***
Полозья беззвучно рассекают сугробы. Две петляющие линии неглубоких борозд, как дорожка из хлебных крошек, по которым можно было бы вернуться обратно в академию, остаются позади. Как скоро их заметёт снегом? Гермиона ловит себя на мысли, что ей бы не хотелось потеряться в этом лесу. Оказаться под натиском наступающих стеной с обеих сторон сосен и под лапами елей, спрятавших от глаз пасмурное небо. Ей бы не хотелось этого, даже если бы путеводная нить, крепко оплетённая вокруг её запястья, действовала не только на территории Колдовстворца. — Всем приготовиться, — усиленный Сонорусом голос хранителя ключей и лесов школы разносится над всей процессий. — Далее опасный участок дороги. Нам предстоит проехать близ одного из Великих проклятых деревьев. Белые волки, запряжённые в сани, идущие позади, снова рычат, столкнувшись друг с другом на повороте. Клацанье зубов за спиной на середине дороги становится в какой-то момент таким же белым шумом для Грейнджер, как и настораживающий треск веток или неразборчивый тихий гул разговоров. Ей даже не нужно оборачиваться, чтобы убедиться в том, что это та самая центральная пара животных в упряжке. Но она всё равно оборачивается. Ловит взгляд Джинни, полный раздражения с тенью смирения, и улыбается уголком губы, чтобы подбодрить её. Сложно сказать, в чём именно причина такого настроения подруги. В том, что возможность поехать в Китеж пришлось отвоёвывать у тренера? Соглашаться на компромисс в виде смещения времени тренировки, из-за чего команда поднялась сегодня в воздух, когда на улице было совершенно темно, если не считать ничтожные крупицы света от серпа месяца, зависшего над квиддичным полем. Или в том, что рядом с ней сидит Блейз, а не Гермиона, потому что ей приходится делить сани с… — Если тебя выдернет из нагретого места одна из этих коряг, — намекая на берёзовых леди, медленно приближающихся к дороге, бросает Малфой. — То это несколько омрачит наше сегодняшнее свидание. — Сам факт того, что у нас свидание, омрачает сегодняшний день, — в тон ему отвечает Грейнджер, поворачивая голову на голос Драко, в котором смешивается уже знакомый коктейль тональностей. После относительно спокойной утренней тренировки они успели повздорить на артефактике. Гермиона припомнила ему прошлое занятие, назвав его методы донесения информации крайне оскорбительными и выставила границы, сказав, что, в рамках их сделки, впредь он должен вести себя более сдержанно. Стоило ли говорить, что Малфой ушёл в полное отрицание и оставшуюся часть занятия их спор набирал обороты, пока они вовсе не начали проклинать друг друга шёпотом, чтобы не сорвать лекцию. А в конце… Годрик. Прежде чем между ними воцарилось молчание под строгим взглядом профессора, Грейнджер, достигнув своего предела терпения, мстительно пнула его под партой по ноге. И каким бы глупым и детским поступком это ни казалось теперь, комичное выражение лица Драко в тот момент… Да простит её Мерлин, она бы сделала это снова, если бы время повернулось вспять. — Смотри по сторонам, а не на меня или Уизли, — его скверное настроение ощущается, как подавляющая тёмная аура, имеющая радиус поражения в несколько метров, и Гермиона ведёт плечом, пытаясь избавиться от этого эфемерного чувства. Вот только вряд ли это возможно сделать, находясь непосредственно в самом эпицентре. — Я не хочу тебя снова спасать. — Боишься, что это войдет в привычку? — интересуется она, но всё же делает как он говорит. Мажет взглядом по сторонам, вдыхая морозный воздух, который тут же обжигает лёгкие. Одна из стражниц леса замирает недалеко от них. Её иссохшие ветви-руки тянутся в сторону саней, но не касаются и не пытаются навредить, пока они проезжают мимо. Она словно хочет их просто напугать. Предостеречь. И от одной только мысли об этом Грейнджер сильнее вжимается в спинку сидения, нащупывая в кармане кафтана свою палочку. Чёртовы деревья. Чёртов холод. Чёртов Малфой. — Грейнджер? — Что ещё? Но он не отвечает. Кивает вправо, и Гермиона непроизвольно поворачивается, ожидая увидеть тянущиеся к ней ветви деревьев, но, вместо них, перед ней открывается потрясающий вид на колоссальных размеров дерево, красная крона которого на контрасте занесенного снегом мира выглядит, как единственное пятно краски на холсте. Это кажется… Странным. То, что Малфой обращает её внимание на нечто потрясающее, когда они практически находятся в состоянии войны, сидя во все оружия рядом с друг другом. Значит ли что между ними временное перемирие? И как долго оно продлится? — Проклятые вещи всегда такие привлекательные, — задумчиво тянет она и возвращает взгляд к острому профилю Драко. — Красиво. К своему удивлению Грейнджер подмечает, что мороз не щадит даже его. Хотя в её представлении холод является практически синонимом ко всему существующему в Малфое. Его скула и кончик носа, поддетые румянцем, кажутся ей не менее впечатляющими, чем алые листья на раскидистых ветвях. — Красота — это привилегия тех, кто умеет видеть дальше своего носа, — делая акцент на последнем слове и явно давая понять, что её интерес к этой части его лица не остался незамеченным, говорит Малфой. — А занудство? — спрашивает Гермиона, цокнув языком. — Это чья привилегия? Драко ухмыляется. Опускает глаза за свои руки в кожаных перчатках, рассматривая ровные швы, прежде чем сказать: — Тех, кто не боится быть неудобным. Даже раздражающим. Вроде нас с тобой. В первое мгновение ей хочется возразить. Сказать, что вовсе она не зануда. Хотя это будет очевидной ложью. Но, когда его слова окончательно укладываются в её голове, слог за слогом… Её собственные мысли-предатели круто меняют своё направление, цепляясь не за смысл, а за форму. Нас. С тобой. Грейнджер зачем-то кивает, даже не отдавая себе отчёта в том, что он может этого не видеть, и наконец отрывает взгляд от его профиля. От румянца и изгиба губ. От чёрных длинных ресниц и линии челюсти. Нет никаких «их». Они из параллельных вселенных, которые не должны пересекаться, оставаясь всегда «им и ей». Отделёнными друг от друга паузами в предложении. Оставшиеся двадцать минут пути они проводят в молчании. И это к лучшему. Грейнджер успевает убедить себя в своей же мнительности. И морально подготовиться к тому, что их ждёт в Китеже. К толпам людей и к лишнему вниманию. К роли, в которую ей пора бы начать вживаться, примеряя на себя улыбки, как пару перчаток. С чисто практическим интересом. И она вживается. Давит в себе удивление, когда он подаёт ей руку, спрыгивая с подножки саней, и уверенно принимает её, немного сжимая пальцы Драко, пока ноги не касаются земли. И, конечно, Гермиона вовсе не краснеет. С чего бы вдруг? Это просто холод проходится россыпью иголок по её щекам. — Тебе стоит выглядеть более счастливым, — тихо говорит она, чувствуя себя идиоткой, которая прикладывает слишком много усилий, в то время как от взгляда Малфоя можно потерять пару конечностей от обморожения. — Иначе мы зря друг друга мучаем. — Мы даже не выбрались из толпы. Ещё слишком рано. — Может, за нами уже наблюдают, — нервно шепчет Грейнджер, вытягиваю шею, чтобы рассмотреть за спинами студентов академии хоть что-нибудь из того, чем она успокаивала себя, вспоминая о перспективе провести с Драко целых пол дня. Книжные магазины или сувенирные лавки. — За нами всегда наблюдают. С того самого вечера в больничном крыле, — странно скосив на неё взгляд, отвечает Драко и, немного подумав, добавляет: — Но того, что они видят, пока достаточно. — Боюсь представить, как это выглядит со стороны, — Гермиона находит их команду и Кирана, которые собираются кругом, и они вместе с Малфоем направляются в их сторону. — Почему в газетах до сих пор нет статей? Недостаточная шумиха, а точнее, почти полное её отсутствие тревожит Грейнджер чуть ли не сильнее, чем предстоящий матч. Это выглядит подозрительно и не даёт ей расслабиться, постоянно ожидая того момента, когда её имя вновь вернётся в заголовки газет с новым скандалом. — Потому что репортерам нужно какое-то подтверждение слухам перед тем, как выпустить что-то столь компрометирующие с фамилией Малфой на первой полосе. В случаях с семьями, подобными моей, любая лживая строчка может иметь последствия. — Как… высокомерно. — Это просто факт, Грейнджер. — Это просто абсурд. Правда не должна быть исключительным правом тех, кто может наказать за ложь. — Слова истинной гриффиндорки. Но всё же реальный мир больше похож на один большой факультет в цветах Слизерина. — К сожалению, — добавляет она и ускоряет шаг, чтобы подойти к Джинни и встать рядом с ней, соприкасаясь плечами. Чтобы закончить этот разговор. Сначала они дослушивают речь Григория, голос которого снова грохочет над студентами усиленный заклинанием, а после наставления Кирана, требующего поклясться их почти на собственных жизнях, что к назначенному времени вся команда в полном сборе явится без опозданий к отправной точке. Дэвид рассказывает им, где находится местный банк, в котором можно будет обменять галлеоны, и после удаляется, не желая видеть их ни минутой дольше, чем необходимо. — Увидимся на центральной площади, — сжимает руку Гермионы Джинни. Грейнджер тоскливо провожает силуэт подруги и следующую за ней по пятам фигуру Блейза. Она даже делает шаг им вслед, словно хочет догнать или раствориться в толпе разноцветных кафтанов, но рука Драко на её предплечье не позволяет. — Ты была когда-нибудь на свиданиях? На них не убегают при первой же возможности, если только они не оборачиваются полной катастрофой. — Какое совпадение. — Будь так добра, перестань драматизировать, — Малфой подставляет ей локоть, и Гермионе ничего не остаётся, кроме как взять его под руку. Кроме как приказать себе в который раз вжиться в роль. Видели бы её Рон с Гарри… Хотя им ещё предстоит рассмотреть детали крушения достоинства Грейнджер во всех красках на колдофото в Ежедневном пророке. На такие статьи газета точно не пожалеет разноцветных чернил. Когда толпа перед ними наконец редеет, разбившись на группы, которые увлекают вглубь города магазинчики и петляющие тропы, ей удаётся увидеть то, о чём без умолку болтала Хейди прошлым вечером. Гермиона вертит головой, рассматривая покрытые толстым слоем снега крыши магазинов, карнизы которых украшены хрустальными сосульками, и расписанные, словно детской рукой, окна. Светящиеся гирлянды, натянутые между зданиями, и стеклянные шары с падающими снежинками внутри, что развешены на елях, которые растут там, где заканчиваются границы города и начинаются владения природы. Чем больше они углубляются в Китеж, тем выше становятся дома и тем громче люди, а воздух, словно бы разгоряченный от дыхания сотен человек, — теплее. Запахи глинтвейна, корицы, пряных пирогов и жареных каштанов смешиваются с привычным ароматом хвои на морозе, и Грейнджер даже не замечает, что начинает непроизвольно улыбаться. Они меняет валюту в банке, в котором зачарованные полы похожи на лёд, и Гермионе приходится справляться с лёгким приступом паники, когда под каждым её шагом по бликующей поверхности идут трещины. Хорошо, что они уходят оттуда быстрее, чем слишком яркие ассоциации заставляют её схватиться за одну из колонн в попытке спастись. Хотя рука Драко, которую она бездумно сжимает всё это время сильнее, в некоторой степени даёт иллюзию безопасности. Иллюзию ли? Он не дал ей упасть с метлы и не стал смотреть за тем, как она проклинает себя шкатулкой. В какой-то степени Малфой отплатил Власте за «тёплое приветствие» в первый вечер в Кодовстворце. И в конечном счёте именно Малфой вытащил её из озера. Кажется, находясь рядом с ним, последнее, о чём стоило беспокоится Грейнджер, так это об опасности. И не важно, что чаще всего он преследовал свои цели. — У нас ещё куча времени. — Возвращая её в суровую реальность, спрашивает Драко тоном, от которого у неё замерзает всё, что успело согреться, — Чем бы ты хотела заняться? Она ослышалась? Или это, те самые хорошие манеры, о которых он так любил напоминать, но никогда не демонстрировал их на практике? — О, ну… — на самом деле, у Гермионы имеется целый список вещей, которые она хотела бы успеть сделать до вечера, вот только она не знает с чего лучше начать, потому что не располагает точной информацией по расположению магазинов. Грейнджер почти тянется к карману, в котором покоится предусмотрительно взятое ей зачарованное стеклышко, но потом замечает символику рядом с названиями магазинов. Ножницы на вывеске, по всей видимости, парикмахерской и очень схематичный перстень у входа в другую лавку. Достаточно доходчиво, чтобы значительно облегчить ей задачу в ориентировании. Но лучше бы она владела визуальным заклинанием перевода, которое исключили из списка подготовки, посчитав, что звуковых командам будет достаточно при посещении других стран. В какой-то степени конфедерация магов была права. В какой-то степени большую часть двух недель перед матчами команды были заняты тренировками. И даже посещение занятий в это время являлось видимостью учебного процесса, с которой вполне справлялись маленькие стеклышки, умещающиеся в ладонь. Да и поддержание всех чар вместе с согревающими требовали бы слишком много концентрации. — Если у тебя нет идей, — хмыкает Драко, раздражённый затянувшимся молчанием. — То, по счастливому стечению обстоятельств, у меня их предостаточно. — Я просто ещё не придумала с чего стоит начать, — протестует Гермиона, но в минусы держать кого-то под руку входит то, что она оказывается отчасти ведомой. Особенно, если учесть предусмотрительность Малфоя, накрывающего ладонью свободной руки её собственную, покоящуюся на сгибе его локтя. Грейнджер угождает в ловушку. В самую идиотскую из всех возможных. В ловушку его цепкой хватки. Она уговаривает себя принять непринужденных вид, но единственное, что у неё сейчас получается в совершенстве, — это оставлять свои руки неподвижными, вместо того, чтобы вырвать их и возмущённо всплеснуть ладонями в воздухе. Но вряд ли скандал посреди оживленной улицы — это те репутационные потери, которые желает получить Драко от их сделки. — Сообщи, когда твой мыслительный процесс принесёт результаты, — Драко увлекает её за собой, маневрируя между группами людей. — Лимит твоих обходительности исчерпался за две минуты? — Поверь, он исчерпался намного раньше. Просто теперь я предоставляю его тебе порциями и только в кредит. — Иногда мне интересно, как же ты сам себя терпишь? — Не с таким трудом, как тебя, — парирует он. Грейнджер нарочно замедляет шаг, наслаждаясь тем, как шумно он тянет носом воздух. — Серьёзно? — Могу спросить тоже самое у тебя, — тормозя их ещё сильнее, цедит Гермиона. — Ты серьёзно решил, что тащить меня через всю улицу это хорошая идея? Как бы потом не вышли статьи о том, что ты держишь меня в плену! Между ними существует только два температурных режима. Либо холод, либо жара — и никогда что-то среднее. Разве что только один раз Грейнджер чувствовала нечто другое. Тёплое. Обволакивающее её, как пуховое одеяло. Но она не уверена до конца, что ей это не привиделось. Тогда она находилась на грани сна и яви, и та его улыбка могла быть просто плодом её помутившегося от зелий рассудка. Так вот. Между ними существует только два температурных режима. И если пару мгновений назад было холодно, то сейчас Гермионе становится невыносимо жарко. Каждый нерв в её теле словно горит от ожидания, пока Драко смотрит на неё внимательно и выжидающе, переваривая свой яд или вырабатывая его, чтобы с новой силой начать очередной спор. — Грейнджер, — выдох. — Малфой. — Я постараюсь не быть… собой, если ты тоже постараешься, — Малфой натягивает одну из тех улыбок, которые обезоруживают профессоров, но у Гермиона этот оскал вызывает обратное желание — быть во все оружия. — Хорошо, — соглашается она и понимает, поймав их отражение в одной из витрин. Всё это время они стоят почти вплотную, с переплетенными руками и прижавшись друг к другу боками. И нет, у неё не возникает болезненных ощущений в шее из-за разницы в росте, а бредовые мысли возвращаются с новыми силами, становясь громче. Теперь её собственный голос в голове звучит на пару октав выше, будто в этот раз он намерен достучаться до нее, даже если придется кричать.***
На них смотрят. Малфой чувствует это каждым сантиметром кожи, скрытой под несколькими слоями одежды. Чужое внимание вызывает зуд и желание хлестнуть в ответ взглядом за тихий шёпот за спиной. И дело не в том, что они — это они. Две несовместимых детали пазла. Дело в том, что они чужаки и герои новостных колонок о спорте в последние месяцы. Пока что. Грейнджер не замечает навязчивого любопытства. В отличие от него, ей не приходилось адаптироваться к этому с самого детства, учась считывать с пространства такие вещи так же, как улавливать истинные чувства людей, спрятанные за учтивыми выражениями лиц или сладкими речами. — Благодарю за покупку, — протягивая свёрток, перевязанный яркой лентой, добродушно улыбается женщина, позвякивая браслетами на руках, и тут же переключается на Грейнджер, держащую… какое-то лохматое недоразумение. — Меховые наушники, — отвечает она на его немой вопрос, многозначительно скосив в его сторону взгляд. — Две пары. — Нет. — Да. — Нет, Грейнджер. Я не надену это уродство, — выделяя каждое слово, произносит Драко и добавляет, обращаясь к совсем не смутившейся волшебнице. — Не в обиду вам. — У тебя скоро отмерзнут уши. Как и у меня. При таких морозах никаких согревающих чар не хватит, поэтому… — Я не надену это даже под страхом лишиться пары ушей. — Они довольно милые, — словно не слыша его, продолжает Гермиона, расплатившись с продавцом лавки и протягивая ему один из ободков с двумя чёрными и пушистыми кусками меха. — Если сделаешь это, то я обещаю тоже сделать то, что ты попросишь. В разумных пределах. — Дважды, — ухмыляется Малфой, рассчитывая на отказ, но Грейнджер даже не ведёт и бровью. Кажется, сам факт того, что он согласится и будет разгуливать по Китежу в таком нелепом виде, напрочь отключает в ней инстинкт самосохранения. — Дважды, — соглашается она, надевая наушники. — Давай же, это хорошая сделка. Блядство. Гермиона начинает понимать, что хорошие сделки — это то, к чему прибегает он сам, и то, от чего ему неимоверно сложно отказаться. — Тебе идёт, — когда они выходят из магазина, она даже не утруждает себя, выглядеть менее самодовольной. — Замолчи. Ещё полтора часа они тратят на поиск подарков для Поттера и Уизли, отчего попытки Драко «не быть собой» всё чаще начинают с треском проваливаться, но Грейнджер проявляет некоторую терпимость, по всей видимости, решив, что он страдает достаточно сильно, чтобы не усугублять его положение новой ссорой. На центральной площади предрождественская суета сменяется суетой другого сорта. Здесь уже не встретить бегущих по улицам людей с кучей шелестящих свертков и длинных списков. Погоня за лучшими предложениями и кончающимися безделушками на витринах уступает место размеренным прогулкам между пёстрых палаток и шатров торговцев. Между ширм кукольных театров и спектаклей под открытым небом. Руки детей больше не цепляются за спешащих по делам родителей. Теперь они полны горстей снега, что под повторяющимися движениями превращаются в круглые снаряды, прилетающие в ничего неподозревающих прохожих. А ладони взрослых находят более удачное применение, удерживая стаканы с дымящимися напитками, вместо тяжёлых мешочков с золотом. Гермиона изредка отпускает его локоть, чтобы снова подойти к чему-то сомнительному, вроде той красной накидки, по которой она сейчас невесомо проводит пальцами. Удивительно, что карманы её кафтана от тяжести покупок не оттягиваются до самой земли, несмотря на то, что все они уменьшены в размерах магией. — Перья жар-птицы, — поясняет торговец, видя, как интерес Грейнджер от струящейся ткани переходит к пышному воротнику плаща. — Если носить такую вещицу, то можно позабыть о зельях, приносящих удачу. Эти красавцы, — подцепляет пальцем золотое переливающееся перо мужчина. — Приносят благополучие. — Носить такую вещицу — значит, жульничать и играть с судьбой, — не сдерживает нравоучительных ноток Гермиона. — Жулика не обжулишь, — смеется он в ответ. — Судьба сама та еще аферистка. Бросив на накидку последний взгляд, Грейнджер возвращается к Малфою, давая понять, что они могут идти дальше. Мужчина не пытается её остановить или окликнуть, привыкший к потоку людей у своего шатра и, вероятно, с лёгкостью определивший, что у Гермионы не найдётся и половины суммы от стоимости плаща. — Как получилось так, что вы с Властой нормально общаетесь после того случая? — неожиданно спрашивает она, видимо, проведя ассоциации в своей голове с красным цветом. — Просто мы похожи. Как и ожидалось, такого ответа оказывается недостаточно. Грейнджер выгибает бровь, ожидая какого-то вразумительного продолжения. — Наши семьи похожи. Поэтому нам понятны причины поступков друг друга. Столкновения между нашими командами было неизбежно как в воздухе, так и на земле. Она хотела обозначит сразу расстановку сил так же, как и я. И если бы ты чуть не утонула в озере, эта игра бы продолжилась. — Откуда тебе знать, что она не продолжается? Что это не затишье перед бурей? Ему хочется сказать, что Грейнджер и есть эта буря, которая грядёт после всего, что здесь случилось с ней, но вслух Драко произносит совсем другое: — Для гриффиндорки ты не слишком сильно веришь в людей. — Я не верю в конкретных людей. А точнее, я не верю ей. Ланцова сказала мне, что треснувший лёд — это не их рук дело, но при этом ни она, ни Романов не отрицали того, что за этим кто-то стоит. Что это не просто трагичная случайность. Кто-то хотел навредить Джинни. Если не утопить, то хотя вывести её из строя на время, что напрямую повлияло бы на игру. — Тебя это не надолго вывело из строя и вряд ли на что-то повлияло. — И всё же, два дня в больничном крыле в разрезе двух недель — тоже срок. Лучше, чем ничего, — сверкнув глазами, говорит Грейнджер, распаляясь всё больше. — Ты на чьей вообще стороне? — На стороне здравомыслия? В этой истории есть тёмные пятна, но тебе стоит признать, что ты просто взъелась на Власту и готова повесить на неё все грехи. — Она наслала на меня морок призыва. Довольно опасная штука, которая искажает реальность и призвана всячески вести человека, подвергшегося чарам, в назначенное место. Место, где что-то напугает его до чёртиков. По сути, я бродила по академии, видя то, чего нет, пока она с подружками хихикала где-то за углом. Конечно, я взъелась на неё! Драко улыбается, но она этого не замечает. Странно не быть причиной её гнева и наблюдать со стороны, как Гермиона медленно выходит из себя. Как сталь в её связках звенит, высекаемая не им. Раскрасневшаяся от ярости, Грейнджер в своих меховых наушниках заставляет его ревновать, осознавая, что, может быть… Он не был единственным, кто умел вызывать в ней такие сильные эмоции. Кто играл на нервах, проходясь по каждому с особой тщательностью, и занимал большую часть её мыслей после каждой встречи. Может быть… Он не был каким-то особенным для неё. Но смог ли бы стать, если бы всё было иначе?***
— Ты заставила его надеть это, — присвистывает Джинни, наблюдая за тем, как Малфой исчезает за одним из шатров, чтобы купить набор для полировки метлы. — Я уговорила его, — Гермиона толкает Уизли в бок, чтобы та перестала многозначительно играть бровями. — Не за просто так разумеется. — Всё равно поразительно. Они огибают одну из ледяных скульптур, из которых состоит целая улица — отдельное снежное царство с домами и лавками, и останавливаются напротив горки, являющейся причиной восторженного визга детей. Темнеет здесь рано, поэтому зажжённые гирлянды стремительно заменяют своим светом садящееся солнце и окрашивают город во все цвета радуги. Уизли находит их местоположение удачным, чтобы проследить за этими метаморфозами, которые становятся особенно отчётливыми с момента касания солнечного диска кромки гор до момента, когда его последняя долька полностью пропадает за горизонтом. — Здесь неподалеку есть паб или что-то вроде того. Команда соберётся там через полчаса, если вы закончили мозолить всем глаза с целью попасть на первую полосу Пророка, то будет здорово увидеть тебя там. И Драко тоже, само собой. — Не обещаю, но попробую устроить. У Малфоя теперь есть право Вето из-за них, — Грейнджер проводит ладонью по меху наушников. — Может, стоило купить такие Рону и Гарри? Смешок выходит каким-то жалким. Гермиона качает головой, встречая встревоженный взгляд Джинни. — Они так и не написали мне, — объясняет она, вырисовывая носком ботинка узоры на снегу. — После той статьи и череды заметок обо мне. Ни строчки. Ни-че-го. — Мм… — Уизли виновато поджимает губы, и Грейнджер заранее не нравится то, что она собирается сказать. — Они не написали, потому что я попросила их не трогать тебя. В тот же день отправила письмо. Ну, знаешь, я подумала, что их проблемы с подбором правильных слов для поддержки тебя только разозлят. То, что пришло с совой на следующее утро… — Ты настоящая задница, Джинни! — неверяще уставившись на подругу, всплеснула руками Гермиона. — Я уже напридумывала себе… Даже не знаю чего. — Гарри порывалась угнать одну из карет Хагрида, чтобы приехать сюда. — Похоже на него, — хмыкает Грейнджер, немного расслабляя плечи. У неё никогда не получается злиться на любого из Уизли долго. Словно у их родовой магии есть какая-то особенность, заставляющая спускать им с рук всё, что бы они не натворили. Отпускать ситуацию. Это бы объяснило то, почему Молли до сих пор удавалось их терпеть, не разжившись десятком нервных срывов. — Раз у нас сегодня вечер признаний, то тебе стоит узнать ещё кое-что, — аккуратно произносит подруга, непринужденно делая шаг назад. — То письмо от Александра… — Знаю. Это был твой почерк, — выдыхает Гермиона, вспоминая коверт пропахший герберами. — Я помогла Романову написать его, хотя и знала, что всё зря. Ведь у вас с Малфоем договор. Ну, знаешь, мне просто стало его жалко. — Хотела бы я с ним поговорить, но после того дня он избегает меня. Они обмениваются взглядами и недолго молчат, думая о своём. Когда Грейнджер замечает Драко, ищущего их глазами среди снующих прохожих, закат уже догорает у линии горизонта. Джинни объясняет, как добраться до паба, и уходит в указанном направлении. Вниз по центральной улице, через два переулка направо, — повторяет про себя Гермиона, увязываясь за парочкой и скрываясь за их спинами. У неё возникает совершенно дурацкая затея подкрасться к Малфою и напугать его. Наверное, виной всему пары от глинтвейна или царящая кругом атмосфера беззаботности. Она не знает точно, но не простит себя, если не сделает этого. Нужно пользоваться всеми возможностями их сегодняшнего перемирия и неожиданной терпимости по отношению друг к дургу. Ей приходится несколько раз поменять свой маршрут, когда она теряет его из виду, потому что он, оставив свои попытки найти её, отходит подальше от шума и света. На границу, где начинается лес. Подобравшись к скульптуре сидящей на камне русалки, за которой он стоит, Грейнджер выглядывает из-за внушительного хвоста и замирает. Драко смотрит куда-то в даль. Нагибаясь и загребая без перчаток снег, он бросает сформированные шары в темноту. Туда, куда не достаёт калейдоскоп огней. Желание сделать то, что она планировала, исчезает. Бесследно, как брошенные им в пустоту снежки. Но у судьбы, видимо, другие планы, потому что под следующим её шагом, когда она решается выйти из укрытия, наледь на сугробе трещит, как сухой хворост, и Малфой, оборачиваясь, поскальзывается на скрытом настом льду. Говорят, в такие моменты время замедляется. Теряет свой бешеный темп, позволяя рассмотреть детали в замершем, словно поставленном на паузу, мире. Но это не так. Это считанные секунды и смазанная пятном действительность. Гермиона оказывается рядом с Малфоем настолько быстро, что у неё даже начинает кружиться голова, и при попытке наклониться, чтобы рассмотреть его нечитаемое лицо, она чуть не заваливается на него сверху. Нервная улыбка трогает её губы. Становится всё шире, пока она вовсе не начинает смеяться от контраста его разъярённого взгляда и беспомощно распластанного на земле тела. — Весело тебе, да? Да, ей до безумия весело. Ей весело даже тогда, когда он ловко делает подсечку ногой, лишая Грейнджер равновесия и ловит её, мягко укладывая рядом с собой. Только спустя пару минут, успокоившись, она поворачивает к нему голову, чувствуя, как щёку обдаёт холодом от прикосновения с импровизированной лежанкой. — Теперь тебя не волнует то, что я могу заболеть? — припоминает ему утро Гермиона и встречает его взгляд. В упор. Впечатывается в льдышки его радужек, потому что Драко тоже поворачивает голову. Отзеркаленные улыбки гаснут одновременно. Вдох, общий на двоих, повисает облаком пара между ними. Они сейчас просто вживаются в роль? Вспоминается его нагловатое: Если бы я действительно вживался в роль, то после этих слов мне следовало поцеловать тебя… Грейнджер сглатывает, словно по сценарию. Сдерживается, чтобы не опустить глаза к его губам, машинально облизывая свои собственные, и чувствует, как колючий мороз проходится своим дыханием по оставленному влажному следу. Теперь она видит то, о чём постоянно говорили девушки вокруг. И ощущает тоже. Притяжение такой силы, что становиться до жуткого легко на мгновение забыть какой он человек. Отодвинуть каждый острый осколок воспоминания с ним вглубь сознания и даже не изранить руки. Гермиона ждёт. Сама не знает чего. И это ожидание сжигает её изнутри, как лихорадка, нивелируя низость температуры. — Покажи мне, где находится твоё созвездие, — прерывая наконец эту пытку, просит она хрипло и отворачивается. Наиболее ярко звезды мерцают сразу после заката. Грейнджер помнит это из уроков астрономии. — Откуда… — замолкает Малфой, видимо сообразив, что о связи небесных светил с именами его семьи по линии матери знали буквально все, кто выписывал Ведьмополитен или просто… контактировал с людьми. Эта информация, как заразный вирус, разносилась вместе со сплетнями и поселялась в головах тех, кто никогда не хотел знать чего-то подобного. Гермиона тоже узнала об этом против воли. Сидя за обедом в Большом зале несколько лет назад. Тогда она решила, что в эта традиция слишком высокопарная. Но всё же было в этом что-то волшебное — посмотреть на небо и найти там кого-то из близких в переплетении линий. — Это полярная звезда, — тихо произносит Драко, взяв её руку в свою и подтолкнув указательный палец Грейнджер вверх, чтобы его кончиком указать на яркую точку в небе. Ей даже приходится задержать дыхание, чтобы услышать его голос, звучащий на грани шепота. — Видишь рядом извивающуюся линию звезд, которая заканчивается четырехугольником? — прочертив их руками путь, спрашивает он. — Это и есть Дракон. Она не знает, рада ли тому, что теперь может отыскать его созвездие на небе. Единственное, в чём Гермиона уверена сейчас, так это то, что его ладонь тёплая-тёплая. И ей совсем не хочется её отпускать.