Никто не устоит перед высшей математикой

Никто не устоит перед высшей математикой. Глаза предательски слипались, но один особо бурный двухгодовалый мужчина — Кирилл Арсеньевич — не давал даже минуты покоя своему отцу. Странно вообще увидеть в университете мужчину двадцати пяти лет на первом курсе, на очном, на бюджете, с ребёнком на руках. Как же так вышло? Всё просто — молодость и лишь капля неудачи. Каплюсечка! После школы Попов сразу ушёл отдавать долг Родине, а после возвращения стал помогать своим родителям в ателье. Однажды, так сказать, под покровом ночной смены, заявилась туда одна француженка, из-за чего Арсений на пару месяцев выпал из жизни, ибо просто, наивно, как мог только девятнадцатилетний юноша, бегал за «багетом» с букетом роз. Конечно, он не рассчитывал на великую любовь, но юношеский максимализм всё ещё теплился в нём и он добивался девушки аж три года! Это было дело принципа. Он параллельно успевал гулять ещё с двумя, но с этой леди он не мог закончить. В итоге она сдалась, как показалось мужчине, но после года отношений, когда вот только-только родился сын Кирилл, она уехала к себе домой, написав отказ на ребёнка. Оказывается, дети никого никогда и ни к чему не привязывают. Вообще. Вот вам и краткий экскурс, почему Арсений ненавидит Францию и вообще всё что с ней связано. Но очень сильно любит кудрявую голову своего сыночка, который, слава Богу, похож больше на него. Ну, кроме волос. Для таких завитушек Арсению придётся заплатить тысяч десять мастеру и причёска продержится максимум день. Вот и после всей этой ситуации, Арсений решил взяться за своё высшее образование. Выбор пал на экономику и ведения бизнеса — ателье отца росло, а сам Сергей Попов рассчитывал передать всё Арсению. Вот и пришлось тащиться в вуз, получать корочку, а заодно проживать какие-никакие студенческие годы. Кирилла никак нельзя было оставить с бабушкой и дедушкой, опять же из-за работы, а хорошая няня стоит как почка. Вот и с разрешения декана таскает Кирюшу, которые только-только ходить начал, на пары по высшей математике. Гением вырастет, не иначе… Оказавшись вновь на паре у одного из самых любимых преподавателей по столь коварному и жестокому предмету — Антона Андреевича Шастуна — Арсений несколько раз упал головой о парту, держа на коленях хныкающего сына. Почему Кирилл плачет? А никто не знает. Сыт, одет, сухой подгузник, здоров, никаких проблем. Ну, может ему надоело ждать математика, ведь слушать лекцию Кирюше явно интереснее, чем Арсению. Сейчас мужчина хочет только одного — выспаться! Желательно сутки. — Доброе утро, мои щенята, — отозвался откуда-то с входа в аудиторию Шастун. — Простите, что задержался. Сами знаете, пробки нынче пострашнее зомби-апокалипсиса будут. Все посмеялись, а у Арсения нашлись даже силы на улыбку и взгляд в сторону его… Таких эпитетов нет, чтобы описать, что чувствовал Попов, глядя на преподавателя. Шастун был его старше, насколько мужчине известно, ему около тридцати. Можно бесконечно описывать какой математик красивый, но не на то залип наш бисексуальный Арсений. У Антона была удивительная способность — смешить и умилять, даже когда на твоей улице прошлось цунами. Единственный преподаватель, способный поддержать тебя, сказав тупую шутку и улыбнувшись глазами. Ходить на его пары было приятно, но всё портила царица всех наук… — Итак, Кирилл Арсеньевич, готовы сегодня слушать новую тему? — обратился Антон, со всей серьёзности смотря на ребёнка. Кирюша на это обращение, к которому успел привыкнуть за полгода, радостно улыбнулся и во все глаза смотрел на математика. Кажется, вкус на людей Кирилл унаследовал тоже от отца. Лекция начинается, Арсений старается поспевать записывать все эти закономерности и последовательности, пока Кирюша сидит на стульчике рядом и скучает. Обычно, он обнимал своего плюшевого мишку и слушал голос Антона Андреевич совершенно спокойно, но сегодня вероятно ретроградный меркурий или луна в зените… Ребёнок был как на иголках. Громко закричит, привлекая внимания всей аудитории, в том числе Антона Андреевича, который ёмко заключал: — Да, ты прав Кирилл, здесь Павлов накосячил. — Кирюш, я тоже эти формулы не люблю, но учить надо. — Радость моя, экономику нельзя понять, можно только приручить, — и живой смех, который умудрялся будить Арсения. — Кирилл, разбуди своего папу, он, похоже, совсем решил забить на мой предмет, — мимолётный взгляд на Арсения, пока тот смущённо поджимает губы, параллельно предпринимая попытки не закрыть глаза. А в середине пары Кирюша окончательно разнервничался и начал плакать. Прям рыдать. Чем напряг всю группу, а Арсений не знал даже что и сделать. Ничего не помогало его успокоить! Игрушку он выбросил, а вкусняшка ему сегодня показалась фуняшкой. Когда Арсений уже собирался выйти с сыном из аудитории, чтобы не мешать остальным грызть гранит науки, к нему тихо подошёл Антон Андреевич, который был как обычно уютный и спокойный, словно и не орал у него на лекции ребёнок, да так, что окна щас потрескаются. Костюм вроде строгий, но пара расстегнутых пуговок на рубашке, и растрёпанные кудри, давали ощущения только покоя и умиротворённости. Арсению очень хотелось оказаться ближе… — Да, Кирюша, ты прав. Да-да, — и осторожно, перегибаясь через парту, взял юного Попова на руки. Арсений уже открыл рот, дабы извиниться за неудобство, но когда на удивление всех Кирилл замолк и стал что-то вырисовывать пальчиками на щеке у математика, тут же присел. — Конечно, они все тупые, а кто сомневается. Видите, ребёнка довели мне тут! Ух, давай мы им сейчас устроим тестик? Буквально на тридцать задач? А? — Кирюша на это начал смеяться, пуская солнечные блики в глазах у Арсения. Это почти мечта. Такие красивые и…любимые. Сердце кольнуло. Антон Андреевич поднёс Кирилла к доске и даже вручил мел, продолжая, уже не слишком крича, вести лекцию. На протяжении следующих полутора часов, Кирюша сидел спокойно на руках у Антона, иногда опускаясь на пол, чтобы передать кому-то «особому» листочек с тестиком. Ну, или у кого-то с непривычки руки заболели. — Так, а теперь Кирюш, отпускаем наших крепостных домой, — все с умилением повздыхали, пока Антон подхватывал мальчика снова на руки и кружил над головой. — Ты у нас сегодня просто умница! Автоматом тебе зачёт ставлю, радость моя. Твоему папе тоже поставить говоришь? Ну… — Антон Андреевич, — Арсений подошёл к преподавателю, когда уже все вышли из аудитории, — спасибо вам огромное! Я не знаю, что сегодня он такой шумный. — Может, потому что пора быть повеселей на моих лекциях? Вы ведь в открытую спите, — по-доброму говорит Антон, похлопывая по спинке Кирилла, когда тот начал тянуть волосы преподавателя, желая забрать их себе. — Кирюша плохо спит по ночам… Я прошу прощения… — Да я же шучу! Ты и так бледный, а тут и вообще белый, — уже с понимающим выражением лица, Антон качал головой. — Слушай, у меня завтра выходной, хочешь, посижу с Кириллом, а ты выспишься наконец? «Хотелось бы с вами. Может… позвать его на свидание?». Арсений неловко запнулся о собственные ноги, чем вызвал почти родной смех математика. Хочется под такое засыпать и просыпаться. — Вот и с ног валитесь! Не волнуйтесь, у меня две младшие сестры и брат, я отлично вожусь с детьми. И, да, не иди завтра на пары. Ну, прогуляй хоть раз, Арсюша! — такое обращение отозвалось тёплым покалыванием в солнечном сплетении. — Меня декан съест. А вообще, мне всё равно неудобно, да и как-то страшновато вот так… — Хочешь, я к тебе приеду тогда? А ты поспишь? Я тебе клянусь, Кирюша будет счастлив, увидеть тебя без синяков под глазами, — на это Попов младший сильнее прижался к шее Шастуна, как бы подтверждая слова. «А я вот тоже так хочу. До скрипа хочется обнять его… Только вот я нафиг ему не нужон. Может мне заплакать, и он начнёт меня успокаивать?» — Хорошо, давайте тогда. Только, если у вас были планы, то не… — Могу, кстати, и сегодня. Пятница. А мои пары закончились. Вечерок тебе освобожу. Или у тебя не убрано, а? — лукавый взгляд Антона было трудно не заметить, но Арсению удалось. — А. Но… Хорошо. — Тогда, диктуй адрес и время. Арсений ещё не понял, что это Антон Андреевич позвал его на свидание, причём мастерски, как и подобает математику. Собственно, он всё равно пал перед чарами высшей математики, ещё даже не осознавая, что оттуда нет выхода. А дальше наверное… только любовь.