Часть 1
24 декабря 2022 г. в 12:23
Хайд смотрел на шею Лихта.
Обычный факт, но начать стоит с того, что смотреть на шею Лихта было невыносимо. Под тонкой кожей медленно стучал пульс — с правой стороны это было незаметно, а вот с левой, где сонная артерия находилась ближе, сосуд пульсировал ощутимее, вынуждая кусочек кожи возле кадыка мерно подниматься и опускаться. Это было заметно. Это привлекало внимание вампира, потому что хотелось поскорее выпустить клыки — чуть ниже от артерии, конечно, чтобы не навредить серьёзно — и пить огненную кровь, губами чувствуя ускорившийся пульс.
Но это было под запретом.
Поэтому Лихт сидел за столом, склонившись над недописанными нотами, и тихо выстукивал что-то по поверхности, а Хайд молча смотрел на его шею. Книга в руках, с самого начала не заинтересовавшая своим сюжетом, уже добрые сорок минут была простым прикрытием для наблюдения.
Лоулесс, наверное, ужасный шпион, потому что его взгляд не остаётся незамеченным.
— Хватит поедать меня глазами, — устало вздыхает Тодороки, нарушая тишину, и Хайд спешит стыдливо спрятать взгляд за книгой, мысленно прикидывая, как испариться из комнаты. Его так легко рассекретили, что он даже не собирается выдавать в ответ колкость, чтобы хоть немного сбавить неловкость — или, наоборот, прибавить. Но Лихт, к счастью, договаривает, — я уже сказал, что не пойду на улицу.
Ах, да. Часа так два назад у них состоялся разговор о том, что Лихт снова засел в номере за сочинением новой композиции, но пианист отговорился, что он совсем близко к финалу, буквально вот-вот.
Это "вот-вот" длилось не меньше трех дней и было универсальной отговоркой для всех — Махиру звал в гости, Розен звал в караоке, Хайду надоело сидеть в отеле, и он звал хотя бы в парк. Но Лихт все ещё был "вот-вот", и его друзьям приходилось ждать, когда этот период пройдёт, и Тодороки снова станет хоть немного социально активным. "Мона Лиза" рисовалась шестнадцать лет, и условная неделя затворничества была ничтожной ценой, если сравнивать с такими жертвами.
С недавних пор все бросили попытки перевоспитать Куро и переключили свое внимание на Лихта — однажды даже Мисоно позвал его в гости в свой особняк. Хайд не уверен, прибавилось ли у Тодороки седых волос на голове, когда он увидел на пороге номера группу детей, но от приглашения парень отказаться не смог. Это было самое неловкое чаепитие на памяти Лоулесса, а их, уж поверьте, в жизни сервампа было немало. С тех пор попытки "осоциалить" Лихта немного подрастеряли свой пыл, но не исчезли совсем, поэтому, ещё пара дней, и недовольный Махиру нагрянет к ним с визитом собственной персоной. А это не сулит ничего хорошего ни пианисту, ни его слуге — почему никак не повлиял?
Хайд виноватым себя не считал и временами даже наслаждался спокойствием, что царит в их номере и нарушается только смятыми листами, которые в него кидают. Лоулесс любил активную жизнь, но "активная жизнь" Лихта временами была настолько активной, что за день они меняли несколько стран и посещали кучу мест. Большая часть мест была безлюдной, и Хайд искренне беспокоился за свою жизнь. Небольшая стабильность была совсем кстати.
Поэтому пусть всякие недовольные школьники, после вампирского перемирия не знающие развлечения лучше, чем пинать Куро с футона, справляются сами.
Расслабившись от того, что его голодный взгляд не был понят верно, Хайд опустил плечи и беспечно выдохнул:
— Хорошо, Светлячок, я не настаиваю.
Оба парня замерли, обдумывая произнесенное. И если молчание Лихта было задумчивым, то Лоулесс честно ожидал расплаты за случайно вырвавшееся прозвище — вампир использовал его только в своих мыслях и редких разговорах с Куро и Махиру, ибо на печальном опыте знал, как небезопасно называть Тодороки чем-то кроме приевшегося "Ангел".
Будет слишком наивно надеяться, что Лихт и сейчас ничего не заметил, ну или хотя бы опустит ситуацию из-за другого занятия? Сегодня Хайд был на взводе своим наблюдением и ночными размышлениями по поводу их отношений — это плохо сказывалось на его мозговой деятельности. Второй косяк, уже непростительно.
— Что ещё за "Светлячок"? — наконец спросил Лихт. В его голосе не было угрозы, она не читалась и в его позе, но Лоулессу все равно было не по себе.
— Извини, — Хайд не предпринял никаких попыток объясниться, потому что объяснений попросту не было — ему нравились прозвища, а парень действительно осветил его жизнь своим присутствием. Называть его "Звёздочкой" или "Солнышком" язык не поворачивался, это было слишком слащаво и грозило, как минимум, сломанным носом, а вот "Светлячок" — достаточно мило и нежно, а ещё не менее подходяще.
— Мне не нужны извинения, — Тодороки задумался, нужно ли сказать что-то ещё, потому что не получил ответа, но все-таки молча вернулся к своим делам. Его слова подразумевали "не стоит извиняться за такое, я не против", но формулировка и тон, которыми они были произнесены, убивали всякую надежду на правильное понимание.
Хайд снова посмотрел на книгу в своих руках и с трудом выцепил взглядом какие-то строчки, после чего отбросил эту затею — кровь точно покинула его голову (только по этой причине он не покраснел), так что мозг не работал совершенно. К счастью, кровь не пошла в другое, более проблемное место, но вампир уверен, останься он в комнате на более долгий срок, то произойдёт что-нибудь ещё, что точно поставит его в неловкое положение снова — и тогда стояк будет меньшей из его проблем. В плохом смысле.
Оставив книгу в кресле, Хайд поспешил покинуть комнату и пойти в парк в одиночку. Лихт рассеянно посмотрел ему вслед, перевёл взгляд на ноты и вписал туда пару закорючек. "Вот-вот" наконец произошло.
***
Хайд жив. В его лицо не бросили шариком из бумаги, его самого не выбросили из окна, его не задушили собственным шарфом, его даже не вскрыли столовым ножом. Он шёл по парку и был растерян всеми этими фактами. Его пощадили.
Лихт был ужасающе потрясающим в гневе, но испытывать всю силу ангельской злости в такой тихий вечер совершенно не хотелось. Да, Лоулесс по-мазохистски наслаждался их драками и редкими тренировочными спаррингами, но точно не собирался провоцировать конфликт на этот раз. Не по этой теме уж точно.
В стадии, когда обиды и споры остались позади, а парни медленно друг к другу притирались — Кранц назвал их совместное существование именно этими ужасными словами, чем вызвал приступ наигранной тошноты у Лихта —, Хайд больше всего боялся вернуть все назад.
Он пытался ухаживать. Ну, давайте сделаем вид, что у него получалось, хорошо? Вампир не занимался подобным несколько столетий, и бог знает, какие у современной молодёжи порядки. Что ему нужно сделать, чтобы Лихт заметил симпатию? Написать рэп? Ну а что, раньше пели оды под окном, Тодороки любит музыку, а рэп это вроде тема. Больше смерти Хайда страшит только мысль о подобных унижениях, поэтому рэп был оставлен на самый крайний случай. На чёрный день, когда ты уже съел своего брата, так что не осталось ничего съестного вокруг, и приходится отрезать кусок собственной ноги.
В теории, Лоулесс умеет писать стихи, и, если постараться, их можно правильно зачитать.. Господи, если Лихт не убьёт его прям там, на месте, то вампир точно умрет сам. Dies from cringe, так однажды сказал Куро?
В первую очередь Хайд мысленно дал хозяину прозвище. С Офелией в свое время было просто: она была принцессой, и называть её принцессой было правильно — не так официально, как "Ваше Высочество", а ещё возвышало девушку над остальными не только по статусу, но и по личной значимости для вампира. Что делать с Лихтом, он не знал. "Ангел" надоело, да и Тодороки сам себя так называет, становится неинтересно. Вся сопливая муть вроде "Зайчик" и "Котик" вызвала бы приступ тошноты уже у обоих. Из всех животных Лихт больше походил на хмурую сову, но Хайд действительно не собирался разводить зоопарк (хватало, что его самого все ещё называли крысой).
Всегда оставались классические варианты вроде "дорогой" — тогда они станут пожилой супружеской парой — или "детка" — тогда останки Лоулесса будут ложкой соскребать с пола.
Внезапное "Светлячок" блеснуло в голове озарением, ровно как эти чудесные насекомые блестят в темноте леса — никакой пошлости, никакой слащавости, только любовь, нежность и лёгкий символизм.
К выбору прозвища Хайд подошёл так тщательно, словно уже делал предложение руки и сердца. Но вот использовать его пока не рисковал — у них было много времени, стоило для начала привыкнуть самому. Ну вот, привык. Так привык, что невольно проболтался.
Второй вещью, которой занялся Лоулесс, была еда. Всем известный факт, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, с Лихтом работал только частично. Тодороки был известным сладкоежкой, поэтому путь к его ледяному сердцу лежал, наверное, через слипшуюся жопу, Господи, прости, вот поэтому это так тяжело и, как всегда, через задницу, да. Хайд пытался разбавить рацион парня хоть чем-то полезнее куска торта.
Временами это работало, даже если Лихт смотрел на кулинарные изыски так, словно его хотят отравить. А он смиренно принимает свою судьбу, съедая содержимое до конца, но делать при этом лицо великого мученика ему никто не запретит.
Хайд готовил хорошо, поэтому недовольное лицо он принимал не в счёт своих шедевров, а в счёт личной неприязни. Однажды сервамп приготовил даже грёстль — традиционное блюдо австрийской кухни, если верить Википедии —, и Лихт был впечатлен, насколько позволяла его скупая мимика.
Временами Тодороки вызывался помочь, ну или хотя бы посмотреть на процесс готовки, но Лоулесс понимал, что с неуместно разрушительной силой парня кухня превратится в пепелище за считанные минуты. Поэтому, Хайд готовил, а Лихт зарабатывал деньги — должно же в их нетрадиционных по всем параметрам отношениях быть хоть что-то традиционное. Ну ладно, вампир вообще-то тоже работал, а Лихт умел готовить яблочный штрудель, поэтому с традиционностью и тут мимо. Не то чтобы это сильно кого-то беспокоило.
Третьим было то, что Хайд пытался использовать свою наблюдательность и подмечать в Тодороки мелочи, которые ещё не были замечены другими. Кроме Кранца. Он знал больше, чем вообще нужно в отношениях "менеджер-подопечный". Он знал даже больше, чем нужно в отношениях "друзья". И даже больше, чем в отношениях "родственники". Лоулесс бы приревновал, если бы не был уверен, что Лихта не привлекают светленькие.
Ой.
Ладно, значит надежды точно нет, а сегодняшнее удачное разрешение ситуации это лишь предсмертная милость.
Так вот, Хайд старался наблюдать.
Лихту нравится слушать аудио-книги и всякие исторические подкасты. Хобби, достойное такого скучного старика, как он, но вампир рад, что, если однажды придёт время сделать выбор — записать для хозяина рэп или историческую лекцию —, он точно будет знать, какую сторону нужно занять.
Лихту нравятся мотоциклы и быстрая езда. Хайд не знает, как за восемнадцать лет Тодороки успел освоить немалую часть того, чему вампир учится свою долгую жизнь — несколько языков, включая сложную японскую каллиграфию, верховая езда, мотоцикл, пианино, скрипка, фигурное катание, сноубординг, стрельба из лука, стрельба из пистолета, и, очевидно, какой-то спорт, связанный с гимнастикой, потому что вы, блять, видели, как он пользуется своими ногами?! И это, наверняка, не все, а лишь часть того, что Хайд смог выцепить из редких рассказов Лихта о себе.
Так вот, мотоциклы. Очевидно, парня привлекали вещи, связанные со скоростью, после чего оказывалось, что вовсе не очевидно не меньше нравились вещи медленные, как каллиграфия. Мотоцикл Лихт обычно арендовал и выезжал на трассы за городом или посещал местный мотодром. Однажды Хайд попросил подбросить его до театра и после поездки поклялся даже близко не подходить к тому, чем его хозяин занимается. Лоулесс тоже умел управлять "железным конем", но он никогда не совершал такого — они чудом не нарушили все известные дорожные правила и трижды чуть не разбились, один раз мотоцикл наклонился настолько близко к земле, что Хайд начал составлять мысленное завещание, испуганно прижимаясь к Лихту.
Вообще, у Тодороки все было под контролем, но Жадность понимал, что, если это происходит в черте города, то что происходит за его пределами и в специально отведённом месте, видеть он не желает. Пусть этот самоубийца развлекается, как хочет, пока не видят они с Розеном — Кранц тоже был противником таких хобби, но сделать ничего не мог. К счастью, это было редким развлечением, и большую часть времени Лихт проводил в отеле под чьим-то строгим надзором, как тепличный цветок.
На Новый год Тодороки искренне рвался полететь в Шамони (Франция), чтобы покататься на сноуборде. Наученный горьким опытом, Хайд поберег свое сердце и предложил лучше пойти на каток. Пианист закатил глаза и назвал его скучным, но на каток согласился.
Катался Лихт также хорошо, как хмурил брови, поэтому Лоулесс и здесь остался позади. Он все ещё оставался в выигрыше во всех соревнованиях, где используется мяч, но играть в баскетбол зимой никто не хотел, и вампиру приходилось терпеть это ужасное унижение в лице чужого превосходства.
На самом деле, никакого унижения не было, и Хайд искренне восхищался очередным талантом своего хозяина.
Поэтому четвёртой вещью, которую делал Лоулесс, чтобы покорить непокоримое, были комплименты. Простая похвала очередному успешному концерту надоела, Хайд начал пытаться хвалить внешний вид парня. Лихт недоуменно изгибал брови — после выступления он наверняка выглядел так, словно хочет убивать, а значит ничего нового в его образе не появилось. Но вампир уточнил про новый костюм — и как только заметил, они же все были одинаковыми —, после чего, насвистывая, направился за кулисы. Лихта окружила группа журналистов, и спасаться следом было поздно.
На этом комплименты не закончились — Хайд периодически напоминал, что Лихт хорошо выглядит (Тодороки задумчивым взглядом окинул свой банный халат, но промолчал) и ещё лучше старается, поэтому заслужил отдых (Тодороки, в общем-то, и так нередко отдыхал, поэтому велел отвязаться).
Однажды Лоулесс сказал, что ему нравится, когда галстук Лихта немного спущен, потому что это больше подходит его дерзкой натуре. Парень посмотрел на него растерянно, но, нахмурившись, спросил:
— Ты пытаешься меня склеить?
Хайд с ужасающим удовольствием понял, что, да, он пытается его склеить. Старый вампир клеит едва совершеннолетнего подростка, сюжет достойный "Сумерек". Поэтому в ответ он лишь загадочно улыбнулся и пальцем разгладил складку между бровей Лихта.
— Не хмурься, морщины будут.
Тодороки нахмурился ещё сильнее, и Хайд хохотнул. Невероятный.
На самом деле, продолжать список можно было бесконечно, и Хайд ушёл уже достаточно далеко вглубь парка, чтобы его мысли не прерывали посторонним шумом. Но это все не гарантировало ему спасения по возвращению. Лихт был переменчив в своих эмоциях, и общение с ним подразумевало постоянную опасность.
Поэтому Лоулесс уже которую неделю плясал вокруг него свой метафорический танец из ухаживаний, не решаясь подступиться ближе.
Возможно, стоило действовать быстро и признаться в симпатии прямо — как там говорится, "хуй в жопу, кольцо на палец"? Но это было схоже с методами Лихта — только он бросался в атаку, не подумав ни секунды. Эта идиотская тактика, кстати, сработала, и Хайд влюбился очень неожиданно и глупо. Вряд ли Тодороки добивался такого результата, но поворачивать назад было поздно, и теперь предстояло столкнуться с последствиями — в качестве мести за то, что ты такой красивый и классный, получай букет из конфет после концерта и разбирайся с вопросами Кранца сам.
Возвращаясь к теме тактик, Лоулесс же не без оснований считал себя стратегом — и такому человеку как Лихт нельзя сказать о любви с бухты-барахты. Сначала его нужно настроить и подготовить к тому, что так будет всегда. Чтобы он привык, что ему готовят завтрак и называют прекрасным, и перестал в ответ делать лицо человека, съевшего цельный лимон.
Розен упоминал однажды, что родители Лихта не особо одаривали его вниманием, и парень по привычке избегал его, даже когда стал известным человеком — все новое пугает, особенно, когда смог неплохо ужиться со старым. Хайд тоже какое-то время упивался своими страданиями, даже не думая их прекращать. Но, если что-то вошло в привычку, не означает, что это хорошо.
Поэтому, сейчас Лоулесс вернётся в отель с твёрдым, несгибаемым намерением устроить Лихту вечер полный внимания — эти пару дней, прошедшие за написанием новой композиции, длились практически в полной тишине, и это пора исправлять.
Лоулесс вернётся, честно. Но пойдёт он самой длинной дорогой, чтобы оттянуть час расплаты как можно дальше.
***
На следующий день они все-таки пошли в гости к Махиру. Смайлики, которые школьник добавлял к своим сообщениям, с каждым разом казались все более угрожающими, а ещё Широта недавно рассказал, что начал заниматься дзюдо, и никто не хотел проверять его навыки на себе.
По пути купив нужные продукты — Хайд предложил приготовить обед вместе, чтобы подростку не было так тяжело —, Лоулесс нагрузил пакетами Лихта, а сам пытался придумать очередной план, как заполучить его расположение. Вчерашний "вечер внимания" закончился ближе к четырём утра, потому что: "Матерь вампирья, Лихт, ты что, правда не смотрел «Покахонтас»?". Пианист покачал головой и спросил, откуда у вампиров появилась мать. Как так вообще вышло, что даже Куро посмотрел первую часть, а главный фанат детских интересов не видел ни одной?
Поэтому Лихт смотрел «Покахонтас», а Хайд смотрел на Лихта, все также не отрывая взгляда от стучащей жилки на его шее. Самая лучшая проверка на прочность это иметь перед собой сосуд с божественной жидкостью, но сохранять его неприкосновенность. Как Адам и Ева не должны были вкушать запретный плод, так Хайд не должен покушаться на чужую кровь. Адам и Ева, правда, нарушили запрет, поэтому Хайд уверен, что и его надолго не хватит. Упоминать, какая змея движет им, совсем не обязательно, да?
— Честно говоря, я не знаю, что делать, — проворчал Лоулесс, уже находясь на кухне в квартире Махиру и нарезая курицу на салат, — я испробовал все: делал комплименты, дарил подарки, оставлял намёки. Я не понимаю, то ли Светлячок действительно ничего не замечает, то ли это такой способ меня отшить.
Махиру озадаченно покачал головой — это продолжалось не меньше месяца. Хайд давно должен был догадаться, что его хозяин более доходчивый, чем кажется. Похоже, рано или поздно снова придётся взять ситуацию в свои руки.
— Просто признайся ему наконец. Ты достаточно проходил вокруг да около, сколько можно тянуть?
— Я боюсь его! — Хайд неосторожно взмахнул рукой и полоснул себе ножом по пальцу. Ойкнув, вампир отбросил нож на стол и со вздохом прижал кровоточащий палец к губам, — вот видишь, даже одно упоминание Лихта приносит мне травмы. Он жуткий тип, он убьёт меня, если я признаюсь в любви! А в процессе будет припоминать все мои косяки.
— С твоих слов Лихт-сан тиран и чудовище.
— Это он с тобой такой добренький. А я вчера сказал, что мне нравятся его мягкие волосы, и он чуть не сжёг меня взглядом!
Широта понимал причину этого взгляда — Лихт ждал признания, по меньшей мере, два месяца, но Хайд считал, что ещё рано и "вообще, я не уверен, не торопите меня, мне с этим ещё сотни лет жить". Поэтому дальше "ой, Ангелочек, у тебя такие нежные руки, каким кремом ты пользуешься?" он не заходил, и раздражал Тодороки своей нерешительностью. Пианист не делал первый шаг принципиально — он ведь учил Хайда бороться за свои интересы? Учил. Пора ученику показать все, чего он достиг. Пока что Хайд достиг намекающих подарков и жалоб на кухне. Дай бог, до рэпа не дойдёт.
В соседней комнате, где Куро и Лихт играли в плейстейшен, состоялся похожий диалог, лишь содержащий больше правды и меньше романтики.
— То есть, — Куро успевал есть, играть и разговаривать одновременно, — если Лоулесс тебе отсосет, но в любви не признается, ты ему после этого скажешь: "спасибо за минет, Хайд, ты прекрасный друг"?
— Именно так, — Лихт свел брови к переносице и за пару комбинаций убил героя Эша. Кажется, многозадачность Куро, сравнимая разве что с талантами Цезаря, в этот раз подвела. Совсем расслабился от хорошей жизни.
Махиру, кстати, и устраивающий эту хорошую жизнь — временами доходило до того, что он поил Куро газировкой во время сложной игры, потому что руки были заняты джойстиком, и нельзя прерваться даже на секунду: "Махиру, это онлайн игра, тут нет паузы" —, с кухни сообщил, что ужин готов, и Тодороки, поднявшись с футона, бросил неоднозначный взгляд сначала на экран, а потом на вампира.
— Спасибо за игру, Куро, ты прекрасный друг.
Лень тоже посмотрел на экран, где сверкала надпись "Player 1 wins!", и вздохнул — ладно, в этот раз он действительно сосёт.
— Вы оба такие проблемные.. — пробормотал Куро, проходя на кухню следом.
Было очевидно, что предложение Махиру выдать все резко и без шанса на отказ не заинтересовало Хайда — как сказал великий, перед лицом чувств мы все ссыкло. Особенно, если у этих чувств такое лицо ((с) Неизвестный гений). Особенно, когда на этом лице — уточнение координат: на этих губах — остался крем от пирожного. Естественно, Лихт единственный, кто на обед ел сладкое.
Хайд тяжело вздохнул — он слишком слаб — и, перегнувшись к Тодороки через стол, слизал крем с уголка губ. Наверное, сделай он так ещё в С3, когда Лихт ел дыню, процесс признания в любви пошёл бы быстрее.
Кажется, даже время в этот момент остановилось. Но не Лихт. Лихт достал из кармана толстовки носовой платок и, абсолютно не меняясь в лице, вытер место, куда его лизнули.
Наблюдавший за этой немой сценой Куро поджал губы и, закрыв себе рот ладонями, постарался спешно покинуть кухню, чуть не опрокинув при этом обеденный стол. Едва выйдя за дверь и даже не удосужившись отойти подальше, он разразился отвратительным смехом.
Махиру побледнел то ли о того, что пару секунд назад увидел перед собой, то ли от этого гомерического хохота — СлиппиЭш не смеялся последние лет так шестьсот, и звучало это непривычно и ужасно. Сделав себе заметку никогда не пытаться рассмешить Куро, Махиру намеренно пнул Лихта ногой в колено, высказывая свое осуждение.
Вернувшись в комнату, СлиппиЭш, все ещё напряжённо поджимая губы, наклонился к Тодороки и громко — намеренно громко — прошептал: "Смотри, он уже начинает тебя облизывать".
Получив по голове сначала от Лихта, а потом и от Махиру, который поймал на себе растерянный хайдовский взгляд, Куро мысленно возрадовался, что его хозяин ещё малявка, и положить глаз на такого было бы преступлением. На примере младшего брата становилось ясно, что у них все происходило бы ещё хуже. "Слава Создателю, я женат на приставке", — Лень утешающе погладил Лоулесса по голове и вернулся к уничтожению куриного салата.
Хайду показалось, что сочувствуют ему все трое.
***
Наверное, Лихта не впечатляли подарки. Нужно быть не только внимательным и подарить ему что-то, что окажется более намекающим.
На самом деле, Хайд устал делать нормальные подарки — наборы шоколадных розочек, бомбочки для ванной и красивые папки для нот. Жизнь была проще, когда вампир не был влюблён и дурачился. Поэтому, пусть новый подарок его хозяин понимает и принимает как хочет. Что там Махиру говорил про прямолинейность?
— Что это?
Кажется, у Лихта дёрнулся глаз, когда он достал из пластикового пакета блестящий кусок ткани, обшитый кружевом.
— Что? — Хайд изобразил самый невинный взгляд, — ты говорил, что тебе нравится шёлк.
— Хайд. Что это такое?
Этими синими глазами можно убивать.
— Да боже, ночная сорочка. Ты что, сам не видишь? Ещё рано стареть, Светлячок, даже если ты ворчишь как дед.
— Она женская.
— С чего ты это взял?
— На этикетке написано!
— Производители часто врут ради выгоды, — Хайд улыбнулся, уже сам не понимая, к чему весь этот цирк. Ему бы бежать, пока не поздно. Глаз Лихта дёрнулся ещё раз, — да и вообще, сейчас почти вся одежда унисекс.
— Вот сам свой унисекс и носи, придурок долбаный!
Тодороки вскипел окончательно и бросил сорочку — эту отвратительную пошлую вещь бледно-розового оттенка — в вампира. Успешно поймав, Хайд лукаво улыбнулся:
— Хорошо.
— Нет, стой, — нужно отдать должное, схватывал Лихт быстро, — я второй раз поседею, если тебя в этом, — слово было выделено особым ужасом и отвращением, — увижу.
Забрав сорочку обратно, парень разорвал её на две половины без особых усилий. Хайд хихикнул и взял одну из половин себе. В прошлый раз за шутку с яйцом (это была фея, честно) он едва не лишился своих, так что на этот раз отделался малой кровью, потому что пополам порвать могли и его.
Состроив самое обиженное лицо на свете, Лоулесс прижал кусок ткани к груди и пробормотал:
— Разве так поступают с подарками, Светлячок? Мало того, что я не получил ничего в ответ, так ты ещё и мой испортил.
Кажется, скоро у Лихта будут попеременно дёргаться оба глаза. Или проявится седина.
— Что ты от меня хочешь?
— Хм, что же может хотеть голодный вампир в одной комнате с человеком? — Хайд задумчиво подпер подбородок рукой, — даже не знаю. Думаю, я хочу яхту.
— Хорошо, я переведу деньги на твой счёт чуть позже. А теперь, я пошёл отдыхать.
Но сегодняшний вечер к отдыху не располагал. Со словами: "Отдыхай здесь", Лоулесс потянул Лихта к креслу. Смысла сопротивляться не было, и Тодороки надеялся, что Хайд все-таки сделает все, как надо.
Вампир устроился на коленях у него между ног и, наклонив парня к себе за плечи, прижался губами к его шее, наконец-то чувствуя желанный пульс. Лихт вздохнул и, не зная, куда деть руки, растерянно положил их на подлокотники — хорошо, кажется, Куро не шутил про минет. Неужели придётся взрослеть так рано?
Не шибко торопясь кусать или совершать какие-либо более откровенные действия, Хайд медленно целовал чужую шею и ямку между ключиц. Вот ведь демонюга, с козырей пошёл, с запрещённого приёма. Поддавшемуся на такое искушение Лихту остаётся только послушно приподнять голову и жалеть, что он не устроился на полу тоже — сидеть в такой позе долго не получится.
— Подожди, — зрачки Хайда расширились, когда он прервал свое занятие и посмотрел Тодороки в глаза, что-то осмыслив, — ты правда купишь мне яхту?
Лихт кивнул и перевёл взгляд на губы вампира, когда тот придвинулся ближе. Чего уж скрывать, за это он готов купить не только яхту.
— Вау, — Лоулесс звучал искренне восхищенным, и Лихт пожалел, что не успел поставить условия для покупки. Их губы почти соприкоснулись, но в последний момент Жадность изменил направление и, лишь скользнув щекой по щеке парня, положил голову ему на плечо, — круто иметь богатого хозяина. Тогда приятного отдыха.
И этим все закончилось. Лихт действительно остался в кресле один. Он слышал, как Хайд ударил головой об стену в своей комнате, и тяжело вздохнул, понимая, что без помощи Махиру тут не обойтись.
Вампир действительно стучался головой об бетон и проклинал день, когда влюбился в это бедствие по имени Лихт. Он даже не смог укусить его, осознав, что и так зашёл слишком далеко, а Тодороки до сих пор ничего не понял. Хотя после "ээври наайт ин май дримс, ай си ю, ай фил ю! Зээтс ит хав айл нов ю гоу оон…", спетое Хайдом в караоке, можно было понять все.
Это все было безнадёжно и бессмысленно с самого начала. Если бы Лихт умел убивать взглядом, Куро давно оплакивал бы могилу своего названного братца, а Цубаки пришёл бы, чтобы плюнуть на последок. Прощальную речь читал бы Гил: о самом влюблённом и самом несчастном вампире.
Ну, не то чтобы Хайд считал себя прям совсем несчастным — он до сих пор не дошёл до крайних мер типа похищения или злосчастного рэпа —, но его удивляло и раздражало, что безответная любовь снова не отбила у него желания существовать. В какой-то степени было даже забавно смотреть на то, как Лихт сдерживается от нецензурных выражений ради вселенского мира. Точнее, ради целых костей вампира. Но если о драке прознает Розен, то пошатнется и вселенский мир.
Хайд ведь почти начал катастрофу, едва не сказав вместо "богатого хозяина" — "богатого папочку", потому что, очевидно, было круто не работать много и покупать себе классные вещи за чужой счёт. По возрасту им бы пришлось поменяться ролями, Лоулесс ближе к пра-пра-пра-пра-х100-дедушке, но роль содержанки устраивала его более чем.
Он ходил по краю очень долго, проверяя терпение хозяина, и каждый раз казалось, что этот — последний. Что Лихт вспомнит о своём вернувшемся управлении и пинком отправит чужое тело в полет до ближайшей стены. Пока что Тодороки только хмурился и недовольно смотрел, от подарков не отказывался, но и не показывал особой радости, сам приглашал на прогулки и в кино, и, пожалуй, все было не так плохо, ведь они ходили на почти-свидания, если посмотреть с правильной стороны.
Хайд смотрел с неправильной, не замечал мелкие, но внимательные ответные подарки от своего хозяина, а на прогулках думал только о том, как бы не проколоться и не болтнуть лишнего — уж это он может.
Факт: Лоулесс не умеет завязывать галстук. Сколько бы он ни пытался, у него всегда выходила либо петля, либо вообще ничего. В отношениях получалось точно также. Его собственный зелёный галстук, когда-то завязанный Ирис, никогда не снимался с шеи правильным способом — Хайд всегда стаскивал его через голову. В отношениях вместе со снятием галстука снялась бы и сама голова, потому что это были отношения с Лихтом. С человеком, который чуть не убил школьника волейбольным мячом. С человеком, который сломал бетонную стену ударом ноги. С человеком, который на мотоцикле разгонялся до 245 км/ч в черте города. Вы действительно желаете Хайду смерти?
***
Концерт складывался странно с самого начала. Во-первых в филармонии Хайд встретил дуэт Лени, одно это не говорило ни о чем хорошем. Во-вторых, после выступления Лихт не остался полчаса обжиматься со своими фанатами, как делал обычно (они просто беседуют, Лоулесс, не будь такой ревнивой сукой по отношению к тому, что тебе ещё не принадлежит), а сразу ушёл за кулисы.
Проталкиваясь за ним через толпу, Хайд пытался не думать о возможном заговоре против себя, как вдруг его задержали.
— Эм, прошу прощения, — незнакомая девушка потянула вампира за край шарфа и подсунула под нос пышный букет цветов, — я не успела подарить их Тодороки-сану, можете передать?
— О, — от неожиданности Лоулесс автоматически принял букет, — ты можешь отдать его сама, прой-
Но девушка уже не слушала и, на прощание махнув рукой, скрылась среди толпы людей. Это все становится слишком подозрительным. Судный день наступил слишком рано, а букет отправится на надгробие с подписью "гомосексуализм убивает". Черт, Хайд ведь даже не успел написать завещание — он честно размышлял, кому оставить свою прекрасную коллекцию кружек из разных стран, но так и не выбрал между Илдио и Гилом.
Мысли о скорой кончине немного поубавили желание найти Лихта, но букет все ещё обязывал, а значит, сбежать на этот раз не выйдет. Хорошо, Хайд просто зайдёт в гримерку и бросит букет в Тодороки, как на свадьбе. Может, после этого пианист найдёт себе нормальную жену, и Лоулесс сможет со спокойной душой сказать, что сделал все, что мог, для его счастья.
План был надёжным, поэтому не сработал.
Ну конечно же Хайд не кинул букет — в отличие от некоторых (мы не будем показывать пальцем на Лихта, но посмотрим выразительно) он ценил чужие подарки. Поэтому без лишних объяснений положил цветы на стол перед хозяином — Лихт в это время пил ужасный двойной чёрный кофе, чтобы восполнить количество темноты в своей душе после того, как оно немного поубавилось от музыки. Не задерживаясь ни на секунду, Лоулесс спешно пошёл к выходу, но дверь уже была запрета. Ловушка захлопнулась.
— Какого черта? — возмутился Хайд, на всякий случай подёргав ручку ещё раз.
— Давай, Лоулесс, — за дверью раздался голос Махиру — ну, кто бы сомневался, — скажи Лихт-сану все, что хотел, и мы тебя выпустим!
— И побыстрее, мы тут не молодеем, вообще-то, — поддержал Кранц все оттуда же.
— И нам надоело слушать твоё нытье! — отдельное спасибо Куро за братскую поддержку и любовь. По крайней мере, хотя бы Гил воздержался от "подбадривающего" комментария.
Хорошо ещё, что Илдио вместе со своим хозяином и всей их бандитской компанией пару дней назад вернулись в Италию, иначе допустимый уровень неловкости был бы превышен трижды.
— Вы совсем, что ли?! — Хайд задергал ручку так, что грозил оторвать её и не открыть дверь никогда, — я лучше выпрыгну в окно! Лихт! — конечно, на пути к окну нужно было устранить препятствие в лице собственного хозяина, но можно пойти и другим путем, — выбей эту тупую дверь своим сапогом!
Но Лихта сложившаяся ситуация не сильно беспокоила. Он смотрел на огромный букет в своих руках и думал о том, что это явный излишек со стороны Махиру. Естественно, букет был куплен на деньги Хайда, потому что Куро ещё вчера стащил кредитку где-то в промежутке между "братские объятья" и "я задушу тебя, это была моя картошка фри" (на деньги с этой же кредитки Эш не упустил возможность оплатить себе несколько новых игр).
— Что ты хочешь сказать? — заинтересованно спросил Лихт, подняв на вампира взгляд.
— Ну и черт с вами! Смерти моей хотите! — Хайд повысил голос, хоть и знал, что люди и нелюди за дверью услышали бы и без этого — а теперь, наверное, вся филармония была в курсе предстоящих похорон.
Сердце билось в грудной клетке так гулко и часто, что Хайд ощущал этот стук едва ли не всем телом. Вот он, как говорится, "момент X, Y и Z нахрен". Жаль, что мысли Лихта было невозможно прочитать без слов — взгляд синих глаз был ясным, как и всегда. Но вот, что он выражал, было вообще не ясно.
— Лихт Джекилланд Тодороки, — Хайд сам поморщился от такого официоза, — ты мне пиздецки нравишься. Пожалуйста, заметь это уже, я устал дрочить ночью в одиночестве.
А ведь легче, чем кажется. Лоулесс не без злорадства понадеялся, что уши стоящего за дверю Кранца свернулись в трубочку после таких слов — небольшая месть совершена. Такого признания не было ни в одном прогнозе, которые Хайд писал на свою жизнь. Где свечи и романтичная музыка на фоне?
Лихт не выглядел ни смущённым, ни удивлённым, ни разозлённым — он взял со своего стола небольшой пластиковый пакет и, отодвинув растерянного вампира от двери, отпер её. Своим ключом. Сразу после чего многозначительно (в этой ситуации вообще не может быть однозначных вещей) улыбнулся Хайду, отдал пакет и ушёл, унося вместе с собой и букет.
"Я ничего не понимаю", — вымученно подумал Хайд, доставая из пакета небольшую бархатную коробочку. Она была слишком длинной для тех, в которых обычно дарят кольца — да и кто уходит сразу после того, как сделает предложение? —, так что открыл её Жадность без должного трепета.
В комнату заглянули любопытные Махиру и Гил, но Хайд уже не обратил внимания — он, кстати, обиделся и не собирается разговаривать с ними не меньше трех минут.
В коробочке оказывается металлическая мышеловка, предназначенная для поимки небольших крысок. Лоулесс вздыхает и всё-таки краснеет — на месте, куда обычно кладут приманку, лежало кольцо. Попался.
А Хайд ещё считал свои подарки верхом иронии — оказывается, на каждую рыбку найдётся рыбка покрупнее. Лихт всегда имел чувство юмора или это они за время совместного проживания так синхронизировались? Остаётся только достать кольцо так, чтобы не отхватило пол пальца.
Лоулесс ещё отыграется на свадебном подарке. И это будет рэп. Или минет.
— Эй, Лихт! — Хайд высунулся в коридор, прекрасно понимая, что его хозяин не мог уйти далеко, — я хочу, чтобы наше свадебное путешествие было на моей яхте!!