Мягкие кости

Единственное, что я делал последние шесть часов — просил Бога послать мне лёгкую смерть. Сейчас я очень хочу, чтобы она хотя бы наступила. Мое тело зажато в расщелине между старым померзшим бревенчатым мостом и краем скалы. Пошевелить ступнями никак не получается, потому что их раздавила упавшая ель. Но, похоже, Господь смог смиловаться надо мной: я больше не чувствую обломков костей, застрявших в обуви — единственной обуви, пары кожаных лакированных туфель, найденных в доме у пустого прибрежного селения. Их, словно свежую работу лучшего сапожника, не получилось бы согнуть без хруста. Я видел как они пропитанные блестят, покрывшись тонкой коркой бордового льда, когда колючие хлопья снега не разрезали глаза. Заледеневшие от слёз и тёмной слизи из лёгких, обросшие бакенбарды сминали мою кожу, когда я пытался хмуриться или гримасничать, пугая сидящего под чёртовой балкой, человека полностью покрытого щетиной или очень большую вытянутую белку с жёсткими чёрными волосами, не отрывающую от меня блёклого взгляда серного белка глаз. Он сидел так с момента, как я опять посмотрел на свои туфли. Я также не отрывал от него своих глаз, потому что не слышал треска тонкого льда под его кривыми ногами, когда он приполз сюда. Скрипящие вековые ели трещат готовые сложиться пополам от ветра мотающего их. Комья с веток засыпают меня, каждые пятнадцать минут приходится грести руками, чтобы всё ещё видеть дорогу, на которой оступился. Теперь я мирно сижу и не пробираюсь сквозь снег, а согреваю свои пальцы и ногти. Когда-то белые ногти, любившиеся дамам из литературного дома. Каждое утро я начищал их у туалетного столика, чтобы они казались блестящими, длинными и белыми. Теперь они самые белые и блестящие из всех ноготков в целой округе. На моих чёрных, осунувшихся и скрюченных пальцах они вытянулись и переливались как лёд, залетающий мне в горло и нос. Солнце стало опускаться на горизонте, уходя под кромку льда огромного озера, я слабо опустил щёку на голый кусок дерева и согнулся поддаваясь порыву тела, сжимаясь в позу эмбриона. Сонливо веки слипались, не сопротивляясь тяжести ледяных палочек ресниц, когда в последний раз я увидел как он не отрывал сверлящего, неморгающего взгляда, торопясь забраться ко мне по скале.