Время, когда можно бояться

Как же ярко светила сегодня луна! Её мягкий, рассеянный, но такой холодный свет обволакивал лесную поляну, верхушки деревьев, одинокую времянку, на которую то и дело обращался взор. Ночная прохлада прокрадывалась под одежду, впиваясь острыми колючками в кожу. Никкаль не замечала этого. Ночь – единственное время, когда можно подумать, не важно, хочется или нет. Непрошенные, чужие и гадкие мысли лезут в голову словно черви, ворочаются в ней, съедают. Никкаль не могла не думать. Приобняв себя за плечи, она сидела на покалеченном временем крыльце в тоненькой рубашке и льняных штанах, которые совсем не защищали от ветра. Волосы растрепались, рассыпались на худых поникших плечах. Ночь – время, когда можно позволить себе бояться. Забыть об обещании казаться постоянно сильной. Побыть наедине с оголенной, измученной долгими терзаниями душой. Время, когда страх остаться в конце концов одной, словно луна на небосводе среди миллиардов звёзд, чужих и далёких, был особенно настойчив. Днем, пока ты проводишь время в кругу друзей, постоянно чем-то занимаясь, он отступает, залегает на дно, зарываясь куда-то в самую глубь души. А теперь ветер, лживо ласкающий плечи, сырой и равнодушный свет пробуждает вновь это мерзкое, склизкое чувство, подымая его из горки мёртвого пепла, заполняя им все тело, разум. "Если ты уйдёшь, у меня ничего не останется" А если оставишь меня ты? А если ты не выйдешь живым из этой ужасной битвы, уберегая от гибели меня, что я буду делать? Чем закрыть дыру в груди, чем убить в себе бесконечную боль? За спиной послышался тяжёлый скрип половиц, ветер немного стих. На плечи опустилось что-то мягкое, уютное. Ниалл бережно прикоснулся тёплыми пальцами к её пульсирующему виску, заправил за ухо непослушную прядь. – Сегодня прохладно. Он помолчал. – Мне лучше уйти, или ты хочешь, чтобы я остался? Где-то рядом зашуршала трава – лесной зверёк, наверное, ёжик, пробегал мимо. Ветви деревьев слегка качнулись под мягким порывом ветра. Никкаль прикрыла глаза. "Конечно же я хочу, чтобы ты остался. Навсегда." Она мягко перехватила его ладонь, поглаживавшую волосы, провела по ней пальцем. Потянула на себя, молча приглашая мужчину сесть рядом. Он опустился на ступеньку, внимательно заглянул ей в глаза. Никкаль все ещё гладила его тёплые пальцы, стараясь сосредоточить взгляд на них. "А если это сон? Если он сейчас исчезнет? Что же я буду делать?" Резко бросила руку, привстала, чтобы устроиться на его коленях, крепко-крепко обняла, сцепив руки на широкой спине. Ниалл плотнее укутал озябшее тело в плед, обхватил руками, силясь спрятать, защитить, пытаясь отдать все тепло, что у него было ей, его Искорке. "Как много на тебя свалилось, милая моя, и как же мало я сделал, чтобы уберечь тебя от этого.." Ника уткнулась носом в его шею, волосы приятно щекотнули раскрасневшиеся, ещё влажные от слёз щеки. Он шумно выдохнул ей в ушко, что-то шепнул, но она не расслышала – слишком громко билось сердце в груди. Этот звук заполнил, погнал прочь тишину вместе с едкими, колючими мыслями. Ночь продолжалась. Время, такое драгоценное для них двоих, утекало прочь с каждой секундой, с каждым ударом в грудной клетке и тихим выдохом в шею. Ниалл спрятал ладонь в её волосах, поглаживая голову, и с каждым прикосновением на душе у Никкаль становилось всё теплее, спокойнее. Разве есть на этом свете лекарство сильнее ласки и любви этого человека? Она слегка коснулась подушечками пальцев его подбородка, провела ладонью по лбу, ресницам, прикрывшим уставшие глаза. – Пойдем в дом, тебе неудобно так сидеть. К тому же, действительно холодно. Никкаль медленно поднялась, стараясь не растерять из-за лишних, неаккуратных движений остатки его тепла. Она заметила, что ветер, который до прихода Ниалла постоянно задувал на крыльцо, теперь метался где-то вдалеке, не тревожа более складки одежды. Войдя в дом, она отошла переодеться и приготовиться ко сну. Ниалл присел на краешек кровати, посмотрел на смятую постель. За не столь продолжительное время, что они ночевали вместе, он успел отвыкнуть от постоянного одиночества, преследовавшего его каждую ночь долгие годы. Теперь даже мысль о том, чтобы засыпать без рыжей лохматой головы, уткнувшейся в его бок, казалась просто невозможной, невыносимо жестокой. Как можно было жалеть о решении отдать за эту женщину душу? Как можно было не спуститься за ней в царство мёртвых? Как можно было оставить её одну после того, как она спасла его собственное сердце и разум? Ниалл услышал всхлип, резко повернул голову в сторону тёмного угла, в котором стояла Никкаль. Казалось, именно этот звук, такой тихий, почти неуловимый, может ранить сильнее самого острого в мире кинжала, стрелы, выпущенной в сердце. Никкаль стояла, вцепившись руками в спинку стула, яростно сжимая хлипкий кусок дерева. Взгляд блуждал по чёрному, надбитому зеркалу, упирался в эту темноту, выискивая очередное слабое место, чтобы ударить прямо в него, разорвать кожу, проникнуть внутрь и медленно убить. Казалось, что чем дольше она смотрелась в него, тем больше, заметнее становилась трещина в углу, расползаясь, напоминая об огромной трещине уже в небе, каждый день наблюдающей за её жалкими попытками противостоять неизбежной катастрофе. Ноги были ватными, если бы кто-то её окликнул, она бы, наверное, упала, как всегда неудачно, рассекла затылок об острый угол стола. Никкаль с трудом оторвала руки от деревяшки, наконец, заметив, что слезы текут по лицу, стала тщательно тереть его ладонями, скрести ногтями. Жаль, что вместе с кожей нельзя соскоблить весь необъятный ужас. Всхлип. Она даже не уловила звук его шагов, лишь почувствовала дуновение ветра, слегка колыхнувшее ночнушку. Ниалл мягко остановил её ладони, опустил. Взял на руки, легко, будто бы Ника весила не больше пёрышка, отнёс на кровать. Прислонился к стене, загреб в объятья, прижав к себе так крепко, что кажется, ещё чуть-чуть и она лопнула бы в его руках, как хрустальная фигурка. «Только бы ты не плакала, милая, только бы тебе стало легче» Остановить поток солёной воды было уже невозможно. Как бы она ни храбрилась при нем, как бы ни старалась держаться уверенно, упрямо. Ломается что-то, уже давно. Но кто, как не он принимает её любой? Кто, как не он, залечит эти раны, впитает слёзы, утешит? Ему не страшно открыться, доверить душу, сердце, жизнь. Никкаль вцепилась в тонкую ткань его рубашки, отдававшей ароматом горных трав, лесной свежести, вдохнула, запоминая лишний раз запах, который могла услышать за тысячу километров, распознать из миллиардов других таких же. Ниалл укачивал её на своих руках, гладил по спине, не забывая прикрыть одеялом, целовал мокрые пряди волос, покрывшийся испариной лоб. Она беспорядочно водила ладонями по его груди, рёбрам, плечам, металась в руках. С каждым вскриком, полным боли, его сердце пропускало удар, грозясь вот-вот остановиться. Он молчал, знал, что это просто эмоции, которых накопилось чрезмерно много, которым очень нужен выход. И Никкаль открыла их ему. Разделила эту черную боль с ним. – Я такая слабая, никчёмная, бестолковая. Да что я вообще правильного сделала в этой жизни? Если маг огня из меня никакой, то почему везде, куда я ни шагну, после меня лишь пепел? Все горит, пылает, рушится, все, к чему мне стоит прикоснуться. Я приношу одни страдания тем, ради кого живу. Сколько боли вы испытали из-за меня? Почему вы ещё рядом? Почему рядом ты?.. Ниалл вздрогнул. Отодвинул её от себя, взял в ладони горячее лицо. Постарался заглянуть в глаза, не улавливая в темноте взгляда, но чувствуя, что она смотрит, ждёт. Нагнулся ближе, сказал почти шёпотом, потому что голос вдруг пропал куда-то, будто испугался потревожить ночную песнь скорби. – Ты никогда не думала о том, почему я на самом деле называю тебя Искоркой? – Потому что мой огонь слишком слаб, чтобы ты мог придумать мне другое прозвище? Ниалл помолчал. Заговорил чуть громче, увереннее. – Ты Искорка. Ты начало. Там, где ты – всегда движение. Ты разжигаешь огонь в душах других, вдохновляешь, заставляешь терять голову и кидаться в этот пожар, плюя на все правила, условности. Там, где раньше росли мёртвые деревья да кости лежали – горит огонь. Идёт жизнь. – он сглотнул, — Ты спрашиваешь меня, почему я рядом? Почему я не оставил тебя, не сдал псам ещё тогда? - Ниалл шумно втянул воздух, - Потому что я дышу, говорю с тобой, касаюсь тебя лишь по одной причине – ты однажды вернула мне жизнь. Ты видишь меня сейчас только потому, что не дала мне когда-то умереть. Там, где лишь земля ссыпалась, мёртвая, сухая, где дул ледяной, несущий безнадёжное уныние ветер, там в моей душе, выцветшей и убогой, благодаря тебе пылает огонь. Ты зажгла его ещё тогда, взяв за руку в Доме Детей. И ты продолжаешь питать его по сей день. Что бы ты ни сделала, какую бы ошибку не совершила, я не отрекусь от тебя. И не дам тебе погаснуть. "Если ты уйдёшь, у меня ничего не останется.." Снова эта фраза в голове. Снова перед глазами видение: дыра в груди, которую сейчас гладят её руки, кровь, сплошная кровь, везде, куда только взор падает, и цветы, эти жуткие красные цветы, что рассыпаются в её руках. Нет. Он не умрёт. Он не оставит её одну, ни в коем случае, он не может себе этого позволить. Зачем Никкаль будет нужна жизнь, если в ней не будет его рук, губ, голоса? Да пусть весь мир сгорит, если она больше не увидит его улыбки после боя. Плач стихал. Ей становилось легче. Утерев последние капли воротом белоснежной рубашки, Никкаль обхватила его шею, прижалась мокрой щекой к его, такой тёплой, родной. Ниалл обнял её нежнее, аккуратнее, зарывшись носом в растрепанные пряди рыжих волос, протяжно выдохнул. Никкаль снова опустилась ему на грудь, провела кончиками пальцев по тонкой коже шеи. Вдруг на щеку упала капелька. Затем ещё одна, чуть правее. Ника привстала, заглянула ему в лицо – действительно, слёзы. И улыбка, такая нежная, вымученная, что сердце опять упало куда-то в пятки, а в душе образовалась новая пропасть. Никкаль накрыла ладонью его ненормально бледную в свете луны щеку, провела большим пальцем вокруг глаза. Ниалл улыбнулся ещё шире, стали даже видны её любимые ямочки. Забрать бы всю эту тяжесть, боль, что он несёт в груди, уничтожить, чтобы забыл, простил себя. Она обхватила его лицо обеими ладонями, задышала часто-часто, согревая самые маленькие, незаметные морщинки. Горячие губы Никкаль накрыли его, жадно, отчаянно, будто пытаясь запечатать в поцелуе всю необъятную нежность, посвящая это мгновение только ему. Она целовала его лицо, водя языком по солёными дорожкам, лаская, утешая бешено колотящееся сердце. Его? Её? Какая разница, если давно одно на двоих. Дыхание сбилось, спуталось, смешалось воедино. А луна сияла всё так же ярко, но свет её не уже казался таким опустошающим и холодным. Теперь он освещал лицо любимого человека, помогая запечатлеть в памяти эту тяжёлую ночь.