удача улыбалась ему, как и желтозубый месяц, зависший над самым высоким пиком Гонмордских гор. Во внутреннем дворе стояла тишина, какой он не слышал уже давно: ни криков, ни свиста плетей, ни звона цепей, только приглушенные переговоры стражников, стук костей по стенкам игральных стаканчиков и ропот ветра в ущелье. Кто-то из караульных крикнул Раю: — Если ты решил отлить, вали за сарай. Тот тотчас стряхнул с себя оцепенение. — Мастер велел принести инструмент. — …ать тебя за ногу! — один из игроков хлопнул себя по колену, с досадой глядя на кости. — Почему Кардус забрал Бешеного именно сегодня, а? Я поставил на него четверть жалования! Ключ сам знаешь, где. Рай скрипнул зубами. Он не знал, где чертов ключ! Его пальцы уже начали неметь. — Руки грязные. Отопри сам. Стражник обматерил его с головы до ног, но поднялся и вразвалочку направился к калитке, ведущей во внешний двор, где находились конюшни, амбары, кузня и прачечная, в которую стражники частенько наведывались за чистой и искренней любовью прачек. Сняв с гвоздика на стене ключ, караульный подбросил его на ладони и протянул Раю, как вдруг недоуменно нахмурился. — А чей-то у тебя с лицо… Его рот округлился, глаза стали размером с пару серебряных. — Бешеный?! Побе… Рай молниеносно перерезал ему горло, а затем метнул кинжал в напарника, но промазал. От испуга стражник упал со стула и завопил: — Тревога! Побег! Рай отбросил иллюзию и подпалил торчащую из-под его доспехов рубаху. Пока стражник сбивал огонь, маг поднял ключ и отпер калитку. Мимо его уха просвистел арбалетный болт. Трое преградили ему путь, еще четверо бежали от казарм. «Семь минут до того, как прибудет маг», — прикинул Рай и принялся считать про себя. На счет два он уклонился от копья, на счет четыре вырвал древко и ударил стражника в колено. Второму нападавшему удалось задеть его мечом по предплечью. Со стороны внутреннего двора тоже раздались топот и крики. Рай разорвал дистанцию, насколько возможно, и безжалостно рванул плащ на груди, выпуская в ночь лазурное зарево лунного камня. Люди вокруг него завороженно застыли. В их глазах вспыхнула и разгорелась жажда. Поэтому Рай отдал почти все магические силы на невероятно реалистичную иллюзию ведьминого камня, будто бы брошенного в пыльную землю. Все, кто попал под воздействие, кинулись на смерть сражаться со своими соратниками за право обладания артефактом. Рай же со всех ног помчался к конюшням. Ехать по единственной существовавшей дороге было чистым безумием, и маг намеревался бросить коня у внешних ворот. Криво пущенная стрела оцарапала ему бок и застряла в складках плаща. Оказавшись у денников, Рай выдернул ее и всадил изумленному конюху в шею. Лошади испуганно ржали и вставали на дыбы. Рай давно не ездил верхом, в столице предпочитая экипажи богатых друзей. Теперь он сполна расплатился за свою гордыню. Он слабо помнил, как правильно седлать лошадей, поэтому накинул седло и уздечку как попало. У него оставалось около трех минут до того, как по его душу явится боевой маг. И внешние ворота. Рай послал лошадь галопом. В спину ему пока что летели только стрелы. Прежде никому не удавалось бежать с Гонмордских рудников – это притупило бдительность стражи. Да и куда бежать? Повсюду, куда не кинь взгляд, только крутые голые скалы и бездонные пропасти. Рай отлично помнил эти ворота: железная решетка с толстыми прутьями и подъемный мост за ней. Опущенный подъемный мост. Несколько недель назад механизм повредило во время обвала, и решено было оставить его так. А еще, в очередной раз отдыхая на позорном столбе, Рай заметил, что между прутьями сбоку есть пустое пространство, достаточное, чтобы протиснуться стройному человеку. Ленивые стражники украдкой сновали туда-сюда, чтобы облегчиться прямо в реку, а не тащиться к нужнику по солнцепеку. Криво сидящее седло съехало под весом Рая и причинило лошади боль: та взбрыкнула и встала на дыбы, сбросив наездника. Рай успел сгруппироваться, но отбил спину о твердую землю. Бросив все силы на щит, он кинулся бегом к той самой щели в воротах. От напряжения у него темнело в глазах. Магия справлялась со стрелами и копьями, а вот кинжал пробил барьер и вонзился в стену совсем близко. Рай выскользнул через зазор наружу, но намертво зацепился за прутья закрепленными на поясе крючками. Драгоценная минута ушла у него на то, чтобы выпутаться, а в следующий миг его отбросило огненным заклинанием. Магический щит принял на себя больший урон, но одежду и кожу ощутимо обожгло. Рай приподнялся на локтях, по-прежнему различая только смазанные силуэты. В следующий миг в его плечо вонзилась стрела. Решетка на воротах пришла в движение. Рай остро ощущал давящее присутствие боевого мага, и от страха у него свело живот. Оставался единственный путь. Рай стремительно перекатился и упал с подъемного моста прямо в бушующую горную реку. Он мучительно сражался за жизнь с водоворотами и бурлящими порогами в подземных пещерах и узких гремящих ущельях. Река пенилась и клокотала, как большой котел, поставленный на огонь, только воды ее были такие студеные, что казались кипятком. Когда течение немного успокоилось, Рай из последних сил выбрался на пологий берег. Он распластался на камнях и некоторое время просто глубоко дышал. Река выплюнула его в большом гроте, упиравшемся в отвесную скалу, у подножия которой билось море. Красное солнце наполовину утонуло за горизонтом – закат расцветал, как райский сад в разгар лета. С большим трудом Рай сел и подтянул к себе колени. Он был избит и истощен, а из плеча по-прежнему торчал обломок стрелы. Ему следовало искать пути спасения, однако, все, о чем он думал – это о песне из баллады о Странствующем Белом Рыцаре, которую всем сердцем обожала Ламелия. Заслышав первые аккорды, она бросалась к источнику музыки и могла часами слушать ее в исполнении разных менестрелей: прославленных мастеров или желторотых самородков. Рай всегда пропускал ее мимо ушей, считая чересчур патетичной и слащавой, но сейчас ему до судорог захотелось вспомнить несчастный отрывок из пяти стихов, но на ум приходил лишь первый: Пели цветы в лонах дивных долин, Ткали ветра путь средь гор и руин, В реки вливались змеями ручьи, А заката пожар горячил. На последнем слове Рай выдернул обломок стрелы. Трясущимися руками он отвязал от пояса флягу и сделал несколько больших глотков. Вода все-таки просочилась внутрь, разбавив крепость. — Кислятина, — сдавленно прошипел Рай, так отвлекая себя от боли. Рана от копья была болезненной, но неглубокой. Прочие ссадины казались вовсе неважными. Следующие несколько часов маг потратил на то, чтобы избавиться от сломанного магического браслета: железо гнулось под ударами камней, глубоко впивалось в запястье, но постепенно поддавалось. Отбросив браслет, Рай прижал к себе руку, прикусив губы, чтобы не заорать. Боль была схожа с той, что возникала, когда в онемевшую конечность вливается кровь, только вдесятеро сильнее. Вскоре беглый преступник Раймонд из Миртела подошел к краю скалы. В борьбе с рекой он потерял целые сутки форы. Наверняка, в первую очередь его примутся искать вдоль русла, благо, что большая его часть лежала в непроходимых местах. «Срочное донесение доставили в город к рассвету, значит, корабли вышли из гаваней в полдень. В бухте много рифов – каравеллы не подойдут близко, поэтому ищейки отправятся на весельных лодках по десять человек», — размышлял Рай, попутно осматривая скалу. — «Море тихое, значит, подойдут вплотную. Плохо. Маги обнаружат меня в два счета». Про Гонмордские горы он слышал когда-то давно от товарища из Академии. Тот с ума сходил по драгоценным минералам и знал наизусть все месторождения в пределах королевства. Распалив в Рае жажду познания, парнишка часами болтал про знойные южные горы, в которых не было ничего, кроме золота и камней. Потому, припомнив местный рельеф, маг обвязался веревкой и с помощью крючков принялся уверенно карабкаться вверх, на плато. Если повезет, к исходу второго дня он доберется до шахтерского городка. А пока стоило экономить вино. Раз или два Рая касалось эхо поискового заклинания, но он успел уйти достаточно далеко, чтобы его приняли за мелкое или издыхающее животное. Таким он себя чувствовал: одной ногой за гранью. Ему мерещились образы из прошлого, перед глазами всплывали миражи, а в ушах гремели давно забытые голоса. Невзирая на острый голод и палящее солнце, Рай упрямо шел – а порой полз – вперед. Каждый раз при мысли о скорой смерти он напоминал себе, что прекрасная Ламелия в то же самое время наслаждается чудесными ирисами, пока расторопная прислуга подносит ей прохладные напитки и изысканные закуски. Каждая потерянная впустую минута была лишней минутой жизни его врагов – тех, кто пировал на его костях и костях таких, как он – безвинно осужденных. Рай дышал этими мыслями, пил их вместо воды и ел вместо хлеба. Они вытаскивали его из ночных кошмаров, держали над пропастью, когда рвалась веревка и ломались крюки, толкали вперед, когда боль от ран становилась невыносимой.***
Первым, что он увидел, был колодец. На ручке поворотного колеса на ветру покачивалось пустое ведро. Рай снял его, бережно распутал веревку и внезапно опустился на колени, прижимаясь щекой к холодной стенке ведра. Он не помнил, как бросал его вниз и крутил поворотное колесо, а очнулся уже, когда, давясь и обливаясь, хлебал ледяную воду. Остатки Рай вылил себе на голову и лишь тогда заметил, что плачет. Собравшись с силами, он вернул ведро на место и побрел по городу в поисках пристанища или крошки хлеба. Низкие домики из молочно-белого камня в ночи казались грязно серыми, а узкие улицы провоняли подгнившими помоями. Порой маг натыкался на бездомных, но предусмотрительно сторонился их. Такие люди привыкли сбиваться в стаи, а для открытой борьбы Рай слишком ослаб. Заметив патруль, он натянул капюшон и переждал немного в тени ратуши, затем побрел дальше. К рассвету, дойдя до противоположной окраины, он внезапно уперся в простого вида церковь с узким, как стилет, шпилем. Рай поднялся по ступеням и касанием вызвал заточенную в лунный камень иллюзию, затем дважды стукнул в дверной молоток в форме остролистного цветка. На третьем ударе силы покинули его. Выглянувший наружу священник с изумлением нашел на своем пороге коленопреклоненного измученного мужчину, светловолосого южанина с ясными небесно-синими глазами.***
На лоб Рая опустилась холодная мокрая тряпица. Капли щекотно стекали по вискам. Рядом с его соломенной лежанкой на низком стульчике сидела юная девушка. Заметив его пробуждение, она тихо ойкнула и вцепилась пальчиками в длинную юбку. — Не бойся, — пролепетала она. — Папа отвел тебя в заднюю комнату, тут безопасно. — Где я? Она удивленно оглянулась, будто впервые видела это место. — Ты в нашей церкви. Как тебя зовут? — Рай, — ответил он прежде, чем успел подумать. Девушка удивленно похлопала глазами. — Рай? Как чертог Всевышнего? — он промолчал, тяжело смежив веки. — Как ты оказался так далеко в горах? Ему пришлось выдумывать ложь о кораблекрушении и нападении пиратов, а заодно о своем южном происхождении. Рай зашарил рукой под тонким одеялом, якобы ощупывая раны, а на самом деле проверяя пожитки. С него сняли сапоги и плащ, забрали веревку и крюки. Фляги он лишился еще в горах. Вскоре в комнату вошел сам пастырь. Он был немолод, но очень крепок, с лицом, высушенным солнцем и изборожденным глубокими морщинами. — Мила, иди на задний двор, проверь животину, а я пока побеседую с нашим гостем, — голос оказался ему под стать: размеренный и умиротворяющий. Рай незаметно сложил пальцы в магическом жесте, готовый атаковать. Понял ли пастырь, что его одежда – арестантская роба? Однако настороженность оказалась излишней. Как только девушка вышла, мужчина занял ее место и чинно сложил руки на коленях. — Вижу, путь твой был тернист, Рай. Прости меня, я слышал твой рассказ – стены здесь старые и полны щелей. Раз ты добрался до Каруи от самого моря, знать, Всевышний направлял тебя. Рай сел на постели. — Это Каруя? Я думал, что иду в Малис! По всему выходило, что он забрал севернее и ушел намного дальше на запад! Поэтому его так спокойно впустили в дом – весть о беглом преступнике попросту не успела достичь города. «Значит, у меня в запасе несколько дней», — прикинул Рай, а вслух произнес: — Я благодарен вам за кров и воду. Позвольте мне восстановить силы до следующего рассвета, и я покину вас. Пастырь отчего-то нахмурился, но переубеждать гостя не стал. — В нашей церкви ты найдешь теплый очаг и пищу, а взамен можешь предложить посильную помощь. На том они и сошлись. После завтрака из плотных лепешек с сыром и свежим козьим молоком Рай вызвался начистить рыбу, которую для церкви наловили в реке местные мальчишки. Получив в распоряжение нож, он украдкой поковырялся в замке оставшейся магической оковы, но лишь затупил лезвие. Затем он помог Миле с уборкой в хлеву и в доме, хотя, та смущалась и всячески отнекивалась. Изнутри церковь выглядела еще меньше, чем Раю показалось на первый взгляд: крошечная передняя переходила в небольшой прямоугольный неф, от которого по бокам отходило всего по одной капелле. По словам огорченной Милы, во время утренних и вечерних служб большинству людей приходилось стоять снаружи, на специально затененном дворике. Во время краткой передышки Рай обратил внимание на невзрачную статую Всевышнего. От той, что украшала храм при Академии, она отличалась, как галька от ограненного бриллианта. Пастырь заметил его интерес и, проводив прихожан, встал рядом. — Ты думаешь, насколько же мы бедны, раз не можем позволить себе новую статую, не так ли? Ты будешь прав лишь отчасти. Карую от остального королевства отделяют горы. Торговцам и ремесленникам здесь делать нечего, они больше потеряют в пути. Так что мы благодарны тому, что имеем. Жаль только, что образ Престола год назад повредило ураганом. Обычно позади центральной статуи располагались статуи рангом пониже, которые в бедных храмах часто заменяли более дешевыми картинами. Так случилось и здесь: портрет первого Его воина и судьи – воплощения силы и справедливости – опалился и почернел. На него во время бури упали жертвенные свечи. — Рай, ты, случаем, не художник? Он покачал головой. — Рисовал когда-то, но сомневаюсь, что вы сочтете меня достойным. Я потерял веру, пастырь. Мужчина глубоко вздохнул, ничуть не удивленный его признанием. — Тогда считай, что этим ты расплатишься за ночлег. Мила даст тебе краски и кисти, — не дожидаясь возражений, он пошел прочь, но у выхода вновь обернулся: — Ничто не уходит в никуда, сын мой. Твое отречение значит лишь то, что ты обрел Его в чем-то ином. Будем надеяться, что в свете, а не во тьме. Рай ненадолго склонил голову, обдумывая его слова, а когда вновь посмотрел на картину, в его взгляде осталась только тьма рудников. — Простите, пастырь, — шепнул он, — но свет – удел слабых. По лицу статуи скользнул солнечный луч – Мила открывала ставни, – словно драгоценная печальная слеза. Следующие два дня Рай честно провел за красками в небольшой мастерской при церкви. Накануне вечером он направился в ущелье неподалеку, чтобы набрать лекарственных трав по просьбе одной пожилой прихожанки и якобы заплутал да вдобавок поранил руку по неосторожности. Его правое запястье выглядело так, словно побывало в пасти голодной собаки. Мила до глубокой ночи со слезами на глазах зашивала порезы. Рай мужественно вынес все до конца, даже смешил девушку глупыми шутками. Он был доволен, несмотря на жертвы. Последняя окова осталась лежать на дне горной реки. Магия вновь беспрепятственно текла по его телу. Конечно, от энергетических узлов в правой руке остались жалкие ошметки, но теоретически оставался крошечный шанс на их восстановление медитациями и запрещенными артефактами. С лунным камнем Рай уже сейчас мог рассчитывать более, чем на треть былой мощи. Сразу после завтрака Рай направился в мастерскую, чтобы без спешки закончить картину. Пастырь же отлучился в торговые ряды, наказав дочери выполнить работу в саду. Либо Мила справилась с божьей помощью, либо махнула рукой на папенькины просьбы, потому как не успел Рай наложить дюжину крупных мазков, она уже примостилась рядышком с вышивкой в руках. Разговор выходил теплым, с привкусом золотистого шафрана, что давно сушился на солнце. Рай наслаждался ощущением покоя. Даже неуклюжий флирт Милы вызывал у него улыбку, а не привычное для прошлой жизни раздражение. Единственный раз его кисть замерла в воздухе, не коснувшись холста, когда девушка вдруг робко затянула ту самую песню: Пели цветы в лонах дивных долин, Ткали ветра путь средь гор и руин, В реки вливались змеями ручьи, А заката пожар горячил. Той, что плетет из историй венок, Чей мое сердце пронзил голосок, В дар отдам жизнь, а судьбу – в оберег, Чтобы вместе прожить этот век… — …Ах, как коварна она и хитра! Скора погибель… Дверь в мастерскую резко распахнулась, перепугав Милу до смерти. — Папа! — воскликнула она, поднимаясь. — Что… — В деннике что-то случилось с козленком, — перебил он. — Скорее проверь. Девушка поспешно отложила вышивку и выбежала вон. Пастырь плотно прикрыл за ней дверь. Он явно решался на что-то, но никак не мог собраться с силами. Рай продолжил рисовать, разве что его движения приобрели неестественную плавность. Наконец, пастырь сдавленно произнес: — Ты… На этом его красноречие иссякло. Он вытянул руку с зажатым в ней обрывком желтоватой бумаги. Искоса взглянув на мужчину, Рай взял лист. «Беглый преступник-рецидивист, убийца и вор, особо опасен. Владеет магией. Приметы… Награда… дьявол!» — Ты… пришел в мой дом, ел мою пищу, оставался наедине с моей дочерью! Всевышний, Гонмордские рудники… — Ничего из этого я не совершал, — ответил Рай, немного покривив душой. — Хотя, тебе все равно. Ведь учение о прощении – сказка, чтобы люди подавали больше золота. — Лист вспыхнул сам собой и вмиг превратился в пепел. — Полагаю, сюда уже спешит стража. Пастырь оглянулся на закрытую дверь. — Нет. Никто пока не знает, кроме меня. С закатом ты уйдешь. Бери еду и одежду, какую пожелаешь. Надеюсь, в память о нашей доброте ты пощадишь нас с Милой. На лицо Раю упала длинная пшеничная прядь волос. Он бездумно заправил ее за ухо. — Тебе не о чем волноваться. Я покину вас, как только взойдет луна. Он хотел исчезнуть незаметно, не прощаясь, но у дверей в тени портала наткнулся на пастыря. Его густые брови беспокойно сошлись на переносице, а кулаки были крепко сжаты, но пусты. — На северном тракте выставили стражу, — нехотя предупредил мужчина. — Ты же пойдешь на север? Горы закончатся через восемь дней. По пути есть колодцы. — Зачем ты мне все это рассказываешь? — Нет нужды в разбое, — поколебавшись, ответил пастырь. — Я чувствовал, что с тобой что-то не так. У тебя не южный говор. Рай кивнул ему на прощание, поправил заплечный мешок и растворился в ночи. Из приютившего его дома он забрал только краюху хлеба, флягу с водой, старые башмаки и разделочный нож. Его фигуру скрывал заштопанный плащ, плечо оттягивали пыточные крюки и моток размочаленной веревки. Стражу удалось миновать под иллюзией ведьминого камня. Отойдя достаточно далеко, Рай сбросил с себя всю магию и приказал себе не оглядываться.***
Широкая каменистая дорога вилась между скалами, как выброшенный на берег угорь. Порой навстречу Раю попадались обозы с товарами, в основном предметами быта. Торговый тракт через ущелья не пользовался популярностью из-за возможных обвалов и изнуряющего пекла. Морской путь, несмотря на процветающее пиратство, дарил иллюзорное ощущение безопасности и скорости. Каруя могла бы стать Гонмордским бриллиантом, а вместо этого иссыхала, как те редкие колодцы вдоль дороги, о которых упоминал пастырь. На второй день пешего путешествия Рай стер себе ноги в кровь; от голода и жажды он был на грани того, чтобы разграбить к дьяволу очередной обоз. Но судьба распорядилась иначе. Сразу после полудня его нагнал патруль из четырех человек. Стражники изнывали от жары в тяжелых железных доспехах. Взмыленные лошади то и дело переходили с рыси на шаг и низко склоняли головы. Процессию возглавлял молодой маг, вокруг которого вился крошечный магический смерч – смертельно-опасное заклинание, которое тот по дурости использовал вместо опахала. При их приближении Рай посильнее натянул капюшон и вежливо посторонился. С виду он мог легко сойти за обычного юродивого или чокнутого паломника, но любой маг, чья сила превосходила его собственную, сразу разглядел бы мерцание иллюзии. Патруль проехал мимо, и все бы ничего, но магу вдруг взбрело в голову погеройствовать. Он придержал лошадь и пытливо уставился Раю под капюшон. Поняв его намерения, стражники нетерпеливо натянули поводья. — Господин, поторопитесь! Иначе мы не доберемся до стоянки к закату. Маг вскинул руку и спешился. — Разве вы, олухи, не слышали о беглеце с рудников? Необходимо любой ценой поймать этого негодяя. Ты! — он ткнул облаченным в белый шелк пальцем в сторону Рая. — Открой лицо немедленно. Один из стражников поспешно слез с коня и, взяв мага под локоток, негромко настоял: — Господин, от этого будет больше хлопот, чем пользы. Если это он, боюсь, мы не уйдем без потерь. Вы здесь недавно и многого не знаете… Мальчишка презрительно оттолкнул его. — Ты сомневаешься во мне? А, может, не уважаешь приказ своего короля? Или ты просто трус? — в его руке засияло магическое лассо. — Приказываю немедленно допросить этого человека. Ты, — он обернулся к терпеливо ожидавшему на обочине Раю, — сними капюшон и покажи руки! Он повиновался. Перед стражей предстал светловолосый юноша с мягкими чертами, усталый после тяжелого пути. Маг же лишился дара речи. Сияние иллюзии окутывало голову и руки мужчины, от одного взгляда на которого у парня затряслись поджилки. Белая кожа преступника местами покраснела и обгорела на солнце, лицо крест-накрест пересекала пара уродливых шрамов. Мшистые русые волосы спутались и свисали длинными сальными сосульками. Похоже, стражники чухнули, что запахло жареным. — Господин, едем же! Маг отмер и вскинул лассо: — Это он! Именем короля… Прежде, чем он договорил, Рай метнул в него слабое заклинание ветра, которым обычно пользовались лентяи, чтобы задувать свечи. Этого хватило, чтобы дестабилизировать смерч вокруг мага. Мальчишку тотчас опрокинуло на песок и потащило по камням. Стражники обнажили мечи и кинулись на Рая с трех сторон, оттесняя к скале. Он уклонился от крайнего слева меча и безжалостным ударом ноги сломал нападавшему колено. Не теряя времени, Рай развернулся, выставляя стражника живым щитом, и полоснул его по горлу спрятанным в рукаве ножом. Двое других с воплями бросились на него, как вдруг одному в спину ударило огненное заклинание. Мужика тотчас охватило негасимое магическое пламя. Он заорал и рухнул на землю, катаясь туда-сюда. Очень быстро его движения замедлились, а крик стих, оставив в ущелье зловещее эхо и тошнотворный запах паленого мяса. У Рая громко заурчало в животе. Он нормально не ел уже два дня. Патрульный маг в ужасе таращился на труп. — Я н-не хотел… Он выскочил прямо перед ним! Я не… Он проблеял еще что-то про случайность и вину. — Добро пожаловать во взрослый мир, — усмехнулся Рай и метнул в последнего стражника нож. Тот по самую рукоять вошел аккурат в глазницу. Если бы стражник опустил в бою забрало, Рай бы его не достал. Досадная ошибка, стоившая жизни. — А в Академии все кажется таким простым, да? Когда цель не мельтешит. Разъяренный маг атаковал. Рай пропустил одно заклинание над головой, второе заставил скользнуть в сторону по щиту. Его запас энергии стремительно таял, а старые раны отзывались вспышками боли. Еще парочку базовых атак он выдержит, а что-то более умное вполне эффективно отправит его на тот свет. Поэтому он скакал по дороге, как горный козел, терпеливо дожидаясь бреши в броне противника, и был вознагражден. Маг изумленно вскрикнул, когда Рай возник прямо перед ним и всем телом бросился вперед, свалив с ног. Он услышал, как хрустнули при падении кости парня. У него самого от удара из глаз посыпались искры. Не теряя времени, Рай оседлал мага и здоровой рукой прижал его запястья к земле. — Стоило послушать старших, парень. Патрульный тихонько заскулил. В его больших карих глазах Рай видел свое отражение и животный страх. — Уверен, сейчас ты горько жалеешь о каждой прогулянной практике, а еще больше о решении пойти в пограничный патруль. В твоих мечтах ты был героем, не так ли? Я знаю, поверь. Меня тоже раньше часто посещали подобные мысли. Если бы я принимал твой экзамен, — Рай наклонился к самому его лицу, — ты бы не сдал даже на десятый раз. Осознав, что он собирается делать, маг позорно расплакался: — Не надо, пожалуйста! Я никому не скажу! — Почему? — притворно удивился Рай. — Говори, я не запрещаю. Свободной рукой он крепко сжал подбородок мальчишки и глубоко вдохнул его прерывистое дыхание. Чужая магия обожгла ему горло. Ее было много, восхитительно много! Рай вытянул из пленника все до капли. Для восстановления парню понадобятся месяцы упорного труда. По ущелью гуляли отголоски его отчаянного крика. Рай поднялся и щелчком пальцев сотворил сноп искр. — А, твоя доминантная стихия – огонь, неплохо! Не плачь. Знаю, больно, но это не конец света. Лучше, чем магические оковы, поверь. Не жалей о своей силе. Она послужит великой цели. Парень смог пошевелиться только, когда Рай закончил закреплять пожитки и оружие на одной из лошадей. — Я н-найду тебя и… убью! — выпалил он, с трудом приподнявшись на локте. Рай отсалютовал ему найденной в мешках булкой хлеба и пустил лошадь галопом. Останавливаться в городах было слишком опасно, так что Рай стрелой пролетал мимо развилок и все время держался главной дороги. Припасов хватило еще на пять дней. А на шестой в грудь Раю ударил упругий свежий ветер. Лошадь без понуканий устремилась вперед и вместе с наездником вырвалась из каменного капкана. Сочные зеленые поля раскинулись от горизонта до горизонта. Ярко сияли сигнальные башни города, а красные крыши влажно блестели, словно чешуя сказочного чудовища. Воздух пьянил сладостью полевых цветов, терпкой горечью сырой земли и ушедшей грозы. Первым порывом Рая было помчаться в город и, наконец, поесть горячей еды и поспать если не на кровати, то хотя бы на мягком стоге сена. Однако вспомнив про свой внешний вид, он с сожалением дернул поводья, направляя лошадь прочь от дороги, в сторону реки. Половину ночи Рай провел в холодной кристально-чистой воде. Он ночевал прямо на земле, подложив под голову свернутый плащ, любовался на усыпанное звездами небо, пока не провалился в спокойный сон. Вместо привычных кошмаров ему привиделся родной домик в Миртеле и ужин, когда они с отцом наловили смешных лупоглазых рыб. В том сне Рай был почти счастлив. Наутро он, как мог, привел себя и свою одежду в порядок, сорвал с лошадиной сбруи все опознавательные знаки и навесил на себя заточенную в лунный камень иллюзию. К воротам тянулась вереница усталых торговцев, крестьян и бедняков. Рай спешился, чтобы привлекать меньше внимания и, приняв скучающий вид, принялся внимательно слушать. Из пустопорожних сплетен он узнал о введении обязательных досмотров, из-за которых честным людям приходилось часами простаивать у ворот. Много раз ему – изменнику, убийце и почему-то богохульнику – желали поскорее оказаться в аду и умереть там, по меньшей мере, десять раз по сто раз. Рай любезно подсказал заявившей так женщине, что это будет аж целая тысяча, и она тотчас изменила мнение на «десять раз по тысяче раз». Судачили и о делах в столице: король совсем перестал вылезать из погребов, и теперь королевством фактически правил Малый совет, в который вошли Верховный Судья и его зять, вскоре после свадьбы с прекрасной Ламелией получивший место в Совете. Сетовали также на безбожную коррупцию в Академии магии. Благородный Магистр Эберхард лично разоблачил нескольких своих помощников и учеников. Дела оказались настолько громкие, что в искаженном виде докатились даже до южных окраин. Рай невольно посмотрел на север, куда меж холмов уходил главный тракт, который должен был привести его прямо в столицу. «Скольких еще эти твари отправили на смерть?» — подумал он, и словно в ответ на его мысли раздался глухой раскат грома. Вскоре небо затянуло, и черные тучи обрушились на землю теплым летним ливнем. Люди с криками принялись прятаться в обозах и крытых телегах, спасать товар или визжащих от радости детей. Рай откинул капюшон и с наслаждением подставил лицо дождю. Соприкосновение с родной стихией наполняло его сырой магией – пусть медленно, по капле, но она льнула к нему, как любимая женщина после долгой разлуки. Конечно, он мог получать силу от рек или океана, рядом с которым вырос. Но океан в его представлении был закован в границы других стихий: каменные берега, подводные вулканы, небесная твердь. А дождь был свободен. Стража у ворот мельком взглянула в его сторону и велела не загораживать дорогу, так что Рай беспрепятственно вошел в город, несмотря на все беспрецедентные меры, предпринятые ради его поимки. Он выбрал не самый дешевый постоялый двор, расплатившись за комнату и место для лошади найденными в седельных сумках деньгами, затем почти весь день провел на торговой площади, подыскивая себе приличную одежду и оружие. Мечи убитых стражников он продал в одном из темных переулков. Уже по дороге домой он не удержался и купил на вырученные деньги тонкие перчатки, а также белый костяной гребень и шелковую ленту для волос. К закату Рай отмылся до скрипа, бережно расчесал и заплел волосы, перевязал ноющие раны и облачился в новую одежду. Странно, но спускаясь в общий зал, чтобы поужинать, он не чувствовал себя опасным беглым преступником. Тогда он решил один вечер побыть обычным свободным человеком, но даже не подозревал, что его простому желанию не суждено сбыться. Несмотря на то, что зал был полон, для него нашлось место в темном углу и тарелка горячего мясного рагу. Рай не стал пользоваться иллюзией – ее мерцание привлекло бы нежелательное внимание, окажись в таверне сильный маг. Девица, что обслуживала его столик, явно горела желанием обслужить самого Рая. — Могу предложить еще что-то? — она нагнулась так низко, что едва не вывалила грудь ему в тарелку. Рай одарил ее нежной улыбкой. — Кружку эля, дорогая. Она чувственно облизнула пухлые губы, подмигнула ему и направилась к стойке. Украдкой вздохнув, Рай сосредоточился на еде. На небольшой сцене лихо выплясывал бард. Его мелодичный голос – необычно высокий для мужчины – периодически тонул в реве толпы, нестройно подпевавшей знакомые куплеты. Рай не обращал на него никакого внимания, пока особо сентиментальные дамы не заказали балладу о Белом Рыцаре. Бард с поклоном перебрал струны лютни. На первых строчках сердце Рая от чего-то тоскливо сжалось. Он подумал о своей прежней – утраченной – жизни, о Ламелии и ее поцелуях, о своих наивных мечтах. Ах, как коварна она и хитра! Скора погибель – изящна игра. Сладостны речи ее и нежны, Королевы плененной души. Млеет заря, обнимая луну, С неба срывая большую звезду. В небе парят высоко… Песню оборвал глухой удар и режущий аккорд. Какой-то недовольный мужик запустил в барда тарелкой с объедками и заплетающимся языком потребовал сменить сопливую бабскую чушь на нормальные песни. В ответ женщины налетели на него, как стая голодных чаек, и едва не заклевали до смерти, так что мужик вынужден был сбежать под улюлюканье товарищей. Бард сочно прокомментировал это событие и примирительно поднял грязную лютню. — Милейшие дамы, преклоняюсь пред вашей самоотверженностью! Я сыграю для вас, как только выковыряю помидоры из струн. — Он соскреб с куртки кусочек картошки и сунул в рот. — Кстати, великолепно! Мой комплимент повару! Публика взорвалась хохотом. Рай не хотел напиваться, но сам не заметил, как к ночи прикончил целых три кружки эля. Хотя, его мысли по-прежнему сохраняли ясность, нутро согревало приятное хмельное тепло. Неожиданно к нему подсел бард. — Не помешаю? Рай оглядел множество пустых столиков. Заметив его немой вопрос, бард подал знак хозяину за стойкой. — Харш, медовуху мне и моему другу! — Нет нужды, — сказал Рай. — Я уже собираюсь уходить. — Постой-постой! — затараторил бард. — Я редко встречаю в этих краях земляка. Расскажи, откуда ты? Я, например, родом из Веска рядом с Миртелом. Рай прищурился. Мужчина действительно походил на северянина, но с такой внешностью, как у него, он мог сойти за свояка в любой части королевства. — Я из столицы, — соврал Рай. — Здесь по делам семьи. Если допрос окончен, я ухожу. Бард почему-то занервничал. — Ладно, карты на стол. Я знаю, кто ты, — лихорадочно зашептал он. — Только не причиняй мне вреда! Я нем как рыба! — он достал из сумки свиток. — Я пишу поэму о тяжкой доле каторжников. Не удивляйся, такое сейчас в моде. Взгляни сам, она наполовину готова! Почерк у барда сгодился бы, чтобы пытать впечатлительных переписчиков книг. — Как ты узнал меня? — По описанию, а еще, — он указал на его руки, — перчатки. Слишком претенциозно для здешней публики. Ты прячешь клеймо, верно? Расскажи о своих эмоциях! Можно без подробностей… — Хватит. — Уверен, ты вынес много страданий! Ты сбежал, потому что хочешь отомстить за несправедливый приговор? Рай невольно сжал кулак и… остался сидеть за столом. Бард кивком поблагодарил разносчицу и подвинул к собеседнику тарелку с открытым мясным пирогом. — Угощаю! Так что? Рай пожевал губы, обдумывая ситуацию. По сути, он ничего не терял. Если бард захочет донести, у него будет время, чтобы скрыться. Причинять вред невинным крайне не хотелось. Рай не считал себя убийцей. Жестоким – возможно, но не убийцей. А те стражники в ущелье не оставили ему выбора. — На рудниках сложно выжить, — выдавил он. — Заключенных пытают, держат в темноте, кормят баландой, секут за малейшую провинность и заставляют сражаться до смерти. Кто-то из них действительно заслужил такую жизнь, но есть также осужденные без вины. — Как ты, — кивнул бард. — По истечении срока людей не отпускают, а продают в рабство имперцам. За этим стоит Судья и, возможно, другие члены совета. — И ты хочешь положить этому конец? — Так не может продолжаться. Нельзя обрекать невинных на такие страдания ради денег. Они отнимают у людей все. Они отняли у меня все. Почему я? Рай стиснул бок кружки. Слова давались ему болезненно. — Из-за его дочери, может? — предположил бард, сделав большой глоток. — Ух, хороша выпивка! Попробуй… — Ламелия говорила, что любит меня. Обещала убедить отца. Я бы получил титул, я смог бы поступить на королевскую службу, я был лучшим в Академии! Мы тайно встречались в саду ее поместья, в городе. Я работал, как проклятый, чтобы преподнести ей очередную безделушку. Она говорила, что откажется от брака с Веритом, она говорила, что… любит меня, — закончил он тихо. Между ними повисло гнетущее молчание, которое нарушил бард: — Да, бабы – зло, — он поднял кружку и шумно отхлебнул. — Хотя, знаешь, что мне кажется? Не убивай меня за это, но, думаю, ты воспылал праведным гневом только потому, что это колесо перемололо лично тебя. — Бард потянулся и повертел головой, разминая шею. — Так-с, что-то уже поздно. Не буду желать тебе удачи, потому что, думаю, это сделает меня в некоторой степени твоим сообщником. Так что просто скажу, что было приятно... нет, это не совсем то слово... будоражаще, вот! преломить с тобой сей скромный хлеб. Его плоть, так сказать. — Я не верю в Бога. — Очень зря! На него можно свалить почти все грехи. Многие так и делают. Бывай, друг! Бард хлопнул его по плечу, собираясь подняться, но Рай удержал его тяжелой рукой. — Ты, сукин сын, вызвал стражу, не так ли? Тот с трудом сглотнул. Его взгляд метнулся к трактирщику и обратно. — Прости, друг, но деньги есть деньги. На столе лежала одинокая ложка. Рай взял ее – бард побледнел – и отпустил руку. — Понимаю. Маг подцепил ложкой начинку и принялся спокойно жевать, пока его собеседник улепетывал, сшибая стулья. — Ну, хотя бы нормально поел, — пробормотал Рай себе под нос и направился на второй этаж, в свою комнату. Он быстро собрал пожитки и вылез через окно на крышу. Плечо, в которое попала стрела, отозвалось резкой болью, так что Рай едва не сорвался вниз, прямо на головы подоспевшим стражникам. Выкрасть лошадь оказалось просто: он вырубил конюха и под иллюзией вывел ее из денника. Вскоре Раймонд из Миртела мчался на север навстречу буре.***
В теплый безветренный день леди Верит вместе с ребенком устроилась на затененной веранде в родовом особняке супруга. Две служанки как можно тише суетились вокруг: подкладывали шелковые подушечки, поправляли кружевные зонтики и тончайшие занавески, подавали прохладные напитки и делали еще тысячу мелочей, без которых жизнь их драгоценной леди была бы невыносима. Напротив Ламелии сидел Верховный Судья. — И думать забудь, — увещевал он дочь. — Я задействовал все связи: стражники и маги по всему королевству ищут его день и ночь. Может, его уже прирезали в подворотне или… — Ты его не знаешь! — шепотом воскликнула она. — Он ни за что не сдастся, а если и погибнет, то вернется в виде призрака. Судья накрыл ее руку, лежащую поверх детского одеяльца, своей широкой ладонью. — Лия, доченька, вокруг особняка больше магов и стражи, чем в королевском замке. Лучше готовься к празднику Милеи, будет много гостей. Даже королева приняла приглашение! Мне пора. Я приеду завтра после суда. Ламелия передала дочь кормилице и встала, чтобы попрощаться с отцом. — Разве завтра есть процесс? — Закрытый, — нехотя ответил Судья. — Милорд настоял. Лия понятливо кивнула. — Я рада, что все идет гладко. — Без тебя бы ничего не получилось, доченька. Отдыхай. А этого беглеца мы обязательно поймаем и устроим публичную казнь тем способом, каким ты захочешь. Они вместе удалились в дом. Слуги спешно собрали закуски и вещи и тоже покинули веранду, поэтому никто не заметил, как качнулись ветки в кроне старого дуба. Когда на город опустились сумерки, Ламелия устроилась с книгой в одной из множества богатых комнат особняка. В отделке сиял полированный розовый мрамор, пол устилал начищенный до блеска паркет, а стены украшали панели из красного дерева. Тяжелые шторы из пурпурного бархата прикрывали окна из прозрачных пластин горного хрусталя. Одно такое окно стоило, как ферма на два десятка голов скота. Рай точно знал им цену – раньше Ламелия любила говорить о вещах, которые он не мог себе позволить. Женщина вздрогнула, когда сквозняк вздул тюль, словно парус. Она медленно выдохнула и придвинулась ближе к свече. — Здравствуй, Лия. Она завизжала. Рай выступил из тени, будто демон возмездия. Ламелия вскочила с кресла и швырнула в него книгой. Та ударилась о магический щит и упала. Рай поднял ее и бережно положил на стол. — Не кричи, тебя не услышат, — стены подернулись рябью под его заклятьем. — Я лишь хочу поговорить. Она пятилась, пока не уперлась в пылающий камин и тут же схватила кочергу. — Ты пришел убить меня? Мой отец… Он покачал головой. — Лия, ты никогда не желала меня слушать. Я наблюдал за тобой сегодня. И вчера. — Рай обвел рукой богатое убранство комнаты. — В некотором смысле, я понимаю тебя. Но почему ты не хотела просто поговорить? Я бы отпустил тебя. — Отпустил? — она недоверчиво усмехнулась. — Ты? Да ты бы костьми лег, но не упустил бы свой единственный шанс на богатую жизнь. Я намекала тебе, а ты сам все испортил, вызвав на дуэль Верита! — Я думал, ты любила меня. Ламелия опустила кочергу. — Я любила. Видит Бог, Рай, я тебя любила! А еще понимала, что ты не отступишься. — Ты знала про аферы твоего отца? — Конечно, знала! — выпалила она. — Я это предложила, когда наша флотилия потонула вместе со всем товаром! Мы были на грани разорения и позора, а герцог Верит нашел выход. Я не могла поступить иначе. — И поэтому выбрала Гонмордские рудники? Из всех возможных мест ты выбрала то, откуда я точно не вернусь живым? Она поджала губы. Пробираясь в ее сад Рай подпитывал в душе ненависть к этой женщине, но увидев ее такую счастливую с ребенком на руках, ощутил, что жажда крови покинула его. Дьявол, сколько бы она не предавала его, он все равно не хотел причинять ей боль. — Я всегда желал тебе только счастья, Лия. Скажи ты прямо, я бы ушел в сторону. Зачем было ломать мне жизнь? Его сердце разрывалось от боли. Все же бард был прав: ему было плевать на других несчастных. Все, что имело значение – личная месть. — У меня есть дочь, Милея, — внезапно произнесла Ламелия. — Сними заклинание, я позову кормилицу и покажу тебе! Ей вот-вот исполнится два. Она так похожа на тебя. У Рая перехватило дыхание. Это не могло быть правдой! Он бы знал… — Я бы знал… Ламелия – его прекрасная Лия – подошла к нему и взяла его искалеченные руки в свои, такие нежные. — Срок был мал. Верит не подозревает. Ты позволишь? Заклинание спало. Лия трепетно прикоснулась к его щеке и негромко позвала. Через минуту в комнату вошла кормилица с ребенком на руках. Женщина изумленно уставилась на незнакомца, но госпожа успокаивающе кивнула и велела передать ему девочку. Она спала. Из-под чепчика вылезла светлая кудряшка. Пухленькое личико, крошечный курносый носик. Рай все понял еще до того, как почувствовал магический отклик. Он вернул ребенка кормилице и повернулся к Ламелии. Та что-то прочитала в его лице и с улыбкой отправила женщину обратно. — Видишь, Рай? Пощади мою семью, прошу! Милею ждет чудесное будущее. Пусть для всех она леди Верит, но мы с тобой будем знать правду. Рай выдавил кривую улыбку. — Лия, я все еще маг. Я знаком с магией Верита, пусть она и очень слабая. Та девочка – не моя дочь, — она вся словно съежилась и отступила. — Я прощаю тебе эту ложь и всю боль, что ты причинила мне. Прощай, Лия. Рай коснулся спрятанного под рубашкой камня и облачился в иллюзию горничной. Он успел как раз вовремя, потому как в комнату вошел герцог Верит. — Ламелия, дорогая, мне сказали, ты разговаривала с мужчиной. При виде Верита Рай покрепче стиснул зубы, бросил на испуганную Лию последний взгляд и направился к выходу, как вдруг она завопила: — Это он! Убей его! Верит выхватил из поясных ножен церемониальный меч. Рай медленно обернулся и сбросил иллюзию. Почти не глядя, он парировал удар герцога коротким мечом, до того спрятанным в складках плаща. Отбивая еще два удара, Рай не сводил глаз с Ламелии, которая снова выставила перед собой кочергу. Верит зарычал и обманной подсечкой заставил Рая потерять равновесие, а когда тот покачнулся, то достал его на излете, оставив на корпусе рваную рану. Рай схватился за бок и сплюнул проклятье. Шум уже наверняка привлек постороннее внимание. Рай создал вокруг предплечья щит и принял на него следующий удар, отводя лезвие противника в сторону по широкой дуге, а сам в этот миг сократил дистанцию и вонзил свой меч ему в живот, затем с усилием провернул и потянул вверх, вспарывая живот герцога, как брюхо лупоглазой рыбы. Верит захлебнулся кровью и осел на ковер, беспомощно разглядывая собственные вывалившиеся внутренности. Рай шагнул мимо него к Ламелии. В панике она швырнула в него сначала кочергу, а потом подвернувшуюся вазу с ирисами. Тяжелый фарфор разлетелся осколками у его ног. Губы Рая тронула легкая улыбка. — Чудесные цветы! Повинуясь его воле, вода поднялась с пола и превратилась в тонкие ледяные шипы, и те пронзили тело Ламелии насквозь. Рай подхватил ее, не давая упасть, затем бережно уложил на пол. — Тебе всегда было мало, — сказал он, целуя ее руку, когда она попыталась отпихнуть его прочь. — Мало денег, богатства. Мало моего страдания. Я предложил тебе жизнь, но ты хотела своими глазами увидеть мою смерть. — Она отчаянно пыталась дышать, кровь пузырилась на ее алых губах. — Почему ты так поступила, Лия? Не дождавшись ответа, Рай поднялся с колен и взял тяжелый позолоченный канделябр. Он поджигал портьеры, вычурные пуфики, шелковые подушки, покрывала, книги, ковер, пропитанный кровью еще живого Верита. Затем Рай вышел в коридор и смешался с толпой испуганных слуг. Он не скрывал себя под иллюзией, но ни стража, ни маги не обратили на него внимания, занятые пожаром. По локоть в крови, Рай шел по широкой улице столицы, а народ слепо несся ему навстречу, чтобы поглазеть, как горит богатый особняк герцога Верита. Он ждал, что его схватят, казнят на месте, но никому не было дела. На площади у ратуши артисты давали представление. Юная южанка в длинной цветастой юбке кружилась и весело била в бубен под аккомпанемент скрипок и дудок. Факиры выдували огненные шары, выпускали в черное небо снопы алых искр, и была особая прелесть в том, как простые люди – не маги – играли со смертью. Голос певицы был так сладок и тонок, что Рай остановился, завороженный, посреди улицы. Рана на его боку разошлась сильнее, кровь заливала серую льняную рубашку. Но он стоял и слушал, а его разбитое сердце все не желало остановиться. Пели цветы в лонах дивных долин, Ткали ветра путь средь гор и руин, В реки вливались змеями ручьи, А заката пожар горячил. Той, что плетет из историй венок, Чей мое сердце пронзил голосок, В дар отдам жизнь, а судьбу – в оберег, Чтобы вместе прожить этот век. Ах, как коварна она и хитра! Скора погибель – изящна игра. Сладостны речи ее и нежны, Королевы плененной души. Млеет заря, обнимая луну, С неба срывая большую звезду, В небе парят высоко облака. Наша вера в любовь велика! Пусть гремят бури и воют шторма, Близким приходом пугает зима. Знаю, взойду на престол королей В вихре пламени, в танце мечей. Певица взмахнула широким рукавом – колокольчики на бубне весело зазвенели – и указала в сторону сияющего замка на скале высоко над городом. Ледяной ветер трепал флаги, гнал по площади дым и пепел. Артистка купалась в овациях и с поклонами подставляла корзинку для монет. Все ближе слышался звон доспехов и стук лошадиных копыт. И Раймонд словно очнулся. Он коснулся лунного камня, скрывая свой облик, затем направился прочь. Он смоет кровь, залижет раны и однажды войдет в Малый зал совета королевским магом. А потом проникнет в жизни Судьи, Эберхарда и каждого причастного неотвратимо, как болезнь, как чума, вскроет тайные гнойники, обнажит секреты. А когда трупный яд разъест их изнутри, Рай вспорет пустые оболочки и свершит справедливый суд. Не щадя никого.