***
О разрисованных чертежах они постепенно забывают, но о своих головных болях Кавех напоминает с завидным постоянством. - Зато мне такие сны снятся в последнее время, - сознается он как-то Аль-Хайтаму вечером, когда они оба сидят в гостиной: Аль-Хайтам в кресле, а Кавех - примостившись на краю дивана, отодвинув старые чертежи в сторону. Ко лбу он прижимает ледяной компресс - тепловая волна, накрывшая город, совершенно его не щадит, - если бы ты только знал. - Ну так расскажи, - отзывается секретарь быстрее, чем до него доходит смысл сказанного, - подожди, сны? - Если бы это было так просто... - Подожди-подожди, Кавех, - Аль-Хайтам даже откладывает книгу в сторону, - тебе снятся сны? - Да, - чуть раздраженнее повторяет Кавех, но, видя удивление собеседника, испуганно закрывает себе рот, едва разборчиво шепчет, - черт, это я не с тобой обсуждал, да? - Т-ты уже с кем-то это обсуждал? - анализирует ситуацию Аль-Хайтам быстро, но это не значит, что ее так же быстро удается принять за данность. Кавех видит сны. Кавех видит сны уже какое-то время. Кавех уже обсуждал это с кем-то, но забыл, с кем именно. Кавех в принципе много чего забывал в последнее время. - С Тигнари, - неохотно сознается Кавех, тяжело вздыхая. - Что он сказал? Аль-Хайтам встает из своего кресла и перекладывает чертежи с дивана на пол, подсаживается к Кавеху. - Сказал, чтобы я наблюдал. Вел дневник, - допрашиваемый пожимает плечами. - И все? Но ведь такого не должно происходить вообще, а вы с ним решили... - А что мне еще делать? Не спать? - фыркает Кавех, - Паниковать? Спасибо, мне и так нервов хватает. - А в Бимарстан ты ходил? - спрашивает Аль-Хайтам лишь для справки, а Кавех словно читает его мысли: - И чем они мне там помогут? Снотворное покрепче дадут? Только волновать станут попусту... - Как же попусту, когда... - Это всего лишь сны, Хайтам, не делай из мухи слона, - Кавех откидывается на спинку дивана, старается устроиться поудобнее, - да и потом, не такие уж и плохие сны. Непонятные совершенно, но... неплохие. - А с медицинскими справочниками вы сверялись? - Тигнари сказал, что проверит, что может. Ему Акаша больше информации даст, чем мне. - Я тоже посмотрю. - Не твой профиль. - Я секретарь, у меня доступа больше. - Хорошо-хорошо, - совсем устало бормочет архитектор и наклоняется к Аль-Хайтаму, ложится головой на его плечо. Не открывая глаз поясняет, - так удобнее. Спать архитектор этим вечером уходит раньше обычного.***
- Я не знаю, когда все началось, - сознается Тигнари, - думаю, первый раз он заговорил об этом месяц назад? Аль-Хайтам знает, что Кавех, вопреки первому впечатлению, умеет отлично хранить секреты, но на такое заявление реагирует кашлем и отодвинутой подальше чашкой травяного настоя. - Он тебе не рассказал, - кисло делает вывод Тигнари, и секретарю остается только кивать в ответ, - превосходно. Когда ты узнал? - Пару недель назад. - Полагаю, ты пришел спросить, что мне удалось выяснить? - Пришел сверить результаты. Тигнари кивает и ненадолго оставляет Аль-Хайтама одного, возвращаясь с кипой книг и записей в руках. - Все, что нашел о снах, о болях в голове, провалах в памяти, о галлюцинациях... - Галлюцинациях? - на непонимающе-осуждающий взгляд Тигнари секретарь поясняет, - Он не... Он говорил, что ему иногда что-то мерещится, но он не упоминал ничего в последнее время. - Вот как. Что же, может, он их больше не испытывает, - пожимает плечами лесной страж, но по его тону становится ясно, что он вряд ли верит собственным словам. - В любом случае, у меня есть несколько гипотез касательно того, что происходит, но, чтобы сделать более точный вывод, мне надо будет подтвердить с тобой некоторые детали, так что хорошо, что ты пришел. Итак, начнем: я думаю о выгорании, переутомлении, возможном нервном срыве или же о расстройстве психики под влиянием неизвестного фактора. Прошу заметить, что у меня нет опыта практики в области психических заболеваний и что я опираюсь исключительно на теорию, так что мои суждения могут быть неверны, - добавляет он, прежде чем дать слово Аль-Хайтаму, - а ты что думаешь? - Переутомление возможно, с его-то распорядком, - задумчиво качает головой мужчина, - с работой у него все в порядке, никаких кризисов не было в последнее время... - А что насчет вашей совместной жизни? - Все в порядке с ней, - чуть жестче отвечает Аль-Хайтам, не понимая, откуда возникло легкое чувство смущения, - я бы даже сказал, что сосед из Кавеха стал более сносным... Но это противоестественно, - все-таки выпаливает он, не понимая, как словами описать дурное предчувствие, уже долго сидящее внутри, - я знаю, каким он может быть. Он громкий, непоследовательный, всегда на виду - а теперь он будто исчезает - во всех смыслах этого слова, - невольно всплескивает Аль-Хайтам руками, - и при этом, когда он снова становится... как обычно, он ведет себя так, словно ничего не происходит. После недолгой паузы секретарь горько усмехается и добавляет: - Может, это я схожу с ума? Ухо Тигнари дергается. - Ты думаешь, что он сходит с ума? Страж смотрит на своего посетителя пристально, и скрывать перед ним очевидное Аль-Хайтаму кажется пропащей затеей. Несмотря на это ему приходится собраться с мыслями и силами, чтобы, наконец, озвучить свои страхи вслух. - Я... Думаю, что на его психику что-то влияет, а я не понимаю, что именно. "Я боюсь, что ему плохо, а он ничего мне не говорит, потому что не доверяет" остается невысказанным где-то в подсознании секретаря. Тигнари не отвечает ему слишком долго, и Аль-Хайтам понимает, что тот вполне серьезно рассматривал такую перспективу. Гораздо серьезнее, чтобы ответить лишь: - На данный момент недостаточно информации. Пусть Кавех дальше продолжает ко мне ходить, но ты также наладь с ним связь, пожалуйста. И в Бимарстан к кому-нибудь... - Ты же читал про симптоматику "безумства ученых", верно? - в лоб спрашивает его Аль-Хайтам, потому что Тигнари чего-то не договаривает. Тот смотрит на него удивленно, и Аль-Хайтам понимает, что попал в яблочко. - Естественно. Но Кавех никогда не занимался медитацией. - Но это единственный вариант, при котором у людей возникали сны. - Для этого нужно иметь связь с Ирминсулем, - Тигнари устало потирает переносицу, - и получить от него божественные знания. У Кавеха нет таких навыков, которые обеспечили бы выполнение этих условий. - И ты абсолютно уверен, что он никогда не находился в состоянии, которое было бы близко к медитации? - Аль-Хайтам, ты прекрасно знаешь, что к Ирминсулю нельзя просто... случайно получить доступ, - Тигнари взмахнул руками, - и потом, "безумство ученых" наступает мгновенно, а у Кавеха процесс... какой бы процесс с ним не происходил, он происходит медленно. - Значит, у него сильная психика. - Которая при этом продолжает ослабевать? - качает головой лесной страж. - Видишь, как не вяжется? Парадокс. Несколько минут они сидят в тишине. - Что ты предлагаешь делать? - наконец спрашивает Аль-Хайтам. - Свести возможные раздражители на нет, - устало отзывается Тигнари, - я Кавеху то же самое сказал. Наблюдаться у доктора. Вести записи... - Но если... если идти в Бимарстан, - Аль-Хайтам поджимает губы, - если он и правда... Его отправят в Пустыню. - Аару - хорошее место, - тяжело вздохнув, отмечает Тигнари, - там ему может быть спокойнее, чем в городе. Но ты не торопись его со счетов списывать. Это вполне еще может быть переутомление... или нервный срыв.***
Спустя еще несколько недель посыльный из города вручает Тигнари записку с пометкой "срочно". На конверте значится его имя, написанное в спешке. Сама записка гласит: "Кавех рассказал мне, что несколько месяцев назад потерял сознание, пока был в лесу Авидья на сборе материалов для проекта, и ты его выхаживал. Он сказал, что ему тогда что-то мерещилось, пока он был без сознания, но только сейчас вспомнил, что именно (потому что, по его словам, ему снова пришло то же видение) (к этому письму должен быть приложен его рисунок. Пожалуйста, изучи его досконально). Твой вердикт тогда был, что это случилось из-за теплового удара, что вполне логично, но я хочу уточнить: были ли тогда в лесу Авидья ученые на медитации? Буду ждать ответа, Аль-Хайтам" К письму действительно был приложен рисунок: витиеватое дерево, словно парившее на скале в воздухе, к которому тянулись какие-то нити. Неразборчивая подпись Кавеха гласила: "вся память Тейвата". Аль-Хайтаму ответ на его поспешное письмо приходит в тот же вечер. Он слишком нервничает, открывая конверт. "Получил твое письмо. Сверил календари: тогда в лесу было трое ученых, двое из них как раз в том районе, где отряд нашел Кавеха. Возвращаю рисунок. Покажите специалистам из Бимарстана, им эти детали тоже понадобятся. Это все еще может быть не то, о чем мы думаем." Конец письма был дописан чуть иным почерком - видно, отправитель долго думал, как сформулировать фразу. "Если Кавеху не будет становиться легче после отваров, что я выдал ему на прошлой неделе, попробуй приобрести благовония для медитации. При худшем развитии событий это хотя бы облегчит ситуацию. Держи меня в курсе, Тигнари"***
Аль-Хайтам едва ли не за шкирку тащит Кавеха в Бимарстан на следущий же день еще после первого разговора с Тигнари. За следующие несколько недель они показываются всем специалистам, что там только есть - но и новички, и давно практикующие ничего толком не могут выяснить. Диагноз остается неясен, самым дельным советом остается "отпуск в Аару". И Аль-Хайтам, и Кавех прекрасно знают, что из таких отпусков не возвращаются. Записка Тигнари уверенности не добавляет. - Может, мне правда лучше уехать, - тихо предлагает в один из вечеров Кавех, когда они вместе сидят в его комнате: Кавех за столом, секретарь - примостившись рядом на его кровати с книгой в руках. Архитектор заканчивает очередной рисунок прекрасного, неземного дерева, и Аль-Хайтаму тяжело на это смотреть. От благовоний в комнате у него ноет в висках, но Кавеху их сладковатый запах впервые за многие дни помогает почувствовать себя лучше. Словно мир становится чуть более в фокусе, как сам он объясняет. - И где ты там жить будешь? Я с тобой перебираться не намерен, - отрезает Аль-Хайтам, перечитывая один и тот же абзац в книге в который раз. Вопрос не был задан всерьез, но Кавех все равно задумывается. - Технически, у меня в Аару есть знакомые... знакомых... - Им только тебя не хватало для полного счастья. С чего ты взял, что они станут тебе помогать? - Потому что некоторые люди бывают добрыми, Хайтам, - незлобно фыркает архитектор, - в отличие от тебя. - Если тебе что-то не нравится... - привычный полу-аргумент полу-шутка застревает в горле. Как необдуманно. - То возьму и перееду в Аару, - все же посмеивается Кавех, не отрывая взгляда от рисунка, - там мне будет самое место, - тихо заканчивает он, и его улыбка постепенно гаснет, - там тепло, немноголюдно... спокойно... никто над душой сидеть не будет... Аль-Хайтам непонимающе моргает, немного уязвленный: - Я с тобой лишь второй раз за всю неделю сижу. По просьбе Тигнари, который, между прочим, считает, что за тобой наблюдение нужно круглосуточное. - В таком случае сумасшедших будет уже двое, - хмыкает архитектор. - Я думал найти кого-нибудь, кто мог бы быть с тобой, пока меня нет... - Аль-Хайтам, да вы, оказывается, альтруист в душе, - Кавех ухмыляется, обмакивая перо в чернила. - Твои умозаключения расходятся. То я альтруист, а то ничего хорошего из себя не представляю, - отвечает Аль-Хайтам из чистого желания поспорить. Кавех вздыхает и смотрит на секретаря с таким видом, будто мужчина ничего в этой жизни не понимает. - Ты человек очень многих талантов. Вполне естественно, что некоторые из них затмевают собой другие большую часть времени, - насмешливо говорит он, выводя очередную линию на бумаге. Аль-Хайтам закатывает глаза. Что же, по крайней мере напористость Кавеха остается неизменной - это уже неплохо. - Однако иногда ты вполне... - архитектор вдруг прерывается, оборачиваясь на закрытую дверь, - погоди, ты слышал? - Что такое? - тут же встрепенулся секретарь. - Что-то в коридоре. Мужчина проверяет (даже заглядывает на первый этаж), но ничего не находит. В доме тихо. Когда он возвращается в комнату, он находит Кавеха склонившимся над столом, зажавшим голову руками. Дышит он глубоко и часто. - Кавех? - осторожно спрашивает Аль-Хайтам. - Оно... опять начинается, - слышится его приглушенный голос. - Галлюцинации? - больше констатирует чем спрашивает секретарь, садясь на край кровати поближе к соседу, - дыши, Кавех, - добавляет он, чуть понижая голос, - не беспокойся, я здесь. Я с тобой. Тигнари со специалистами Бимарстана дали ему некоторые наводки о том, как вести себя в случае изменения состояния архитектора. Аль-Хайтам никогда не был особенно хорош в разговорах по душам, или в открытом выражении эмпатии, или в успокоении других, но ради Кавеха он готов был стараться столько, сколько понадобится. - За дверью... там... - Там ничего не было. - Ну конечно, - горько усмехается Кавех. Дышит он уже более размеренно, но пальцами нервно постукивает по столу. Выроненное перо лежит уныло на бумаге, капая на рисунки чернилами, - конечно же... - Что ты слышал? - Как что-то ползет. - Как змея? - Нет, нет, скорее как... как корни, - голос Кавеха становится тише и тише, пока он не начинает встревоженно шептать. Аль-Хайтам склоняется к нему, чтобы лучше слышать, - я не ожидал, что они здесь появятся - хотя, если посмотреть, они уже везде; я-я просто не понимаю, почему они следуют за мной. - Вот как. Давно они за тобой следуют? - Аль-Хайтаму непривычно тяжело придумывать вопросы. Архитектор качает головой. - Нет. Они находят меня и чего-то ждут, я их совсем не понимаю. Было бы легче, если бы они могли просто сказать, что... Малая Властительница, что я несу, - Кавех мотает головой, закрывает лицо руками и измученно вздыхает, - деревья не говорят. Галлюцинации длятся около получаса, и Аль-Хайтаму кажется, что они отнимают больше сил Кавеха, чем обычные тренировки с двуручным мечом.***
- Вопрос, - заявляет Кавех как-то утром, как только получает свою чашку кофе, - если деревья не могут говорить, можно ли обучить их письму для коммуникации? Это чисто гипотетический вопрос, и нет, прямо сейчас я в полном порядке, - архитектор с трудом сдерживает смех, видя, насколько его вопрос выбивает секретаря Академии из обычной утренней колеи, - потому что у них корни есть, так что... - Да уж, не нужно тебе кофеина, - задумчиво бурчит тот себе под нос, пытаясь вернуть чужую чашку, но Кавех реагирует быстрее, ретируясь на другой конец комнаты. - Даже не думай! И я все еще жду ответа. Аль-Хайтам опирается на стол, смотрит немного сонно-потерянно. - Если твои гипотетические деревья поддаются обучению, делай с ними, что хочешь, - выносит он наконец вердикт и зевает.***
Кавех привыкает к странным видениям, хотя изначально считает это невозможным. Привыкает к возникающим из ниоткуда цветам, лесным полянам, могучим, тяжелым корням, что опутывают комнату, дом и весь мир, и к маячащему вдали неописуемо прекрасному белому дереву. Реальный мир постепенно растворяется в светлых, нежных красках, меркнет и исчезает, будто его никогда и не было. А потом возвращается обратно, нахлынув волной, и Кавех ею захлебывается. От солнечного света режет глаза, от шума на улице болит голова, мысли путаются - знакомый мир давит незнакомой тяжестью, подливает масла в огонь, и Кавеху не за что зацепиться. - ... такое? Опять? - доносится до него откуда-то издалека голос Аль-Хайтама. Кавех почти уверен, что они сидят на кухне, но комната заполнена бутонами и чертежными планами, что покрывают стены, заглядывают в окна, над которыми склоняются корни с заостренными концами, покрытыми чернилами, и архитектор вновь ни в чем не уверен. Голова гудит, подобно чайнику, и Кавеху кажется, что он слышит чьи-то голоса. Он не знает, о чем его там спрашивал сосед - спрашивал ли он его вообще - но судорожно кивает головой. Голоса в голове становятся громче. - Они о чем-то спорят, - пытается объяснить он Аль-Хайтаму, - я не понимаю, чего они хотят от меня, но они меня не слушают. Ни ему, ни цветам это совершенно не нравится. Бутоны скукоживаются, съеживаются и постепенно теряют свое сияние и цвет, меркнут, будто изнутри пропитываясь чем-то темным и неприятным. Ветви дерева за окном взволнованно дрожат. Чертежи растекаются чернилами, смазываются во что-то абсолютно непонятное. Голоса спорят. Кавех различает два, низкий и высокий, но не в состоянии их понять - он не знает диалекта. Похоже на что-то из древних языков Сумеру. Кавех, пожалуй, впервые сожалеет, что не брал языковые курсы во времена обучения в Академии. Аль-Хайтам бы во всем этом разобрался. Ему бы это труда не составило. Он бы и рассудок свой сохранил бы, наверняка... На сердце будто опускают камень. Кто-то берет Кавеха за руку - он даже забывает испугаться, пусть раньше его видения никогда не были осязаемы. Третий, мягкий, едва слышный голос просит его "Проснись", и мир темнеет. Краски исчезают, как и голоса. Все пропадает, и все возвращается. На этот раз без бутонов и чертежей. Архитектор находит себя сидящим на диване в гостиной. Аль-Хайтам сидит подле него, взволнованно и сосредоточенно изучая; видимо, он помог архитектору уйти с кухни. Кавех медленно приходит в себя, осматривается - замечает скинутые на пол чертежи, вполне реальные, им самим когда-то нарисованные. Точно, ему все еще следует убрать их. Он тянется за одним из них, но что-то его удерживает. Архитектор ищет причину и находит, хотя и не сразу осмысляет - Аль-Хайтам крепко придерживает его за плечи. - Ох, - единственное, что способен выдавить из себя Кавех. Голова снова гудит, но от вполне привычной боли. - Сколько я был в отключке? - Ты не был? - неуверенно отзывается Аль-Хайтам. - Мне показалось, что я упал в обморок. Можешь меня отпустить, я в порядке. - Ты был близок, - Аль-Хайтам берет его за руку: разворачивает и расстегивает манжет рукава рубашки, нащупывает вену, - и не спеши с выводами. Ты только что говорил о каких-то голосах... - бормочет он, сосредоточившись на подсчете чужого пульса. - Ну голоса и голоса... Аль-Хайтам мотает головой, но отвечает не сразу. Досчитывает, сконфуженно говорит себе под нос: - Каким-то образом в норме, - он смотрит на архитектора, и Кавеху не нравится его прямой взгляд. Словно душу наизнанку выворачивает - как и обычно, впрочем. - Ты говорил на старо-сумерском наречии, - выразительно вскидывает секретарь брови. Кавех невольно вжимает голову в плечи, - так что позволь мне решать, в порядке ты или нет. - ... А что я говорил? - заинтригованно спрашивает Кавех, хотя у самого руки от волнения холодеют. - Что ты какие-то голоса слышал. Что они о чем-то спорили, но ты ничего не мог понять. - Правильно, - подытоживает Кавех таким тоном, словно они обсуждают что-то из старых трудов академиков, а не его запутанные, непонятные видения. Удивление от ситуации еще не полностью завладевает им, - два голоса, они вот на том наречии говорили... А потом третий голос был. Тот уже на общем языке разговаривал. - И что он тебе сказал? - Она, - поправляет архитектор, но тут же отмахивается от своих же слов, - или он, не знаю, голос был будто детским. Сказала мне проснуться, и я сразу очнулся. Вывела меня за руку оттуда. Машинально архитектор смотрит на свою руку, что еще сжимает Аль-Хайтам. Его теплые пальцы приятно греют похолодевшую кожу. Мужчина его почти сразу же отпускает. - Вот как. Я пойду запишу, чтобы Тигнари передать... - секретарь поднимается со своего места и оглядывает комнату в поисках записной книжки. - На кухне должна быть, - подсказывает ему Кавех и смотрит, как мужчина исчезает в соседней комнате. Впрочем, он почти тут же возвращается с, как обычно, совершенно нечитаемым выражением на лице. - Пойдем, я помогу тебе добраться до твоей спальни. Тебе надо передохнуть. Кавех благодарен за помощь.***
Что Кавех приходит к Аль-Хайтаму, когда ему становится плохо, входит у обоих в привычку. Аль-Хайтам устанавливает, как долго длятся моменты обострения (от получаса и дольше, доходя до нескольких часов) и как они отражаются на архитекторе (в основном он чувствует себя потерянным и испытывает физическую усталость). Иногда он говорит про голоса, чаще всего про детский, который, как понимает мужчина, вроде как помогает архитектору легче переносить приступы галлюцинаций. Иногда он спокойно работает, засев в комнате, а иногда теряется, не узнавая дом, в котором живет уже не первый месяц. Несмотря на все это, Кавех держится невероятно стойко - Аль-Хайтаму иногда кажется, что единственное, что мужчину действительно раздражает в сложившейся ситуации, это невозможность спокойно работать над чертежами. Кавех остается собой - ворчит на соседа, спорит с ним о каких-то пустяках, тормошит по делу и без, смеется заливисто, а потом замолкает, ни на что не реагирует, и взгляд его становится устремлен на что-то, чего Аль-Хайтам постичь не может. Тогда секретарю остается только держать его за руку и ждать, когда чужие пальцы судорожно сожмут его ладонь в ответ - как знак возвращения, как благодарность за присутствие.***
День, когда Кавех все же отправляется в Аару, приближается и наступает неумолимо. Аль-Хайтам не жалеет ни сил, ни времени, приглядывая за Кавехом - но каждый раз, когда он думает, что достиг каких-то результатов, Кавех доказывает обратное. Время идет, и он чахнет, подобно растению без солнца, забивается в самые тихие и темные углы - лишь бы не было городского шума (и голосов в голове), лишь бы свет фонарей не пробивался в окна (и лишь бы чудное дерево не слепило глаза). Ему плохо, ему хорошо, он потерян, не в состоянии объяснить всего, что видит и слышит, и водой утекает сквозь чужие пальцы. "Не беспокойтесь, мы всей деревней будем за ним присматривать, у нас есть опыт" отвечают на письмо Аль-Хайтама знакомые знакомых Кавеха из Аару; "ты все еще сможешь его навещать; там Кавеху будет лучше, для вас обоих так будет лучше" пишет ему Тигнари, и у Аль-Хайтама не остается запасных вариантов. Он отступает. - Поразительно, у твоего упрямства есть предел, - замечает Кавех, пока кидает в сторону сумки очередную рубашку из шкафа. Аль-Хайтам, которому запретили активно вмешиваться в чужие сборы ради экономии времени и сохранения общего спокойствия, подпирающий собой дверной косяк, бесцветно замечает: - Если от моих действий нет никакой пользы, то я хотя бы не должен мешать процессу. - Надо же, стоит только раз доказать тебе, что человек с архитектурной степенью лучше тебя знает, как паковать собственные чертежные принадлежности, так у тебя сразу прозрение наступает, - оборачивается на него Кавех с озорной улыбкой. Однако чужая попытка разрядить атмосферу действует на Аль-Хайтама угнетающе, потому что он боится того, сколько в его собственных словах может быть правды, которую он все это время предпочитал не замечать. - Никаких шуток, я вполне серьезен. - Ты сделал все, что мог, - пожимает плечами Кавех так беспечно, словно говорит о погоде, а не о собственном здоровье, и у Аль-Хайтама из-за этого что-то закипает внутри зло, жгуче. - Как ты можешь быть так спокоен? А если я зря потратил твое время? - Что ты хочешь сказать? - Что мое упрямство могло стоить твоего здоровья, - мужчина окидывает взглядом собранные сумки на кровати, - может, стоило... - Хайтам, - Кавех, достав из шкафа очередную рубашку, оборачивается к нему, скрестив руки на груди, - что случилось, то случилось. Ко всему этому, - он жестикулирует руками вокруг собственной головы, - нельзя подготовиться заранее, - следом за предыдущей новая рубашка отправляется на кровать. - Мне надо было действовать... - Не смей, - спокойно, но безапелляционно прерывает мужчину Кавех. Его алые глаза вспыхивают искренним гневом, который Аль-Хайтам, несмотря на их частые споры, наблюдал всего лишь пару раз, - слышишь, не смей даже думать о том, что ты просто не нашел решение очередной задачи. Они построены на логике, на поиске заложенного в них же ответа, но здесь, - Кавех стучит по своему виску пальцем, и в его голосе сквозит отчаяние, - есть только хаос, и ничего больше. Не смей винить себя, думая, что упустил какой-то шанс, потому что его изначально не было. - Изначально не было? - возмущение стальными тисками сдавливает легкие Аль-Хайтама, на мгновение совершенно вытесняя засевшее где-то внутри чувство вины. Он не верит своим ушам, проходит в комнату, замирает напротив соседа, - то есть ты считаешь, что в наших усилиях смысла не было? - Если бы он был, то были бы результаты, ты так не думаешь? - вопросом на вопрос отвечает Кавех. - Я даже говорю не о себе, я говорю... в целом, - разводит он руками. - Не я первый, не я последний, Хайтам. То же самое относится и к тебе; если бы все это мог решить один человек, академики бы не бились над этой проблемой несколько сотен лет. - Если я еще не нашел решение, это не значит, что его не существует, - цедит ядом мужчина. Кавех лишь издает короткий смешок в ответ, похожий на судорожный вздох. - Как же ты... Я всего лишь стараюсь рационально оценить ситуацию, - мужчина устало убирает челку со лба, - чем и тебе советую заняться, ты же у нас вроде как логическим мышлением отличаешься. - Вот как? А мне кажется, что ты просто хочешь, чтобы я дал тебе оправдание для твоего пессимизма и бездействия, - Аль-Хайтам хмурится, скрестив руки на груди. - Пессимизма? О, прости, что не вижу ничего хорошего в собственном безумии! - возмущение Кавеха выплескивается наружу всплеском рук, повышенным голосом. - Да и что я, по-твоему, могу сделать? - Что угодно, но не опускать руки. - Ах, а я-то об этом не думал, - смеется Кавех, и Аль-Хайтам не сразу замечает слезы, проступившие у него на глазах, - конечно же, стоит все взять под контроль, просто подойти к этой проблеме, как к любой другой, - он строит притворно-удивленное выражение лица, - а, нет, я не могу это сделать, потому что меня не слушается моя собственная голова, - голос Кавеха сходит на задушенный шепот, и он судорожно дышит, пытаясь успокоиться. Злость в его взгляде почти мгновенно исчезает, сменяется отчаянием и стыдом, и мужчина поспешно отворачивается от Аль-Хайтама, нервно вытирая мокрые от слез щеки. Аль-Хайтам чувствует себя не менее потерянно. Необдуманность и бестактность собственных слов, высказанных в эмоциональном порыве, колет иглой в сердце, заставляет чувство вины внутри подняться новой волной. - Кавех, я... - он неуверенно, почти робко подходит к мужчине ближе, касается его за плечо, - я неправильно выразился. Позволь мне объясниться... - Нет, нет, ты прав, - сипло отвечает Кавех. Он не отмахивается от чужого прикосновения, даже поворачивается, но в чужие глаза не смотрит, голову чуть отворачивает, - я расклеился, совсем расклеился. Надеялся, что ты не заметишь, - он утирает новые слезы, прерывисто вздыхает. - Еще чего, - чуть усмехается Аль-Хайтам, надеясь как-то разрядить ситуацию, - я же тебе всегда говорю - никудышный из тебя актер. - Кто бы говорил. Кавех фыркает, и по его лицу скользит подобие улыбки. Он хочет что-то добавить, но снова отводит взгляд, опускает голову. Собирается с силами, понимает Аль-Хайтам. Он мягко приобнимает Кавеха за плечи, успокаивающе их поглаживает. Кавех глубоко вздыхает, вскидывает голову. Смотрит Аль-Хайтаму прямо в глаза. - Мне страшно, - шепчет он с виноватой улыбкой, словно говорит что-то несуразное, - мне очень страшно, Хайтам. Я совсем не понимаю, что делать. Он поджимает губы; по щекам его текут новые слезы. Аль-Хайтам вытирает их с бережностью, ему обычно не присущей, мягко касаясь чужого лица пальцами. - Не ты один, - тихо вздыхает он, - но мы обязательно что-нибудь придумаем, иначе быть не может, - заверяет он не то Кавеха, не то самого себя; он снова опускает руки на чужие плечи. - Считаешь, от меня в таком состоянии может быть какая-то польза? - От тебя и так-то ее не всегда много было, - срывается на свой обычный сарказм Аль-Хайтам, о чем на мгновение жалеет, но Кавех вдруг прыскает смехом сквозь слезы, качает головой. - Ты ужасен, - с улыбкой констатирует он и ссутулится, устало утыкаясь лбом в плечо мужчины, - абсолютно невыносим. Как я только тебя терплю. Аль-Хайтам чувствует фантомные, едва ощутимые прикосновения к своей спине. Кавех несмело его обнимает. - Кто бы говорил, - он не замечает, как сам обнимает мужчину в ответ, притягивает чуть ближе. Как гладит его по волосам, пропуская мягкие локоны между пальцами. Чуть помолчав, добавляет, - а ту атласную рубашку тебе лучше не брать. - Она моя любимая, - недовольно бурчит Кавех ему в плечо. - Вот именно. В Пустыне она долго не проживет, а ты мне потом жить не дашь своими жалобами, когда вернешься. Мужчина чувствует, как на этих словах Кавех чуть сильнее сжимает его в своих руках. Как замирает, явно обдумывая сказанное. А после отстраняется, и Аль-Хайтам впервые боится, что Кавех по привычке оставил его слова без внимания. Но он замечает чужую робкую улыбку, улавливает надежду в алых глазах, и все беспокойства разом исчезают, будто их и не было. - Спасибо. Я об этом подумаю. Кавех кивает и поспешно отходит обратно к шкафу, нервными движениями поправляет заколки в волосах. Аль-Хайтам же решает дать Кавеху побыть наедине с собой и поспешно покидает комнату. На душе у него немного легчает, и на этом он старается сконцентрировать все свое внимание (хотя алеющие румянцем щеки и пытаются его от этого отвлечь).