Остаться в тени

      Ей не спалось. Луна светила так ярко, что свет проникал сквозь шторы. Прошло три недели с аварии. Эйгона выписали и он лично занялся расследованием этого дела, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало.       Слева от неё сопел Харвин, которого не мучили ночные кошмары, в отличие от неё. Рейнира встала, накинула на плечи халат и вышла на террасу, чтобы подышать ночным воздухом. Девушка взяла отпуск и не появлялась в издательстве, но сообщения от Деймона всё равно поступали, которые она успешно оставляла без ответа. Рейнира не была в депрессии, нет, но ей было очень тяжело разобраться в себе.       Небо было усыпано звёздами, они всегда завораживали маленькую Рейниру, но сейчас-то она уже не ребёнок. Полярная звезда указывала в сторону дома, а где теперь её дом? У девушки его не было. Многие скажут, что дом это не четыре стены, а люди, которыми ты дорожишь, что ж, они будут правы. У Рейниры не было дома, ей негде было укрыться от невзгод. В отчий дом ей дорога закрыта. Как бы она сейчас хотела обнять отца, сказать, как любит его и дорожит. Рассказать ему о своих проблемах и успехах, посмеяться над их шутками и полистать семейный альбом, а потом папа взял бы её руку и сказал: «Не бойся дочка, твои беды — мои беды, твоё счастье — это моё счастье. Твой папа не оставит тебя, не бросит в трудную минуту, всегда придёт на помощь, будь в этом уверена». Но он бросил, оставил, отпустил её руку, когда она падала, не помог подняться. Он больше не называл её дочерью и забыл о её страхах и проблемах. Слёзы текли из закрытых глаз, Рейнире было больно, но некому было показать эту боль, довериться. Только она и ночь, которая унесёт её боль с рассветом.       — Рейни? — послышался голос парня, — что случилось?       — Мне не спится, Харвин, — она вытерла слёзы.       — Ты плакала? — он посмотрел на неё с пониманием в глазах, — хватит, ты уже месяц, как не своя. Пошли, тебе нужно выговориться.       — Не стоит.       — Пошли, говорю.       В гостиной горел камин, дрова приятно потрескивали, добавляя атмосферы в комнату.       Харвин сделал чай, поставил кресла к камину и принёс пледы.       — Что ты хочешь, чтобы я тебе рассказала?       — Всё, — он подкинул дров в камин, — Рейни, я не слепой. Я вижу, как тебе плохо. Уж не знаю, это из-за меня или из-за кого-то ещё. Но я прошу тебя, расскажи всё, что тебя тревожит. Я постараюсь это принять.       — Ох, Харвин, тебе это будет больно слушать.       — Ничего, я готов.       Она отпила немного чая и начала свой долгий и красноречивый монолог. Рейнира не могла смотреть на парня, поэтому обратила взор к горящим поленам.       — Когда я была маленькой, папа называл меня фисташкой. Я всё думала, почему? И тогда спросила его, а он ответил: «Ты самое дорогое, что есть у меня. Ты ещё маленький орешек в скорлупке, но когда скорлупу спадёт, то о твоей красоте будут ходить легенды, тобой будут восхищаться, за тебя будут готовы умирать, мужчины будут боготворить тебя, ты будешь очень красивая, очень, потому что ты дочь мвоей фамилии». Я тогда не поняла, поэтому спросила у мамы, а она сказала, что папа просто любит фисташки, но этот не тот ответ, который я хотела усовшать. Когда я выросла он перестал меня так называть, я перестала быть девочкой, которая его во всём слушается, а после смерти мамы снова возвела вокруг себя скорлупу, чтобы никто не мог меня обидеть или ранить, — по её щекам снова потекли слёзы, — он учил меня чести, честности, верности семьи, а сам что? Где была его верность семье, когда он меня выгнал? Поэтому я плачу, каждую ночь с тех самых пор, как он выставил меня.       — Я думаю, что Визерис сам очень жалеет о своём поступке.       — А мне что от его жалости? Мм? Он мне вернёт маму? Или мою гордость, которую он раздавил в присутствии этой девки? Нет, поэтому нечего говорить о его жалости.       — Не плачь, пожалуйста.       — Я буду плакать, Харвин, буду. Мне плохо, мне надоело скрывать свою боль, надоело быть сильной. Я всего лишь девушка, хрупкая девушка, которая тянет на своих плечах непомерный груз.       Рейнира замолчала, думая, что ему дальше сказать.       — Меня мучают кошмары. Многие говорят, что в Таргариенах течёт кровь драконов, поэтому они ничего не боятся, и никаких преград не знают. Это неправда. Мы люди, а не какие-то драконы из сказки, в нас та же кровь, что и у остальных. И я боюсь, Хар, боюсь огня. Огонь может породить, а может и убить — это верно, но он мне снится.       — Огонь?       — Да, огонь. Каждую ночь в этом огне я сгораю или падаю в огненную бездну. Я чувствую, что огонь заберёт у меня всё, что я люблю. Это предчувствие, подкрадывается сзади, и с каждым днём оно всё ближе и ближе.       — Может записаться с психологу, он поможет тебе разобраться в этих кошмарах.       — Тут уже ничего не поможет, — она снова отпила чая, в горле пересохло от разговора, — я иногда думаю, что было бы, если бы я не уехала. Как повернулась бы жизнь? За всю свою жизнь я любила только раз, и это не ты, Харвин.       — Я знаю. Знаю, что ты меня не любишь, но я люблю тебя, очень.       — Разве тебе этого достаточно? Неужели ты не хочешь, чтобы тебя кто-то также безоговорочно любил. Мчался за тобой на другой конец света, чтобы только посмотреть в твои глаза? Умирал от мысли, что ты будешь с кем-то другим?       — Я не знаю, у меня такого никогда не было. Ты — мой мир.       — Харвин, — она взяла его за руку, — я не встречала ещё таких мужчин, как ты. Ты лучшее, что есть в этом мире. Я желаю тебе самого лучшего, но я тебя не люблю, — у парня тоже заслезились глаза, — моё сердце принадлежит другому и всегда принадлежало.       — Деймону? Он же мерзавец, полный идиот.       — Я знаю, он и ногтя твоего не стоит. Это больная любовь, больше похожа на зависимость, но кто сказал, что я здоровая? Я знаю, что меня ждёт смерть в этом логове льва, но я всё равно туда иду. Пусть меня разобьют на мелкие части, мне не привыкать.       — Рейни, не нужно разбиваться, пусть он в твоём сердце, но не подпускай его к своей душе. Она у тебя чистая, а Деймон её запятнает. Знай, что я у тебя есть, здесь тебе всегда рады.       — Спасибо за твоё понимание и любовь.       — Не думай, что мне сейчас легко. У меня внутри всё горит, горит! — он со слезами на глазах посмотрел на неё, — пообещай мне, что если он причинит тебе боль, то придёшь ко мне незамедлительно.       — А к кому мне ещё идти? Конечно приду.       Они просидели до рассвета в полной тишине, а утром Рейнира собрала вещи и покинула дом Харвина, как свободная девушка. В это утро им двоим было очень больно, но лучше отпустить друг друга, чем причинять ужасные страдания.       Рейнира работала дома, когда услышала, как открывается входная дверь.       — Ай, сестричка, как я по тебе скучал, — Эйгон с разбегу накинулся с объятиями на Рейниру и начал целовать в щёки.       — Эйг, прекрати, что ты как дитя малое.       — Э, я могу и обидеться, — он сделал обиженное лицо и сел напротив, — я же всё-таки скучал.       — Правда? Мог и приехать в гости, раз скучал.       — Ты же знаешь, у меня полнооооо дел, которые, между прочим, ты мне получила.       — Да ты что? Может после аварии у тебя память отшибло, но ты сам за это всё взялся.       — Ладно, — он замолчал, а потом его как осенило, — подожди, а что ты здесь делаешь?       — Что прости? Это моя квартира.       — Тебя что Харвин выгнал? — он с прищуром смотрел на сестру.       — Нет, мы расстались.       — Он тебя бросил?       — Мы пришли к этому решению вместе.       — Ну и ладно, — он снова подошёл к сестре и крепко обнял, — мы тебе намного лучше найдём, не переживай.       — А я и не переживаю.       — Ага, я вижу. Кстаааати, у меня новости.       — О Боги, — она уронила голову на стол, — надеюсь, что хорошие.       — Ну это как посмотреть. Про аварию я пока ничего нового не узнал, а вот про Лейнора узнал, — Рейнира подняла голову и внимательно посмотрела на брата.       — Нууу.       — У Лейнора действительно есть сын. Деймон не соврал.       — Я так и знала, — Рейнира со злостью откинулась на спинку кресла.       — Да, но его сыну все лишь год, как я понял. То есть это 100% не наш Эймонд.       — Почему Лейна ничего мне не сказала?       — Она и не знала до недавнего времени. Лейнор сам узнал, буквально, несколько месяцев назад. Ты же знаешь, как он любит тусоваться, вот видимо на одной такой тусовке и заделал маленького Велариона, — Эйгон рассмеялся во всё горло.       — Интересно, нужно будет его поздравить.       — Поэтому зря ты думала плохо об Алисенте, Эймонд сын нашего отца и наш брат.       — Твой брат, — поправила Рейнира.       — Оф, Рейни, какая ты душная.       — Сам такой.       — Когда ты на работу выходишь?       — Через три дня, а что?       — Я вот что подумал, не нравится мне этот Деймон. Кто тебе про Лейнора сказал? Он. А зачем? Чтобы ты начала сомневаться и у него это получилось. И потом, подрезанные тормоза не дают мне покоя. Ведь вы утром ехали на этой машине и всё было хорошо, значит тормоза подрезали уже потом. И опять-таки, ты подумала на Алисенту. Тебе не кажется, что он хочет вас ещё больше разругать?       — Ты хочешь сказать, что тормоза подрезал Деймон, ты в своём уме?       — Нет, я такого не говорил. Вряд ли, чтобы это был он, потому что в той машине могла ехать и ты, но.       — Но что? — перебила брата девушка.       — Разве не он хотел убить нашего отца? Тогда погибли невинные люди, что в этот раз мешало ему также легко избавиться и от Харвина?       — Эйг, Деймон подлец, но не убийца.       — Очень на это надеюсь.