Осколки

Все началось с мелких воспоминаний. Вспышек, отголосков. Осколков. — И что, получается, обломок поднял тело из могилы и вернул плоть на кости? — спросил ее Брайан, отвернувшись от созерцания комнаты Кирана. Когда Финола вошла, новоявленный напарник стоял к ней спиной и вертел в руках коробочку от коллекционных карточек Скуби Ду. — Нет, — спокойно сказала женщина и, словно этого было недостаточно, отрицательно покачала головой. Она прислонилась боком к косяку входной двери. Мимолетом заметила на нем отметки: «Киран, 5 лет», «6 лет», «8 лет». — Почему ты так в этом уверена? — спросил Брайан и его лицо покоробила кривоватая ухмылка, отчего бугристый шрам на подбородке резко выделился. — Его кремировали, — просто ответила Финола. Ну невдомек же ей было тогда знать, что именно это было первым желанием Брайана, чтобы обломок мог воскресить мертвую материю. Исправить его ошибки. Тогда это было крохотным лучиком, который ненадолго полыхнул в его душе и угас. Нет, мертвым не дано восстать. Нельзя думать об этом. Нельзя сомневаться, нельзя поселять в душе страх и неуверенность. Солдаты не сомневаются, сомневаются люди. И человеком ему становиться неохота. Уже побыл, спасибо, натерпелся. Он постарался затушить этот костерок, который зажегся в нем. Как-то раз Финола сказала, что, когда она делится частицей себя, то получает гораздо больше. Вот только солдаты не делятся. Они проходят терапию, засовывают воспоминания куда подальше и живут одним днем. Солдаты не думают о мертвых девчонках, это слишком опасно. Надо же было, блядь, Мэриел Колдуэлл стать живым ретранслятором его прошлого. И вот именно той операции. Как будто на службе у них мало дерьма было. Он видел, как ребенка разорвало гребаной бомбой, но нет, надо было выбрать Суроби. Надо было, блядь, выбрать Асалу. Будто ей мало досталось. Он понимал, что каким-то образом эта женщина, Мэриел Колдуэлл, погибла из-за него. Еще одна невинная жертва на его совести. Просто сейчас он ее ненавидит. В том числе и потому, что умерла из-за него. Зачем? Зачем? Где-то посередине их дела об обломке, перемещающем в нитях реальности, Брайан не смог удержаться от одной непрошенной мысли: где-то ведь в этой вселенной есть реальность, в которой девушка по имени Асала осталась жива. Может быть, даже поехала в Америку учиться. Может быть даже как-нибудь встретилась с ним за кофе, в мирное время, в каком-нибудь спокойном райончике недалеко от студенческого городка, и поделилась, как ей живется на новом месте, скучает или не скучает по дому, и как ей учеба, и люди, и вообще. Но к счастью, тот Брайан пропал, а его «другая» версия не предположила этого, или не посмела. Входная дверь в пассажирский отсек хлопнула, и в проходе появился Беневенти. Финола мельком глянула на напарника. С того случая, как Брайан пережил заново свой кошмар, прошло уже недели две. Они поработали над еще одним делом, а потом… Потом отец ее предал. Или не он, а какая-то недоделанная воскрешенная копия, но эти мысли не помогали. И мрачное, злющее лицо напарника совершенно не добавляло воодушевления. Брайан откровенно начал раздражать. Он молчал, хмурился, пыхтел, колол свои уколы, но на вопросы Финолы ответил резко и жестоко: «Надо было следовать приказам. Надо было его убить». Женщина проплакала тогда всю ночь. Благо ночевать им пришлось в гостинице, и Беневенти не видел ее слез. Хотя на следующее утро Финола проснулась со следами своего горя: глаза опухли, под ними набрякли мешки, и белки были испещрены красными прожилками капилляров. Она как могла, постаралась привести себя в подобающий вид, чтобы не показывать напарнику, что она расклеилась, но получилось не очень. Финола никогда не была девочкой, которая «красится». Она была девочкой, которая «не парится», а прихорашиваться оставила своей сестре. Против обыкновения, Брайан не уничтожал запасы продовольствия в столовой гостиницы, а просто стоял и курил на холодке. — Прости за вчера, — вымученно буркнул он. У Финолы в голове родился образ разобиженного ребенка, которого заставили извиниться за то, что он нашкодил. Вот только Брайан не малолетний шкодник. Он видел, что ранил ее. И теперь мучился стыдом. Последнее время он только и испытывал два чувства — стыд, когда обижал Финолу, и раздражение все остальное время, на ту же Финолу. То, что она видела — это слишком. Слишком лично, слишком больно, слишком стыдно. Это вообще было всего, даже хуже всей этой операции в Суроби, потому что теперь все видели его, все смотрели и изучали каждый его грех. А хуже всего то, что это видела Финола. Иногда он просто ненавидел напарницу за ее порядочность. Это противело всей его грязной душонке. И теперь, когда Джордж предал их, все дерьмо, которое копилось у Брайана на душе, полилось прямо на Финолу. Он чувствовал, что получил на это право. — Зачем просить прощения, когда не чувствуешь себя виноватым? — еле слышно спросила женщина. Она, наверное, не ждала ответа, но все же Брайан не промолчал. — Я был неправ, — упрямо гнул он. Черт, да, он был неправ, да, не стоило это говорить, да, ей самой тяжело, он даже представить не мог, что творится в ее душе. Боже мой, обрести отца после такой трагедии и снова потерять — похоже на кошмарный сон или трагическую насмешку. Но признаться, что дело в другом, было слишком тяжело. Финола видела, как он скулил как собака и лил слезы по мертвой девчонке. — Это я ее убил. Все равно, что навел на нее пушку и выстрелил. — Хрипло сказал ей Брайан в тот день, после того как оклемался от судорожного приступа. — Но это же совсем не так, — попыталась было возразить Финола. — Надо было наорать на нее так, чтобы носа боялась показать из-за гребаных гор. А я только и делал, что думал о том, что неплохо было бы с ней поближе познакомиться. Ну ты понимаешь. Из-за недотраха совсем башкой перестал думать. Финола нахмурилась, ее лицо болезненно дрогнуло, она протянула было руку, чтобы, видимо, коснуться его плеча, но внезапно мужчина отдернулся, как ошпаренный. Вид ее доброго, грустного лица внезапно разжег в нем слепящую злобу. — Нет! Не надо, — прошипел он, скалясь, как зверь. Джонс отдернула руку и быстро вскочила на ноги. В ее глазах плескалась боль, и это немного утихомирило бурю в его душе. За окном шумел дождь, зарядивший под конец сентября, и Брайан уныло прикидывал, что теперь с ним будет. Он снял номер в отеле Вестворд инн, который был самым дешевым (в Лэнгли не было по настоящему дешевых гостиниц, все платили за близость к столице и штабу ЦРУ) и близко находящимся к офису, справедливо рассудив, что если его ждет арест, то негоже его коллегам из Центрального разведывательного управления добираться условной Александрии или, боже упаси, какого-нибудь Клинтона. Финола, кажется, нашла квартиру, но он не был уверен. В последнее время их общение сводилось к сухим приветствиям и прощаниям. Мэддокс наверняка его отстранит, а дальше того и гляди, арест, трибунал. Вообще-то ему не привыкать было, не первый раз, что уж. Но почему-то в этот раз было вдвойне обидней. Он помог Финоле, потому что сидевший внутри голос, какой-то очень бесячий и назойливый, манерами сильно напоминающий ему его напарницу, говорил, что так «правильно», так «по совести». Вот только Брайан уже несколько раз в Афганистане пытался поступить правильно. Уберечь Асалу, отомстить за ее смерть — все это в итоге оборачивалось катастрофой. А в этот раз он подставил себя. Потому что защитил Финолу. Гнев вскипал в нем, утихал, затем снова вскипал. Висок странно дергало, как раз там, где была рана от осколка. Там вообще довольно часто побаливало, кололо, гудело, особенно в непогоду. Тогда, когда в «Орбитале» он на миг увидел Асалу, ему здорово поплохело, а после того «отсоединения» от обломка он и вовсе не слезал с транквилизаторов и обезболивающего. Лампочка мигнула несколько раз. Брайан не обратил на это внимания. На секунду лампочка погасла и небольшая комната, которой только и было что кровать и шкаф, погрузилась в непроглядную темноту. Мужчина выругался и мысленно посетовал на хозяев, которые сдают жилье, совершенно не заботясь о том, в каком оно состоянии, еще и за такую-то цену. — Тебе идет без бороды, — раздался в тишине болезненно знакомый, певучий голос. Сердце у видавшего виды морпеха ухнуло куда-то в район желудка. Висок дернуло так, что перед глазами заплясали искры. Брайан зажмурился и яростно замотал головой. Все. Дошел. Налопался колес. — Болит? — участливо спросили совсем близко-близко, и Брайан наконец набрался храбрости открыть глаза. Асала сидела прямо перед ним, на краешке кровати, едва не касаясь бедром его поджатых ног. На ней та же одежда, которую он помнил, джинсы и туника, и огромный тяжелый палантин, скрывающий ее волосы. Две блестящие пряди выбились из прически и падают ей на лицо. У нее те же блестящие темные глаза, густые черные ресницы и брови. Маленький розовый рот, и в нем — здоровые белые зубы. Девушка слегка улыбается, как делала это, когда он дал ей послушать Элтона Джона. Она протянула свою тонкую смуглую ладонь к его виску, который болел. Как она знала, куда отскочил осколок? Брайан понимал, что вот именно сейчас нужно наплевать на поздний час и выходной и звонить участковому психиатру, но вместо этого он тянется к ней, как послушный лабрадор, все еще боясь, что это или правда или сон, что она растает, как предрассветная дымка. Перед тем, как ее пальцы коснулись его лба, его сердце пропускает один удар. Но она реальна, и ее сухая и нежная ладонь гладит его, осторожно, по виску, по щеке, и мужчина словно оцепенел, не двигаясь, не в силах осознать происходящее. Паралич спал. Брайан порывисто схватил эту теплую ладонь, прижимая ее к щеке, к губам, лаская нежную кожу. — Прости, прости, прости, — шептал он, не переставая гладить ее руку. Дыхание сперло, и единственное, что выходило из него, это мольбы о прощении, которые он и так повторял сам себе каждую ночь. — Ну все, все, — ворковала воображаемая Асала, прижимая его голову к совершенно не воображаемой, реальной и твердой груди. Он мог услышать ее дыхание, стук ее сердца, его лоб упирался в ее тонкую, острую ключицу. Теперь он точно рассыпался на части, и собрать себя уже не представлялось возможным. — Я так виноват перед тобой, — задыхаясь, выдавил из себя Брайан. Он поднял голову, требовательно глядя ей в лицо, стараясь запомнить его в мельчайших деталях. Действительно ли она выглядела так, или ее внешность уже начала стираться из его памяти? Он боялся этого. — Все, что случилось, было последствием моих решений, — промурлыкала она, лаская его самим своим взглядом. — Ты не мог ни на что повлиять. — А следовало бы, — едва не сплюнул Брайан. — Надо было лучше следить за тобой! Асала усмехнулась, в глазах у нее заплясали озорные огоньки. Брайан подумал, что психиатр ему уже не поможет. Его галлюцинация смеется над ним и кокетничает. Пиздец. — Ты умерла, — хрипло выдавил он наконец. — А ты жив. Ты мне должен, Брайан. Тебе надо прожить за себя и за меня. Брайан подумал, что настоящая Асала не такая… смелая и требовательная. Хотя откуда он знал? Они виделись раз 5. Что он о ней узнал? Что она хочет играть на рояле? Она любит музыку? Она точно была смелее чем он, наконец заключил он. Девчонка сфоткала Талибан, девчонка ринулась в осиное гнездо предупредить его об опасности. Его внезапно страшно потянуло в сон. Мозг, словно по щелчку, перестал работать и мысли потекли вяло, не задерживаясь в голове. Глаза слипались. — Ты не можешь быть тут, — пробормотал он, укладываясь на подушку, не потрудившись даже раздеться. — Не могу, — согласилась Асала. Она пересела поближе, и гладила его по затылку. Его так давно не касались. Мурашки по телу и легкие пальчики в волосах — последнее, что он запомнил. А затем он проснулся. «Так это был сон» — подумал он. Брайан уже не был уверен в том, что хотел бы этого. Может быть, было бы и впрямь лучше переехать в больничку, там кормежка 3 раза в день, таблеточки, спокойно. И он мог бы наслаждаться своей галлюцинацией. Однако он давно не просыпался таким отдохнувшим. В этот день Мэддокс вызвал их на ковер. Мужчина напряженно барабанил пальцами по столу. Глухой стук болезненно отдавался в многострадальной голове Беневенти. Брайан сел прямо напротив Крейга, а Финола расположилась в соседнем кресле. «Ну хоть не на бутылку сразу посадил» — подумал Брайан. Идиотский смешок едва не вырвался из него, но он притворился, что кашляет. На удивление Финола выглядела… неуверенно. А ведь она хорошо умела сохранять доброжелательный, невозмутимый вид. — Когда Джордж Джонс покинет страну, это будет фактически объявлением Британией войны Америке, — без эмоций объявил Мэддокс. — И больше никаких расследований и разведки, все наши наработки, все труды сию минуту отправят в Министерство обороны. И все, АНБ и РУМО сразу сошьют из этого международный конфликт. Он просто констатировал факты. Шестым чувством Брайан понял, что никого не собираются отстранять, и им придется разгребать свое дерьмо. Вообще именно так дела и должны делаться, по его мнению. Накосячил — исправляй. Но сейчас он задумался, что в тюряге, в целом, тоже было бы не так плохо. — Зря ты так с Финолой, — говорит ему Асала, как только он переступает порог своего дома. В первый момент он теряет дар речи, и девушка пользуется этим. — Ты прекрасно знаешь, что ее вины в том, что случилось с вами, нет. (Брайан думает, что она не должна бы знать о Финоле, о ее отце, но она же в его голове, она знает то, что знает он) — Я поверил ей. Я привязался к ней. Рискнул работой, и всем, чтобы спасти ее отца. Долбанутый фанатик. — Но это не вина Финолы. Она ведь на короткий миг обрела отца. Она сочувствует тебе, так будь и ты к ней добр. — Мне не нужно сочувствие, — буркнул Брайан. — Это просто извинительное название для жалости. Беневенти уже перестал даже волноваться о том, что вести оживленные разговоры со своей галлюцинацией слегка, ну, ненормально. Асала снова улыбается этой улыбкой, невинной, но озорной, которая способна делать из мужчин покорных ягнят, и успокоить всякий пыл. — Ты не жалок. И она не жалкая, — ответила она, подходя ближе, — вы просто оба горюете. — Я не горюю! — воскликнул Брайан, и тут же смущенно затих. Он посмотрел на свои руки. Попытался ощутить свое дыхание, как его грудь вздымается и опускается. Может быть, там, в Пенсильвании, это он должен был умереть из двух идентичных Брайанов Беневенти? Что является доказательством, что именно он — подлинный? Его клон хотя бы был честен. Он сказал: «Я не могу забыть это». Но к кому он обращался, к себе или к своей копии? Так странно направлять пистолет в самого себя, так странно думать, твое ли это тело. Его ладони коснулась чужая ладонь, и мужчина резко вынырнул из своих мыслей. Асала стояла прямо напротив, так близко, что он чувствовал запах ее кожи и волос. Только чистая кожа, и мыло. И еще, кажется, какой-то, едва пробивающийся запах ароматного масла, но Брайан не может определить, какого. — Это мой браслет, — сказала она, взяв его за запястье. — Ты забрал его! Браслет из крупных синих бусин. — Да, прости… Не стоило, надо было отдать твоему дедушке, — забормотал извинения Брайан, чувствуя себя полным придурком. — Нет, я рада, — ее лицо освещается неподдельной радостью, — я бы хотела, чтобы у тебя было что-то мое. На память. — Мне не нужно что-то, чтобы помнить тебя. Я тебя и так никогда не забуду. Асала смеется, прямо смеется, он никогда не слышал такой открытый и искренний смех от нее. — Ты такой сильный, — ему кажется, или она прикалывается над ним, — такой сильный. Не даешь себе проявить слабину. Но иногда надо передохнуть. Он упрямо думает, что да, так и есть, и отдохнет он в гробу когда-нибудь, но сознание постепенно тает, и скоро ему уже не хочется спорить, лишь бы она продолжала гладить кончиками пальцев внутреннюю сторону его запястья. — Тебе и правда надо отдохнуть. Как следует. Набраться сил, — строго говорит она, и тянет его за руку к кровати. — Давай, не упрямься. — Когда мы нормально поговорим? — сонно спрашивает Брайан. — О чем? — недоуменно спрашивает девушка, и, тут же, скромно отводит взгляд, когда мужчина стягивает через голову рубашку. Ему кажется, что в этом вся она — одновременно дерзкая, одновременно такая целомудренная. — О том, что случилось. О Талибане, о деревне. Брайан наконец переоделся и влез под одеяло. — А есть о чем говорить? — повернувшись, спросила Асала. — Конечно, много всего… — Тогда поговорим. Но когда отдохнешь. «Я уже отдыхаю. Рядом с тобой. Когда ты рядом, мне не нужно натягивать маски», — подумал Брайан. В кабинете для совещаний были только Мэддокс, Финола и Брайан. — Сейчас главное — не допустить, чтобы «Приток» покинул Штаты, — сказал Крейг. — Вряд ли мы засечем их в международном аэропорту, — проворчал Брайан. — Что если у них все еще есть обломки, которые помогают перемещаться? — предположила Финола. — На такое расстояние? — вскинул бровь Мэддокс. — Ты видела, что случилось, когда они переместились всего лишь на несколько километров. Парень застрял в опоре моста и умер. — Мужчина поморщился. — Кошмарная смерть. — И как же они тогда поступят, по-твоему? — нахмурившись, спросила Финола. — Ты знаешь своего отца, так ответь мне? — воздух словно сгустился между ними и потрескивал. — Они не воспользуются обломком, и не полетят международным рейсом, — прервал едва начавшийся спор Брайан. — У «Притока» частное финансирование, и немаленькое. Достать частный самолет для них не проблема. Вот только… — Куда они направились? — закончила за него Финола. Джонс и Беневенти сидели в кабинете для совещаний. Сквозь маленькие окошки под потолком едва пробивался свет ночных огней, комнату освещала желтая лампочка, которая противно потрескивала. Этажи для руководящих персон были прекрасно оборудованы, но помещения для летучек, отделение хранения арсенала, все это навевало мысли о семидесятых. Впрочем, Финола подумала, что МИ-6 не сильно отличались в этом от ЦРУ. В отделе логистики отопление включали дай бог к декабрю. Мэддокс оставил их, чтобы найти агента, который отслеживает перемещения частных рейсов. Финола склонилась над картой штатов. Вокруг нее лежали заметки, фотографии, информация о «Притоке», вырезки из газет. Когда она подняла голову, она увидела, что Брайан прикрепил на флипчарт фотографию Джорджа Джонса на магнит, в центре, в окружении известных им членов притока, включая Энсона Эша. Фотография отца Финолы была жирно обведена красным маркером. — Это так обязательно? — напряженно спросила Финола. — У нас новое расследование, — хмуро ответил Брайан. — И главный подозреваемый — твой отец. — Мне это и так ясно, — утомленно сказала Финола. Она приложила узкие ладони к лицу, и вздохнула. — Долго еще ты будешь меня этим попрекать? Мужчина резко развернулся, ноздри у него раздувались от сдерживаемого раздражения. — Я не попрекаю! Финола почувствовала, что с нее довольно. — А на что это тогда похоже, Брайан? Ты сверлишь меня таким взглядом, будто смерти моей желаешь! А как же «надо было пристрелить его»? — Последуй я прямому приказу, ничего бы этого не случилось! — рявкнул мужчина. Финола почувствовала, как в уголках глаз начали собираться слезы. В горле застрял комок. Пальцы правой руки с зажатой в ней ручкой затряслись, и ручка выпала из них, и покатилась по полу. Но ей было все равно. — Слушай, мне жаль, что так получилось! Он мой отец, и, если ты помнишь, я не заставляла тебя помогать мне! Это был твой выбор, не так? Напряжение между ними словно потрескивало, его можно было ощутить, воздух будто наполнился свинцом. Желтая лампа мерзко трещала. — Я сделал это ради тебя! Потому что поверил тебе, и подумал, что твой отец тоже стоит моего доверия, — жилка на виске у мужчины забилась. «Так мы скоро подеремся» — уныло подумала Финола. — Послушай, меня, Брайан. Мне жаль, что мой отец предал нас. Ты даже не представляешь, на сколько, — в горле стояли слезы, и она знала, что напарник это слышит, но сдерживаться было уже слишком трудно, — Жаль, что я видела твой приступ, и мне жаль, что я видела тебя незащищенным, я понимаю, почему ты злишься, я бы тоже злилась, но я правда очень очень боялась за тебя! И мне жаль Асалу. — Асала! Тут! Не причем! — почти проорал Брайан. В комнате стало тихо. Только треск старой лампы нарушал эту взбухшую, как свежая рана, тишину. Беневенти тяжело дышал, грудь у него часто вздымалась, на лбу выступили капельки пота. Он пораженно смотрел куда-то мимо Финолы, и она поняла, что попала в яблочко. Финола внезапно почувствовала себя одновременно и мерзкой, и удовлетворенной. Ей просто больше не хотелось сносить на себе груз собственной вины, и еще и вины Брайана. Мужчина выглядел удивленным, будто бы сам не ожидал от себя такой реакции. Впрочем, так оно и было. Беневенти стремительно вышел из комнаты, оставив Финолу наедине. Вздохнув, девушка сняла с флипчарта фотографию отца. Смотреть на Джорджа Джонса ей больше не хотелось. Дождь немного утихомирил бушующего мужчину, он продрог, и сумасшедшая скачка эмоций поугасла. Брайан переступил порог своего номера, и, уже не удивляясь, увидел Асалу. Она тоже вся была сырая, будто бы шла под дождем вместе с ним. — Почему ты такая? — спросил он ее, не очень, впрочем, надеясь на вразумительный ответ. — Так ведь дождь, — беспечно ответила девушка, махнув рукой в сторону окна. А, ну да, конечно. Мертвые девушки ведь любят погулять под дождем, это всем известно. — Мне нравится дождь. Однажды, когда я еще училась в школе, на наш город обрушился настоящий ливень. Я вышла на улицу, и стояла там, пока не промокла насквозь, смеялась и смотрела на небо, а вся остальная школа смотрела на меня, как на полоумную. Она была очень реальной, осязаемой, на ее лице блестели капли, одежда намокла и потемнела. Брайан подумал, что это верх безумия, но ведь маленький Киран тоже был вполне себе натуральным. Какое-то время. Мужчина покопался в дорожной сумке, и выкинул на свет ворох футболок и трико. — Вот, переоденься. Заболеешь. Ох, какое же безумие, как она вообще может заболеть? Она погибла несколько лет назад, и все же вот, она тут, дрожит, что еще ему делать? — Спасибо. Когда Брайан вернулся из ванной, переодетый в сухое, Асала сидела на полу, около его кровати, и читала книгу. Откуда она была здесь? Брайан пригляделся, и с удивлением прочитал: Ширли Джексон. «Мы всегда жили в замке». Это же вроде как какие-то ужастики, разве нет? Откуда она здесь. Он помнил, что видел, кажется, эту синюю обложку, но не здесь, а в фойе, вроде бы, на стойке регистрации. Это странно, потому что в таких местах обычно продают кроссворды, журналы по кулинарии и спорту. И почему она здесь? — Хорошо, когда можно вот так взять какую хочешь книгу, и почитать, — сказала Асала, не отрываясь от книги. — У меня такой возможности не было, библиотека и так была в четырех километрах от деревни, и выбор там был не очень. Мне кажется, к шестнадцати я изучила ее всю. Брайан зачарованно смотрел на ее узкие, красивые ладони. На правой был шрам, оставленный шрапнелью. Он помнил, как она ходила лечить его к штатному врачу. — Нам надо поговорить, Асала, — сказал Брайан. — О том, что произошло в Суроби. Ты обещала. И не сиди на полу, он холодный. Девушка пожала плечами и послушно пересела к нему на кровать. Брайан так и остался стоять столбом в центре комнаты. — Сначала я хочу поговорить о Финоле, — сказала она. — Выражение ее лица было по-настоящему строгим, голос звучал непреклонно, густые брови сошлись к переносице. Ну отлично. Его воображаемая Асала, которая существует благодаря его поехавшей крыше, и еще и указывает ему. Черт. Асала уселась к самой стенке, и подобрала ноги к себе, положив подбородок на колени. Она была в его синей футболке, и черных трико. Видимо, она любила темные цвета. — Ну хорошо, давай, — вымученно сказал Брайан, присев на самый краешек кровати. Он давно не чувствовал себя так неловко и неуютно, ему хотелось приблизиться, и одновременно отскочить на другой край комнаты. — Ты ведь не хочешь с ней так разговаривать, верно? — почти утверждающе спросила она. — Тебе тяжело, но и ей тоже. Незачем вываливать на нее боль за то, в чем она не виновата. — С чего ты взяла, что я не хочу так с ней разговаривать? — хмуро ответил Брайан. — Они не проговорили и 10 минут, а он уже хочет сбежать обратно на улицу, под дождь. — С того, что ты шел домой под холодным проливным дождем, с того, что ты мрачен и холоден, и вообще выглядишь так, будто живого угря съел. — Она слегка улыбнулась. — А еще с того, что она твой друг. Близкий друг, хотя вы знаете друг друга не так уж давно. — С такими друзьями никаких нервов не хватит… — ответил Брайан. — И это точно не стоило моей карьеры. Я ничего другого делать не умею. Асала промолчала. Ее взгляд сделался очень ласковым, и каким-то очень уж понимающим. — Прекрати это! — раздраженно сказал он. Он не заслуживал ее сочувствия, и уж тем более, никому не позволит его жалеть. А то, что она лезла в его дела с Финолой и вовсе было возмутительно. Он будет говорить с ней так, как считает нужным, потому что она это заслужила, черт возьми. — Прекрати указывать мне, что говорить и что делать, — рявкнул он. — Ты бы лучше о себе подумала! О том, как ты оказалась такой беспечной и глупой, и погибла из-за этого! Ее черные, как уголь брови сошлись на переносице, крылья носа вздрогнули. Вместе с этим свет в его комнате тоже словно задрожал и затрепетал, будто бы догадываясь о важности момента. Тени на стенах затанцевали, как в пламени свечи, и снова остановились. Брайан был один. В комнате никого не было. В проводах за окном гудело электричество. Еле различим был звук генератора где-то на первом этаже. — Нет, нет, нет… — раздосадовано зашептал Брайан себе под нос и вихрем вылетел на общий балкон. Длинные ряды номеров тянулись вправо и влево от него, а впереди подрагивало марево ночного Лэнгли. Лишь немного огней, район спит. Завтра все эти люди встанут в пять утра и потекут стройными реками в центр Вашингтона. Сейчас же они спят, пока по крышам их многоэтажек настойчиво барабанит дождь. Не было Асалы и на улице, чего, впрочем, и следовало ожидать. По голым ногам Брайана потянуло осенним холодком, и он, раздосадовано вздохнув, вернулся в свой номер. — Прости, — мрачным эхом отозвался он в пустоватой комнате, не надеясь, что его простят, но очень надеясь, что его хотя бы услышат.