*1*
Своим кашлем и шмыганьем носом, Эр заставлял мебель ходить ходуном. Вот угораздило же подхватить простуду на кануне нового года. Благо легкий жар и боль в голове донимали его не так сильно, чтобы слечь и проводить главный праздник его жизни в постели. Неважно, что «Новый Год» был каждый год. Это был единственный день, когда он мог почувствовать себя по-настоящему живым. Под тихую музыку, Эр сидел на компьютерном кресле, укутавшись в одеяльце. Высвободив лишь одну руку, парень периодически клацал мышкой, лавируя между страницами сайтов в тщетных попытках развлечь себя. Снаружи комнаты, освещенной холодным светом монитора, слышалась беготня — предновогодняя суета сборов. Мать и сестра Эр собирались ехать в гости к ухажеру матери, у которого еще с прошлого года планировалось шумное застолье. К слову, уже тогда Эр не хотел присоединяться к этой пирушке. Ему не нравились шумные компании и незнакомые люди. За последние лет восемь–девять он уже побывал на многих таких посиделках и на каждой из них не было ничего нового. Разговоры ни о чем, шутки для старпёров или приколы для атрофированных мозгов, двинувшихся от повседневной рутины настолько, что там посмеются даже с показанного пальца. Эр всегда это бесило. И хотя он был огорчен болезнью, все же благодарил ее за предоставленный шанс посидеть дома в свой любимый праздник. С другой стороны, если бы застолье проходило дома, Эр с удовольствием принял бы участие в подготовительной суматохе и аккуратно посидел в сторонке от собравшихся, чтобы никого не заразить. А так, приходилось скучать в темной комнате, периодически освещаемой разноцветными огнями гирлянды — то красно-желтыми, то зелено-голубыми. С каждым затемнением, чувство тоски парня нарастало все больше. Поэтому он решил отложить в сторону просмотр многочисленных поздравлений своих подписчиков от всяких блогеров и навестить домашних. Выйдя из комнаты, Эр прошел в комнату сестры. Ви была уже собрана — одета и накрашена. Молодая девушка сидела на диване, сложив ногу на ногу и загипнотизировано всматривалась в экран смартфона. По всей видимости, она как обычно общалась с подругами, которых Эр не слишком жаловал. Парень всегда говорил — «Если у девушки резко изменился характер, значит она попала под влияние подруг». Он всегда сравнивал это с попаданием в секту. Ви была милой и спокойной, пока общалась с ним, и становилась шебутной и недружелюбной. Как бы там ни было, до отъезда Ви и матери было еще достаточно времени, поэтому Эр решился предложить ей кое-что интересное. — Эй, Ви, ну что ты тут? — улыбчиво начал старший брат, но ответом было молчание. — Хэллоу? Эврибари хоум? Синк, Макфлай, синк! — заговорил Эр в своей излюбленной, шутливой манере. Таким образом он пытался выдернуть сестру из-под гипноза сети и обратить на себя внимание. Правда не всегда это получалось. — М? — последовало короткое мычание. Наконец-то Ви дала понять, что слышит собеседника. — Как на счет посмотреть аниме? Все равно делать нечего, а мы уже давненько планировали. — Мое время дороже золота… — коротко и задумчиво бросила она, не отрываясь от экрана. Этой фразы было достаточно, чтобы Эр понял — Ви сегодня не будет проводить с ним время. Не решившись на осаду этой крепости, парень ушел. Спокойно закрыв дверь в ее комнату, он глубоко вздохнул. В легких послышались хрипы и Эр закашлялся, после чего втянул носом. Расстроенный, он ушел в свою комнату. Усевшись в кресло, он в очередной раз вспомнил свою теорию про влияние на свою сестру ее друзей и от этого же начал злиться. Они уже так давно не проводили время друг с другом. Раньше этого времени было в избытке, а теперь ему приходилось вымаливать лишние полчаса, лишь бы пообщаться по душам, не говоря уже о совместном просмотре. Вместе с этим, Эр злился и на себя. Он молча прокручивал в голове фразы, типа «я сожалею» или «каюсь» или «я был не прав». Вспоминая о том, каким порой подонком он был, уже много лет и в настоящем времени, Эр старался стать для Ви едва ли не примером для подражания. Пока ее мнение не интересовало никого, он спрашивал ее совета по любому поводу и всегда интересовался о том, чего хотела бы она, даже если его желания совершенно не совпадали с ее хотелками. В этот раз, ее отказ разворошил осиное гнездо в больной голове и Эр, не стерпев напора эмоций, решил бросить все и пойти прогуляться. И наплевать, что он простужен, с кашлем, насморком и головной болью. Ему нужно было проветриться.*2*
Потеплее одевшись, Эр вышел из дома. Темная улица встретила его по осеннему теплой, бесснежной погодой. Если бы парень не знал сегодняшней даты, он бы с легкостью мог предположить, что идет на ночную прогулку в конце сентября. Выйдя за калитку, Эр пошел по тротуару, искривившемуся под тяжестью времен. Старая улица старого провинциального городка. Здесь даже асфальтированной дороги нет, так, чисто гравийка, и то не везде. Лужи в некоторых местах становились чуть ли не озерами. Одно из таких здесь в шутку называли «Перекрестное» — чисто по месту своего нахождения. Сейчас, конечно, оно было осушено, но, если грянет дождь или, чудесным образом, снег, озеро вновь возникнет на своем привычном месте. — Да-а, на снег в этих краях молиться надо… — удрученно посетовал Эр. Ему всегда нравился снег. Он прятал старые дома стариков, живущих на последней улице перед рекой, разделяющей станицу надвое, предавая ветхим строениям хоть какую-то красоту. А как красиво в мороз выглядят заборы со всякими извилистыми закорючками, м-м, просто прелесть. Будто северный волшебник специально сговорился с местными о таких оградах, чтобы разрисовывать их инистыми шипами. Эр уже давно не видел таких красот. Его глазам приходилось терпеть слякоть, грязь, местами желтую, местами зеленую траву и, опять же, уродливые домишки-развалюшки. Печальное зрелище, убивающее чувство приближающегося праздника, казалось парню несправедливым. Тем временем, кто-то из соседей по улице уже начал праздновать, по всей видимости уже успел изрядно принять на грудь и решил запустить в честь этого салют. Завидев первую вспышку, Эр отвернул взгляд. Он тут же забыл, какого цвета она была. Смотреть на салют казалось ему чем-то неправильным. Будто он не достоин его. Нахмурившись, Эр неспешно побрел дальше до тупика улицы, к самой реке.*3*
Подойдя на угол, Эр полушепотом пробормотал себе под нос: — Что-то как-то все равно не весело… может прогуляться еще дальше? Того и в центр махнуть? Что если сгонять до гипермаркета? Что ж. Мысль есть, осталось сделать. Через полчаса неспешного шага, Эр предстал перед внушительным зданием с красной буквой «М» на углу. Даже представить трудно, сколько людей посещают этот продуктовый в канун нового года. Войдя внутрь, Эр свернул налево. Так он мог посетить свой любимый отдел с литературой и хозтоварами. Однако уже на подходе он понял, что порассматривать книжные новинки ему не дадут. Сегодня здесь необычайно много людей. Кажется, в прошлом году, когда они с Ви еще имели возможность быть ближе и тоже стояли здесь, было куда меньше народу. «Неужто нация ринулась читать?» — печально отшутился в голове Эр и прошел мимо, мельком оглядев тех, кто здесь стоял. Это, конечно, было ни к чему, но вдруг он увидит старых знакомых? Пообщавшись с кем-то, ему всегда становилось легче, какая бы проблема не донимала его разум. Увы, ни одного знакомого лица. Разве что люди, которых он запомнил просто ввиду своей фотографической памяти, увидев где-то еще. Жаль память на имена обошла его стороной. Пройдя дальше, он увидел стеллаж с мужскими и женскими носками. Многие из них были унисекс, но Эр всегда привлекали гольфины. Будучи безнадежным романтиком, постоянно мечтающем о нахождении своей дамы сердца, Эр фантазировал, как дарил бы ей подобные носки. «А что? Большие носки больше греют!» — говорил он. В ногах есть важные узлы, застудив которые можно заболеть. Поэтому-то Эр и думал, что одежда в подарок — проявление лучшей заботы. К тому же, многим нравится эстетический вид гольфин на тонких женских ножках. Умиляясь своей неисчерпаемой наивности, Эр похихикал и улыбнулся, поджав губы. Он побрел дальше по магазину. Казалось бы, эти мысли вполне могли бы его выдернуть из потока холодящих душу переживаний. Но как быть со счастливыми лицами других людей, которые сновали между стеллажей и проходили мимо Эр? Вот жизнерадостный мужчина, очевидно семьянин, отработал и заехал в «М» за недостающей бутылкой хорошего шампанского. Вот молодая пара, явившаяся сюда за закуской к скромным посиделкам с друзьями. А вот и целая семья — матушка, отец и их дети. Мелкие шустро ходили взад–вперед с явно приподнятым и, что самое главное, новогодним настроением. Все они спешили или неторопливо бродили, докупая что-то к столу. Но глядя на них, в груди Эр завывало одиночество. Взглянув на радостное лицо, Эр тут же опускал взгляд, чтобы какой-нибудь эмпат не успел заразиться его тоской и принести ее уже к себе домой. При этом, ему приходилось слегка растягивать губы, имитируя довольную улыбку, чтобы лучше скрыть свою душевную боль. Однако это растяжение губ отзывало уколом ржавого ножа прямо в сердце. Эр почувствовал, что если он еще хотя бы на минуту задержится среди всех этих людей… «Надо сваливать отсюда» — подумал он и тут же свернув за угол, едва не налетел на мерчендайзера, выкладывавшего товар на полку. На долю секунды встретившись с мужчиной взглядом, Эр попросил прощения и поспешил на выход. Выйдя на воздух, Эр сунул руки в карманы. На улице стало холоднее, поэтому он достал теплые перчатки и пока надевал их, думал о том, что увидел в глазах работника торгового зала. Парень словно взглянул в зеркало, когда их взгляды соприкоснулись. Внешность была как небо и земля, но душами, проблемами они были одинаковы. Слегка небрежный вид, лысая голова с небритыми боками и щетиной на шершавом лице могли выдать его за женатого человека, переставшего следить за собой в браке. Но Эр точно понял — этот мужик такой же одиночка как и он. Парень глубоко вздохнул. Легкие быстро отреагировали на холодный воздух, вызывая нестерпимые позывы откашляться. Попридя в себя после кашля, Эр сунул руки в карманы. Размышляя над тем, что его молодое одиночество далеко не так болезненно, как у стареющего сотрудника «М». Парень двинулся домой, растворившись в темноте улиц.*4*
Вернувшись к дому, Эр увидел, как открывается входная дверь и на крыльцо вышли разодетые в шубы и куртки матушка с Ви. — О! А вот и он! Эр, ну ты даешь! Куда ж ты ушел со своей простудой?! Молодец, не то слово. — негодовала матушка, мотая головой из стороны в сторону дивясь поступку сына. — Хоть бы сказал, что уходишь. Может ты тогда уже с нами поедешь, раз такое дело? — Ну конечно, поеду заражать остальных. Нет уж, посижу дома, поболею в знакомой обстановке. Там я буду только портить всем настроение своим кашлем и насморком. — К тому же он не любит шум, мам. — холодно вставила Ви. — Точно, спасибо, сис. — поблагодарил ее Эр, улыбнувшись. — Сердце кровью обливается, что мы будем веселиться, а ты тут чахнуть. Как так можно? — Езжайте с Богом, маман, прошу вас, не уговаривайте, все равно тут уже ничего не попишешь. — хмуро отнекивался Эр. Мать снова покачала головой и, сжав губы, с грустью обняла сына. — Ладно. Не скучай здесь. Будем периодически тебе прозванивать. Если будет что-то интересное, пришлем видео или фотки. — Да, давайте. — насупившись покивал он с натянутой улыбкой и отпустил матушку. Женщина прошла вперед, направившись в гараж, а сестра, хлопнув брата по плечу ладонью, покрытой варежками, стилизованными под кошачьи лапки, но с голыми пальцами, она пошла вслед за матерью. Эр подошел к калитке и немного постоял на месте, с тоской глядя вслед уезжающим. Копаясь в себе, он понял, что, в глубине души, все же хотел бы поехать с ними. Если бы не здравомыслие, он бы так и сделал, в попытке угнаться за весельем. Теперь ему придется сидеть дома одному. И чем дальше от него находились его родные, тем более пустым становился его неудавшийся праздник.*5*
Снова рассевшись перед компьютером, Эр поднял перед собой скромный, непраздничный стакан с бурлящей газировкой. Вроде бы он смотрел в монитор, но разве что-то можно было разглядеть на пустой странице с названием «Новая вкладка»? Безэмоциональное лицо таращило холодный взгляд в пустоту, видя картины прошлого. В накладных наушниках звучал сборник пост-панк песен, а конкретно сейчас играла «Белая ночь». Ее текст заставлял Эр вернуться в относительно недавнее прошлое. Он не слушал эту песню в ночь, о которой были его мысли, но ее мелодия, приглушенный голос солиста открывали перед взором парня окно, когда он был как никогда близок к исполнению своей мечты. Ночь католического рождества, пятнадцатый год. Такая же безснежная, но более морозная и все же не холодная ночь. Эр стоял на углу перекрестка, разделявшего частный жилой сектор, захудалую гостиницу и многоквартирный район. Он боялся, что она не придет, но она все же пришла… — Но ничего не вышло… — железно сказал сам себе Эр, продолжив держать стакан с шипучкой навесу. Слабая, но твердая левая рука даже не дрожала под весом колоссальной для нее тяжести стакана. Эр долго думал о той встрече, пытаясь как можно тщательнее припомнить все детали. Местами он забавлялся воспоминаниями, местами стыдился, а местами думал, как сделал бы по-другому в своем нынешнем возрасте. Умолчал бы о чем-то, где-то надавил, на чем-то настоял… и кто знает, к какому бы результату все это привело. Она еще тогда намекала на невозможность отношениям состояться. Эти намеки были очевидны. Следующее воспоминание. Следующий год и два дня перед тридцать первым декабря как в тумане, а туман… зловещий, словно из фильма о демонах или чудовищах. А слова, неумолимо и не переставая звучащие из него, и того страшнее: — «Твой папа умер». — Он не жил с нами… — с подступившим к горлу комом сдавлено сказал Эр, снова пытаясь придать голосу жесткости. Слезные железы налились болью, но не смутили затвердевший взгляд, продолжавший смотреть перед собой. — …с тех пор как с ним развелись. Молодой человек помнил, как стоял в том тумане и видел спящее лицо мужчины, породившего его и Ви. Тогда он не испытывал никаких эмоций и даже при прощании, не верил тому, что говорит. Ему не нравился ни погребальный костюм, ни место, ни способ, ни отношение пришедших. Разве что некоторых… и то, Эр сомневался в подлинности их скорби. Хотя ему ли о ней было говорить, когда сам улыбался и смеялся в тот день, пока в его голове звучал голос отца, зовущего его по имени. К ночи покойник все же дозвался Эр, заставив парня сойти с ума и обвинять весь мир в его смерти. Сглотнув трещащее колесо заводной машинки, он глубоко вздохнул, провоцируя неминуемый кашель. Однако негодование Эр было настолько не смиренно, что он сжал зубы и напряг все мышцы от шеи до живота, лишь бы не прерывать потоки воспоминаний. Когда позывы откашляться спали, Эр с облечением втянул носом и припомнил времена, когда магия нового года еще не ушла из его жизни. Это было до окончания девятого класса и поступления в железнодорожную шарашкину контору, пропитанную коррупцией и чей диплом, теперь, нигде не котируется. Ранние нулевые, Дед Мороз все еще существует, родители свято берегут и всячески подначивают веру в него. Когда Эр был еще единственным ребенком в семье, матушка уводила его из комнаты с ёлкой смотреть на салюты, которые длились далеко не пару минут, а тем временем отец мигом подкладывал подарки под наряженный и вечно горящий огнями символ нового года. Воспоминания о чудесах, о желании подкараулить старого волшебника и о неудачах в этом деле, одновременно и веселили, и угнетали Эр. Возвратить столь желанное былое было уже вряд ли возможно. Максимум, что можно было бы сделать, так это завести собственную семью. Но в его реалиях это было сделать практически невозможно. Экономика в упадке, работы нет, менталитет у людей недружелюбный, а с его социофобией, временами перерастающей в мизантропию, закомплексованностью и жаждой перфекционизма, достичь этого было бы непомерно сложно. Слишком много непреодолимых помех, корнями уходящих в прошлое, провоцировали его оставаться на месте. В то же время, благодаря своей биполярной личности, Эр мог по щелчку пальцев стать совершенно другим человеком, легким на подъем, бойким работником, быстро превращающимся в лидера. Вопрос только в том, насколько долго продержится такая мотивация? Не предрекает ли щелчок пальцами мгновение выгорание за пару дней и возвращение в петлю самобичевания? Эр точно знал, что быстро вернется к началу, снова начав бояться общества, возненавидит его, потеряет работу из-за споров с начальством или невозможностью найти компромисс с коллегами, обратно безработно повиснув у родных на шее. — Как же мне надоело жить! — стакан дрогнул, а Эр посмотрел на него. Он понял, насколько у него успела затечь рука. Закрыв глаза, он медленно опустил стакан на стол, освободив запястье от нагрузки. — Как же меня достал вечно неизменный образ жизни, вечная нищета, вечное одиночество. Он поставил локти на стол и сложив руки в замок, уперся лбом в пальцы. Закрыв глаза, он начал тихо говорить: — Надоело. Я ничего не могу. У меня ничего нет. Мне не с кем даже поговорить. Я уже даже не уверен, что я нужен хоть кому-то из родных, не говоря уже о совершенно незнакомых людях. Может, они сами уже не просто живут со мной, а просто терпят меня? Фу-у-ух, — выдохнул Эр и откинулся на спинку кресла, высвободив руки, — черт возьми… Если бы я только не был трусом. Если бы я хотя бы знал, что будет после этой никчемной жизни… Что если за ней небытие? Это лютый отстой! А если то, во что я верю? Тогда не видать мне… Рая, так сказать, если я наложу на себя руки. А судя по тому, как у меня болят легкие после кашля, мне уже и так недолго осталось! — сказал Эр и тут же усмехнулся себе, после чего истерично рассмеялся и закашлялся. Шмыгнув носом, он продолжил: — Ага, мхэ-хы! Вот же слабак, ты же уже столько успел сделать! Открой свои сраные черновики! — Эр стал выполнять собственные приказы. — Посмотри сколько работы! Хочешь сдохнуть в безвестности и забить на мечту? Хочешь проиграть этому бессмысленному миру? Люди пишут законы, люди их и отменяют. Ты же можешь наплевать на общепринятую мораль и идти к своей мечте! Вспомни Гриффита, вспомни Лелуша, вспомни Ягами. Да вспомни кого угодно. Твои вдохновители шли по головам и в тени, а ты хочешь сражаться честно, идя по пути наибольшего сопротивления. Они шли легко, но твой характер годами диктовал тебе идти труднейшей из троп. И ты уже с ума сойти какой огромный путь проделал. Неужели хочешь остановиться? И из-за чего? Из-за неудавшегося праздника? Нюня, — Эр стал кривлять самого себя, — может тебе еще и пустышку дать пососать? — он сказал эту фразу гоблинским тембром и истерически засмеялся. Но смех продлился недолго. Внезапно в груди Эр что-то кольнуло и он замер. Затаил дыхание. Медленно втягивая воздух через рот, он наполнил рыпящие легкие, но без позывов к кашлю. — Фу-у-ух, — выдохнул он, — да уж… Пора бы уже начинать трапезу и выпить. Действительно, газировка скоро могла выдохнуться. В наступившие времена куча всего резко запаршивело. «Pepsi», которую Эр пил на протяжении долгих лет, превратилась в химозную хрень, на фоне которой дешевый лимонад за двадцать рублей будет намного удобоваримее и приятнее по запаху. Даже неплохо, что он был небогат. По крайней мере ему не довелось испортить воспоминания о других напитках, которые он пробовал давным-давно. Та же «Coca-cola», редко бывавшая в его холодильнике, была более любимой. Что с ней стало теперь, неизвестно. «Sprite» давно превратился в чересчур колючее, еле сладкое подобие подслащенной минералки. Совершенно не такой, каким он был в его детстве, когда Эр еще не перестал общаться с двоюродным братом и с бабушкой и дедушкой по линии отца из-за семейных распрей, подначиваемых стариками со стороны матери. Причиной неоконченности тех распрей был стыд. Эр стыдился встречаться с ними, хотя и понимал, что это глупо. Старики стареют, и любой их день может стать последним. И пока Эр думал об этом, не мог двигаться вперед, чтобы достигнуть своих высот и в кои-то веки прийти к ним не с пустыми руками. Ему надоело лгать, говоря, что все хорошо.*6*
Парень опустил взгляд, покивал безысходности и снова взял стакан в руки. — Интересно, что же в этом году нам расскажет сильный мира сего, выступая по телевизору? «Этот год был непростым…» — О, да! Этот год был траурным. Как провели этот год, так и встретим новый — самое подходящее выражение, нежели это дурацкое и непонятное — «Как год встретишь, так его и проведешь». Год бесконечной кровавой шахматной партии… и это явно не конец. Скорбное окончание года для многих из нас. Молчаливо пособолезновав остальным, попутно позабыв о своей болезни, Эр наконец решился что-то включить. В это время была уже половина двенадцатого и он решил, что пора бы уже приступить к трапезе. — Сегодня мы ближе, чем когда-либо. — сказал Эр, снова вспомнив отца. Однако, в этот раз он не решился скорбеть заново. Для этого уже было полно времени. Да и песня в наушниках была уже отнюдь не такая грустная, как «Белая ночь» или какая-либо другая. Сейчас играла более динамичная, ритмичная, танцевальная композиция на манер восьмидесятых. Сделав пару глотков, Эр отставил стакан, но тут же поднял его и произнес: — Примите мои соболезнования. — будто бы войдя в контакт с миром и общаясь с такими же несчастными как он. Сделав глоток, Эр приступил к трапезе. Для него действительно чудо, что в этом году он остался дома, все еще в тепле, и жирует как царь, закусывая газировку не самыми скромными порциями печеной свинины, салатом оливье, креветочным салатом и, разумеется, с традиционным, пожалуй, для абсолютного большинства соотечественников, картофельным пюре. Это не считая бутербродов двух видов — с красной рыбой и красной икрой. Эр был доволен яствами, но вместе с тем испытывал чувство вины. Он думал о несправедливости, творящейся в мире, а его религия, с пропагандой «всенакормленности» осуждала его за безраздельное поглощение, ведь наверняка в соседнем же доме мог жить какой-то более нищий человек, чем он. Вместе с тем, Эр не знал о взглядах на мир подобного человека. Вдруг он оказался бы тем, кого не только не следовало бы кормить, но и начинать есть перед ним, чтобы голод поскорее убил его… Пробили куранты. За окном, провинциальный городок разразился скромными салютами и в этот же момент Эр подумал, что где-то звучат отнюдь не веселые хлопки… Парень вспомнил, сколько салютов было в его детстве. А смотря на цветастые вспышки в небе в наши дни, складывается впечатление, будто страна стала беднее некуда. Впрочем, почему «будто»? Однако, количество хлопков вовсе не было показателем новогоднего счастья для Эр. Он имел способность чувствовать счастье в воздухе. В волшебную ночь оно становилось будто бы осязаемым элементом и частью атмосферы. Его можно было вдохнуть вместе с воздухом. Счастье было не просто призрачной надеждой, а физической величиной, наполняющей человеческую ауру. Его можно было буквально увидеть глазами. Невооруженный взгляд, без всяких психостимуляторов улавливал блестящий, радужный след, витающий над головой ослепительными алмазами. Светящееся так же ярко, как гало от ночных фонарей или небесных тел. Правда не в этот раз. В мире резко стало слишком много зла. А болезнь и страх неизвестности будущего притупило эту способность, как антибиотик убивающий все живое. Доев праздничный ужин, Эр снова откинулся на спинку кресла. Не веселый, но уже и не такой грустный, он еще некоторое время залип на разные видосы в сети. Вскоре парень понял, что сегодня его уже ничего не заинтересует и решил приготовиться ко сну. Сходив в душ, разобрав диван-кровать и расстелив постель, он улегся. Только сомкнув глаза, он решил проверить время, во сколько лег, но ему на глаза попалось сообщение в мессенджере. Ему написал один хороший друг, который никогда не забывал о нем, но жил слишком далеко, чтобы списываться почаще. Его звали Ти, а текст его сообщения гласил: — «С НГ крч ;)» Ах, Ти. Что за замечательный знакомы — пограничный друг. Если бы не он, Эр точно бы пересилил свою трусость и смог переступить черту. Забыв о времени, Эр ответил: — «Спасибо», добавив в конце три эмодзи в виде лисьих голов. Отложив телефон, он уложился на подушку и мигом уснул.