чернее черного

Это лежит с ним в кровати. Огромное, отвратительное, с опасно длинными и тонкими конечностями. Оно соткано из тьмы и страха, касается когтистыми лапами его волос и глядит глазами пустотами, как он лежит свернувшись в колачик на постели. Оно ничего не говорит, у него нет рта, да и ему не нужно делать этого, ведь Чимин читает все в его глазах. Скелетоподобное существо больше его в два раза, занимает половину кровати, его ноги настолько длины, что свисают с края. Оно всегда приходит, когда он один, чтобы составить компанию, чтобы напомнить, какой он ничтожно маленький в этом мире. Оно всегда волочится где-то позади едва передвигая костлявыми ногами. Смотрит на него из-за углов, наблюдает через щели, изучает из темноты. Такое мерзкое но по-особому притягательное. Чимин уже не помнит жизни без него. Казалось, оно рядом всю жизнь. Единственное, что никогда не бросает и остается не смотря ни на что. Оно безликое, но в тоже время со своими характерными чертами лица. Оно чернее ночи и убийственнее самого страшного страха. Оно - само начало жизни и его же конец. Оно - сапфировая лазурь бездонного океана, топящая в своей очаровательной манере. Оно - летаргический сон, что живет в тебе, пока ты лежишь без сознания. Оно - все, и оно ничто. Чимин смотрит на него и улыбается болезненной улыбкой. Оно знает, что бушует в его душе. Какие там бураны и какие штормы. Какие туманы и какие ливни. Оно все о нем знает, и, наверное оно единственное. Оно никогда не предаст его. Чимин влюблен в него, так, как дети влюблены в колыбельную, или как художник в свою картину. Он закрывает глаза и позволяет чудовищу спать рядом, защищать его от кошмара этой жизни. Оно словно теплый плед, заворачивает его в свои страшные объятия, когда Чимин сломлен. Только оно никогда не осудит его. ... Утром он заставляет свое воспаленое тело подняться и вылезти из постели. На его пододеяльнике красные пятна. Чимин подходит к зеркалу и смотрит на кровавые дорожки на своих щеках. Алым собирались на его глазах слезы и выливались, как это делают озера в сезон ливней. Он не удивлен. Это продолжается уже какое-то время, все в порядке. Он в порядке. Это все, что ему нужно знать. Стоя под горячими каплями душа он разглядывает свои руки. Тут и там серебряные нити вшиты в его кожу, но никто не должен знать о них, это секрет, который он может разделить лишь с чудовищем. Только оно принимает его любого. И никогда не задает вопросов. Оно понимает, что у него нет на них ответов. Чимин приезжает самым последним, остальные уже начали репетицию их предстоящего концерта в Сеуле. Он опускается на пол комнаты для практик, прислоняясь спиной к холодной стене. Она приятно холодит его расколенную кровь. Кровь - плавленый метал, жжет вены и пульсирует агонией в каждом атоме. Но он привык. Ко всему привыкаешь со временем, даже к боли. Рядом с ним плюхается потный Тэхен и предлагает бутылку воды, а когда Чимин отказывает, осушает наполовину сам. Они наблюдают за остальными некоторое время. Чимин же наблюдает только за Юнги. Старший оставался для него загадкой, даже спустя столько лет. На камерах они хорошо ладили, но в реальной жизни все обстояло несколько иначе. Юнги ненавидел его, по крайней мере к такому выводу пришел Чимин спустя время. После осознания, Чимин прекратил попытки влезть Юнги в душу. Они игнорировали друг друга, иногда Юнги мог накричать на него. Однажды Юнги сказал где-то, что никогда не повышал ни на кого голос. Это была ложь. Но она относилась только к Чимину. Юнги зачитывал текст ddaeng пока Чонгук активно странно двигался позади изображая себя на месте рэпера. Всех это забавляло, но не Чимина. Чимину было пусто от всего происходящего. Его лицо расплывалось в улыбке словно подтаявший воск, который можно изогнуть в любую форму. Но она была такой же восковой и ненастоящей. Если быть честным, Чимин не помнил какого это, быть искренним. Он был искренен лишь с монстром в коробке своей комнаты. Никто уже не задавал ему вопросов как это было раньше, все уже смирились, что Чимин отстранился от них и лишь глупо улыбался, когда это делали все. Он просто был подменой, кем-то, кто похитил настощего Чимина и занял его место. Фальшивкой, что лишь могла повторять за другими, но не иметь собственных эмоций. Юнги был загадкой для Чимина. Тайной без ключа. Его невозможно было вскрыть и посмотреть, что же скрывается внутри. Иногда Чимину казалось, что он раковина, в которую попала соринка и стала обрастать перламутром, чтобы избавиться от того, что никогда не должно было в нем оказаться. А после он дарил эти жемчужинки другим. Но не Чимину, нет. Никогда ему. Юнги был калейдоскопом, столько деталей, столько граней, столько вариантов фрагментов, но никогда не цельная картинка. Иногда Чимину было интересно, смог ли кто-то другой разобрать, кто же все таки такой Юнги. Может быть он лишь иллюзия. К нему нельзя по-настоящему прикоснуться, ведь тогда он осыпется сверкающей пылью. Чимин репетирует свой сольный танец, когда все уходят. Он включает обычную, ничем не примечательную мелодию, такую же простую, как и он сам. Движения плавные и монотонные, парящие. Чимин ощущает себя утренней дымкой, что постепенно растворяется на ветру. Такой эфемерной и прозрачной. Он отрывается от пола так же свободно, как дышит. Может это и есть его дыхание. А то, что он дышит всего лишь обман, такой же неточный, как существование жизни в целом. Танец, как прикосновения шелка, едва ощутимый. Колеблящийся от малейшего ветерка и мгновенно сгорающий в огне. Танец, как паутина, такой же тонкий и незаметный, но липко остается на коже. Он репетирует до тех пор, пока обессилено не валится на пол. Его грудная клетка вздымается слишком быстро и рвано. Что-то внутри горит. Привычное чувство, Чимин уже не отличает, когда оно исчезает и когда возвращается вновь. Он пишет Тэхену, все ли вернулись в общежитие, и когда получает подтверждение, поднимается с пола. Вначале он идет в душ и переодевается в чистую одежду. После же, бредет по пустому коридору в сторону студии. Чимин набирает пароль и входит в комнату. Тут густая темнота разгоняется светодиодными лампами фиолетовых и синих цветов. Окон нет. Чимин осматривает оборудование, а после валится на пол, на подстилку из мягкого ворса. Он глядит в потолок и думает о смысле существования. Иногда ему нравится приходить сюда и просто разглядывать маленькие детали, такие как картина на стене, или фоторамка возле монитора, или черный плед на диване. Так Чимину кажется, он может быть ближе к Юнги и понять его. Может быть эта комната подскажет ему направление. Что вообще такое жизнь? Это черточка между двух дат. Это трогательная эпитафия. Это точка, но ни разу не запятая. Это буква с, что имеет цикличность, но в какой-то момент резко обрывается, чтоб чуть позже возобновить круг. Жизнь это лишь способ размножиться. Только какой в этом смысл? Для чего продолжать делать это, если в конечном итоге все сводится к трем частям: рождение-секс-смерть. Разве это повод для начала цепи? Какой-то бесполезный круг. Чимин притягивает ближе свой рюкзак и вытаскивает лезвие от подстругачки из бокового кармана. Это привычка, рутина. Иногда она ему помогает, иногда нет. Она нравится ему. Несмотря на весь ужас, который испытывают люди, когда видят подобное. Чимин знает, им просто не понять этого ритуала. Они находятся по ту сторону призмы и не видят тех вещей, что видит Чимин. Он не винит их за невежество. Некоторые люди были рождены для глупости. Лезвие приятно прорезает плоть и жидкое золото собирается горошинами, пока не превращается в каплю, стекающую по неестественно светлой коже. Оно путается в рукаве белого свитера и въедается в ткань, как яд. Чимин смотрит на это и думает, что был рожден, для этого. Все, что он должен делать со своей жизнью, так это лежать в студии Юнги и резать свою плоть, пока от нее ничего не останется. Он делает еще один надрез и смотрит как сверкающая жидкость петляет по его руке. Это потрясающее зрелище. Для этого, должны быть созданы театры. Где актеры бы просто резали свои руки, а зрители наблюдали за реками золота. Они могли бы собирать его в пробирки и богатеть ничего не делая. Он закрывает глаза и позволяет музыке литься в его уши медом. Никто никогда не слышит её, кроме самого Чимина, который ее и создал. Записал на свои нейронные связи, как на ленту кассеты и включал, когда хотел насладиться этим мрачным творчеством. Чимин был искусством и не каждому под силу было его понять, даже он сам иногда не понимал. Около пяти утра Чимин собирает свои вещи и покидает студию. Он возвращается в танцевальный зал и ложится на диван, ему нужно поспать пару часов, прежде чем остальные начнут собираться, для того, чтобы продолжать репетировать. Спится откровенно плохо. По пробуждению болит абсолютно все. Чимин лезет в запасную сумку Тэхена и находит чистый свитер. Ему нужно сменить свой, ведь на его, на рукаве, остались последствия этой ночи. Все хорошо. Тэхен не обидится. Никогда не обижается, когда Чимин делает это. На этот раз Чимин репетирует с остальными. Поет свои партии и оттачивает движения. Смотрит на Юнги, который улыбается Намджуну, но как только замечает взгляд Чимина, тут же стирает улыбку с лица. Только вызывающе поднимает бровь и буравит холодным взглядом. У Чимина от него мурашки по телу и мерзкие пауки под кожей. Иглы в желудке и океан в легких. Кровавые слезы в уголках глаз, которые почему-то никто никогда не замечает. Он смотрит и не может оторвать глаз. Юнги похож на его чудовище. Будто ему можно рассказать все все и он не станет осуждать. Будто он сплетен тончайшими нитями космической пыли и небесного полотна. Как сияющая черная субстанция. Юнги глядит в ответ как-то пусто, будто Чимин для него такая же загадка, которую он никогда не станет разгадывать. Смотрит рентгеном, до самых костей, но не видит очевидного. Он хмурится и склоняет голову. Черные слипшиеся волосы закрывают глаза. В этот конкретный момент он похож на хищника. На дикого зверя, которого никто никогда не ласкал. Чимин вздрагивает и первым отворачивается. Он продолжает чувствовать взгляд на затылке. И на этот раз он не отличает монстра от Юнги. В комнате, Чимин чувствует себя в безопасности. Это его территория. Он знает каждый угол и каждую вещь. Тут все, что является его частью. Его пазлами, которые никто никогда бы не смог собрать, ведь ни одна деталь не подходит другой. В комнате темно, а чудовище привычно лежит с ним в кровати. Оно смотрит в пустоту. Чимин и есть эта пустота. Оно никогда к нему не прикасается, а Чимин не трогает его. Это негласное соглашение, которое никто не осмелился бы нарушить. Воспаленые нити исполосовуют его левое запястье. Так утонченно и аристократично. Чимин хотел бы поделиться этим творчеством с кем-то, но никто бы его не понял. Чимин думает, что Юнги смог бы. Так он оказывается перед дверью старшего. Чимин тихо стучит по дереву, чтобы никто другой не услышал и не узнал о его маленькой тайне. Проходит по меньшей мере минута, прежде чем дверь приоткрывается и появляется сонный Юнги. Он смотрит на Чимина с привычной пустотой некоторое время, а после открывает дверь шире. Чимин проскальзывает между телом старшего и дверью и оказывается в чужом пространстве. Тут все незнакомо. Тут нет чудовища, как в комнате Чимина, нет старых школьных наград и нет ощущения коробки. Но он все равно чувствует безопасность. Если бы Юнги был флаконом духов, Чимин бы распрыскивал его на своей кровати и они лежали бы втроем, окутанные одной тайной. Чимин видит на столе тетрать с нотами, видит блокнот с перечеркнутым текстом. Он видит чашку не допитого кофе и бутылку виски. Видит открытую пачку сигарет и фото его собаки. Он видит много всего, но это не помогает собрать цельную картину. Лишь какие-то урывки. Юнги позволяет ему осмотреться, а сам садится на краю кровати. Накинутый халат разъезжается в стороны и оголяет ноги. Чимин почему-то обращает на это больше внимания, чем следовало бы. В конце концов он садится рядом и делает то, зачем пришел: оголяет руки. Закатывает рукава и протягивает старшему. В свете луны серебрянные нити выглядят особенно эстетично. Самым великим произведением искусства, которое Чимин когда либо смог бы сотворить. Юнги осторожно обхватывает запястья и смотрит на созвездия его рук. Пальцы старшего тонкие и длинные, его ладони тёплые и нежные. Чимину нравится ощущать его руки на своих. Больше минуты Юнги рассматривает эти искуссные линии. Его глаза внимательно прослеживают каждую нить. Он поднимает взгляд на Чимина и смотрит в его глаза. Глаза Юнги похожи на водовороты, глаза Чимина - на лодку. Кровь вновь скапливается в уголках глаз и проливается. На этот раз он не знает почему. Юнги смотрит, как рубиновые водопады скользят вниз по неидеальной коже. Он наклоняется вниз и прижимается губами к его запястью, оставляя обжигающую отметку на всю жизнь. Он повторяет это до тех пор, пока не коснется каждой нити, не смотря на то, что это звездное плотно, оно бесконечно. У Чимина почему то ком в горле, а губы дрожат. Юнги опускает его руки на свои бедра и обхватывает ладонями его щеки. По его пальцам скользят кровавые дорожки, но он не обращает на это внимания. Лишь склоняется ближе и касается сухими губами лба. Чимин закрывает глаза и позволяет себе сжаться до маленькой точки, оставить от себя ту часть, которой касается Юнги. Все остальное ему просто не нужно. Оно лишнее. Юнги отстраняется и большими пальцами вытирает кровь. Он не улыбается, а смотрит так же пусто как и всегда, и почему-то это успокаивает, как ватное облако. Он смотрит еще некоторое время, прежде чем приблизиться и прижать свои губы к его. Чимин задерживает дыхание и исчезает. Тает, как морская пена. Он превращается в музыку, ту, которая обычно звучит у него в голове. Он лишь ноты и пальцы плавно скользящие по кравишам пианино. Он лист, на которм Юнги пишет что-то сокровенное. Что-то, что узнает лишь он. Межды пальцами зажата сигарета, Юнги затягивается и струшивает, не заботясь, пепел на пол. Он закинул голову на стену и пялился в потолок. Чимин свернувшись калачиком на подушке, пялился на Юнги. Сегодня Юнги будет его чудовищем. ... Чимин приходит на репетицию привычно последним. Сегодня они репетируют на сцене. Концерт будет через два дня. Это финальная репетиция. Этим утром Юнги помогал ему скрыть его рисунки на коже. Так же молчаливо, как до это целовал. На сцене он позволяет их взглядам иногда пересекаться, но больше он ничем не выдает их общего секрета. Это странно, иметь кого-то кроме чудовища, кто принимает его таким, какой есть. А может Юнги и есть это чудовище. Чимин совершенно запутался. Он уже ничего не понимает. Он возвращается домой изрядно уставший и закрывается в своей комнате. Он не идет к Юнги, а Юнги не приходит к нему. Так и должно быть, так правильно. ... На концерте Чимин ведет себя так, каким фанаты его привыкли видеть, он ко всем цепляется и не прекращает улыбаться ни на секунду. А после возвращается в общежитие и заворачивается в одеяло на кровати. Он полосует свои руки с удвоенной силой, он не знает почему. Чудовище привычно рядом. Чимин впервые решается прикоснуться к нему, но как только это происходит, оно превращается в черный туман и рассыпается на глазах. Чимин садится на кровати и смотрит туда, где секунду назад лежало оно, и от страха, что его больше нет, сжимается сердце. Чимин вскакивает на ноги и несется в комнату Юнги, он едва может различить путь за слезами. Он врывается в комнату и подбегает к сидящему на кровати Юнги, который по какой-то неведомой причине все еще не спит. Он падает перед ним на колени и трясётся в ужасе. Его кровь малиновым соком расплывается на светлом халате старшего. Юнги смотрит на него и запускает руку в волосы, мягко массируя кожу головы. - Я так устал. - сквозь рыдания произносит он. - Я знаю. - отвечает Юнги. - Я знаю.