Между виверной и альгулем

1. Разговор с заказчиком был привычный и короткий. - Вот, - голова чудовища выкатилась из окровавленного мешка. - Деньги, - увесистый мешочек перекочевал в руки ведьмака. - Пива! Выпив кружку залпом, Геральт тяжело поднялся по ступеням. Комната была пуста, постель холодна. "Опять где-то блядует," - с тоской подумал Геральт, рухнул в кровать и провалился в тяжёлый сон. Серенькое утро застало ведьмака всё так же в одиночестве. Сердито думая, что делать в этой деревушке больше нечего и пора ехать, а кто-то не может удержать свой член в штанах, и крестьяне вот-вот устроят им пышные проводы, Геральт побрызгал в лицо водой и спустился вниз. Ни за столами, ни под столами Лютика не было. Хотя вполне мог быть, пьян он был уже вчера утром, успел набраться, пока Геральт тут же обсуждал заказ. - Где Лютик? - спросил он ещё более неприятным с утра голосом. - Блажной-то ваш? - кметы, в отличие от высшего общества, часто считали Лютика скорбным умом. - Пел тут вчера, людЯм по нраву пришлось, угощали. Горазд он у тя пить да жрать, милсдарь ведьмак, хоть и тощий. "И трахать всё, что движется," - добавил ведьмак про себя. - Хмм... Затевать разговор насчёт траха было опасно. - Оне пили тут с гостями, - продолжил трактирщик. - Балалайку-то евонную я прибрал, чтоб не поломали, а то с утра ко мне же и в претензии будет. - Дрался? - Ништо! Как я его в послед видел, он такие танцы танцувал, пока от стола до двери добралси... Даже у Лютика бывало такое состояние, в каком его не смогла бы оприходовать самая горячая и настойчивая поклонница. Разве что не очень брезгливый поклонник. Скорее всего, перестаравшись с дармовой выпивкой, он вырубился и дрых где-то в окрестностях. Геральт пошёл поглядеть и заодно отлить. Лютик обнаружился неподалёку, за сараями. Он громко храпел, обняв грязный холмик, штаны его были спущены, открывая покрытую подозрительными синяками задницу, сиявшую в проглянувших лучах утреннего солнца. То, что пол партнёра был для Лютика не особо важен, не являлось для Геральта секретом и до той ночи, когда бард всеми правдами и неправдами прокатился на его члене. С тех пор ведьмак корил себя, что пошёл на поводу чужого любопытства - а чему бы это ещё быть? - и занимался самоуговорами, что не станет устраивать скандала, когда Лютик заскучает и снова уйдёт в загул. В конце концов, они оба не давали ни обетов воздержания, ни клятвы верности. Почему же сейчас всё перед глазами залило красным? «Ты что, ждал любви до гроба?» - одёрнул себя Геральт. На спине у барда пригрелась дворовая кошка с драным ухом. При виде Геральта она выгнулась, зашипела и выпустила когти. Лютик взвизгнул и сел, тут же схватившись за голову. На лице, к которому прилипли пряди и земляное крошево, было написано, что вчера по нему хорошо прогулялся кулак. Размазанная подсохшая грязь, натёкшая из носа юшка и - ведьмачий нюх не оставлял места сомнениям - чужое семя. В глазах Лютика Геральт заметил трудную работу мысли, наконец бард воскликнул надломленно, хриплым голосом: - Геральт, я не хотел! И попытался прикрыть засосы остатками рубашки. Ведьмак с трудом поборол желание подбить приятелю второй глаз. - Когда ты не хотел?! - рявкнул он. - Когда нацеплял все эти блядские тряпки? Когда крутил жопой перед всеми подряд под свои похабные куплеты? Когда нажирался на халяву хуй знает с кем? Привставший было Лютик плюхнулся на задницу и скривился. - Быть в центре внимания, быть ярким, нравиться людям - это часть моей профессии! - прохрипел он, выставив вперёд руки. - Мать их, всё горло разъебали, суки! - Кто? - Ебучие ценители блядской музыки, - Лютик посгибал распухшие пальцы со сбитыми костяшками. - Понятия не имею, может, и те, с кем я выпивал, а выпивал я почти со всеми. Но я правда не хотел. Я почти справился с этими двумя - или их было больше? - но двое-то точно, сразу в рот и в за... - Лютик, блядь! Завались. Геральт пошёл к трактиру, Лютик похромал следом, на ходу подтягивая штаны и сердито пыхтя. - Ты что, не веришь мне? - обвиняюще выкрикнул бард. Геральт резко остановился и развернулся, Лютик, налетев на него, отскочил, попятился и упёрся в забор. - Не делай такое лицо! Я не заслужил! - Лютик, я не мазелька, вещами в тебя кидать не буду. Приведи себя в порядок, бери сумки, ехать пора. Лютня у трактирщика. К знахарю по дороге. Лютик обогнул его и метнулся в трактир. Когда Геральт вошёл в зал, там уже толклась всякая шелупонь. - Вага, где ты там застрял? - проорал из угла кмет с помятой рожей. - Ща, йду вже! - крикнул от стойки длинный и тощий парень, болтавший с трактирщиком. - Девки супротив ведьмака не сдюживают, вот он и таскает за собой дурачка для этого самого... - А разве ж можно с мужиком, как с девкой? - Молод ты ещё, Вага. Энтот-то чистенький да гладкий, что твой дворянчик, сам, небось, подстилается, для чего ему ишшо так нафуфыриваться? Обычный трёп, ничего нового. Вчера, пока ведьмак договаривался с клиентом, ему перемывали косточки. Обычные пересуды, обычные кметы. Разве что у Ваги сегодня на носу был чёткий отпечаток зубов. Кто-то вчера хорошо его тяпнул. Проходя мимо Геральта, Вага задел его плечом и ухмыльнулся. - Выйдем, - Геральт придержал его и заметил краем глаза, как из-за стола поднимаются остальные, достают ножи. Ничего удивительного - и в других местах мужички баловали на дороге, обдирая проезжающих. Но кулак уже летел в гнусную рожу, выдавая за всё, что с утра накипело: и без наглой усмешки всё было ясно, запах выдал Вагу с головой. Ведьмак думать не хотел, отодрали Лютика вдвоём или всей шайкой, и вырубил пятерых бандитов, бросившихся на него, безоружного, за пару минут. Как раз спустился отмытый и переодетый Лютик, оглядел побоище, и его стошнило. Он утёрся рукавом курточки и протянул Геральту мечи. - Едем, пока нас на вилы не подняли, - Геральт за шкирку вытащил его на улицу и усадил перед собой на Плотву. - Хватит ёрзать, - Геральт придержал лошадь, когда они достаточно отъехали от деревни, и ссадил Лютика. Тот моментально распустил завязки штанов, оросил придорожную травку и даже охнул от облегчения. Потом, прихрамывая, догнал ушедшую вперёд Плотву. Зараза. Про знахаря-то и забыли. А следующая деревня далеко. «Ничего, потерпит. Наука будет.» Лютик ковылял относительно бодро, хоть и матерился, оступившись. Похмелился из припрятанной бутылки и Геральту предложил. Засвистел нечто, напоминающее нильфгаардский военный марш. - Лютик, с каких это пор ты не только трахаешься как кобель, но и метишь каждый куст? - пару часов спустя хмуро спросил Геральт, которому надоело поджидать постоянно отстающего приятеля. Лютик сравнялся по цвету со своим дублетом. - Похоже, сон на свежем воздухе не пошёл мне на пользу. Я застудился. - Хммм... Геральт спешился, передал повод Лютику, нырнул в сторону от дороги. Вернулся с пучком трав, протянул его барду. - Да ты романтик, мой дорогой друг. - Заваришь. Геральт снова вскочил в седло. - Эй, а как я заварю? Котёл, костёр, вот это вот всё? - Позже. "Как, однако, быстро всё случилось, - думал Геральт. - Я не мазелька, да? После того, как купился на весь этот трёп о вечной любви. Столько лет он терпел, и вдруг не выдержал. Как будто в первый раз был со мной на охоте, как будто в первый раз за меня испугался." Пресыщение и любопытство, не более того. Ведьмачья выносливость и большой хер приелись так же быстро, как ухоженные прелести очередной баронессы. Любовь не для ведьмаков. А в постели Лютик был хорош, Геральт был бы не прочь прямо сейчас, если бы не чувствовал себя оплёванным и обманутым. Ещё бы он не был хорош, с таким-то опытом. От мысли, через сколько рук за свою короткую человеческую жизнь прошёл Лютик, сделалось гадко во рту. Понравилось быть особенным? Те мазельки, наверно, тоже чувствовали себя особенными. Всё это кружилось и клубилось в голове, как поднятая со дна муть, повторяясь раз за разом. Погружённый в неприятные раздумья о том, что, возможно, зря они всё усложнили, Геральт не сразу понял, что не так. Не слышно было назойливой трескотни Лютика и звона струн. Лютик был неопасным - нежданного гостя Геральт бы заслышал издалека. Ведьмак придержал Плотву и оглянулся. Лютик догонял. Полуприкрыв глаза, шумно дыша сквозь нос и сжатые зубы. По лицу тёк пот. Лютик упрямо шагал, механически переставляя ноги. Пальцы были стиснуты так, что побелели: на грифе лютни и на помятом пучке трав. - Отдохнём. - Нет, Геральт, если я остановлюсь, то с места уже не сдвинусь, даже если меня будет жрать эндриага, - просипел Лютик и закашлялся. Геральт промолчал. Он чуял впереди реку, и как только они вышли на низкий песчаный берег, соскочил с Плотвы. Лютик со стоном рухнул рядом. Помощи от него ждать не приходилось. Зато теперь, когда ноги отдыхали, появились силы трепать языком. - Геральт, здесь водятся утопцы? То, что я раньше говорил, относится не только к эндриаге, но и к утопцам также. Если меня будут жрать утопцы, я... а, чёрт, муравейник! - вопреки обещанию, Лютик вскочил и принялся отряхиваться. Геральт собрал дров, развёл костёр, изловил пару рыбин, поставил силки на кролика. Лютик возлежал и щипал струны. - Где обещанный отвар? Геральт молча сунул травы в закипающий котелок. - Как думаешь, задница у меня от твоих трав регенерирует? - Это не эликсир, - Геральт начал закипать не хуже котелка. - Колет, как будто на вертел насадили. И постоянно отлить охота. - Так отлей. - Нечего - ни капли не выдавливается, а свербит так, как будто с прошлого раза год прошёл. Спасёшь меня второй раз за день, Геральт? Или у ведьмаков есть лимит на спасения? По спасению в одни руки на день? С утра ведь ты меня спас, Геральт. Как ты с ними разделался. Я так накачался, что не смог бы вспомнить даже, обриты они или бородаты, не то, что рожи разглядеть. Убей не помню, что они вытворяли. Что надо было засунуть... И тут Геральт опять сорвался, второй раз за день. На срывы у ведьмаков, видимо, тоже лимита не было. - Я тоже не представляю, что надо было засунуть в твою задницу, чтобы ты стал ныть, как будто тебе целку сломали. Вряд ли там у двоих сразу было больше, чем у меня одного. - Какая... здоровая самооценка, Геральт, - Лютик нервно дёрнул щекой. - Я спать. Пей и присоединяйся. - Иди, мне пришли кое-какие мысли, надо их обдумать и записать. - Лютик. - Вдохновение - такая неожиданная и непостоянная штука, его надо ловить, как только золотые крылышки затрепещут поблизости, - откладывая лютню и принимая кружку с отваром, сказал бард. Засыпать без Лютика под боком было неуютно. Среди ночи Геральт, среагировав на какой-то лесной шорох, приоткрыл один глаз. Лютик, скрючившись, спал по другую сторону костра. "Ну-ну," - подумал Геральт и заснул снова. К утру в поисках тепла Лютик предсказуемо заполз в костёр, испачкал и подпалил новый костюмчик, разбудил своими визгами Геральта и напугал Плотву. 2. В следующем городке Лютик обзавёлся другой одеждой, может быть, не такой яркой и не такой новой, но, по крайней мере, добротной и целой. Он на чём свет стоит крыл паршивый городишко, где невозможно раздобыть ничего приличного. На взгляд Геральта, одежда сильно его изменила. Лютик стал похож на обедневшего провинциального дворянина средних лет - кем, наверное, и был бы к этому времени, если бы не сбежал вовремя из дома. В детстве Лютик не жил впроголодь и не надрывался на непосильной работе, это Геральт понял ещё при первой встрече. Да и с оружием обращаться умел, что выяснилось при случае. - Ноешь, как будто даже борделя не нашёл. Лютик вскинул глаза - испуганно? удивлённо? обиженно? - но как ни в чём не бывало продолжил ворчать. - Не нашёл, представь себе. Присмотрись к вон той подавальщице, она исподтишка на тебя поглядывает, а я пока поставлю эксперимент. Достойны ли мой песни внимания слушателей сами по себе, без блядских тряпок и верчения задницей. В его словах просквозила неожиданная горечь. К слову сказать, без верчения задницей всё же не обошлось. Видимо, она всё-таки начала проходить. Лютик опять был в центре внимания, рассыпал улыбки, шутки и воздушные поцелуи, пил с теми, кто наливал... Геральт старался не смотреть в его сторону, последовал совету и заночевал у той самой подавальщицы. Утром, вернувшись в свою комнату за вещами, он обнаружил, что Лютик тут тоже не появлялся. Бард притащился даже позже него - и на удивление не принялся с порога расписывать ночные похождения в обычной манере. - Что-то ты сегодня молчалив. - Тяжёлая ночка выдалась - для языка. Сначала местные расходиться не желали, словно музыкант в эти дебри лет двести не забредал и непонятно, когда ещё случай выпадет. Потом ему пришлось потрудиться над одной прелестной дамой, поскольку Лютик-младший... ну, знаешь, так бывает, если сильно... нет, вряд ли, ведьмаки, они такие... Лютик скис под внимательным взглядом и замолчал. - Какие "такие"? - обида пополам с ревностью, приправленные резко проснувшимся желанием, начали закипать в душе Геральта. Теперь, когда он по себе знал, что может вытворять ловкий язык Лютика... Теперь, после того, как Лютик стал совсем его, и это ощущалось так правильно... - В-всегда готовые к бою, - пролепетал Лютик с улыбкой. О, Геральт знал эту улыбку. Так Лютик улыбался, когда понимал, что сейчас его начнут бить за дело. Не то, чтобы Геральту не хотелось. Но он сделал над собой усилие. Он же готов похоронить тот случай ради своего... друга? - Ты прав. Может быть, попробуем расшевелить Лютика-младшего? Больше, чем прибить на месте, Лютика хотелось оставить себе. И если этой ебливой заднице будет всё мало, Геральт готов был хоть руку по плечо в него засунуть. Хоть обе руки. - И-извини, у меня что-то живот скрутило. Ну и дерьмо же тут подают к ужину... - секунда, и Лютик сбежал. Не бросился в объятия, не принялся завирать, что любит только Геральта и потому не встало на трактирную девку. Ведьмак ударил кулаком в захлопнувшуюся перед носом дверь, сбивая костяшки и ломая хлипкие доски. Лютик, похоже, это оценил и припустил быстрее. С этого момента начался довольно странный период их отношений. Лютик ускользал, как вода, держался на расстоянии, но всё так же продолжал следовать за Геральтом. Близкий и недоступный, словно не понимающий, какую боль причиняет. Геральт понимал, почему терпит это от Лютика, но не понимал, зачем это самому барду. Казалось бы, мир достаточно велик и множество людей во множестве мест ждут Лютика с радостью, а он тащится по грязной дороге с хмурым ведь... Вернулись к началу? Нет, теперь, после того, как Геральт позволил Лютику - а отказать ему, если он чего-то хотел, было практически невозможно - всё было по-другому. Лютик всё так же пел и расточал комплименты направо и налево, дружески поддразнивал Геральта и нахваливал его каждому встречному и поперечному. Помогал ведьмаку отмыться после охоты, расчёсывал волосы, смазывал и бинтовал раны. Но спал по другую сторону костра, а если на постоялом дворе им доставалась всего одна кровать, пропадал где-нибудь до утра, либо находился спящим на лавке в общем зале. Геральт бесился, подозревая, где и как бард проводит своё время, срывался на него постоянно, Лютик сжимался и замирал, словно ожидая удара, но... не уходил. 3. Ревность в очередной раз залила глаза красным, когда, вернувшись с охоты, Геральт застал Лютика в обнимку с каким-то краснолюдом. Не помогло, что дело было посреди корчмы, при большом стечении народа. Рука, обхватывающая плечи Лютика, взбесила так, что Геральт не сразу признал Золтана. - Ебать-колотить, Геральт, ну у тебя и рожа! А я-то думал, кто оторвал этому гадёнышу его блудливый хрен! - заорал Золтан на всю корчму. - Смотри-ка ты, ведёт себя, как приличная жёнушка! В «Уютную норку» с нами идти отказался! - С нами? - оглядываясь в поисках остальных краснолюдов, переспросил Геральт. - Ты, да я, да мы с тобой! Этот пень даже пить со мной отказался. Я его не сразу заметил в этих-то тряпках, торчит же вечно, как хрен, который манду учуял. Геральт представил Лютика в красном костюме и лиловой шапочке и невольно дёрнул уголком губ. Потом перевёл взгляд на барда, и улыбка застыла. Они миновали уже не один большой город, были при деньгах, но наряд Лютика не изменился с того самого неудачного падения в костёр. - Что это вы оба как припёзднутые? - Золтан замер. - Бля... ой, бля... Я-то думал, вы уж лет двадцать как по поводу ёбли всё решили. - Золтан, завались. Геральт смотрел на Лютика, который успел смыться и уже выплясывал с лютней под забойную пошлятину, и пытался понять, как не заметил таких очевидных вещей. Но это же был Лютик, привычный, неизменный, как земля и небо, Геральт и морщинки его увидел только благодаря язвительному замечанию Йен. Лютик, который был рядом, руку протяни, и которого отчаянно не хватало. Требовалось срочно напиться. С Золтаном. 4. Йен ворвалась в их жизнь как всегда внезапно. Подозрительно довольным взглядом окинула поджавшего губы Лютика, важно уселась на трактирную лавку рядом с ведьмаком. - Пойди прогуляйся, малыш, у нас будет взрослый разговор. - Ну нет уж, - Лютик, до этого замерший на половине куплета с лютней в руках, плюхнулся напротив под недовольные возгласы посетителей. - Я чуть с ума не сошёл, когда в прошлый раз Геральт как сквозь землю провалился. А сейчас он ещё не пришёл в себя после драки с баргестами. - Не бойся, я способна о нём позаботиться, - почти промурлыкала Йен, зарываясь пальцами в седые волосы, а потом медленно проводя по шее Геральта. Это рано или поздно должно было случиться. «В прошлый раз» Йен выловила Геральта прямо возле стоянки в лесу, со спущенными штанами. Ей срочно понадобился глаз грифона для очередного чудодейственного зелья - ведьмак предполагал, от чего именно, по нездоровому блеску глаз и нетерпежу. Она как раз знала, где имеется подходящий грифон, затащила Геральта в портал, благо он не расставался с мечами даже в такой момент, и вернула только после второй порции секса - утренней. У Геральта язык не повернулся сказать, что он уже пару месяцев как с Лютиком и никто ему больше не нужен. Ещё проклянёт обоих. А может, она успела влезть ему в голову и именно потому была-то такой страстной и ласковой? Как бы то ни было, на стоянке нашёлся истерящий, вусмерть перепуганный Лютик. Геральту пришлось выслушать причитания, как бард не знал и думать, решил ли Геральт в очередной раз свалить от него, или был сожран какими тварями. Потом его страстно, на истерике, ласкали, Лютик отдавался, просил жёстче, чтобы ощутить - да, Геральт здесь, да, он жив, он настоящий. И уже потом ведьмак прошептал в кудрявую макушку: - Дурачок. Мы с Йен охотились на грифона. Лютик, отдыхавший на его тёплой груди, весь вздрогнул при звуке этого имени, но только прижался крепче. А потом была эта деревня... Срань? Скрынь. Пьянство и мерзость. Как будто не было этого горячечного шёпота, как будто его развели на секс, как какую-нибудь сопливую мазельку. И вот она Йен, и вот он Лютик, и, кажется, надо что-то решать. Но Лютик решил быстрее, сидел, прожигая взглядом Йен, как будто ничуть не боялся возможных проклятий. - На этой стадии нужна свежая кровь виверны, Геральт, - не удостаивая барда больше своим вниманием, заявила Йен. - Собирайся. - А ты не думала, что у него... - начал Лютик, даже привстав от возмущения, и тут же рухнул на пол, по дороге приложившись об стол и об лавку. Геральт к этому моменту успел перескочить через стол, поскольку проход ему перекрывала Йен, и склонился над спящим бардом, оценивая нанесённый его лицу ущерб. - Можешь отнести его наверх или бросить здесь. У тебя минут десять. Мне нужна максимально свежая кровь. 5. Он ввалился в комнату, взвинченный и пьяный. Непонятно, что творилось в голове у Йен, но в этот раз она бросила Геральта рядом с трупом виверны. Через час появилась из портала перед ним, бредущим через лес, поманила рукой и так же молча оставила возле постоялого двора. Только чёрные юбки взметнулись да завихрился портал. Наверху ждал Лютик - и идти к нему после сегодняшней выходки Йен было страшно. Дверь была заперта снаружи, но барду было бы не впервой сбежать через окно. Геральт некоторое время набирался храбрости и эля, но только растравил душу ещё больше. Лютик сидел на кровати, спрятав лицо в ладонях. Геральт подошёл ближе, отвёл его руки и поразился, какие у Лютика были больные глаза. Его хотелось прижать к себе, спрятать, но - не ври себе, всего пару часов назад ты не смог его защитить... Геральт сел рядом, осторожно обхватил лицо Лютика, развернул к себе и мягко поцеловал в кончик носа. Он целовал тёмные брови, влажно блестящие голубые глаза, покалывающую к вечеру линию челюсти, наконец, словно спрашивая, прижался к губам и медленно протолкнул между ними язык. Лютик мелко дрожал в его руках. Чуть помедлив, бард начал отвечать. Очень скоро Лютик оказался с задранной рубашкой и спущенными штанами распластан под Геральтом. Он всё так же дрожал осиновым листом, но выгибался навстречу трущемуся об него всё ещё одетому Геральту, гладил и сжимал крепкую спину ведьмака, притягивал его ближе. Одной рукой Геральт принялся дёргать завязки штанов, пальцами другой стал медленно трахать Лютика в рот. Тот втягивал их, ласкал языком, пропускал глубже, посылая огненные разряды прямо к члену, который Геральт представлял на их месте. Он огладил полувставший член Лютика, взял его в рот, чувствуя, как тот твердеет под скользящими вверх и вниз губами. Медленно проник пальцами в поджимающееся отверстие, медленно развёл их в стороны, свёл и принялся двигать, одновременно толкаясь языком в уретру и сжимая губами головку. Лютик заметался, закусил губу, попытался толкнуться глубже. Геральт прижал его бёдра тяжёлой рукой. - Рано, - рыкнул он, выпуская член изо рта и вытаскивая пальцы из задницы. Для того, что он задумал, требовалось масло. Очень много масла. За те пару минут, что Геральт отыскивал в лютиковой сумке флаконы с маслом, у Лютика упало всё. Да, решил Геральт, то, что он задумал, должно понравиться этому ненасытному блуднику, должно удержать его рядом. Два пальца, три пальца. - Я готов, Геральт... Четыре пальца. Больше масла. Лютик извивался и стонал, обхватил его член ловкими музыкальными пальцами, задвигал рукой как-то по-особенному, как мог только он один. Геральт сходил с ума от его близости, его запаха, его тепла, от того, что Лютик позволял ему. Только ли ему, мелькнула горькая мысль. В ответ на неё он добавил пятый палец, сжав кисть щепотью, и медленно, чуть вращая, принялся продвигать её внутрь. Глаза у Лютика сделались почти круглыми. Геральт чуть улыбнулся, показывая клыки: всё-таки сумел его удивить. Он продолжил неистово толкаться в руки Лютика, исполнявшего на его теле безумную мелодию, и не заметил, как стал двигать рукой с той же скоростью и напором. Самое широкое место ладони проскочило внутрь. Мышцы обхватили запястье. Лютик ахнул, и от этого у Геральта чуть было не сорвало крышу. Он задышал медленнее, пытаясь притормозить. Боги, ему было так хорошо. Потому что это же был Лютик. Потому что он так соскучился. Он лежал на груди Лютика, вдыхая запах, так, как обычно лежал сам Лютик, и рука была всё ещё внутри, и было так странно и удивительно чувствовать его изнутри рукой, а не членом. Геральт на пробу пошевелил пальцами, попытался сжать кулак, вызвав дрожь во всём теле Лютика. Тот, как ни странно, не опередил ведьмака с его ведьмачьей выдержкой, наоборот, стоило отвлечься - член у него начал опадать. Может, ему надо, как он выразился, «и в рот, и в задницу»? Геральт представил, кому мог бы предложить стать третьим... пожалуй, никому. Даже братьям своим не доверил бы. Да притащи такого Лютика в Каэр Морхен, этот затейник там такое устроит... Геральт повернулся, не вынимая руки, так, чтобы его член оказался напротив губ Лютика. Тот сразу вобрал его в рот. Губы, язык, горло, движения головой, хорошо поставленное дыхание - Йен ему в подмётки не годилась, не говоря уж о том, какой эгоисткой она была. Это была странная смесь секса и медитации. Геральт двигался и двигался, не достигая пика, плавая в тумане бесконечного удовольствия, потеряв счёт времени. Рука и член внутри Лютика, сам Лютик внутри Геральта, долгожданный вкус на губах... Лютик... Никому не отдавать... пусть другие, пусть, ничего... Эти две мысли уживались в голове у Геральта удивительно мирно. Счастье длилось и длилось, хотя Лютик попытался ускориться, и пришлось слегка сжать его голову бёдрами. Нет, Лютик должен был кончить первым, думал Геральт, практически войдя в транс. Какая-то мысль не давала ему покоя. Что-то было не совсем так. Не хотелось думать, не хотелось выныривать из сладкого забытья. Он мог бы двигаться так бесконечно, но Лютик, Лютик - всего лишь человек, неужто он настолько искушён и тренирован? Геральт замер, распахивая глаза, ослабляя захват, и тут же почувствовал холод: Лютик выпустил его член. - Геральт... - просипел он. - Хватит, я устал... Что мне сделать, чтобы ты кончил?... Пару секунд спустя Геральт с удивлением рассматривал свою руку, которую совсем не бережно, с неприличным звуком вырвал из Лютика и которой тут же закатил ему звонкую пощёчину. Кажется, у него снова потемнело в глазах от гнева, - слишком уж темно было в комнате. Все его старания пошли прахом. Он подтянул штаны, подхватил мечи и седельную сумку. Лютик бросился за ним, неуклюже свалился с кровати, запутавшись в полуспущенных штанах. Пополз на коленях. - Геральт, стой! Я не хотел тебя обидеть! Хочешь - снова ударь, только не уходи! Спускаясь по лестнице, чутким ведьмачьим слухом он уловил, как Лютик приложился головой о захлопнутую дверь и прошептал: - Зачем я ему такой... 6. К утру Геральт немного остыл. Он ехал и думал, что к Лютику возвращаться ни за что нельзя. Они пустили под откос многолетнюю дружбу, променяв её на перепих, да, именно так. Лютик заставил его потерять голову несколько раз за день, настроение скакало как у подростка, наплевав на хвалёный ведьмачий контроль. Бард был неправ - он был нужен Геральту каким угодно, даже слишком нужен, и потому от него надо было бежать. Лютика не переделать, он никогда не станет таким, каким хотел бы его видеть Геральт, а потому срывы неминуемы. Да, да, так и Лютику будет лучше. Никакого рычания, никаких, прости Мелитэле, оплеух, надо же было так опуститься... Не справился в постели, надавал с непривычки по щам. Лютик тоже хорош, рыдал на коленях, столько драмы... профессионал... Не стоило верить с самого начала, что это - настоящее. Не в его грёбаной жизни. Слишком хорошо и правильно. Слишком красиво и пафосно. Но как не поверить, если руки тревожно ощупывают - цел ли? Если горячим шёпотом: "Геральт, жизнь моя... Не могу больше, не могу, если хочешь, убей меня потом..." Останься, наверно, убил бы. 7. Остатки лета, осень и зима казались бесконечными, но как будто канули в никуда. Искал ингредиенты для зелья Йен, которое, естественно, не помогло. Вздорная чародейка достала его ради этого даже в Каэр Морхэне. Расплевался с ней в очередной раз ближе к весне. Охотился на монстров и просто на зверей. Чинил старую крепость и поизносившуюся броню. Играл в гвинт. Пил. Тренировался. Собачился с Ламбертом. Всерьёз сцепился с Эскелем из-за какой-то незначащей ерунды, настоящей же причиной был "Сладкий поцелуй", который Эскель напевал чуть не полдня, периодически сплёвывая: - Вот привязалась, зарррраза! Ламберт тогда сделал важное лицо, поднял палец вверх и сообщил, что всё это от недотраха, а потому надо выпить. На всё-то у него был один диагноз и одно средство. Жизнь вроде бы налаживалась, пока тот же Ламберт со всей прямотой не заявил: если Геральт так не может без своего Лютика, что зовёт его по ночам, как ребёнок мамку, проваливал бы к нему нахрен и не мешал спать нормальным людям. - Всё это от недотраха, - покивал Эскель. Какое там "проваливал бы", перевалы в этом году никак не желали очищаться от снега, весна запаздывала, а Йен со своими порталами после ссоры не казала носу. Может, это было и к лучшему. - Я бросил его на постоялом дворе, - сознался Геральт братьям. - Потом вернулся, дня через три, - а его нет. Сбежал - так что ж, вольному воля. - Выпей, - посоветовал Ламберт. 8. Всё кончается, кончилась и зима. Геральт не собирался искать Лютика, вот уж точно нет. Просто ухо само собой зацепилось за знакомое имя. Геральт, как водится, читал приколоченные к доске объявления на рыночной площади, а две девицы перебирали безделушки на прилавке поодаль. - ...Вальдо Маркс... - донеслось до Геральта. Совершенно случайно он подошёл поближе. - Вот что я скажу тебе, Нисса, это точно ему назло. - Да, дорогая, сама делает вид, что вычеркнула его из жизни, и после этого заводит роман с Вальдо Марксом, кто же ей поверит! - А он что? - О, он страдает, конечно же. От него остались одни глаза, да, одни глаза. Кузен Франек так и писал мне: одни считают, что профессору Панкрацу идёт его новый строгий и отстранённый образ, другие жалеют о прежнем Лютике и клянут безжалостное сердце графини де Стэль. Геральт подошёл ещё ближе. Его заинтересовали серьги, да, может быть, он захотел выбрать серьги, к примеру, для Йен, и не надо бы торговцам так на него пялиться. - Сделался совершенным монахом, носит только чёрное, почти не выступает, в основном преподаёт и пишет книгу. Так написала мне Илана, а ты же знаешь, за кем она замужем и в какие дома вхожа. Смотри, какая прелесть. Не хочешь примерить? - Нет, это совершенно не мой стиль. Скорее те, что левее. Нет, ещё левее. Ничего, скоро лето, отправится на подвиги со своим героическим ведьмаком, развеется, встретит новую музу... - Ой, знаешь... Насчёт ведьмака... Говорят, что графиня-то тут вовсе ни при чём. Говорят, что они... ну... понимаешь... нехорошо расстались. Вот он и подался в Оксенфурт, как ты говоришь, развеяться. - Да ты что? Да быть не может! Он наверняка какое-то заклятье на Лютика наложил. Сохнуть по ведьмаку - где же это такое видано?! - Хорошо если сохнуть! Он же настоящий зверь, мог и... ну, понимаешь... - О боги! Бедный Лютик! Геральт дальше и слушать не стал, он уже понял, какое место надо обходить десятой дорогой. Так какого хрена он оказался в Оксенфурте? 9. Ведьмак и любил, и не любил Оксенфурт по одной и той же причине. Местные жители были самыми образованными и лишёнными предрассудков людьми на Континенте. Поэтому, идя по этим улицам, Геральт не получал шипения и плевков, зато предложения выпить, подвергнуться исследованиям, рассказать о приключениях, взять с собой в качестве нового барда, да и просто взять, сыпались со всех сторон. Даже местные кошки, кажется, не так шарахались от Геральта. Он уверял себя, что в городе проездом и не собирается искать Лютика, но дни шли за днями, он ошивался в любимых злачных местах поэта, совсем не для того, чтобы случайно столкнуться с ним. Нет, просто раз уж оказался в городе, грех было оскорбить невниманием хорошие кабаки и бордели, а уж в чём-в чём, а в этом Лютик знал толк. - Неужто, милсдарь ведьмак, и вам не удалось вытащить в свет нашего затворника? - приветствовала его вопросом очередная бордель-маман. Геральт издал неопределённый звук, давая ей возможность самой выложить всю информацию. - И то, он высоко забрался, только ради Веспули и сходит на грешную землю. Веспуля, значит. Конечно, уже кто-то прибрал к рукам его Лютика. Благо не оказалась бы как та, недоброй памяти, новиградская. Геральт пожал плечами. - Виданное ли дело для него, сидеть дома с кошкой, как старая дева из той его песни, помните? - Какой ещё кошкой? - Которая слизывала сметанку с... - Я не про песню, - оборвал её Геральт, прекрасно помнивший, чем закончилась пошлая песенка про кошку, сметану и старую деву. - Наговаривают люди, особенно кто её не видел. Королевский подарок, из самого Офира. Стало быть, не заходили к нему? Верно судачат, что между вами кошка пробежала? Вот же навязались эти кошки... Куда вы, милсдарь ведьмак? Девочкам страсть как хотелось с вами побаловаться! Милсдарь Геральт! У Южных ворот, в доме купца Макуши! 10. Ни к каким Южным воротам Геральт не собирался, но самым загадочным образом оказался у ворот доходного дома того самого купца. - Вона его окно, в правой башенке, под самой крышей, - важно объяснял усатый привратник группке зевак. Были там несколько экзальтированных девушек (и юноша), две дамы средних лет в сопровождении служанки - и Геральт. Источающий ароматы двухдневной пьянки и не вполне ориентирующийся в реальности утренний Геральт... - Скоро они на прогулку пойдут, - пообещал привратник. - А что же, никто не пытался пробраться к поэту, так сказать, расколдовать его? - поинтересовалась одна из дам. - Веспуля того не одобряет, - улыбнулся привратник. - А она без малого из королевской семьи. Идут уже. "Походкой лёгкою слетают по ступеням", как писал мэтр Лютик. Геральт хмыкнул - приближающиеся шаги были в действительности довольно тяжелы. И ног у Веспули с Лютиком на двоих было многовато. - Посторонились бы вы, - посоветовал привратник. - Веспулечка, моя хорошая девочка! Здравствуйте, мэтр Лютик! Пара девушек при виде своего кумира упала в обморок. Геральт себе такого удовольствия позволить не мог. - Здравствуй, Лютик. - Здравствуй, Геральт, - довольно сухо ответил поэт, не останавливаясь. Огромная кошка, вышагивавшая перед ним на поводке, смерила Геральта тяжёлым взглядом. Она ничуть не боялась Геральта, не шипела и не бесилась, а рассматривала его как кусок мяса, с презрительно-практичным интересом. Веспуля доставала Лютику до середины бедра. Прикинув возраст королевского подарка, ведьмак предположил, что она ещё подрастёт. - Лютик, надо поговорить, - не обращая внимания на сердитые выкрики лютиковых поклонников, Геральт подстроился под шаг друга и пошёл рядом. Веспуля ненавязчиво переместилась так, чтобы идти между ними. Слова куда-то пропали все. Наконец Геральт выдавил из себя: - Это и есть твоя офирская принцесса? Прежний Лютик разразился бы длинной цветистой речью о подарке короля Радовида, кошке и Офире, уцепился бы за идею баллады о заколдованной принцессе. - Да, - просто ответил Лютик каким-то мёртвым голосом. Вертевшаяся на языке шутка про то, что такому выпендрёжнику, гуляющему с кошкой, следовало подобрать чёрненькую в тон костюма, а не обычную полосатую, загорчила во рту. - Лютик, ты болен? - пристально приглядываясь к нему, спросил ведьмак. Медальон молчал, значит, это было не проклятье. - Я здоров. - У тебя что-то случилось? Лютик остановился и молча уставился на Геральта. Геральт молча уставился на него в ответ. Веспуля уселась и начала вылизываться с видом "вы меня утомили", изредка бросая на Геральта предупреждающие взгляды. - У меня всё в порядке, - всё тем же чужим голосом наконец сказал Лютик и двинулся дальше. - Лютик, да что с тобой?! - не выдержал Геральт. Сзади раздался многоголосый возмущённый вопль поклонников поэта, тащившихся за ними на некотором расстоянии. - Лютик, пойдём хотя бы и в "Стежки и швы", сядем, поговорим нормально. - Нет, Геральт, мне надо работать над книгой. Теперь уже остановился Геральт, перегородив ему дорогу. - Твой друг случайно ненадолго оказался в Оксенфурте, и ты не найдёшь для него немного времени?! Лицо у Лютика почему-то вдруг сделалось страшное, Веспуля низко зарычала, припав на лапы, и забила хвостом. - Кажется, мы расстались на не самой дружеской ноте. - Брось, сколько раз мы так расставались. Я на тебя не в обиде, было и было. И за то, что наверняка лечил подобное подобным, мне ли тебя винить? Скажи лучше честно, во что ты влип? - Я. Ни во что. Не влип, - раздельно произнёс Лютик, обходя ведьмака и за ошейник придерживая Веспулю. - Геральт, уходи, пожалуйста. Геральт продолжил упрямо тащиться за ним - до ворот парка, окружавшего дворец наместника, за которые стража пропустила только Лютика и Веспулю. Поэт спустил кошку с поводка, она принялась носиться по лужайке. Через короткое время время к ним вышел какой-то человек, судя по тому, чем они занялись дальше, дрессировщик. Сам же Лютик присел под дерево наблюдать, и двигался он так, будто короткая прогулка отняла у него все силы. Геральт постоял у забора, махнул рукой и решил попытать счастья назавтра. А пока надо было промочить горло и выспаться. Столько слов подряд и упрямство Лютика неимоверно его утомили. 11. План Геральта был прост. Вытащить Лютика в кабак, расшевелить, подпоить, заночевать в одной кровати и там уже доказать, насколько он не в обиде и соскучился. Потом, конечно, их ждал Путь. Ведьмак пропадал без Лютика этой зимой и так хотел его обратно, что аж во рту пекло. А у поэта опять было всё сложно. Проспав намного дольше, чем собирался, Геральт не стал обедать в надежде на скорый загул с Лютиком и сразу отправился к Южным воротам. - А их дома нет, - огорошил его новостью привратник. - И когда будут, неизвестно. - Уехал куда? - закипая, спросил Геральт. - Их сиятельство во дворце наместника, под стражей, - понижая голос, сообщил привратник. - Вам, милсдарь ведьмак, как другу его, не ведомо, с чего они в очередной раз руки на себя наложить пытались? Если б Веспуля весь дом на уши не подняла, так и истекли бы кровью к утру. Хозяин лекарей назвал, магов, стражи - полгорода сбежалось. Король-то Радовид очень ценит мэтра Лютика, может и голову отрубить, если не доглядим. Магик один их подлатал. Теперь, говорят, лежат во дворце, к кровати привязаны, чтобы ещё чего с собой не учудили, стражник рядом и особая медичка. И Веспуля - на шаг от него не отходит. Геральт угрюмо хмыкнул, раздумывая, с какого боку к Лютику теперь подобраться и что за очередная блажь на него нашла. - Творческая личность, - развёл руками привратник. - А как поёт-то душевно, с надрывом... И всё про разбитое сердце. Да только кроме нас, соседей, никто его и не слышит. Ведьмак согласно промычал, сунул ему золотой и отправился во дворец, куда его предсказуемо не пустили. Предложили подать прошение-на-разрешение-как-его-там. Нарываться на драку со стражей раньше времени Геральт не стал, написал прошение, отстоял полдня в очереди к маленькому окошку, наслушался нытья просителей и злой, как мантикора, поплёлся в Университет. Возможно, там что-то знали, а если повезёт, Шани могла оказаться в городе. Когда Геральт нашёл медичку, уже вечерело. Девушка вышла открывать ему с полотенцем в руках, из квартирки тянуло чем-то вкусным. - Ты... ты! - она принялась хлестать Геральта полотенцем, наступая на ведьмака, выбралась на площадку. - Что ты сделал с Лютиком?! Оторопевший Геральт выставил вперёд руки. - Ничего я с ним не сделал. Он в очередной раз на себя руки наложить пытался, а меня к нему не пускают. Шани уронила полотенце и зажала рот рукой. Отдышавшись, спросила: - Когда? - Нынче ночью. - Ты... ты даже для себя слишком спокоен! - обвиняюще ткнула она в него пальцем. Геральт пожал плечами. Несколько раз на его памяти Лютика настигал творческий кризис. И из петли вынимать приходилось. И нож отнимать. И пару оплеух отвесить для приведения в чувство. - Так у него это регулярно, руки на себя накладывать, только он обычно на истерике такое вытворяет, а тут какой-то пришибленный. Судя по всему, об этой стороне жизни Лютика даже довольно близкие знакомые не догадывались. - Заходи, - Шани пропустила его внутрь, в комнатёнку, служившую всем одновременно, налила в два стакана разведённый спирт. - Думаешь, что ты ни при чём? Он-то сам мне ничего не сказал, отчего он такой, так что я подозревала самое худшее. Что ты перестарался с эликсирами, избил его, взял силой... - Нет. По крайней мере я ничего такого не делал. - Рассказывай, - Шани требовательно ударила по столу маленьким и крепким кулачком. - Не думаю, что Лютик был бы рад, что мы... - Рассказывай. Ты хочешь разобраться или нет? И Геральт изложил ей свою версию событий. Что да, на его памяти Лютик по пьяному делу переспал с компанией кметов, с его слов не то чтобы совсем добровольно. И был после этого не в радужном настроении, конечно, но до очередной ссоры с Геральтом и расставания - ещё осенью - вёл себя вроде бы более-менее привычно. - Да что ему, в первый раз что ли такое, - ведьмак никак не верил, что виноват был тот случай или их размолвка. - Что-то вышло с ним уже когда он один был. Может, он обмолвился? Может, слухи какие ходят? - Слухи ходят именно про то, в чём я тебя подозревала. И про разрыв с графиней де Стэль, что вообще полная чушь. А теперь я хочу знать, - она упрямо тряхнула рыжей чёлкой, - вот это вот всё, про то, что это ему не впервой, это ты ему прямо сказал? - Я сказал, что не в обиде на него за его бл... распущенное поведение... - Геральт оборвал себя, поскольку со зла чуть не выложил Шани совсем уж личное. - И - да. Шани молча смотрела на него с ожиданием. - Да плевал он на это! - не выдержал Геральт. - Соплей не распускал! Через пару дней уже перед публикой хвостом крутил! - И кошмаров не было? - Не было. Те полтора месяца до нашей ссоры... - Геральт замолчал. "Которые он старался не ночевать с тобой". Так-то вот. Коготок увяз - всей птичке пропасть. Начни рассказывать, что его вдруг взволновал моральный облик Лютика, придётся объяснять, почему, а следом потянется неприглядная правда о ненасытности и непостоянстве поэта, интмные подробности ссоры, сложно вплетённые во всё это отношения с Йен... - Ты можешь узнать через своих, что там стряслось? Может быть, добраться до него... ну, ты же медичка... и тебе он расскажет то, чего мне рассказывать не может - или не хочет, - озвучил наконец Геральт то, за чем пришёл. Шани покачала головой. - Ты меня не услышал - со мной он делиться тоже отказался. А Лютик, сам знаешь, если хочет что-то утаить, утопит тебя в потоке слов, совершенно не относящихся к делу. Я попробую разведать, как он, но если узнаю что-то сверх того, считай, нам повезло. - Это же не проклятье, нет? Медальон не дрожал, да и королевские чародеи заметили бы. - Геральт, - Шани решительно плеснула ему в стакан ещё спирта. - Он же пишет книгу про королевскую династию, - скривившись, пробормотал ведьмак. - В Университете рассказали. - Разочарован, что не о тебе? - устало поддела его Шани. - Нет, может, это связано одно с другим, и король не просто так окружил его своей заботой. Если... я не посмотрю, что он... - Тише, тише. Потерпи немного. Где ты остановился? - В "Львиной голове". - Ну и дыра. Не хочешь остаться у меня? Но Геральт в кои-то веки мог думать только про Лютика. 12. Ярость кипела в груди ведьмака. Он готов был убить любого, кто обидел его барда, невзирая на лица. Всю зиму Геральт был уверен, что Лютик кутит в Новиграде или отирается в поместье какой-нибудь богатой дамы. После подслушанного на рынке разговора он предположил, что Оксенфурт, возможно, тоже неплохое место для кутежей, разве что платить за Лютика развесёлые студенты вряд ли смогут, и это ввергало в сомнения. Но найти Лютика в таком виде он никак не ожидал, и будь тот, кто довёл поэта до такого состояния, хоть самим чёртом, Геральт потрудился бы спуститься к нему в пекло и разъяснить всю неправоту. Геральт набрал заказов и, кромсая оккупировавших канализацию тварей, думал грешным делом, не обратиться ли к Йенифер или Трисс, чтобы кто-то из них влез несговорчивому Лютику в голову. Не был готов бежать за тем же к первому попавшемуся магу - и то хлеб. Первые дня два он терпел - то есть работал практически непрерывно, не давая себе спать. Ел, чем добрые люди делились. В гавани, в тёплых сточных водах, жила молодая жагница, которую местные считали почти ручной. Но тут она начала входить в пору и озоровать, а потом и просто есть своих недавних "хозяев", и те решили от неё избавиться. Они-то и угостили Геральта ухой из рыбы, выловленной здесь же, в устье канализации, и кормившейся, наверняка, остатками со стола жагницы. Бывало и хуже. Утопцы, пиявки размером с руку Геральта, стая бродячих псов, даже не баргестов, - заказы в основном были мелкими. В фамильный склеп ректора забрался случайный гуль, а в библиотеке кафедры поэзии и трувёрства завёлся неприятный призрак, но нанимать Геральта университетское начальство почему-то отказалось. На четвёртый день, для порядка помывшись, ведьмак отправился искать Шани. Девушки не было дома, у неё была смена в больнице. Едва стоящий на ногах Геральт потащился туда, отозвал Шани в сторонку под восхищённые свисты её коллег и больных. Девушка уже переговорила с кое-кем из знакомых, но не могла уделять поручению Геральта всё время, как бы тепло ни относилась к Лютику. Она не могла бросить своих пациентов. - Не горячись, Геральт, - строго сказала она. - Душевные болезни всё равно в одну минуту не лечатся. Даже в один год. Он ушёл, напился и вырубился, а когда очнулся - пришёл снова. Так и бегал к ней в перерывах между заказами чуть ли не два раза на дню. На отсутствие новостей рычал и скрипел зубами. От Шани шёл во дворец, проверить, как там с его разрешением. Наконец судьба в лице Шани сжалилась над ним. - К добру или к худу, но Лютика в Оксенфурте знают и любят все. Если бы не это, такой малой величине, как я, и на шаг бы продвинуться не удалось. Я за тебя поручилась перед моими друзьями, а они за меня - перед уважаемыми людьми. Те, кто знает Лютика ближе, наверняка общались с тобой не очень-то тепло. - Обыкновенно они со мной общались, - буркнул Геральт, привыкший и не к такому обращению. - Учитывая, что мы в Оксенфурте, а не в Блавикене, и что Лютик на каждом углу кричал о том, какой ты замечательный? - Хм... - Так вот, те, кто знает его поближе, все, как один, подозревают тебя в том же, что и я подозревала. Мне пришлось поручиться, что ты не насиловал и не калечил Лютика и ищешь его не за тем, чтобы продолжить измываться. Завтра приходи сюда же с утра, с тобой готов говорить глава отделения душевных болезней. - А ещё что-нибудь тебе удалось узнать? - Геральт, есть такое понятие - врачебная тайна. Помни об этом завтра и постарайся не врать, профессор Ольбрыхт умеет влезть в голову, хоть и не балуется магией. 13. С утра Геральт маялся во дворе больницы, чувствуя себя невестой на выданье. Привычные доспехи казались неудобными, жаркими и раздражающе скрипучими, волосы, похоже, нарочно лезли в глаза, а старые разношенные сапоги натирали. За ночь он так и не уснул. "Душевная болезнь", - стучало в голове. Видимо, пришла расплата Лютику за его таланты... До чего несправедливо! Скитаясь по Континетну, Геральт не однажды сталкивался с безумцами. С жестокими психопатами, облечёнными властью. С припадочными жрецами разных культов. С потерявшимися в собственной голове и закованными в цепи узниками, которых гноили в подвалах, не убивая из милосердия. С деревенскими и городскими дурачками в пёстрых лохмотьях - разве что среди них Лютик смотрелся бы своим. В пизду милосердие с цепями в одной руке и кнутом в другой! Может быть, Лютик попытался наложить на себя руки в момент просветления, не желая себе такой судьбы? От подобных мыслей горечь, гнев и бессилие вскипали в груди ведьмака. Излечить безумие не могли даже чародеи, способные только оглушить, превратить буйнопомешанного почти что в растение. Такое тоже считалось милосердием. Ну так и сам он Аксий может наложить, да только разве это жизнь, под Аксием? Геральт всё не решался шагнуть через порог, как будто пока приговор не произнесён, болезнь Лютика может оказаться неправдой. На крыльцо вышел кто-то из медицинской братии, встряхнулся, втянул носом прохладный утренний воздух, потёр глаза. - Вы, милсдарь, санитаром к нам наняться или навестить кого-то? - поинтересовался медик, подставляя лицо солнцу и щурясь. Геральт скрипнул зубами, хотел рявкнуть "не твоё дело", и вдруг неожиданно сознался: - У меня болен друг. Слава богам, он пока что не у вас. Я пришёл посоветоваться. - Что с ним? - посерьёзнел медик. - Душевная болезнь. Все почему-то думают, что это я, этакий дикий зверь, сотворил с ним какое-нибудь непотребство, вот он с тех пор и не в себе. Я же его пальцем не тронул, ну, въехал слегка однажды, чтоб он от меня отвязался, так было это сколько лет назад... - Сколько? - Я и не считал. Сколько мы с ним ни ссорились, а вот надо же - прошли вместе огонь и воду, - кажется, Геральт впервые об этом задумался. - Выручали друг друга. А теперь что? Против душевной болезни с мечом не попрёшь, - он махнул рукой. - Не хотите поместить его к нам? У нас хороший уход, плата умеренная. Родственники довольны. Геральт закаменел. - Нет, - мрачно ответил он. - Все эти клетки - не для него, понимаете?! Он такой живой... был. Ладно, покажите, где тут у вас милсдарь Ольбрыхт обитает. - Далеко ходить не придётся, милсдарь ведьмак, - ответил медик. - Скажу вам откровенно, душевные болезни бывают разные. У маэстро Лютика расстройство как раз того толка, что бывает после очень тяжёлой душевной травмы. Войны, чудовища, насилие разного рода, угроза жизни. Большинство из этого мы принимаем как должное, но у каждого есть свой предел. Зная маэстро, то, через что он прошёл, все мы, не сговариваясь, грешили на что-то очень неожиданное, вроде насилия со стороны давнего друга. Вижу, это не так, вы ничего опасного не совершали и по-своему желаете ему добра, но вам следует знать, что в настоящее время Юлиан нуждается в присмотре. Я выписал ему успокоительное зелье... "Нашёл, чем оглушить без магии". - ...но маэстро считал, что оно вредно для вдохновения, пытался прервать курс, а потом его приходилось спасать уже от совсем другого. Этот раз отличается от прочих. Причиной срыва явно были вы. Так что рассказывайте. Не далеко ли было тащиться после попытки в очередной раз от него избавиться? Геральт навис над доктором Ольбрыхтом. - Слушайте, вы! Я, наоборот, сказал, что я на него не в обиде, а он сбежал! Я мириться приехал сам, раз он такой обидчивый! А он к вам переезжать собрался вместе с кошкой! А вам новый клиент в радость? Возьмёте меня санитаром, да я ещё и за уход приплачивать буду? - Он не собирается, - доктор совершенно не испугался. - И есть профессиональная этика, в конце концов. Не слышали? "Наверно, буйнопомешанных насмотрелся", - одёргивая себя, подумал Геральт. - Итак, избавившись от него, чего вы хотите теперь? Передумали, всё-таки пригодится? Ах, он не выдержал всех этих нужен-не нужен? Поломался? Так почините мне его! Зачем? Чтобы сломать его снова? - Да не прогонял я его, говорю же вам! - взревел Геральт, совершенно уверенный в своей правоте. Он же сам сказал, что не обижается на Лютика за его выходку? Но почему тогда память услужливо подбросила барда, со спущенными штанами ползущего за ним на коленях? Ведьмак понял, что так толку не добиться. - Хорошо. Если не для меня, если для него самого, - его можно "починить"? - спросил он, выдыхая и надевая маску бесчувственного чурбана. - Да, - неожиданно ответил медик. - По большей части такое само проходит. Иначе бы в нашем корпусе проживало полмира. Но пока я улучшений не наблюдаю. У нас есть два варианта. Полностью вычеркнуть вас из его жизни, на что ни вы, ни Юлек не пойдёте. Либо наладить ваши отношения. - Так я для этого и приехал! - снова заспорил Геральт. - Слушайте, можно его увидеть? Меня к нему не пускают, что он про меня подумает? - Ничего он не подумает, - махнул рукой доктор Ольбрыхт. - Он под сильными зельями, хорошо, если узнает вас. "Как же ты собрался налаживать наши отношения?!" - Всё равно. Я хочу его увидеть. - Хорошо. Но - только увидеть. Его нельзя сейчас сильно волновать. Геральт был согласен на всё. Уговорились. От оплаты Ольбрыхт отказался - как и все в этом проклятом городе, он знал и любил Лютика. 14. Два дня ведьмак, прибранный и трезвый, смиренно сидел в ожидании посыльного от доктора Ольбрыхта. Чтобы не разнести всё к чёртовой матери, он погрузился в медитацию. К задним воротам дворца, с запиской для нужного человека, бросился бегом, не тратя времени на то, чтобы оседлать Плотву. "Лю-тик-лю-тик-лю-тик", - отстукивали шаги. Долго, бесконечно долго добирался следом за провожатым до комнаты, где держали барда. Сейчас, сейчас он увидит Лютика, и всё у них будет хорошо. Юлек не пойдёт на то, чтобы вычеркнуть его из жизни, не попросит какого-нибудь чародея подчистить ему память. Его можно вылечить. Сейчас, вот-вот... Увидел - и ужаснулся. Не то чтобы Геральт видел своего друга только разряженным и напомаженным, но сегодня тот был на редкость плох. Лютик выглядел хуже, чем в тот раз, когда подхватил лихорадку в болотах Велена. Хуже, чем в тот раз, когда сунулся слишком близко, утопец его цапнул и в рану попала грязь. Глаза провалились, их голубизна затуманилась. Губы были обмётаны. Щетина успела превратиться в небольшую бороду. Рукава широкой льняной рубашки задрались, обнажая перебинтованные запястья. Под дверью комнаты дежурил стражник, у кровати - медичка. Господин королевский лекарь милостиво обещал подойти для беседы с Геральтом. На законном месте Геральта, под боком у Лютика, клубочком свернулась Веспуля, занимая полкровати. Ведьмак, преодолев первый шок, подошёл ближе к кровати. Лютик бессмысленно пялился в никуда, с уголка его губ стекала ниточка слюны. Геральт взял в ладонь истончившиеся пальцы. Совершенно ледяные. - Геральт... - прошептал Лютик, кажется, узнавая его по одному касанию. - Зачем ты здесь? - Чтобы помочь тебе. - Ты ведьмак, а не нянька... - бард шептал, медленно подбирая слова. Взгляд его по-прежнему плавал. Геральт только промычал нечто невразумительное, как всегда, когда невыразимые чувства одолевали его и хотелось сказать слишком много. - Забери меня отсюда... - от горячечного шёпота Лютика у ведьмака сжалось сердце. Он уже был готов начать разносить всех и вся, чтобы выполнить просьбу друга, но тот продолжил, и волосы у Геральта зашевелились. - Не хочу умирать здесь, стены давят. Возьми меня в поле, или к морю, Геральт, и убей своей рукой. Прошу тебя. - Лютик, ты с ума сошёл? - отшатываясь, оторопело пробормотал Геральт. - Прогнать меня не получится, - невнятно бормотал Лютик, и Геральт не мог понять, осознаёт ли тот, что происходит, или разговаривает с воображаемым Геральтом в своей голове. - Я побегу, пойду, поползу за тобой. Убей меня, сожги тело и засыпь угли солью, чтобы и призраком я не тащился за тобой... Слова смазывались, обрывались и путались. - Я больше так не могу! - неожиданно громко крикнул Лютик, выгибаясь на кровати. Веспуля поднялась, потянулась и снова легла, укладывая на грудь Лютика тяжёлую голову. - Милсдарь, довольно, ступайте, - бесстрашно попыталась вклиниться между Геральтом и Лютиком медичка. - Ему стало хуже, а ведь он недавно принимал зелье! - она закусила губу. - Новая доза убьёт его! Геральт пожал плечами и наложил Аксий. Вот пришла и его очередь проявить пресловутое милосердие. На душе стало муторно. В этот момент в комнату просочился королевский лекарь. - Что я говорил? - зашипел он разом на медичку, на Геральта и на его сопровождающего, про которого сам ведьмак забыл, едва переступив порог. - Его нельзя волновать! Зелье номер восемь, немедленно! Лекарь помог безвольному Лютику присесть, медичка поднесла склянку... - Спасибо, Геральт, - прошептал Лютик, допив, и попытался взять девушку за руку. 15. На воздух Геральт вышел шатаясь как пьяный. Долго стоял на крыльце. Долго болтался по городу без цели. К вечеру с бухты натянуло дождь, ливануло, ветер пробирал промокшего ведьмака, но тот не обращал внимания, погружённый в странное оцепенение. Лютик действительно спятил, зелья или заклинания от его болезни не было, а излечение «само по себе» или «налаживанием отношений» представлялось весьма сомнительным. Как это вообще? Сколько времени займёт? Не лучше ли пропасть из жизни Лютика насовсем? Сможет ли какой чародей подправить ему память? Наверняка нет, слишком уж большую часть его жизни занимал Геральт, да и любая собака на Континенте была в курсе их дружбы, тут же нашёлся бы тот, кто напомнит. Геральт не умел решать затяжные проблемы. Его типичная проблема обычно через пару минут после встречи валялась с отрубленной башкой. Действительно, он ведьмак, а не нянька. Да ещё и трактирщик заявил, что неплохо бы заплатить за комнату. Сезон был в разгаре, в Оксенфурте по-прежнему нормальных заказов не было, и Геральт сбежал, говоря себе, что это ненадолго, недалеко, и это «ненадолго» всё затягивалось и затягивалось. Геральт завалил себя заказами и пил больше обычного, чтобы не думать. Круги и петли вокруг Оксенфурта расширялись и расширялись, пока ведьмак в какой-то момент не осознал с поразительной ясностью: он сидит в трактире, трактир в Велене, а за окном противный дождик мочит почерневшие августовские кусты. Лето куда-то провалилось, вместе с монстрами, монетами, выпивкой и шлюхами. Если бы Лютик сейчас спросил о подробностях, Геральт бы не вспомнил ровным счётом ничего. - Геральт, я с тобой разговариваю! Небольшая молния ударила перед ним в стол. Да, точно, он разговаривал с Йен (вернее, она пыталась чего-то от него добиться), но сам он был где-то не здесь, как и всё лето. Как его только монстры не прикончили. Видимо, хорошо вколотили науку в Каэр Морхене. - Это всё твой бард? - спросила Йен брезгливо. - Не уследил за ним на охоте? Хватит, Геральт, мне нужна свежая желчь волколака. - Открой мне портал в Оксенфурт, - вместо ответа попросил Геральт. - Желчь волколака, и я отправлю тебя хоть на луну. Понятное дело, желчь он добыл. 16. В Оксенфурте осень уже раскрасила всё красным и жёлтым, ветерок с моря был ещё тёплым, но чувствовалось, что лето почти на исходе. Знакомый привратник у дома купца Макуши сгребал листья. В отличие от слякотного Велена, дороги здесь мостили и убирали. - Лютик у себя? - после обмена приветствиями спросил Геральт. - А они съехали совсем. - Куда? - Известно, куда. В прежние времена Геральт мог предположить бордель или долговую яму, в нынешние же вероятным вариантом рисовалось кладбище. Но привратник лишь покрутил пальцем у виска и добавил: - Во всех смыслах съехали. У Ольбрыхта он. «Доктор, выпиши мне зелье, что излечит от любви...» - замурлыкал он старую лютиковскую песенку и принялся снова махать метлой. - А Веспуля? - неожиданно сам для себя спросил Геральт. - В королевском зверинце моя девочка, - вздохнул привратник. - Её хоть его величество не бросил. Скучаю по ней страсть, да Третогор не ближний свет... Вот как. Радовид тоже, видимо, отчаялся дождаться выздоровления Лютика, и из дворца наместника барда выселили в местечко попроще. Правильно было бы развернуться, уйти и больше не появляться в жизни Лютика. Оставить его мирно доживать в доме для умалишённых, потому что раз он не поправился до сих пор, раз ему стало хуже, дальше лучше не станет. Или правильно было бы хотя бы навестить друга, вдруг ему плохо там? А дальше что? Забрать его? Куда? Ведьмак даже Ольбрыхту заплатить не сможет, Лютик полностью на милости Радовида, и когда тому надоест, где он окажется? Так думал Геральт, пока ноги сами несли его в сторону больницы. Там оказалось, действительно, в целом неплохо по сравнению с тем, что Геральт повидал. Хотя бы это был не грязный подвал, хотя бы санитары не расхаживали с кнутами и дубинками, а медички прибирались и разносили зелья. Но решёток, верёвок и цепей было достаточно, а запах всё равно висел тяжёлый: испражнений, немытых тел, людей, не способных позаботиться о себе. Лютик нашёлся в одной из палат, совершенно не похожий на себя. Похудевший, бородатый, в длинной белой рубахе. Он не был всклокоченным или неопрятным, но был непривычно тихим, просто сидел на кровати и смотрел в одну точку. Медичка, ухаживающая за ним, кажется, обожала его и искренне за него переживала. - Он почти не разговаривает, милсдарь Геральт, и почти всё время сидит вот так, ничего ему не интересно. Мы его кормим, водим гулять, читаем ему, он не опасен для себя и окружающих, пока пьёт зелья. К нему раньше приходили посетители, но он вот такой, и они не выдерживают. Профессор Ольбрыхт не велел вас пускать, хотя интересовался, чем вы таким мастера Лютика успокоили во дворце, может, получится это использовать... - Не получится, - сказал Геральт, садясь рядом с бардом на кровать. Кровать прогнулась под его весом, Лютика кинуло к нему, но тот по-прежнему смотрел куда-то в никуда. Медичка таращилась на них со странным предвкушением, и Геральт почувствовал исходящий от неё запах возбуждения. Похоже, она ждала, что они с Лютиком сейчас помирятся и начнут целоваться, а уж чудесный поцелуй мгновенно исцелит больного. Просить оставить их вдвоём смысла не имело - в палате было несколько коек, вокруг шла своя жизнь. Да и должен был кто-то сказать профессору, что ведьмак не творил ничего предосудительного. - Лютик, блядь, - прижимая барда к себе, пробормотал Геральт. - Что же ты творишь, зараза? Что мне с тобой делать? Лютик молчал, погружённый в себя. Геральт ткнулся носом в его макушку - даже запах поменялся. Сидеть вот так молча особого смысла не было, но Геральт почему-то не мог заставить себя встать и уйти. Это было странно, даже покромсать кого-нибудь не хотелось. Наконец он тяжело поднялся и отправился искать Йеннифер. Та, разумеется, ещё в Велене представила дело так, что это у неё дела в Оксенфурте, а Геральта она захватит с собой, так уж и быть. К собственному удивлению, уговаривать Йен долго не пришлось. Она для порядка поворчала насчёт обузы-барда, но согласилась на него посмотреть. - Это бесполезно, Геральт. Нет на нём никакого проклятия, а душевные болезни магии не поддаются. После осмотра её мнение не изменилось. - Я тут ничего не могу сделать, - развела руками она. Разумеется, это было не в часы посещения, а среди ночи, и Лютик стоял у окна в лунном свете, в своей белой рубахе больше похожий на привидение. В этот раз им не мешали - Йен позаботилась. - Тогда открой нам портал в храм Мелитэле, - потребовал Геральт. Он был готов отправиться к Неннеке, к дриадам, к эльфам, к лысым чертям, вдруг да кто-то подскажет, чем помочь. - Портальная служба доставки рада вас обслужить в любое время, - съязвила Йеннифер и добавила: - Только потому, что оставлять его здесь категорически нельзя, эти зелья скоро сведут его в могилу, почки или печень откажут. 17. Посреди ночи они вывалились из портала во двор храма, перепугав молящихся монахинь. Йеннифер решительно зашагала вперёд, Геральт за ней нёс на плече Лютика. Лютику по-прежнему было всё равно. Геральт надеялся, что Нэннеке что-нибудь придумает, а храмовые сады и купальни, общество хорошеньких монахинь и послушниц хотя бы расшевелят поэта. Нэннеке, несмотря на поздний час, поднимать не пришлось. Напротив, её пришлось ждать. Она занималась тяжело раненым рыцарем, и дело было более срочным, чем у них. В конце концов осмотрев сонного Лютика, она передала его послушницам, а Геральту и Йеннифер предложила остаться до утра, для серьёзного разговора. - У нас есть ещё одно дело, - заявил Геральт. - Нам ненадолго нужно в Третогор. 18. И как-то так вышло, что Геральт остался зимовать в храме. Брал заказы в окрестностях, добывал ингредиенты. В остальное время помогал по хозяйству, и Нэннеке в шутку называла его новой послушницей. Лютик отходил от зелий. Вначале ему стало значительно хуже - болело всё, тошнило, лихорадило, начались истерики и припадки. Нэннеке ограничила и применение Аксия, пообещав, что иначе бард станет бессмысленным дурачком, поэтому его так или иначе пришлось привязывать к кровати. Геральт в числе других тоже дежурил у постели друга. Веспуля, выкраденная из королевского зверинца, прижималась к хозяину, жалобно скулила и облизывала ему лицо. Большая кошка, на которую притворно хмурилась Нэннеке, стала всеобщей любимицей, и даже Геральт привык с ней гулять и в шутку бороться. Фолианты обширной библиотеки монастыря, где ведьмак тоже провёл много времени, сходились в одном: безумие, не порождённое проклятием, полностью в руках богов, появляется и исчезает по их воле. Время шло, Лютик начал чувствовать себя физически лучше, но душевное состояние у него, наоборот, ухудшалось с каждым днем. От тихого отупения он перешёл к гневу и слезам, которые то и дело сменялись тихой тоской. Он ел - без всякого аппетита, покорно прогуливался с послушницами по саду, и неожиданно Нэннеке приказала глаз с него не спускать ни днём, ни ночью. - Возможно, Лютик не передумал покончить с собой, - предупредила она Геральта. - Но раньше у него не было сил, он просто не смог бы, а теперь силы и разум возвращаются к нему. Момент очень опасный. - Но он... он же поправится? - наконец задал Геральт терзавший его вопрос. Нэннеке тяжело вздохнула. - Если захочет жить - да. Тело исцелить легче, чем душу. Может быть, жизненные силы возьмут своё. Может, что-то ещё даст ему жажду жизни. Геральт хмыкнул. Лютик почти не разговаривал, ничего не записывал, и уж тем более не пел. Среди послушниц встречались те ещё балаболки, но и им не удавалось разговорить барда. Прелести монахинь или шедших на поправку рыцарей его нисколько не трогали. К медицинским трактатам, которые Геральт порой утаскивал из библиотеки, интереса Лютик не проявлял. Взять его с собой на охоту? На сельский праздник? И ещё пару нянек, чтобы помогали за ним присматривать. - Иногда подобное лечится подобным, - задумчиво произнесла Нэннеке. «Чем это? - подумал Геральт. - Ссорой? Насилием?» Он снова хмыкнул. Проведя несколько часов в обществе Лютика, приходилось идти куда-нибудь поорать, побить стенку, дрова порубить, а то и убраться в лес подальше, чтобы дать волю гневу и отчаянию подальше от чужих глаз. Лютик даже в какой-то момент спросил об этом прямо. - Я стал ещё большей обузой для тебя. Возишься со мной из жалости. Отпусти меня, Геральт, прошу. - Это не жалость, я... - Не ври себе, что за радость быть рядом с тем, от которого ты через пару часов сбегаешь выпустить пар? - Я не на тебя злюсь, а на твою болезнь. Хочу вернуть прежнего Лютика. - Найди джинна, загадай желание и наслаждайся. Лютик тогда отвернулся к стене и снова надолго затих. Для дежурства Геральт выбирал самые опасные, со слов Нэннеке, часы, с полуночи до третьих петухов. Не доверял людям, которых может подкосить сон. В одну из ночей он заметил, что Лютик не спит, смотрит на него. - Что ты здесь делаешь до сих пор? - прошипел бард внезапно, с неожиданной злостью. - Какого такого прежнего меня мечтаешь вернуть? Поверил в этот трёп о вечной любви? - Лютик разразился страшным, презрительным смехом. - Ты хороший актёр, Лютик, но твой запах не лжёт. Так просто прогнать меня не получится. Я пойду, побегу, поползу за тобой... С каждым словом Геральта глаза Лютика всё больше округлялись. - ...чтобы и призраком я не тащился за тобой... - Откуда ты... Эту балладу я так и не смог дописать, её даже на бумаге нету! - Ты сам... - В ту ночь, в Оксенфурте... А потом я утратил слова и сейчас ничего не могу... Я не поэт, не мужчина, я почти мёртв, отпусти меня... И Лютик заплакал. Не так, как он плакал при виде людских несчастий, когда слёзы катились по лицу, а губы были упрямо сжаты. Сейчас губы у него дрожали и он всхлипывал, тоненько поскуливал, а Геральт разве что вскочил с места и стоял над ним, не понимая, что делать. Лютик вымотался и уснул, петухи пропели в положенное время, встряска не помогла, и всё поползло дальше по-прежнему. 19. Нежданная удача прикатила к ним с одним из последних зимних обозов, уже ранней весной, когда дороги собирались оттаять и превратиться в непролазную кашу. Ярре, юный помощник смотрителя библиотеки, сияя, как новая монетка, протянул зашедшему Геральту книгу. - Это нам один трубадур пожертвовал! Целый ящик своих книг, новеньких, только напечатали, и ещё немного денег. Он выиграл поэтический турнир в Туссенте и на радостях отдал на храм десятую часть приза. Благослови Мелитэле маэстро Вальдо Маркса! Хороший, видно, человек, посвятил книгу "покинувшему нас солнцу поэзии", своему большому другу. Геральт удержал лицо. - Покажите это маэстро Лютику, он ведь любит стихи, может, они его расшевелят, - по доброте душевной предложил ведьмаку Ярре. - Определённо, - Геральт кивнул. - Но лучше будет, если ты сделаешь это сам. Ярре со всей юношеской непосредственностью и живостью рванул в сторону комнаты Лютика, Геральт осторожно и быстро последовал за ним. В тот день к Лютику вернулся голос. Бард орал так, что слышно было, кажется, даже за пределами ограды. Он изорвал книгу, а обрывки бросил в камин. Он извергал потоки самых грубых ругательств и обрушивал на несчастного Вальдо самые чёрные проклятия. Он впервые почти что за год потребовал лютню, бумагу и перо, послал Ярре за ещё одной книгой и пообещал написать на это гнусное издевательство над словом такую пародию, что Вальдо Маркс впредь постесняется выйти из дома. - "Ты слышал, как паркет трещал, вбегая в шумный зал"! У него паркет в зал вбегает, и это ещё не самое страшное! Сердце у Геральта странно сжималось. Он был не в состоянии описать всё, что чувствовал: радость за Лютика, боль, немного ревность от того, что причиной возвращения барда к жизни стал не он. Ведьмак тихо выскользнул на двор, потом за ворота, и побежал прочь, сперва по укатанной дороге, потом по сугробам и бурелому, не разбирая пути. Пришёл в себя, провалившись в скрытый под снегом ледяной ручей. Напился воды, от которой всё сводило, умыл лицо и пошёл по собственным следам обратно. Дойдя до монастыря, он сразу отправился к горячим источникам и рухнул в купальню прямо в застывшей коркой льда одежде. Отогрелся и сам не заметил, как заснул. Сон был как всегда чутким. Вокруг что-то происходило, но опасности не было, и Геральт отсыпался, кажется, за все бессонные ночи, проведённые возле Лютика, выгонял всю усталость, накопленную за тяжёлые дни переживаний. Он спал и спал в тёплой, неостывающей воде, мельком отмечая закаты и восходы, почти трое суток. Наконец более-менее проснувшись, он уловил рядом с собой кое-чьё присутствие и осторожно приоткрыл глаза. У края ванны переминался встревоженный Лютик, покусывая губы. Он был на удивление нормально одет - не в ставшие привычными полотняную рубаху и порты (они напоминали старые добрые времена, когда Лютику приходилось драпать нагишом из чужой постели и по дороге прихватывать что-нибудь с ближайшей верёвки). Нет, сегодня он оделся по-человечески, где только вещи достал, даже бороду сбрил, сбросив с ней десяток лет, и Геральт встревожился - не собрался ли тот в дорогу. Сам ведьмак чувствовал себя так, словно только что оправился от тяжёлой раны. Слабость, усталость и полное отсутствие контроля. Не до конца понимая, что делает, он ловко уронил зазевавшегося Лютика в купальню. Тот взвизгнул, забил руками и ногами, принимая вертикальное положение. - Геральт! Ах ты... ты... Не найдя достойных слов, он резко толкнул ладонью воду, осыпая ведьмака тучей брызг. И Геральт ответил. Какое-то время они так препирались при помощи воды, и в один прекрасный момент Геральт применил ведьмачий знак, Аард, - на этот раз не к Лютику, а чтобы нанести решающий удар в водной битве. - Нечестно! - заорал Лютик, накидываясь на него, и тут же был схвачен и притиснут к мощной груди. - Не уезжай без меня, - попросил Геральт, крепко прижимая барда к себе и глядя, как модная шапочка колышется во всё ещё беспокойной воде, словно медуза. - Я знаю, со мной трудно... - Как будто со мной легко, - пробубнил Лютик ему в плечо. - Я ведь за тобой и пришёл. Оракул предсказывает скорое тепло, и если мы не хотим добираться до какого-нибудь приличного места вплавь, надо ехать. - Тебе так не терпится, чтобы я избавил мир от Вальдо Маркса? - Ну уж нет! - Лютик отодвинулся и упёр указательный палец в грудь Геральта. - Он мой! Это личное! Глаза у него горели, мокрые волосы топорщились во все стороны, лицо разрумянилось, а с носа свисала капля воды. И Геральт снова прижал его к себе и осторожно поцеловал - в мокрую макушку. 20. Если бы Геральт задумывался о своих чувствах, его бы наверняка удивило, что ему не хотелось наброситься на Лютика прямо там, в купальне. И вовсе не потому, что купальни укромным местом отнюдь не были. Он не делал никаких поползновений ни когда они скинули мокрую одежду; ни когда мёрзли под одним одеялом в лесу; ни когда грели друг друга в самой затрапезной каморке, разделив последний кусок, поскольку все деньги оставили храму, а заработать не удалось; ни когда они отметили первый в сезоне заработок Геральта хорошей попойкой. Тем более что Лютик напился первый и последний раз: назначенное ему напоследок лечение не совмещалось с алкоголем и срочно пришлось искать лекаря. Однако ни их отношения, ни Лютик не были прежними. Лютик много писал, много упражнялся в игре на лютне, жалуясь, что за время болезни пальцы утратили прежнюю беглость. Но подводили его не только руки. Он то и дело забывал целые куски из собственных песен - музыку, слова. Обычные слова тоже забывал, а иногда мог потерять нить разговора и оглядываться с выражением «кто я и что здесь происходит?» Конечно, о выступлениях в таком состоянии не могло быть и речи. Лютик всё ещё пил укрепляющие зелья, и, по словам лекарей, пить их предстояло ещё долго. Он болтал не так много, одевался не так ярко и не флиртовал направо и налево, но это было куда лучше, чем если бы он сидел с отсутствующим видом или в гневе кричал, чтобы ему дали умереть спокойно. Он играл что-то без конца и без начала, напевал что-то почти бессмысленное, просто улыбался - и Геральту становилось тепло и хорошо. О, Мелитэле! Пошлёт нам солнце, чтобы согреться, Пошлёт нам тучку для прохлады. Любовь, что ранит нас прямо в сердце, А мы и рады... Вроде бы они похоронили тот случай, как и хотел Геральт, но, кажется, похоронили вместе с ним слишком много. Какая-то недосказанность всё равно стояла между ними. Он ещё помнил, как в далёком, полузабытом детстве мать рассказывала ему истории о чудовищах и призраках, и тени, сгущаясь, ползли из углов. Страх перед монстрами из него давно вытравили, а вот теней, сгущающихся вокруг, когда мысли сворачивали на эту странную, занозой зудящую недоговорённость, он боялся неимоверно. А между тем лето было великолепно, сияло в всей красе. Луга пахли мёдом, урожай обещал быть хорошим, мор не опустошал земли, и даже войны как будто попритихли. Геральт с Лютиком к осени намеревались оказаться в тёплом Туссенте, на главном поэтическом турнире, и всюду возродившегося поэта радостно приветствовали, а он рассыпал новые баллады и язвительные пародии на книгу Вальдо, как и обещал, даже если сил порой хватало лишь на две-три песни. Только изредка Геральт слышал от него печальную мелодию без слов. Не её ли Лютик приберегал для турнира? Геральт не сомневался, что бард непременно захочет выступить на состязании, несмотря на своё состояние. И раз уж отговаривать его было бесполезно, можно было хотя бы укрепить его дух, ведь смелость, как известно, города берёт. Поэтому они неумолимо двигались к Туссенту. И Лютик, виверна его раздери, так и вёл себя как грёбанный монах. Не делал никаких поползновений к Геральту, притворялся, что не замечает его намёков. Не уходил от прикосновений, не боялся спать рядом - уже хорошо. Быть слишком напористым ведьмак опасался, боясь пустить насмарку все труды. Да что там, Геральт иной раз думал, что сам малость рехнулся, так боялся оставлять Лютика без присмотра, да ещё следил за приёмом зелий. 21. К началу золотой осени, когда они добрались до Туссента, Лютик уже чувствовал себя лучше, окреп за лето и вернул беглость пальцам, странная забывчивость почти отступила. Геральт уже не вливал в барда зелья своей рукой, только напоминал, решив, что мозги у Лютика наконец встали на место. Слава бежала впереди них, пародии на Вальдо ходили в списках. Немудрено, что в один из вечеров с Лютиком во дворе таверны затеяли ссору мрачные типы. Геральт тогда отстал немного - прицепились какие-то чересчур назойливые попрошайки. Бард не стал бросаться на чужой нож, продержался до прихода Геральта, отбиваясь выдернутой из поленницы деревяшкой. Такой же деревяшкой Геральт в минуту вырубил обоих и тёпленькими сдал страже. Даже получил часть награды, оказывается, обещанной за преступников. Лютик встретил его полушутливым-полусерьёзным: - Теперь деве по всем канонам полагается упасть в объятия спасителя? Геральту стоило немалых усилий тут же на него не наброситься. - Только если по велению сердца, - кое-как выдавил он, его совершенно крыло от застарелого желания. - А как же иначе? - прижимаясь к нему вплотную, прямо в губы выдохнул Лютик. Геральту ни разу за его долгую жизнь не попадались невинные девы, но он попытался представить, опираясь хотя бы на не самые надёжные истории - известные баллады. В этот раз Лютик доверял ему, решил рискнуть, и надо было не спугнуть барда, вернуть себе. Он целовал осторожно, начал с почти невинного касания губ, постепенно углубляя поцелуй, чуть прикусывая губы, проникая языком в рот и ожидая такого же осторожного отклика. Вся ведьмачья выдержка потребовалась, чтобы раздеть Лютика медленно, лаская, поглаживая, зацеловывая, не толкая прямо сразу к кровати. Он продолжал зарываться в волосы, оглаживать плечи, играть с сосками, не спускаясь ниже, пока Лютик не стал сам тереться об него. Тогда и только тогда Геральт позволил себе положить руки на половинки, сминая, соединяя и разводя их. Лютик попытался снять с него рубашку через голову, потянуться к завязкам штанов, несколько выходя из роли невинной девицы, и даже подтолкнуть его к кровати. Геральт отстранил руки барда, мягко уложил его на кровать и сам, раздевшись, улёгся рядом. Целомудренно укрытые простынёй от осенней прохлады, они лежали, прижавшись плотно друг другу, целовались и тёрлись. Наконец Лютик перегнулся через Геральта и выловил из валявшейся рядом сумки масло. Он хотел сам подготовить себя, но Геральт не позволил и принялся делать это так нежно и осторожно, словно Лютик не был известен на весь Континент своими похождениями. Лютик поддержал игру - доверился Геральту даже после того, что вышло у них в постели последний раз... Оставшиеся до турнира две недели Лютик с Геральтом почти не вылезали из постели, причём бард утверждал, что это куда полезнее, чем бессмысленные музыкальные упражнения, поскольку главное для поэта - вдохновение. И действительно, на турнире Лютику не было равных. Тем более неожиданным для Геральта стало заявление Лютика: - У меня дурное предчувствие. Было это в день финала турнира, они готовились выйти из дома, Лютик стоял весь разодетый пуще обычного, готовый к последнему бою, и вдруг вот это. - Боишься провала? - Нет, турнир я выиграю. Ведь ты же будешь в зале. - Может, мне держаться поближе к тебе? Вдруг Вальдо снова подошлёт кого-нибудь. - Не волнуйся, на виду у всех не посмеет. Просто... какая-то смутная тревога. Будь осторожен. - Я всегда настороже. Ты выпил зелье? - Да, - Лютик кивнул, и перо на шапочке сделало красивый взмах. Геральт принюхался - действительно, от Лютика пахло зельем и волнением. - Идём. Сценой служил тот же помост, с которого читали указы и на котором казнили преступников. Сзади к нему пристроили шатёр для ожидающих своей очереди бардов, а сбоку - ложу для почётных гостей, куда на этот раз попал и Геральт. Он приготовился к долгим часам представления, которые хоть как-то должны были скрасить предложенные вино и фрукты. Остальные присутствующие терпели ведьмака в своём обществе - и только. Вокруг него образовалось немного свободного пространства. Ложа поскрипывала от напирающего снаружи народа. Люди заполонили площадь, толкались у окон, глядели с деревьев, фонарей и крыш. Возвышаясь над морем подданных, на пышно украшенном балконе сидела герцогиня. На сцену вышел Вальдо Маркс. Раздались первые звуки, и Геральт демонстративно зевнул. К слову сказать, Вальдо был не так уж и плох и за словом в карман не лазил. Во время поэтической дуэли между ним и Лютиком казалось, что от напряжения всё вокруг вот-вот полыхнёт. Наконец пришло время последней баллады, Лютик тронул струны, и тут Геральт почувствовал чьё-то присутствие. Кто-то осмелился сесть рядом с ним. - Мне срочно нужны шипы альгуля. - Именно альгуля, простого гуля не пойдут? Можешь потерпеть до конца награждения? - А ведь я не отказала тебе, когда помощь была нужна ему. И ты мне отказать не посмеешь. Портал мигнул и схлопнулся за ними. Их выбросило на вытоптанную полянку перед старым склепом на каком-то кладбище. Йен заклинанием вышибла дверь, и оттуда скопом полезли гули, жадные от запаха людей и озлобленные ярким солнечным светом. Альгули, более сообразительные, первыми никогда не выходили, давая своим неудачливым собратьям погибнуть, изматывая жертву. Дело затягивалось. Йен помогала, била заклинаниями. - Я думала, их будет меньше! - крикнула она. Повезло, что гули давились в дверях склепа, мешая друг другу, и Геральт рубил прорвавшихся, отталкивая знаком остальных. В какой-то момент он почувствовал, что выдыхается, и сложил пальцы в Игни, но Йен заорала: - Не смей! Попортишь моих альгулей! Он рубил, рубил и рубил. Наконец дошла очередь и до альгулей. - Прикрой! - крикнул он Иен, но та неожиданно не ответила. Он быстро огляделся: вдруг кто-то подобрался к ним сзади, и она ранена. Промедление стоило ему разорванного плеча. Оставалось только биться дальше в одиночку, а потом разбираться с остальным. Альгулей оказалось три, и одного Геральт оставил полудохлым, вдруг Йен надо было собирать шипы с живого монстра. Он, кое-как зажимая рану, всмотрелся в следы, пытаясь понять, куда же провалилась Йен, и в это время хлопнул портал. Из портала на Геральта вылилось изрядное количество речной воды. Йеннифер держала за шкирку Лютика. Оба были перемазаны в тине, с обоих текла вода, мокрые юбки облепили ноги Йен. - Ты знаешь, что учудил этот идиот? - спросила она, встряхивая мокрого поэта, как кутёнка. - Привязал на шею свой первый приз и сиганул с городского моста. Когда я там появилась, эти идиоты ныряли наперебой, да не за ним, за мешком золота, кстати. Пусть это наукой тебе будет, Лютик. - Лютик, ты точно пил зелье? - нахмурился Геральт. - Да, - прохрипел тот, безуспешно вырываясь из крепкой хватки Йен. - Меня не проведёшь, - ведьма встряхнула его снова, и даже болтавшийся на шее поэта тяжёлый мешок ей не помешал. - Нет, - сознался Лютик. - Уже недели две. Иначе я не смог бы выиграть турнир. И тут опять она. Быть спасённым ею после того, как ты сбежал с турнира с ней, во время той самой баллады, - какое унижение... Ведьмаку показалось подозрительным такое совпадение - именно две недели назад Лютик стал неожиданно страстным. - О, Мелитэле! - закрывая лицо той самой рукой, которой до того зажимал рану, и размазывая кровь, проворчал Геральт. - Лучше бы я влюбился в виверну и подружился с альгулем!