Горы. Луга.

Горы. Луга. Горы простираются до самого горизонта, стоят, смотрят так тоскливо, так пусто... Луга пёстро цветут, горят своими яркими красками, разбрасывают вокруг чудесные ароматы. Горам холодно и одиноко круглый год. Они всегда покрыты корочкой льда, за которой скрываются маленькие растения, жмущиеся к серым камням... Лугам радостно весною и летом, но поздней осенью они начинают медленно тускнеть, а зимой – и вовсе умирать. Горы всегда равнодушны. Луга меняют настроение каждый месяц. Горы. Луга. Одновременно такие разные и такие похожие. *** Он всегда был тихим и равнодушным, казалось, ко всему миру. Она – ранимой и нежной, испытывающей весь возможный спектр эмоций каждый день. Он каждую ночь задумчиво смотрел на звёзды, словно желая найти там ответы на свои вопросы. Она спала, погруженная в свои сны, то мяукая, то передёргиваясь всем телом, то сладко улыбаясь. Он открывал миру лишь один глаз – второй был перекрыт длинным шрамом и всегда закрыт. В видящем глазу, голубом, как ясное весеннее небо, всегда была глубокая тоска... Настолько глубокая, что под ней не было видно дна. У неё были оба глаза, поражающие всех своей красотой. Левый – ярко-жёлтый, как летнее солнышко, правый – подобный голубой незабудке. И в обоих скрывались все те невысказанные чувства, что копились в ней на протяжении многих дней. Он был из племени Теней, а потому в нем жила совершенно обычная для котов этого племени осторожность, скрытность и любовь к темноте. Она – из племени Ветра, полная любви к бескрайнему небу над головой, бесконечным пустошам и лугам и, наконец, к свободе – настоящей свободе, которую познаёт далеко не каждый. Он. Она. Одновременно такие разные... И такие похожие. *** Война – это всегда плохо. Если кто-то признается, что любит войну – он соврёт. Или просто станет безумцем в глазах своих товарищей. Война приходит, когда её никто не ждёт, и тогда мирное голубое небо над головой покрывается серыми тучами... Серой тоской. Война между племенами всегда проливала много крови. Слишком много. Но предводители повторяли одну и ту же ошибку – они допускали войну. Они допускали войну, обрекая на страдания всех. Даже себя. *** В ту ночь – ночь, когда наступила эта ужасная война, – полная луна, серебряная и такая красивая, сияла высоко в небе. Её окружали звёзды – души тех, чей земной путь уже закончился. Тех, кто погиб на такой же жестокой войне. Теневые воины, крадущиеся в ночи навстречу врагу, были полны решимости. Внутри их сердец полыхала ледяная злоба, и один лишь Камнепад был лишён и решимости, и злобы. Он всё смотрел на луну, всё умолял её помочь одним лишь взглядом... Но луна молчала. И он решил отомстить ей за это молчание. Воины Ветра знали, что совсем скоро начнется бойня. Что с минуты на минуту из чёрной, поглощающей всё вокруг тьмы, выберутся коты, похожие на тени. Что на землю прольётся много, очень много крови... Они были полны энергии, а любовь к свободе заставляла их верить в лучший исход. Одна лишь Ромашка была лишена и энергии, и веры. Она всё смотрела на свои маленькие, нежные лапки, закрывала глаза из раза в раз, что-то шепча себе под нос... Сердце разрывалось от переживаний. И она решила добиться мира любой ценой. *** Казалось, обе стороны оттягивали этот миг, сколько могли, но рано или поздно он должен был случиться. Один лишь миг. Один лишь миг, способный перечеркнуть не одну судьбу. Шипение, воинственные крики, лязг когтей и клацанье челюстей... Взгляды, прожигающие друг друга насквозь, луна, пытающаяся спрятаться от этой жути за пелену темных туч, белоснежные хищные клыки и тени, сражающиеся подобно своим хозяевам. Он пообещал отомстить. Она пообещала сохранить мир. Он ищет жертву, бегая взглядом по поляне. Его когти готовы убивать. Она робко стоит поодаль. Ужас в её глазах сменяется страхом, страх – бесконечной печалью, печаль – чем-то сумасшедшим и совершенно необъяснимым. Он побежал к ней. Она увернулась в последний момент, и белоснежные зубы, наточенные острее ножа, сверкнули у самого её уха. Он быстро повернулся к ней, вновь прыгнул, прижал беззащитную кошку к земле... Наклонился к её морде, касаясь пушистой серой шёрстки самыми кончиками усов. Она даже не выпустила когти. Он зацепил её душу. И она смотрела на него несколько минут, и могла бы смотреть, наверное, целую вечность. Кто-то крикнул ему: "Сражайся!" И он послушно выполнил приказ. Бездонная печаль в его глазах сменилась равнодушием, и он слез с кошки, позволяя ей встать на землю... А через несколько мгновений ударил её с такой силой, что она повалилась на траву. В ней проснулся уже настоящий, животный страх: страх за свою жизнь. Она уклонилась от следующего удара и, извиваясь подобно проворной ящерке, выбралась из хватки противника. Он снова ударил её, теперь уже сильнее. А потом ещё. И ещё. Он наконец позволил льду, сковывающему всё тело, растаять. Она почувствовала жуткую боль и упала на землю. И снова взглянула на единственный его глаз, ярко-голубой... Она вздохнула, собираясь что-то сказать, но новый удар сбил дыхание, заставил пошатнуться всё её сознание. Он продолжил издеваться над ней с совершенно непонятным выражением морды: в нём объединялись и холодная жестокость, и пустое равнодушие. – По... Постой, – Тихо прошептала она. Он наконец заглянул ей в глаза, и что-то в нём дрогнуло от этого проницательного, глубокого взгляда. – Ты похож на него... Я знаю, мне чудится. Но ты... Похож. – Голос её становился всё слабее, пушистая грудка вздымалась всё судорожнее и тяжелее. – Похож? На кого? – Он шевельнул ухом и нахмурился. Это уже давно перестало быть похожим на драку. – На Камушка... Камушек. Мой брат. Должно быть, он уже погиб. Прошло столько лун... Да, мне... чудится. – Она мягко улыбнулась, вспоминая братца, который когда-то был всем её миром. Они не должны были родиться, но судьба решила по-другому, сведя воина Теней и воительницу Ветра. Он дёрнулся, как от удара, задрожал всем телом. И впервые за несколько лун открыл слепой левый глаз, ярко-желтый, как теплое летнее солнышко. – Не чудится. – Она услышала его слова сквозь пелену неясного тумана, и улыбнулась ещё больше. Камушек... Если это и вправду он, то она простит его. За всё. – Верю... Верю, что это... Ты. – Он услышал её слова через громкие, жуткие звуки битвы, увидел её глаза сквозь пелену слёз. Ромашечка... Если это и вправду она, то он не простит себя. Ни за что на свете. *** Горы. Луга. Горы, лишённые лугов, становятся ещё более серыми и отрешёнными. Их когда-то тоскливый взгляд лишается всякого смысла, смотрит настолько прозрачно, настолько мёртво, что становится жутко. А луга, погибшие у подножья гор, исчезают навсегда, оставляя после себя лишь едва ощутимый приторный запах цветов и трав. Теперь горы обречены. Им не только холодно и одиноко, но ещё и больно. А луга мертвы круглый год, и больше нет ни радости, ни грусти. Горы лишены смысла. Луга забываются, растворяясь во времени. Горы. Луга. Одновременно такие разные и такие похожие. *** Он ушел. Ушел навсегда и больше никогда не возвращался. Он не вернулся бы ни за что на свете. Она умерла. Умерла и теперь сияла маленькой звёздочкой на небе. Она простила брата, и ее душа обрела покой. Он похоронил её между высокими горами и раскинувшимся рядом лугами. Он сидел на её могиле, не шевелясь, пока не перестал чувствовать лап, затем – всего тела... И, наконец, пока он не перестал чувствовать своей души. Она жалела его изо дня в день. Она спускалась к нему, садилась рядом, невидимая и неощутимая. Он лежал, забытый всеми, кроме неё, меж гор и лугов, рядом с могилой своей сестры. Холодный и теперь уже по-настоящему равнодушный ко всему миру. Её тело лежало рядом, забытое всеми, кроме него, меж гор и лугов, рядом с братом. Холодное и лишённое эмоций, но всё ещё такое красивое и нежное. Он смотрел на луга. Она смотрела на горы. Он. Она. Одновременно такие разные и такие одинаковые.