i'll paint you a clear blue sky

Хёнджин в очередной раз заглянул в электронный ежедневник, проверяя, во сколько ему нужно быть на репетиции. Тревожность стремительно запутывала в свои сети, проникала в мысли и сковывала движения, что ощутимо влияло его на повседневные привычки. Парень был достаточно организованным и обычно содержал всё вокруг себя в порядке, но с приближением заветного дня проведения конкурса, отмеченного в календаре красным флажком, всё начало валиться из рук. Расшатанная нервная система навязчиво сигнализировала о необходимости перепроверить, точно ли он закрыл дверь каждый раз, когда он покидал квартиру, однажды утром Хёнджин даже выпрыгнул из уже отъезжающей машины Минхо, чтобы в сотый раз подёргать ручку. Он устанавливал вдвое больше будильников и подолгу не мог заснуть, ворочаясь туда-сюда по постели и устало считая погасшие окна в доме напротив. На работе он отвлекался на короткие диалоги с постоянными посетителями, многих он знал по именам и был в курсе последних новостей их жизни. Тем не менее, душащее беспокойство отнимало большой процент заряда хёнджиновой батарейки, и он всё чаще оставлял «Бордеро» на подопечных, пешком прогуливаясь до дома по серости уходящей осени. Синоптики по радио обещали, что на днях столицу заметёт снегом, зима уже витала в воздухе. Голые деревья прогибались под мощными потоками ветра и табличка «открыто» звонко била по двери в кафе. Хёнджин долго ворчал, когда обнаружил, что Феликс не особо жалует тёплые перчатки и шапки: - И как тебя брат из дома выпустил, - он неодобрительно наблюдал, как брюнет стягивает обувь, то и дело шмыгая носом. - Вы оба ведёте себя как мои родители, - Ликс размотал шарф, перед этим стряхнув с него белую кашицу из снежинок, - там не настолько холодно. - Ты в курсе, что он меня прикончит, если ты заболеешь? Ну точно, ворчливые отец и мать, которые с первым дуновением ветра упаковывают своих ненаглядных в «капусту» из одежды. После такого диалога Хёнджин шёл на кухню ставить чайник, а потом они вместе закутывались в полосатое покрывало, и он растирал покрасневшие ладони Феликса. Они много разговаривали, тревога и нервозность быстро сменялись лёгкостью и умиротворением, и Хёнджин шутил, что Ликс – его счастливый амулет. Брюнет оказался таким же тактильным, как и сам Хёнджин, и каждое их действие сопровождалось мягкими прикосновениями. Русоволосый клал голову парню на грудь и засыпал, чувствуя, как опускается и поднимается его живот, а ловкие пальцы неспешно перебирают волосы. В эти бесцветные дни они выстраивали свой тихий мирок, наглухо заколачивая все выходы, чтобы никакие печали и морозы не просочились в их солнечную страну, где Феликс был солнцем, а Хёнджин – сияющим бирюзовым океаном, отражающим его яркие лучи. Ликсу нравилось, как по-новому он ощущает себя со своим парнем, и всякий раз будто заново учился простым вещам. Его некогда подрезанные крылья отрастали заново, превращая гадкого утёнка в прекрасного лебедя, который выбрался из оков страшных воспоминаний и со всей скорости мчался навстречу свободе и ясному небу, с белыми, как вата, облаками. И всё же он понимал, что не сможет пережить травмы прошлого, просто отбросив их в сторону. Как бы он не сопротивлялся, необходимо было вернуться на пять лет назад и снова пропустить через себя болезненные воспоминания, чтобы принять их как неизбежную часть своей истории и теперь уже распрощаться раз и навсегда. Он не хотел быть скованным с Хёнджином, не хотел внезапно оттолкнуть, увидев за его спиной призрак другого человека. Русоволосый будто и сам почувствовал его внутренние терзания, и, вспомнив слова Ёнбока, попросил его задержаться после генеральной репетиции. - Мы можем поговорить? Ёнбок окинул его странным взглядом, как будто всё это время только и ждал, когда Хёнджин снова поднимет эту тему. Они уселись на краю сцены, свесив ноги и обтирая взмокшие лбы полотенцами. Другие команды завершили прогон выступлений раньше, и парни, как у них уже завелось, остались в пустом помещении, только за кулисами пара студентов негромко о чём-то разговаривала, расставляя по местам оборудование. - Можем, - кивнул брюнет, - что ты хочешь узнать? - Ты сказал, что Феликс сам должен мне о чём-то рассказать, но я вижу, что ему тяжело, хотя он и делает вид, что в порядке. Я подумал… может, я смогу помочь, если узнаю сейчас? Хёнджин говорил неуверенно, пытаясь поправить и без того хорошо лежащие волосы, но у него не выходило, и он продолжал зарываться в них пальцами. Он осознавал, что ему недостаёт важного куска пазла, того, который прояснил бы общий вид всей картины. И брюнет выложил ему всё с самого начала, от унизительного оскорбления на субботних занятиях до переезда в Сеул. Он впервые рассказывал кому-то эту историю, слова давались тяжело, и, описывая особенно болезненные эпизоды, приходилось делать паузы, чтобы сглотнуть подступающий ком в горле. Хёнджину уже была в общих чертах известна история об аварии, но, когда друг за другом прозвучали «селфхарм» и «сексуализированное насилие», кровь застыла в жилах и он почувствовал, как всё тело покрывается мурашками, а сердце сжимается до размера малюсенькой точки. Парень замер, только глаза оставались подвижными, бегая по пустым рядам с мягкими креслами – как будто на нём переключили какую-то кнопку. Он ждал, пока Ёнбок скажет что-нибудь ещё, объяснит, может, это не конец истории, или это шутка, и всё на самом деле произошло не с Феликсом? Он ждал, но больше не услышал ни слова. Секунды бежали одна за другой, и понемногу становилось ясно, что после этого «насилия» больше ничего не будет, и что «насилие» - это то, чему его драгоценный парень подвергал себя несколько лет, будучи твёрдо уверенным, что он этого заслуживает. - Это всё, что я слышал и видел. Я никогда не спрашивал Ликса о подробностях, но боюсь, то, что мне известно – только вершина айсберга. Хёнджин так и сидел в неподвижной позе, сложив руки на груди и скрестив ноги. Его внешний вид полностью выдавал отрицание того, что он только что услышал. Тёмные брови нахмурены, взгляд опущен в пол, губы непроизвольно поджаты. Парень, казалось, даже не услышал последних слов Ёнбока, полностью отключившись от реальности. Он по-настоящему возненавидел этого бывшего, до жжения в глазах, так, как не ненавидел никого за всю свою жизнь. Русоволосый разрывался между желанием сорваться с места и побежать к Феликсу, обнять и выслушать все его переживания, разделить страдания, которые тот нёс в себе на протяжении долгих лет, и сказать, что ему очень жаль, пообещать, что тому больше никогда не придётся идти в одиночку, и желанием найти этого садистичного ублюдка, в какой бы далёкой точке планеты он не находился. Человека, не понимающего, какую боль он причинял, либо ему было на это наплевать, и он, осознавая свою власть над Феликсом, издевался над чужим телом, наслаждаясь тем, как тот ломался. Хёнджин жалел, что не родился в Австралии, жалел, что не встретил Феликса раньше, жалел, что только и может, что жалеть. Он никак не сможет помочь, потому что человечество ещё не изобрело машины времени или технологии, которая помогла бы вырезать этот кошмарный сон из жизни Ликса. Когда по щеке скатилась обжигающая слеза, он понял, что всё это время боролся с тем, чтобы не зарыдать в голос. - Мне понадобилась не одна неделя, чтобы принять это, - брюнет понимающе оценил состояние парня и протянул ему воду. Они оба молчали какое-то время. - Но, как бы ты не относился к тому, что только что узнал, не будь с ним гиперопекающим. Веди себя как обычно, иначе подтвердишь мысль о том, что с ним что-то не так. - Теперь я боюсь даже смотреть ему в глаза. Голос Хёнджина прозвучал чуть хрипло, как будто закончился, и он выдавливал из себя последние капли. - Между вами уже что-то было? - во взгляде брюнета короткой вспышкой мелькнула тревога, но Хёнджин этого не замел, его глаза по-прежнему были устремлены в пол. - Нет… ничего. Хёнджин вдруг вспомнил о грязном разговоре той ночью, о том, как Феликс после него молчал несколько дней и наверняка снова чувствовал себя преданным и использованным. Захотелось вылезти из кожи – настолько ему в тот момент стало противно быть самим собой. - Эй, не загоняйся ты так. Ликс состоял не в самых лучших отношениях, но он не слабак. К тому же, ты ему, кажется, очень нравишься. От мысли о том, что Феликс после разрыва со своим бывшим всё равно нашёл в себе смелость влюбиться и отдать Хёнджину частичку своего исстрадавшегося сердца в уголках глаз снова начали скапливаться слёзы. Похоже, Хёнджин действительно полюбил. - Хорошо, я постараюсь. Уже на улице, когда парни расходились, Ёнбок окликнул его. - Хёнджин. - А? Тот повернулся, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. Начинались самые настоящие зимние морозы и воздух был чист, как ледяная вода. - Пожалуйста, будь с ним терпелив. Ёнбок смотрел прямо в глаза. В его карих океанах, обрамлённых чёрными ресницами, плескалась надежда и немного тревоги. Надежды было больше. Страхи и опасения начали постепенно покидать его сердце – он всё чаще ловил маленькие улыбки брата, когда тот переписывался, а теперь уже встречался с Хёнджином. Хотелось верить, что в скором времени они оба смогут признаться себе в том, что исцелились от ран, нанесённых прошлым. В конце концов они обязательно станут счастливыми, каждый по-своему. И если для блага брата Ёнбок должен задвинуть свои собственные чувства в дальний ящик, он сделает это не колеблясь.

***

Как и обещал, Хёнджин привёл Ликса в «Бордеро». С разговора о прошлом парня прошло пару дней, русоволосый пытался научиться жить с тем фактом, что до их встречи Феликс долгое время жил в самом настоящем аду, и старался не показать того, что ему об этом известно. Разумеется, Хёнджин стал вести себя аккуратнее, и, войдя в кафе и усадив своего парня за лучший столик, отлучился решить вопрос с поставкой, попросив парнишку-официанта позаботиться о специальном госте: - Джехён, присмотри за парнем за восьмым столиком, пожалуйста. Он тут новенький, - и скрылся за дверью для персонала. Официант кивнул и окинул взглядом тёмноволосого парня. Тот выглядел немного скованным, аккуратно сложив руки на краю стола, и с интересом оглядывался по сторонам. - Вот, позовите, как заполните это, - Джехён положил перед ним лист бумаги и ручку. Феликс оторвался от рассматривания фотографий на стенах. Без сомнения, он уже видел их раньше – это были те самые снимки собора Сент-Шапель, Вандомской площади и простых городских улочек, залитых жёлтым светом, которые отправлял ему Хёнджин. Фотографии в резных рамах идеально вписывались в светлый интерьер, и если бы Ликс не знал, кому они принадлежали, то решил бы, что их сделал какой-нибудь именитый фотограф. На каждом столике располагалась стеклянная ваза с букетом сухоцветов и небольшая белая свеча. Брюнет несколько мгновений наблюдал за огоньком, танцующим под ненавязчивую музыку. «Бордеро» чем-то напоминало квартиру Хёнджина, только более помпезную. Это определённо было не кафе-офис, куда в обеденное время сбегались все работники из ближайших высоток, а место для души и долгих разговоров с любимыми за чашечкой горячего напитка. Так подходило Хёнджину. Ликс наконец обратил внимание на бумагу, которую принёс официант. Ваше имя, фамилия, год рождения, сильные стороны, предыдущие места работы... что это? Пока он хлопал глазами, изучая обратную сторону, Джехён подошёл к освободившемуся Хёнджину, и, прикрывая рот рукой, чтобы никто не услышал, зашептал: - Управляющий Хван, этот парень какой-то странный. Вместо того, чтобы заполнять анкету, он просто сидел и пялился в стену, а сейчас уже пять минут крутит листок в руках. Русоволосый не сразу понял, о какой анкете идёт речь, переводя взгляд с парнишки на Феликса и обратно, а потом звонко рассмеялся. - Это мой парень, - весело объявил он, разместив руку на феликсовом плече, - очень польщён твоей активностью, но он здесь не для этого. Джехён извинился в низком поклоне, и Феликс заметил его алеющие кончики ушей. Парень быстро сбежал за стойку готовить кофе, а потом они уже втроём долго смеялись. Выпечка и кофе с аккуратным рисунком ёлочки из пены и правда оказались восхитительными, и Ликс не заметил, как выпил всё до последней капли. Посетителей в этот час было довольно много, парни сидели за небольшим круглым столом и разговаривали о местах, которые хотели бы посетить в будущем, Хёнджин расспрашивал про Сидней, пытаясь лучше воссоздать в воображении место, где брюнет прожил бóльшую часть жизни. Феликс время от времени замечал, как люди, сидящие за соседними столиками или просто забегающие взять что-то навынос засматривались на Хёнджина – девушки с интересом, парни – с ноткой зависти. Но Хёнджин никогда не смотрел на них в ответ, он поставил на паузу режим «управляющий» и всё внимание было сосредоточено на маленькой ладошке, которую он накрыл своей. Когда он придёт на работу в следующий раз, его наверняка завалят вопросами о внезапно появившихся отношениях, и он расскажет, ведь теперь может с гордостью кричать о любви на весь мир. Хёнджин попросил разрешения сфотографировать Феликса на свою плёночную фотокамеру, аргументируя тем, что тот идеально вписывался в атмосферу. Хотелось запечатлеть этот день, когда он впервые рассказал кому-то постороннему о них, и это как будто сделало то, что происходило между ними, более реальным. - Хорошо, - согласился Феликс, сомневаясь лишь несколько мгновений, - что мне сделать? Хёнджин ответил, что любая поза подойдёт, потому что брюнет сам по себе выглядит просто замечательно, и, выстроив кадр, сделал снимок. На нём Ликс сидел, откинувшись на спинку стула и закинув одну ногу на другую, и смотрел прямо в объектив. Русоволосый очень надеялся, что на получившейся фотографии будут видны веснушки и едва заметные ямочки рядом со спокойной, искренней улыбкой. - Можно посмотреть? - Пока нет, я пришлю тебе, когда проявлю плёнку, - Хёнджин убрал камеру в специальный чехол. Позже эта фотография окажется везде: на экране блокировки его телефона, значке контакта Феликса и, распечатанной, на доске воспоминаний, которая висит над хёнджиновом письменным столом. Феликс вызвался помочь с подготовкой «Бордеро» к следующей смене, когда последние посетители ушли и табличка на двери была перевёрнута стороной «закрыто». Распрощавшись с официантами и поваром, они вдвоём медленно зашагали в сторону жилого комплекса Хёнджина. Дорога шла мимо озера, через парк с новой детской площадкой. Улицы вымерли и небо было чёрным, без малейшего намёка на просвет, если не считать громадной убывающей луны. Посыпался снег, невесомые скопления снежинок кружили в воздухе и таяли на поверхности одежды. Ликс протянул руку, чтобы поймать пушистый комочек, а вместо этого почувствовал тяжесть ладони Хёнджина. Тот посмотрел на него и улыбнулся. Одной этой улыбкой он уничтожил всё, что терзало брюнета те бесконечные недели, когда они знали друг друга только по сообщениям в интернете. Ещё совсем недавно оба проживали дни в ожидании, когда другой наконец освободится от своих дел и появится онлайн, теперь это казалось чем-то далёким и даже произошедшим вовсе не с ними. Феликс уже не тот забитый, закомплексованный парень, для которого встреча с окружающей реальностью – кошмар наяву. Сейчас всё по-другому. Конечно, перемены не были резкими, как звук выстрела пистолета перед легкоатлетическим забегом, но он мог чувствовать их медленное движение и рост, как у морских волн, набирающих размер. Минуя площадку, Хёнджин выпустил феликсову ладонь и в двух прыжках оказался около круглой качели-сетки. Отряхнув край, он утроился на ней, оставляя рядом с собой место, и многозначительно глянул на брюнета. Перед глазами кружили крупные снежинки, переливающиеся разными цветами под фонарным светом, Хёнджин раскинулся на качели, откинув голову назад и прикрыв глаза, и Феликс попросил его фотоаппарат. Сделав кадр с довольным до невозможности парнем, он плюхнулся рядом, с силой отталкиваясь ногами от земли. Так, прижавшись друг к другу плечами, они молчали несколько минут. - Когда ты понял, что я тебе нравлюсь? – нарушил тишину русоволосый, вглядываясь в бескрайнюю черноту неба. - Наверное, когда ты впервые показал мне свои фотографии. - Правда? - Да. Мне показалось, что через них я смог разглядеть и узнать тебя лучше, чем если бы ты прислал мне своё лицо. Хёнджин удивлённо повернулся к Ликсу, будто проверяя, не шутит ли он. - А если бы среди них оказалось фото со мной? - Ты не оставил бы мне ни единого шанса. Ответ был очень похож на признание, и русоволосый отвернулся, пряча смущение от того, как легко и непринуждённо Феликс его озвучил. - Что ж, твоё фото я как раз планирую повесить в кафе вместе со всеми остальными. - Сумасшедший, - брюнет шутливо пихнул его в бок, и оба парня рассмеялись. - Ну почему? Все сразу будут понимать, что ты мой парень, а не человек, который пришёл на собеседование. Этот случай, кажется, ещё надолго останется предметом шуток и подколов. Прохладные капли, стекающие по лицу, и разрумяненные щёки не остановили парней от того, чтобы воспользоваться случаем и облазить всю площадку. Верёвочные лестницы, качели, полосы препятствий и длинная металлическая горка, после спуска с которой джинсы Феликса оказались сырыми насквозь. Картинка: двое взрослых парней носятся между разноцветными аттракционами для детей, дурачась и каждую секунду показывая друг другу, какой мокрой стала их одежда, но от этого даже веселее. Было непривычно и странно ощущать легкость и счастье, вот так беззаботно смеяться вместе с другим человеком и не переживать, что о нём, Феликсе, что-то не то подумают. Иногда его посещали мысли, что, если он позволит себе окунуться в это состояние глубже положенного, то мигом потеряет всё. Будто для него существовал лимит счастья, и брюнет ни в коем случае не хотел, наконец став его обладателем, растратить всё за один раз. Он позволял себе совсем немного, в страхе, что запас быстро израсходуется, но Хёнджин продолжал согревать и подбадривать, пополняя «чашу счастья» одним своим присутствием, одним лишь нежным взглядом. И тогда Феликс принимал решение рискнуть, пусть даже это скоро закончится, ему было плевать – яркие и эмоциональные моменты были настолько ценными, что воспоминаний о них хватило бы для освещения остатка жизни. А сколько всего ещё было перед ними? Если такие простые вещи заставляли сердце Феликса стучать о грудную клетку, какие ещё эмоции он сможет испытать? Хёнджин забрался на самый верх игровой площадки, с высоким розовым куполом и вертящимся флажком, и запрокинул голову. Холодный воздух щекотал лицо, покрытое водой, снег немного утих, и в белом свете фонарей можно было только изредка заметить мелькающие словно мотыльки снежинки. Феликс поднялся вслед за ним и встал рядом. Их взгляды встретились и всё вокруг померкло, во всей вселенной остались только двое парней, которые в тот миг чувствовали себя всесильными. И они как будто снова были подростками, и жизнь только начиналась. Они не знали падений и боли унижения, не знали потери близкий людей и насилия - жизнь была чистым холстом, перед которым парни на мгновение остановились, воодушевлённо глядя на открывшийся простор нескончаемых возможностей и новых встреч, а потом понеслись вперёд, юные и счастливые. Они на самом деле были такими – юными и счастливыми, только с затянувшимися ранами и парой перечёркнутых в порыве ярости страниц в альбоме воспоминаний – тех, которые они рады были бы вырвать, но тогда распадётся весь альбом целиком, и развороты с яркими, живыми фотоснимками тоже окажутся утеряны. Хорошо, что в их совместной истории главы пишутся каждую секунду, убористым почерком с неровными линиями и витиеватыми закорючками. К её началу они готовились на протяжении всех предыдущих страниц, спотыкаясь и учась жизни на собственных синяках, чтобы на этот раз точно всё сделать правильно. В квартиру парни ввалились всё ещё сохраняя в себе это мимолётное чувство свободы и связи с миром, временами жестоким, но всё же таким интригующим. Они по очереди приняли душ, с трудом отлепляя от себя мокрые то нитки вещи. Когда Ликс вышел из ванной, нацепив на голову мягкое махровое полотенце, Хёнджин что-то строчил у себя в телефоне. Он таки спросил у куратора, можно ли посторонним людям присутствовать во время конкурса – если бы он смог видеть Феликса в зрительном зале, он определённо стал бы чуточку счастливее. Но конкурс всё ещё оставался выступлением, оценивающимся зачётом, и вход был разрешён только студентам их учебного заведения. Феликс был в курсе общей задумки их номера и даже смотрел вместе с братом видео, снятое на одной из последних репетиций. Хёнджин на нём выглядел совсем иначе, полностью погруженный в концепцию и вкладывающий в движения всю энергию, с харизматичным и немного сумасшедшим взглядом, от которого у брюнета пробежали мурашки по спине. Это было даже не финальное выступление, но было видно, как много времени и сил они с Ёнбоком вкладывают в своё дело, и Феликс гордился ими обоими. Он всегда восхищался людьми, которые хороши в том, чем занимаются, потому что до безумия это любят. - Значит, я не смогу увидеть? Хёнджин покачал головой. - Но я могу станцевать для тебя в любой момент, - предложил он, наблюдая, как загорелись глаза парня. - Даже сейчас? - Конечно. Хочешь выбрать песню? Феликс охотно согласился, и Хёнджин протянул ему свой телефон. Несколько минут брюнет усердно писал что-то в поиске и удалял, переключался между плейлистами и подносил динамик к уху, чтобы послушать. Он совсем не разбирался в танцах и не был уверен, подойдут ли определённые треки для того, чтобы танцевать под них. Хотелось выбрать что-то удобное для Хёнджина и одновременно красивое. Вдруг Феликс заметил в графе рекомендаций знакомое изображение – сомнения отпали в тот же момент. Почему он вообще так долго сомневался, когда выбор был настолько очевиден? Конечно, это была она. Песня, которая шла рука об руку вместе с ними с самого первого диалога, благодаря которой, возможно, Ликс и сделал выбор в пользу того, чтобы свайпнуть вправо парня без единой личной фотографии. i want you, i’ll color me blue anything it takes to make you stay Хёнджин начал медленно, полностью сосредотачиваясь на музыке и собственных чувствах. Он любил эту песню и раньше, но теперь, после встречи с Феликсом, который перевернул его жизнь с ног на голову, она стала особенной, каким-то чудом написанной специально под их историю, и он выражал свою любовь и благодарность в каждом движении. only seeing myself when i’m looking up at you Хёнджин впервые с начала танца встретился с брюнетом глазами. Тот сидел в уголочке дивана, обхватив колени руками, и не сводил с него взгляд – наверное, тоже думал о том, что эта песня могла бы стать настоящим саундтреком к их отношениям. Феликс ничего не смыслил в танцах. Всё детство соревнования Ёнбока были для него подобны пыткам – приходилось по нескольку часов сидеть на балконе спортивных залов, где становилось невыносимо душно и пахло потом, чтобы посмотреть одно коротенькое выступление, а потом ещё несколько часов дожидаться результатов. Как бы хорошо не выступал брат и другие участники ему было неинтересно, танцы казались однотипными и скучными, и он висел на руке матери, умоляя отпустить домой. Русоволосый, видимо, обладал какой-то суперсилой, или всё дело было в чувствах Ликса по отношению к нему? Впервые в жизни он поймал себя на мысли, что мог бы смотреть на перетекающие из одного в другое движения и наблюдать за сменяющимися на лице эмоциями целую вечность. without you i am color-blind it’s raining every time i open my eyes На этих словах Хёнджин откинулся назад и изогнул шею, глядя из-под полуопущенных ресниц и улыбаясь с такой нежностью, что у Феликса сжалось сердце. i know you’re seeing black and white so i’ll paint you clear blue sky К горлу подступил ком. Ликс захлёбывался в своих чувствах из-за песни, танца, Хёнджина, который смотрел на него кофейно-золотистыми глазами, из-за того, что чувствовал, как меняется благодаря этому парню, сбрасывая с себя оковы прошлого. Казалось, что он всю жизнь провёл вот так – сидя на диване и глядя на высокую фигуру, мелькающую в полуосвещённой комнате. Когда мелодия стихла, проигрыватель автоматически включил следующую композицию, но ни один из парней не заметил, что конкретно это было, потому что оба, поддавшись порыву, бросились в объятия друг друга, словно время в какой-то момент действительно остановилось и они пробыли по отдельности слишком долго. Хёнджин был тёплым и тяжело дышал, беззвучно рассмеявшись, когда Ликс заключил его в крепкие объятия. - Никогда бы не подумал, что полюблю танцы. В переводе с феликсового это означало «никогда бы не подумал, что так сильно полюблю тебя», и Хёнджин это понял, улыбаясь своей самой искренней улыбкой и заправляя выбившуюся прядь волос брюнету за ушко. - Я тоже, Ликси. Он обхватил ладонями его лицо и поцеловал в лоб. От тёмных волос, спадающих мягкими волнами, пахло его древесным шампунем, и этот запах ужасно шёл Феликсу. Губы Хёнджина неторопливо переместились на скулы, усыпанные столь любимыми им веснушками, он почувствовал, как у брюнета задрожали веки, и он подался немного вперёд, подставляя лицо под нежные прикосновения. Щёки, кончик носа, губы с острой галочкой, шея – Феликс плавился в руках русоволосого и поверхность пола стремительно ускользала у него из-под ног. Тогда Хёнджин усадил его на диван и навис сверху, продолжая оставлять случайные поцелуи. Ликс откинулся на подушки, открывая шею, и неуверенно скользнул руками Хёнджину под футболку, поглаживая бока и очерчивая пальцами рельефный пресс. Он ощущал себя девственником, который только что получил свой первый поцелуй и не рассчитывал на продолжение, не зная, куда себя деть. - У тебя такая чувствительная шея, м? - Феликс по голосу понял, что парень ухмыляется, оторвавшись на секунду от нежной кожи. Красные уши брюнета говорили сами за себя; Хёнджин и сам горел, прикасаясь к такому желанному телу. Но он не собирался давить на Ликса – им нужно было многое обговорить, чтобы не ранить друг друга, и даже если Феликс не сопротивлялся, русоволосый опасался, что тот просто не сумеет сказать «нет». Он зацепил пальцами подол феликсовой футболки и, заглядывая в затуманенные глаза, спросил: - Я могу? Феликс утвердительно кивнул и охнул, когда Хёнджин устроился на полу между его ног и задрал футболку, целуя плоский живот. Парень мазал губами по груди, обводя языком розовые ореолы сосков и одновременно поглаживал руками по пояснице, сжимая руки на узкой талии, когда Ликс выгибался дугой. Волосы брюнета разметались по спинке дивана, руками он беспорядочно водил по плечам Хёнджина – его губы, казалось, были везде, и все феликсовы мысли разбежались, оставляя только ощущения в теле, и ему было уже всё равно, что Хёнджин стопроцентно заметил его выпирающий член. Долгое отсутствие партнёра давало о себе знать, и тело стало гиперчувствительным, остро реагируя на любое прикосновение. Стоит ли говорить о том, что в жизни Ликса были только одни серьёзные отношения, в которых подобным ласкам не было места? Тем временем Хёнджин провёл дорожку влажных поцелуев до края джинсов, останавливаясь в нескольких сантиметрах от выделяющегося бугорка. - Ликси, можно тебе отсосать? Брюнет поднял голову. Хёнджин сидел на полу, разместив ладони на его бёдрах, и с серьёзным видом смотрел прямо в глаза, немного отстранившись и давая понять, что в случае отказа действительно его не тронет. У Феликса защипало нос и глаза. Прежде у него никогда не спрашивали разрешения. С ним вообще, можно сказать, не разговаривали, не интересовались, нравится ему или нет, или есть ли у него желание попробовать что-то новое, он просто был тряпичной куклой в чужих руках, красивой игрушкой, с которой можно было развлекаться как угодно. И даже если иногда ему удавалось кончить или испытать хотя бы мимолётное удовольствие, это бессилие и противное липкое ощущение чужих рук на своём теле, которое не вызвало ничего, кроме отвращения и желания растереть кожу мочалкой до крови, перечёркивали всё остальное. Он больше не хотел такой жизни и чувствовал, что с Хёнджином всё совсем по-другому. Тот заботился и понимал, даже если Ликс никогда не рассказывал ему о причинах своего поведения. Брюнет определённо хотел дать себе ещё один шанс. - Да, - твёрдо ответил он, - пожалуйста, Хённи. Русоволосый вновь поднялся, чтобы дотянуться до сладких губ, на ощупь расправляясь с пуговицей на джинсах и дёргая замок молнии вниз. - Повтори. - Пожалуйста, сделай это, - Феликс чувствовал, как горит его лицо. - Нет, другое. - Хённи? У Хёнджина окончательно сорвало крышу. Одним движением он спустил джинсы вместе с бельём до колен и замер, наслаждаясь реакцией Феликса, который готов был провалиться сквозь землю от неловкости. - Красивый. - Не смотри так, - умоляюще простонал Ликс, пряча лицо. Феликс просто очаровательно смущался и прежде русоволосый даже представить себе не мог, что это может выглядеть настолько горячо. - Почему нет? Ты прекрасен. Он непринуждённо обхватил ладонью небольшой член с блестящей розовой головкой, размазывая по стволу выступившую капельку смазки. Феликс был идеального размера, как раз для того, чтобы поместиться ему в рот. Лизнув головку острым язычком, он накрыл член губами и начал посасывать, как если бы это была самая сладкая конфета. Хёнджин смотрел исподлобья и ни на миг не разрывал зрительный контакт, щёки покрыл лёгкий румянец, а красноватые припухшие губы плотно обхватывали возбуждённую плоть. Сцена прямо как из дешёвой порнушки, и Ликсу, похоже, только такое и нравилось, иначе как объяснить то, что он готов был кончить от одного этого взгляда и опаляющего дыхания? - Я не смогу долго, - слегка охрипшим голосом сообщил он, проводя пальцами по взмокшему затылку парня. Хёнджин ничего не ответил, продолжая посасывать головку и слегка надавливая языком на уретру. Он вбирал член почти целиком, поглаживая выступающие тазовые косточки Феликса, и тот хватал ртом воздух, откинувшись головой на спинку дивана и цепляясь пальцами за высветленные пряди волос. Брюнет неосознанно подался вперёд бедрами, упираясь в заднюю стенку глотки и ещё глубже насаживая рот Хёнджина на член. Ликс полностью потерял контроль над своим телом, содрогаясь и окончательно теряя рассудок от пожара внизу живота, приоткрыв губы в беззвучном стоне. Тёплая жидкость заполнила рот и русоволосый в последний раз обвёл головку языком, собирая всё до остатка и пробуя Феликса на вкус. Ниточка слюны потянулась от влажной головки к хёнджиновым губам, и он облизнулся, как довольный кот, разрывая её. Парень продолжал поглаживать полутвёрдый член, пока Ликс приходил в себя, тяжело дыша, в беспамятстве распластавшись по дивану. Он поймал Хёнджина за руку, когда тот поднялся с колен и, очевидно, собирался его покинуть. - Позволь теперь мне. - Я сам справлюсь, - парень обернулся и быстро чмокнул Феликса в щёку, - отдыхай. И он скрылся за дверью ванной комнаты. Ликс остался один, сбитый с толку, как будто с утра оказался совсем один в постели после жаркой ночи. Он же видел, что Хёнджин тоже возбуждён – его серые домашние штаны совершенно ничего не скрывали, почему он ушёл? Через несколько минут русоволосый как ни в чём ни бывало выглянул из ванной, улыбаясь краешками губ. Они оба понимали, чем он там занимался. - Ёнбок тебе всё рассказал? Вопрос бегущей строкой повис в воздухе. Феликс смотрел испытывающе, и, как бы Хёнджину не хотелось завести этот разговор при других обстоятельствах, а не после их первой близости, он вздохнул и опустился на диван рядом. - Да. - И теперь ты меня боишься? В интонации Феликса сквозила обречённость, тихое согласие с тем, что его не смогли принять таким, какой он есть. У Хёнджина кольнуло сердце – неужели он снова совершил ошибку, заставив своего любимого почувствовать себя так, как это делал его бывший? - Нет, конечно, нет, Ликси, - он забрался с ногами на диван, разворачиваясь лицом к парню, внимательно вглядываясь в глаза, на дне которых плескалось отчаяние, - я должен был поговорить с тобой до того, как это случится. Прости, я дурак, понимаю, как сейчас это выглядит… - Тогда почему? - Я испугался, что ты решишь, будто я собираюсь воспользоваться тобой – это не так. Хотя, боже, конечно, я хочу тебя, хочу, даже не представляешь, насколько. Но сначала мы должны узнать обо всём, что может ранить друг друга. Феликс слушал молча и смотрел куда-то вперёд, взяв его ладонь в свою и перебирая длинные пальцы. - Я не хочу ошибиться, Ликси, только и всего, но всё равно продолжаю делать что-то не так. Поэтому, пожалуйста, скажи, как мне любить тебя.