Усталость и желание поскорее выбраться из злосчастного места, полностью переполняло с ног до головы мечника. Будто бы играясь со своей жертвой, попутно не давая нормально воспринимать настоящую реальность. Нагло подкидывая жалкую иллюзию, и путая обострённые чувства.
Словно кошмар наяву, от которого хотелось побыстрее убежать, и броситься в ласковые объятия матери. Но боль во всем теле и паралич, не позволяли этого сделать, будто бы продолжая терзать живую плоть невыносимой болью, ставя фантомные ожоги.
Блики света тут же заменялись гнетущей мглой, искусно балансируя на грани боли, блаженства и покоя.
Глаза были плотно закрыты, но яркий свет всё равно приносил сухой дискомфорт, заставляя сомкнуть веки ещё сильнее. До белых пятен, жёлтых кругов, и резких бликов, которые позже заменялись непроглядной тьмой. Поначалу приятный, немного бежевый оттенок, который затуманивал пустой разум без единой мысли, приносил ложную надежду на спасение. Отдаленно этим, напоминая солнечные лучи и тепло, исходящее от них.
Знакомое ощущение собственного любопытства, было сравне попыткам взглянуть на солнце.
Так же знакомо, и до боли в сердце тоскливо.
Яркая, и одновременно жгучая боль, равномерно растекалась по всему телу, окружая всё вокруг, и неизбежно касаясь болезненно ноющей плоти. Окутывая, словно в невесомые объятия, и даря мучительное безумие.
Объятия боли, хуже чем смерть человека?
Смерть может настигнуть тебя в любой момент. И также быстро забрать с собой в небытие, подав холодную, костлявую руку.
Легко и безболезненно.
Даря блаженный покой тревожной душе.
Говорят, если сильно согрешить за всю свою жизнь, смерть может наблюдать за тобой мучительно-долго, и позволить отдать тебя в пучину боли и отчаяния.
Сознание и тело будут терзать всепоглощающие муки, которые, кажется, не закончатся никогда.
А смерть будет лишь молчаливо наблюдать за страданиями человека, и только позже идти с ним в одну ногу.
Но взамен на невероятные страдания, она всегда дарит что-то очень хрупкое и драгоценное для человека.
Желанное безразличие?
Или же долгожданный покой, не приносящий мук?
Испытать боль во всех её красках, и сохранить при этом здравый рассудок – невозможно. Но каждый постоянно пытается перейти всевозможные границы, и выйти за пределы возможного. Только этого никто и никогда не смог сделать.
Только боль напоминает Кёджуро о прежней жизни. По трудному прошлому, и изматывающих тренировках. Сломанных костей, вывихнутых суставов. Знакомый гнев отца, и холодность матери.
Несправедливость жизни, и её трудности.
Только боль позволяет Кёджуро находиться в сознании, и при этом пытаться разобраться среди запутанных, неясных мыслей.
В глазах то и дело мелькал белоснежный цвет, который постепенно окрашивался в коричневый и синий. Позже становясь совсем странным и непонятным.
Содрогающееся тело всё в новых конвульсиях, постепенно обмякало на твёрдой земле, а пение птиц вынуждало открыть глаза, и осмотреться в меру своих возможностей.
Усталость отступала, а на её смену приходило непонимание.
Подняться и открыть глаза, казалось непосильным трудом. А в голове отдалённо проскакивал
чужой шёпот, негромко говоря неразборчивые вещи.
Тьмы больше не было, а только мягкий и довольно яркий солнечный свет, побуждал поскорее скинуть оковы тягучего кошмара.
Где-то с левой стороны, ближе к собственному уху, доносилось мерное птичье пение. Паралич мышц отступал, а сознание постепенно становилось ясным.
После нескольких неудачных, и длительных попыток открыть глаза, сперва всё таки получилось банально сфокусировать взгляд на синей макушке. Размытые деревья сзади, огромные камни и слепящее солнце смешались вместе, на миг ослепляя. Но только спустя несколько мгновений, видеть стало намного лучше.
Первое, что бросилось в глаза среди кучи непонятных цветов вокруг – синее пятно с фиолетовыми отблесками, которые переливались на солнце, и обретали поистине завораживающий цвет.
Голова, которая в этот момент лежала полностью на левом боку, рефлекторно дёрнулась назад от вида птицы, которая была в нескольких сантиметров от лица Ренгоку. Зоркие глазки, словно чёрные бусины, заинтересовано смотрели на него, ожидая следующих действий человека.
Всё что получалось сделать, это от неожиданности резко отвернуть голову назад, хватаясь руками за невесомый воздух, в наивных попытках подняться. Движения были не столь плавными, как медленными, ведь сил, чтобы полностью поднять руки, было недостаточно.
Первородная усталость магнитом тянула обратно на землю, поэтому Ренгоку аккуратно попытался вернуться в изначальное положение. Сама же птица, не испугалась такого жеста, отступив немного дальше, и заинтересованно склонив голову набок, тихо чирикнула.
Её голова и спина, были ярко голубого цвета; возле груди было бесформенное пятно насыщенного фиолетового цвета, переливаясь на солнце тёмно-синим, и заканчивая светло-розвовым.
Крылья и хвост были темными, а брюшная сторона имела беловатый цвет. Тонкий хвост наливался тёмно-синим оттенком, имея иногда пробивающийся коричневые перья, что гармонично смотрелись вместе.
На голове было видно три больших пера, которые плавно свисали в сторону, лениво развиваясь от лёгкого ветра.
Смотря во все глаза, даже немного испуганно, Ренгоку все же протянул руку навстречу смелой птичке, но та в ответ робко затрепетала крыльями, и улетела прочь от незнакомца.
В тот момент деревья и чистое небо, показались совсем другими, нежели были до этого.
Сейчас родное поместье Ренгоку, выглядело совсем опустевшим и одиноким, пусть и внешне казалось идеально убранным. Что-то внутри подсказывало ему, что в родном доме явно чего-то не хватало, но понять чего именно, никак не удавалось.
Мягкая тишина окутывала тело внизу, и только издалека можно было услышать едва заметное пение птиц, которые пели очередную песню перед закатом.
Фантомная боль снова переполняла онемевшее тело, но справиться с кратковременной усталостью, не составило особого труда, полностью восстановив технику пламенного дыхания.
Пытаясь торопливо подняться с жёсткой земли, резко возникшая боль мгновенно ударила под рёбра, выбивая этим судорожный вздох. Тело невыносимо изламывало от чрезмерных движений, отдавая тихим гулом в ушах.
Пошатнувшись, Ренгоку с немалым трудом принялся рассматривать родное, опустевшее поместье, едва придерживаясь за бок. Свежий воздух тут же наполнял лёгкие, даря этим необыкновенную лёгкость, впервые за столь долгое время.
Мягкие и тягучие лучи солнца озаряли местность вокруг, наполняя все кроны деревьев золотистым цветом. Всё вокруг будто пылало в самых разных оттенках жёлтого, начиная с нежно-медового, и заканчивая насыщенным янтарным оттенком вокруг.
Тени от яркого света горели пронзительным пламенем чистилища, изображая собой неясные фигуры тьмы. И лишь ветер тихо нашёптывал его имя, дополняя созвучные слоги тихими мольбами о большем.
Осторожным взглядом, он обвел внутреннее поместье, вспоминая до боли тоскливые воспоминания связанные с ним.
Самые лучшие и грустные моменты своей жизни, он всегда разделял с этим местом.
С каждым деревом, с каждой птицей, и каждым камешком вокруг. Он любил природу, и умел чувствовать её силу, направляя её сквозь собственное тело.
Подходя ближе к деревьям, через несколько мгновений он остановился возле крепкого ограждения,
слушая и ощущая местность вокруг.
Столп Звука умело научил Ренгоку прислушиваться к окружающей местности, и ощущать её ауру. Выключить разум, при этом не отвлекаясь на собственные мысли; слушать и слышать вибрации, исходящие от различных шорохов и звуков.
Запоминать.
Таким способом, было намного проще заметить опасность подле себя, раньше, чём это бы произошло в кромешной тьме. Всё время опираясь лишь на острое зрение, которое никак не играло на руку столпу в темноте различных территорий, техника анализа и слуха помогала куда больше, чем простые рефлексы, и устремлённый взор во тьму.
В этот момент, прислушиваясь к местности вокруг, Ренгоку на удивление не ощущал былой ауры собственного дома, который всегда был наполненным яркой силой пламени.
Это было странно.
Медленно закрыв глаза, он сконцентрировался на своем дыхании. Вместо могучей силы, которая питала эти земли в течении многих лет, Кёджуро ощущал лишь пустоту, которая окружала его со всех сторон, и давила на него с огромной силой, пытаясь сломать. Именно сейчас, чувство дискомфорта и замкнутости ощущалось наиболее резко, для столь опытного мечника.
Полагаясь на собственные чувства, они встревоженно твердили ему о том, что вокруг что-то было не так. Ощущение
давящей ауры поблизости, упорно не давало спокойствия истребителю.
Но снова открыв глаза, всё вокруг было так, как раньше. В прошлом. Чувство призрачной безопасности медленно сбрасывало фальшивую маску, вот вот готовясь показать настоящий мир вокруг. Но сколько бы мечник не ждал чего-либо, время двигалось мучительно долго, растягиваясь в бесконечных секундах вокруг.
Звонкая тишина всё больше и больше сдавливала уши, тем самым принося гулкий дискомфорт внутри. Пение птиц прекратилось, а шелест листьев вскоре затих,
кажется, насовсем.
Яркое солнце постепенно садилось за небосвод, с каждой минутой становясь все насыщеннее, и лишь оно придавало стойкому духу спокойствия.
Постепенно, чувство вязкой тревоги и непонимания, всё больше подкрадывалось к Кёджуро, подходя вплотную к человеческому телу.
Накалённые до предела инстинкты хорошо улавливали чужую ауру вокруг, но понять где именно находился источник силы, было невозможно.
Тревожные мысли начинали понемногу подкрадываться к сознанию истребителя, пока эти же сомнения не разбились на тысячу мелких осколков, когда он впервые за всё время нахождения здесь, услышал зовущий его голос.
Подобно зеркалу, всё плохое разбилось на острые, крошечные кусочки, и лишь один детский голос эхом звучал по пустынному месту, рождая собой хоть какие-то надежды на что-либо хорошее. Кёджуро сразу же инстинктивно повернул голову направо – туда, где обычно располагался узкий лабиринт из зелени вокруг, и выход на другую територию поместья. Но в поле зрения, также никого не оказалось.
Голос отдавался эхом со всех сторон сразу, будучи поначалу неразборчивым и тихим, но со временем становясь всё громче.
В голове проскакивали мутные догадки и сомнения на счёт обладателя этого тонкого голоса, но вспомнить похожего человека, он никак не мог.
Истощенный крик наполнял, кажись, неживое поместье, едва уловимым беспокойством внутри.
Зов, который был до боли знакомым и родным, Кёджуро не мог распознать.
Явно детский, звенящей теплотой и заботой голос, звал Кёджуро к себе. Но он все так же больно отдавал тоскливой печалью и тревогой за него. Он был совсем рядом.
Не задумываясь больше, Ренгоку уверенно ступил несколько шагов по сухой земле, быстро ускоряя шаг, а позже полностью срываясь в бег.
Ветер с лёгкостью поднимал мелкие алые кончики в воздух, которые в свою очередь, постоянно норовились попасть в глаза. Тонкий детский голосок звучал со всех сторон, отдаваясь слышным эхом по всему поместью, ещё больше путая мечника.
Остановившись, он ещё раз безнадежно окинул встревоженным взглядом давно знакомую территорию, в то время как паника постепенно брала вверх.
Кто это? Ему нужна помощь? Кто-то был в опасности? Нужно защитить его любой ценой!
Но несмотря на запутанные рассуждения мечника,
тихий смешок из-за угла, заставил Кёджуро крупно вздрогнуть и отшатнуться назад. Повернув голову на источник звука, зоркие закатные глаза по прежнему никого не увидели. Тихое место пустовало, отдалённо напоминая о горьком одиночестве, прожитым ранее.
Показалось?
Быстро оглядываясь вокруг, Кёджуро не понимал ничего. С каждой секундой новых скитаний по густому лабиринту из зарослей и кустарников, паранойя непозволительно быстро окутывала испуганный разум, заключая в свои объятия.
Он сходит с ума?
Тогда, как можно было объяснить странный шёпот в собственной голове, который постоянно твердил ему неразборчивым тоном, туманные предложения?
Мутные слова и буквы в чистом сознании Ренгоку, наперекор собственному желанию, никак не хотели складываться в полноценную картину, поэтому понять, что от него требует его же разум, так и не удалось.
Слыша знакомый зов, который настигал его с каждой стороны и тёмного угла, он не был в состоянии что-либо предпринять, отчаянно пытаясь отыскать кричащего. Страх липкими тисками, держал уязвимый разум стальной хваткой, не давая и секунды на трезвое понимание ситуации, и отчёта о своих же действиях.
Сбитое дыхание отдавалось тихим гулом собственного сердца в районе груди, которое болезненно покалывало, всё время напоминая о старой боли, которую он старался игнорировать.
Но паника рассеялась также быстро, увидев Кёджуро светлую макушку.
Младший брат с радостной улыбкой, бежал из-за второго угла прямо к нему навстречу, попутно выкрикивая неразборчивые фразы в момент счастья.
Любимый младший брат, которого Кёджуро даже не смог вспомнить, не раздумывая, бросился тому в объятия радостно щебеча какую-то новость.
Застывший Кёджуро, ошарашенно уставился на брата немигающим взглядом, никак не понимая противоречивые чувства, которые с каждой натянутой секундой, причиняли ещё больше боли. Неприятное чувство горечи и печали, прочно засело внутри него, завязавшись на крепкий узел сплошного разочарования в себе.
Что на него нашло? Как он мог забыть своего младшего брата, которого всегда любил больше собственной жизни?
Как он мог забыть Сенджуро?
Не будучи в состоянии пошевелиться, и что-нибудь сказать в ответ на явный вопрос брата, который он не сумел вовремя расслышать, Кёджуро продолжал испытывать себя гнусным молчанием.
Непонимание запоздало охватило туманный разум, даруя лишь лёгкие секунды собственного замешательства. Как он мог не узнать голос Сенджуро? Печальный, но все ещё нежный и добрый, он знал его наизусть.
Прекрасно знал звучание тихих и неразборчивых слов, знал значение опустошенных взглядов, и каждый раз видел боль, которая постоянно плескалась в детских глазах. Так почему же не сумел узнать родной голос, дорогого ему человека?
Сенджуро, видя в это время недоуменного Ренгоку, в миг притих, тут же меняя счастливую улыбку на обеспокоенный взгляд. Хмуря брови, он пытался достучаться к застывшему брату, дёргая того за пламенное хаори, и попутно заглядывая ему в глаза.
—Братик? С тобой всё в порядке? Я сказал что-то не так? Что-то случилось?
Тот не среагировал на заданные вопросы, продолжая ошарашенно смотреть на него. Младший Ренгоку лишь крепче прижался к брату, не понимая, что происходит. Это же не из-за него Кёджуро застыл? Почему он молчит?
—Сенджуро... где ты был?
Спустя много времени беспокойных раздумий, всё что удалось спросить, так это лишь глупый вопрос, мигом слетевший с языка. Кёджуро всё так же глупо уставился на брата, который в ответ лишь недоуменно вскинул брови. Грустные глаза, которые всего лишь несколько секунд назад сияли от счастья, снова угасали, приобретая знакомый оттенок страха и беспокойства.
Непонимание переполняло младшего, но тот в свою очередь тщательно подбирал слова для разговора.
—Но брат...
матушка же разрешила нам поиграть вместе, вот мы и решили сыграть в прятки, ты должен был меня искать. Тебя долго не было, вот я и подумал, что что-то случилось. Всё ведь хорошо...? — Сенджуро непонимающе смотрел на брата. Неужели он не помнит? Это же было несколько мгновений назад!
—Да, но... погоди, матушка?!
Кёджуро посмотрел на младшего стеклянным взглядом, полным неверия и сомнений, терзающих его сознание.
Матушка? Неужели она здесь?
Такого быть не может, уж точно!
Он помнил всё до единого.
Каждый злосчастный фрагмент, который намертво отпечатался в его памяти, до сих пор звеня огромной скорбью и горечью утраты. Каждый тусклый момент, который въелся горечью, и вытерпленной болью, которую он носит в себе по сей день.
Услышав новость про смерть собственной матери, именно в тот момент, что-то внутри Ренгоку пошатнулось, и навсегда оставило свой жгучий след.
След скорби и глубокой печали. След горя. След боли.
А за первой раной утраты, внутри появилась и вторая – со смертью матери, он потерял и любящего отца, который был вынужден запивать собственное горе пиалой крепкого саке, а позже грубо срываться на своих же сыновьях.
Это было неимоверно больно. Словно глубокие раны внутри тела, которые задевали струны души – они убивали изнутри.
—К-Кёджуро...?
Младший брат испуганно смотрел на Ренгоку, ожидая продолжения мысли, но следующих слов от того не последовало. Сенджуро не понимал откуда такая реакция, и что же случилось за всё время его отсутствия. Прошло ведь несколько минут с его отсутствия, что могло случиться?
Не успев проговорить запутанную мысль, Кёджуро впервые увидел бесшумную тень, подступающую всё ближе.
Размытый силуэт постепенно становился более чётким, обретая ясные контуры знакомой фигуры.
Затаив дыхание, Кёджуро потрясённо смотрел на родные красные глаза, которые с любовью внутри, ласково и восхищённо смотрели на сына, словно подзывая к себе.
Как в прошлый раз.
Одновременно выражая гордость и грусть, но более выразительно читалась радость в нежных глазах напротив.
Пошатнувшись, Кёджуро не мог поверить в происходящее, полностью отказываясь верить.
Это было невозможно.
Фрагменты злополучной ночи никак не возвращались обратно, решая оставить мечника в недоумении. Он не помнил ничего, кроме этого места, и связанных болью воспоминаний о его семье.
Но матушка не может быть здесь. Живой. Прямо перед ним.
Неужели он умер?
—М..Матушка? Неужели это и вправду вы?
На подкашивающихся ногах, он ступил шаг вперёд, но мягкий жест руки остановил его. Ру́ка Ренгоку всё также, со скорбящей болью в глазах, смотрела на сына, но при этом, запрещала подходить ближе.
—Скоро мы снова сможем увидеться, но пока, ты должен выполнить свой долг.
Ты нужен им сейчас.
Секунды, которые растягивались в воздухе, играли медленную песню, складывая ноты в целостную симфонию. В момент сказанных слов, резкая боль охватывала всё тело, парализуя мышцы, и сдавливая горло в невидимых тисках, из-за чего доступ к воздуху был заблокирован.
Упав на колени, он всячески пытался вдохнуть воздух, но боль в солнечном сплетении не давала возможности сделать это.
Сенджуро с матушкой лишь печально смотрели на медленную смерть мечника.
В глазах постепенно начало темнеть, когда легкие разрывались от невыносимой боли и давления. Вдохнуть не получалось, а из-за сильного напряжения капилляры один за другим завлекали глаза красным цветом. Все звуки до этого, в миг исчезли, и лишь секундное затишье навестило измученный разум.
Непроглядная тьма постепенно сменилась белыми пятнами перед глазами, и ощущение спокойствия мягко обвивало содрогающееся в конвульсиях тело.
С момента последнего вздоха прошло достаточно времени, чтобы сухой дискомфорт смог полностью заполнить лёгкие, но уже не причиняя вреда.
Ведь чувств уже не было.
Лишь одно желанное безразличие.
Но не успев полностью насладиться охватившим его чувством, кратковременный покой быстро сменился новой болью, которая снова забрала
в свои объятья обессиленное тело. Агония внутри снова нарастала болезненным жаром, поэтому сквозь огромную тяжесть сломанных рёбер, он судорожно сделал вздох, наполняя грудь жжёным воздухом.
—Кёджуро, нельзя же так.
Приторно-сладкий, игривый голос, болезненно чётко доносился сверху, сразу же приводя в сознание столпа Пламени. Безжизненное тело крупно вздрогнуло, из-за чего мечник сразу же поморщился от боли, впиваясь ногтями в землю.
Приоткрыв единственный глаз, зрение ещё недостаточно сфокусировалось, для того, чтобы хорошо различать всю обстановку вокруг.
Янтарный взгляд пылающего глаза, в испуге метался из стороны в сторону, пытаясь понять, что произошло. Зрение плыло яркими пятнами, из-за чего левая сторона полностью погрузилась в удушающий мрак, скользя своим отчужденным холодом по телу.
Потухший, мрачный взгляд в полной темноте, пытался хоть как-то разглядеть шумную обстановку вокруг. Не до конца собранные мысли, всячески мешали сконцентрироваться на ещё не завершенном бою, впиваясь в голову острыми когтями тревожных сомнений. Наивное непонимание мешало взять контроль над разумом, подкидывая фальшивые догадки.
Мелкие трещины в ребрах, ноющей болью напоминали о недавней схватке, которая по всей видимости, была прервана потерей сознания Ренгоку. Ослабевший разум, не выдержав резкой боли по всему телу, окунулся в спасительный мрак прямо посреди боя, совсем не обращая внимания на других.
Но очередные удары, которые впивались мелкими иглами в истощенное тело, заставили снять блаженную иллюзию покоя, и насильно вернули того в искаженную реальность.
Поверхностные повреждения были не столь серьёзными, чего нельзя было сказать о внутренних травмах, которые не позволяли полноценно вдохнуть свежего воздуха и подняться на ноги, из-за нарастающей боли внутри.
Насколько позволял корпус тела, истребитель попытался шатко повернуть голову, чтобы убедиться в целостности трёх мечников, но зоркий глаз не нашёл отдалённых силуэтов.
Лишь алая кровь повсюду, и следы небольшого боя, выдавали недавнюю схватку истребителей и демона.
Праведный гнев, начинал медленно закипать в самых венах , рождая этим, сильное желание перерезать глотку демону. Обстановка вокруг, также была ранее неведомой, заставляя понемногу испытывать растерянность, вместе с растущим страхом.
Тёмные, густые ветви деревьев, всё больше закрывали собой позорную картину для Столпа Пламени, пытаясь укрыть и сохранить хотя бы частичку гордости истребителя.
Видеть со стороны жалкую картину, было до тошноты безобразно, но Третий откровенно наслаждался посеянным им хаосом.
Убийственная аура Высшей Луны, насильно затягивала в свои тиски слабую оболочку тела, неосознанно заставляя подчиниться.
Давящая энергия, с каждым новым ударом по безжизненному телу, пыталась сломать сильную волю человеческого духа. Но сколько бы костей не было сломано, сколько бы ран не нанес мучитель, совершенный дух и аура человека, так и не сумела дрогнуть за всё время проведенное в сумасшедших тисках боли.
Сколько бы страданий не выпало на эту грешную душу, Ренгоку всё так же наивно держался за свою бессмысленную идеологию, жертвуя единственным талантом, ради других.
Нужно быть лишь круглым идиотом, чтобы по собственному желанию защищать таких отбросов, как
мёртвая троица, при этом жертвуя собой ради другого мусора.
Дикая улыбка медленно расползалась по лицу, попутно превращаясь в животный оскал, а тёмная фигура демона победно возвышалась над мечником. Наглый взгляд ярких глаз с иероглифами "Три" и "Высшая" игриво созерцали проделанную им работу.
Лежащее тело впереди, отдавало резким запахом свежей крови, из-за чего сдерживать свою демоническую натуру, было крайне сложно. Если бы не судорожно вздымающаяся грудь, по внешнему виду мечника, можно было бы с уверенностью сказать, что перед ним лежал изуродованный труп.
Сильные руки, которые прежде были насыщенными силой, были безвольно откинуты по сторонам, а туманный взгляд говорил лишь о нескончаемой боли внутри.
Словно сломанная кукла, смерть отдала слабое тело в тиски боли, а сознание всё больше просило быстрой смерти.
Лишь бы это закончилось!
Кёджуро был похож на мертвеца, у которого в любую секунду могло разорваться сердце, больше никогда не напоминая о прежней силе, которая разливалась по самым венам в размеренном ритме.
Одежда на нём была полностью рваной, а в некоторых местах и вовсе отсутствовала, оголяя этим, кажется, саму душу истребителя.
Общая картина больше не напоминала идеальный образ, который существовал до этого.
Место возле груди, на котором ещё несколько мгновений назад находилась аккуратная форма, сейчас было изодранным в клочья, показывая собой абсолютную наготу груди и безобразные шрамы. Со стороны казалось, что кто-то небрежно раздел марионетку, и, изрядно поиграв с ней, бросил на мучительную смерть в оковах страха.
Но у игрушек нет чувств, они всего лишь куклы.
Различные части тела были покрыты тошнотворными увечьями, вызывая у демона лишь чувство собственного превосходства.
На идеально белой коже, повсюду виднелись свежие укусы широких клыков, которые спустя время наливались приятным, тёмным оттенком. Гематомы и синяки нещадно жгли кожу, ещё больше придавая общей картине шарма.
Следы зубов, наиболее чётко прослеживались на серьезных ранах, одновременно приводя в ужас, но тем не менее вызывая приятное тепло внутри. Испарина и холодный пот, медленно стекали по лбу, а чувство напряжения человека, слишком сильно ощущалось врагу.
Запах страха полностью окутывал мечника, на что демон кровожадно скалил клыки. Неужто теперь, он согласится? После столь пережитых мучений, он должен молить стать демоном, и никак иначе!
Понимание всей ситуации не сразу доходит к Кёджуро, а когда истощенный разум вскоре понимает, в каком положении находился всё это время, то сдерживать бешеный ритм сердца уже не получается. Чувство стыда опаляло щеки ярко красным, из-за чего кровь с удвоенной силой подступила к лицу.
Затуманенный взор, вскоре заметил всё ближе подходящую фигуру, и вязкий страх мигом подошёл к горлу, не смея позволить сделать судорожный вдох.
Густая кровь стыла в жилах только лишь от одного взгляда демона, который уже успел схватить Ренгоку за форму.
—Что ты творишь, Кёджуро! Посмотри на себя! Посмотри, кем ты стал! Неужели ты хочешь умереть слабым, неужели хочешь пасть в глазах других!?
Стань демоном, Кёджуро, и тогда ты обретёшь поистине огромную силу!
Аказа остервенело сжимал кулаки, никак не понимая, как этот глупец ещё был в сознании. Спустя много десятилетий, только один Кёджуро смог неосознанно бросить вызов Третьей Высшей.
Пусть он и был слаб, пусть во многом ошибался. Идеальный мир, построенный лишь на одном эгоизме и неоспоримом чувством собственного превосходства, дал малую трещину. Но эта трещина была настолько сладостной, что Аказе хотелось намного большего. Впервые за столь долгое время, кто-то впервые решился уничтожить прочную стену замкнутости и одиночества, бросив вызов.
Дыхание мечника всё больше вызывало тревогу внутри демонического сознания, позволяя подкрадываться различным сомнениям по поводу состояния глупца, тем самым очерняя призрачные надежды на обращения человека.
Он должен стать демоном, по другому быть не может! Он идеален! Осталось лишь дать малую искру, чтобы огонь внутри него вспыхнул новыми красками!
Остервенелый удар под ребра, вывел мечника из транса.
Третий грубо схватил мечника за шею, начиная нещадно вдавливать в землю, перекрывая воздух.
Было слышно едва тихие всхлипы, которые сопровождались желанием освободиться из стальной хватки.
Убрать чужую руку, которая болезненно сжимала горло, также, как и глотнуть свежего воздуха, было невозможно, оставляя надежду только ожидать мучительной и бессмысленной смерти.
Он не смог исполнить долг, он никого не спас.
Спустя несколько секунд, хватка на собственной шее, которая всё время сдавливала трахею, немного ослабла, позволяя растерянно вздохнуть. Вокруг мелькали опасные блики синевы, и быстро приходя в себя, Ренгоку всячески пытался избежать болезненных атак, которые постоянно приходились на сломанные рёбра, заставляя глухо выть от переполняющей боли.
Сжав зубы с характерным звуком, челюсть предательски издала неприятный треск, уже позже вовлекая за собой быстро последовавшую боль.
Последовавший дикий удар, нанесенный с особой жестокостью по травмированным рёбрам, выбил из уст мечника надрывистый крик, который равномерно опалял пустующую, лесную местность. Сердце пронзило изломанной болью, из-за чего хотелось выть на всю глотку, вплоть до сорванных связок.
Хотелось оборвать собственные мучения, закончив краткую жизнь, одним движением руки. Почему умереть от болезненного шока, никак не получалось?
Неужели он не смог свершить данную миссию, которая легла на его плечи ещё с самого детства?
Хотелось до невозможности нагло, доказать всем своё могущество и прежде накопленную силу, прервав жалкую жизнь демона одной из сильнейших кат, но жалкая беспомощность наравне с усталостью, равномерно завладевала контролем слабой сущности, беря в руки накалённое тело, которое являлось словно одним сплошным оголенным нервом. Смысл жизни всегда сводился к одному – исполнение долга. И даже эту простую вещь, он не был в состоянии выполнить.
Возвышавшейся над ним силуэт демона, громко смеялся, от чего тело бросало в лёгкую дрожь.
Дышать с каждым вздохом казалось невыносимым, так же, как и сохранять здравый рассудок. Несмотря на все мучения, которые пришлось пережить Ренгоку, боль наконец отступала, даруя этим, невыносимую сладостную лёгкость.
На секунду ощутить тепло... это чувство было знакомым, и совсем не пугающим.
Неужели смерть смогла отдать изувеченного мечника в объятия боли, тихо наблюдая за его мучениями?
То, как объятия с каждым новым мгновением становились невыносимыми, а жгучая боль наполняла тело, заставляли терять рассудок. Он плавился в её объятиях, горел и страдал, всё больше пытаясь выбраться из цепкого захвата.
Ясный разум больше не искрился прежней уверенностью, в то время как сердце начинало предательски болеть. Боль, которая была представлена лишь ему одному, сводила с ума, заставляя срывать глотку, в порыве душераздирающего крика.
Наблюдать за этим, было невыносимо больно, но ощущать во всех красках до потемнения рассудка, было томительно сложно.
Долго наблюдая за незаслуженными мучениями, вскоре, смерть подала свою костлявую руку, забирая всю боль в изнеможенном теле себе.
Это конец?
Единственная мысль быстро проскакивает в уставшем сознании, вскоре совсем не понимая, что ответ ему преподали словами.
«Это начало, Кёджуро.»
Едкий, победный оскал – последнее что заметил хашира, перед тем как закрыть глаза и провалиться в беспокойный мрак.
Ведь он ещё не знал, что его ожидало дальше.
