Это любовь.

Тёмной- тёмной ночью, каждый твой вдох, каждый твой выдох кричит об одном. Это любовь пройдёт. Но нихера не прошло, не произошло. Это очередной эмоциональный сон Ильи, не позволяющий ему нормально заснуть. Вкупе с кошмарами, не позволяющий связать реальность с обрывками в памяти. И Данис его не бросил просто так, он просто пошёл в магазин. В час ночи. Он не мог так просто уйти. И Томин любит больше- по классике жанра, это он должен сердце разбить. А у них как то всё по классике. Классике, блядского, Юриного анекдота. Он медленно встаёт с постели, ведь ночью так хочется пить и понимает, что не может здесь спать, что не хочет здесь жить! Что остопиздел ему этот Курган, со всем этим пивом-позитивом, «Воинской Славой» и малолетками с волонтёрским сдвигом. Но у него тоже, на Агиделя он двинулся конкретно. И вот, сигарета в руках, чай на столе, эта схема проста, а он никогда не хотел, что то менять. Иногда, довольно часто, он закрывает глаза, и видит в тумане каких то людей, в чёрных костюмах. Они несут простенький деревянный гроб, с похоронкой, на некоего «Томина Илью Викторовича» и их лица не выражают ничего. Их пятеро, четверо несут «деревянный мундир», а в доме Ильи, возможно, играет музыка, но он её не услышит. И ещё один идёт впереди с фонарём, светом, разрезая туман. И Томин не понимает, как он это видит, ведь вокруг него пустота, спёртый воздух, да стойкий запах древесины. И почему то водки. Потом, становится совсем темно и возле выкопанной ямы, в которую помещают покойника, появляется ещё одна фигура. Данис Агидель смотрит с отвращением. Ни одна собака не плачет. А затем, глаза широко открываются и Илья шарахается теней по углам. Он включает свет на кухне, потому что ему страшно. Он включает его, что бы поскорее вернулся Данис, что бы не ушёл насовсем, что бы знал дорогу домой. Садится, облокачиваясь спиной на холодильник, срючивается, закрывая уши руками. Томин Илья Викторович никогда не отличался особо здоровой психикой. Он из тех, кто спивается, зная, что алкоголь не поможет, он лишь позволит увидеть ещё больше. Ему кажется, что он один, куда ни глянь одни поля и где то в прострации квартира. Даже милая бабушка соседка перестала стучать в дверь. Она привыкла слышать крики. — Илья? — Голос башкира, заставил вернуться в другую прострацию, более обширную, которую адекватные люди величают реальным миром. — Вот как знал, что ты не спишь. Давай, что на этот раз.— Но уставший вид шатена, точно как после драки, но синяки у него давние, почти зажившие, заставили Даниса без вопросов потянуть сожителя в спальню. — Ложись.— Холодный, приказной тон заставил подчиниться. — А ты где был? — Без злобы или ревности, просто так, вопрос из интереса. — В магазине.— Усмехнулся черновласый, отворачиваясь, что бы найти домашнюю одежду. — Данис. — М? — Тебе за меня не стыдно? — Илюх, ну чё за глупости ты там себе напридумывал? Конечно нет. Если тебе это Юра сказал, я- — Нет не он, мне просто приснилось, что…— И кареглазый решается рассказать. Всё, впервые, с начала всей этой ментальной хуйни. — Ясно.— Хмыкнул Данис. — Добро пожаловать в семью, у нас все ебанутые.— Найдя наконец грёбаные штаны и футболку и успев как то напялить их на себя, он сел на кровать, рядом с полулежащим парнем. — И запомни одно. Если ты умрёшь, я как минимум сделаю грустное ебало.— Он сказал это серьезно, глядя в глаза и чуть нахмуря брови. Звучало пиздец как пафосно, они засмеялись. А Илья, больше как то и не боялся. Ведь ничего не произошло, просто рэп звезды погасли все, может быть ничего и не произошло? Он улыбается детсадовцам, помогая снимать кота с дерева, пьёт за ВДВ, посещает парады Воинской Славы и Вечной Памяти. И бабушка соседка уже никуда не пропадает, вот, лампочку снова просит поменять. И тёмной тёмной ночью, руки без слов, каждый жест, взгляд, вздох- это любовь…