Reaching the heart

      Глубокий вдох. Следом за ним тотчас раздаётся протяжный хриплый кашель. Тело пробирает судорогой, а воздух вмиг становится таким желанным, но ограниченным ресурсом. Ощущение, что еще немного и наружу вместо приступов кашля выйдут все органы. В глазах темнеет, но даже так Ген четко видит на своих руках густую насыщено-красную кровь, в которой легко различаются лепестки цветов. Лепестки чертовых желтых нарциссов. Вышедших прямиком из его лёгких — первым рейсом от сердца и души. Наконец получается сделать глубокий вдох такого необходимого сейчас воздуха. И следом за ним — вспышка смеха. Настолько больно, что единственное, что выходит сделать — рассмеяться. Как глупо. В следующую секунду мрак полностью окутывает глаза, и Асагири падает без чувств.       Через пару дней, проснувшись рано утром, первое, что чувствует Ген — жгучая боль на предплечье правой руки. Он уже представляет, от чего именно исходит зудящее ощущение, но все равно решает проверить. Взгляд задерживается на рукаве хаори, не решаясь оголить нужный участок кожи. Глупо, но он все ж надеется, что хоть в этот раз его догадка будет неверной. Пожалуйста, пусть там просто окажется царапина или укус..три..два..Ген резко отдёргивает ткань, сразу после чего в комнате раздаётся протяжный стон, а тело с отчаянием падает обратно на лежачее место. Замечательно, снова нарциссы. Теперь они еще и прорастают на открытых участках тела — жить внутри его организма им же явно было недостаточно. При всей любви Гена к цветам — последнее чего ему хотелось — чтобы те самые цветы устраивали грядку на его теле. Тем более, если этими цветами являлись ненавистные желтые нарциссы.       — Доброе утро, Сенку-чан! — голос звучит достаточно звонко и радостно, пока руки плотно спрятаны в рукавах хаори — такая обычная вещь, но впервые его привычка действительно что-то скрывает за тканью.       Вот только приветствие Гена так и остаётся без ответа — учёный даже не оборачивается в его сторону, продолжая дальше заниматься своими делами. Ах точно, как он мог забыть, что совсем недавно стал пустым местом для так горячо любимого Сенку-чана. Да, с того самого злосчастного момента. И надо же было ему произнести те сантименты под ночным покровом звезд в день рождения Ишигами. Перед глазами вновь проносится сцена, как Сенку резко оборачивается на его слова, параллельно невольно делая шаг как можно дальше от Асагири, — в его глазах лишь смесь отвращения и злости, а с губ слетает резкий приказ, даже не просьба, уйти из обсерватории, и Гену не остаётся ничего иного, как повиноваться и покинуть комнату. Больше Ишигами не произносит ни одного лишнего слова по обращению к нему. О нет, Ген вовсе не винит его в этом — это была вполне нормальная реакция на неожиданное признание, можно еще сказать спасибо за то, что обошёлся лишь полным игнорированием. Но..даже так..сердце тяжело сжимается. Ведь даже понимая и принимая его реакцию, все равно очень больно. Асагири слабо улыбается на прощание, хоть и знает, что на него все еще не смотрят, и спешно удаляется. Небольшое покалывание, за которым раздаётся резкая вспышка боли, и Ген чувствует, как на груди начинает прорастать цепочка соцветий. Иронично, идут прямиком к сердцу.       Один день сменяется другим, а все остаётся прежним. Все то же молчание, все та же тишина, все та же боль. Единственное, что меняется в этой однообразной чреде событий — соцветия. С каждым днем их все больше. С каждым днем они лишь продолжают покрывать тело россыпью, вонзая свои шипы прямиком в плоть. С каждым днем они все сильнее перекрывают доступ к воздуху так, что дышать становится практически невозможно. С каждым днем они лишь приближают его к конечной черте.       И вновь раздаётся глубокий тяжелый кашель, вызывающий новую порцию кровавых цветов. И снова безуспешно-отчаянная попытка сделать хоть один вздох, но вместо воздуха из груди Гена лишь вылетает очередной желтый, покрытый каплями крови лепесток нарцисса и плавно опускается на землю. Неподалёку распускается небольшой кроваво-красный росток хиганбаны.