***
Если бы у Вэй Усяня спросили, по какой причине он избрал индустрию развлечений, парень бы светло улыбнулся и ответил: — Я никогда не хотел изменить мир, но искренне желал подарить каждому немного счастья, а ещё — показать людям их же самих со стороны. «Посмотри на себя» — было неким творческим кредо Вэй Усяня, которым он руководствовался в делах. Лучше всего ему удавались именно индивидуальные проекты, а базовые программы в духе «День Рождения с Эльзой» он избегал как мог. Впрочем, в ивент-агентстве было порядка десяти отделов, и каждый занимался тем или иным видом мероприятий, от мальчишников и девичников на пять-семь человек — до крупных концертов и фестивалей, куда приходили тысячи посетителей. Усянь не просто делал какой-то праздник. Он изучал своего клиента и его окружение, после чего составлял общую картину того, чем живёт и интересуется человек. Такая деятельность была сродни детективной, но именно из крошечных деталей и полутонов в итоге создавался шедевр. К слову, один из клиентов Усяня, мистер Стэнли Браун, страстно любил детективные истории и криминальные драмы. Его друзья не поскупились, и обратились к Усяню, чтобы тот организовал их товарищу запоминающийся День Рождения. Креативный директор «Какой разницы» заверил заинтригованных заказчиков, что их друг запомнит своё тридцатилетие на всю оставшуюся жизнь. Выйдя из дома в День Рождения, Стэнли тут же стал свидетелем «убийства». Всё завертелось, будто на безумной карусели. Мигалки, скорая… полицейский участок, где единственный свидетель преступления подвергся допросу с пристрастием. Ошарашенного Стэнли Брауна везли на полицейской машине, когда из-за угла вылетел старый и проржавевший, но очень бодрый «форд», и как следует боднул служебный автомобиль. Завязалась погоня, началась стрельба! — Надо убрать свидетеля! — кричали преступники в ржавой машине, «отстреливаясь» от преследования. Погоня продолжалась уже по просёлочным дорогам. До Стэнли то и дело доносился шум лопастей вертолёта, что нёс службу в небе. Преступники ненадолго оторвались от преследования, оставили машину на обочине и бросились в лес. Полицейские нагнали брошенный автомобиль, и, покинув кабину, ринулись следом за вооруженными нарушителями в чащу. Стэнли Браун остался в полицейской машине, но долго скучать ему не пришлось. Преступник возник из ниоткуда. Прыгнув за руль, он мгновенно завёл двигатель и ударил по газам. Полицейская машина с переливающейся люстрой помчалась по пригородной трассе в никуда. Когда преступник свернул с широкой дороги в лес, «свидетель» начал вслух читать прощальную молитву. Полицейский автомобиль вырулил к коттеджу, запрятанному далеко в глубинке, и остановился. Преступник вытащил Стэнли из кабины, угрожая пистолетом, и заставил войти в дом. «Свидетель» медленно шагал навстречу неминуемому плену и пыткам, подняв руки, в лучших традициях Голливуда. Холодное дуло упиралось в спину. Но стоило ему переступить порог, как… — «С Днём Рождения, Стэнли Браун!» — грянул дружный хор голосов. С грохотом разорвалась хлопушка, рассыпая цветное конфетти! Перепуганный насмерть именинник попал в объятия своих самых близких друзей. Слёзы брызнули из его глаз. Кто-то подал ему бокал шампанского. Парень выпил его залпом. Оглянувшись, он увидел преступника-похитителя: тот с широченной улыбкой тоже держал в руке бокал шампанского и чокался с высоким темноволосым азиатом миловидной внешности. — Ха-ха, Усянь, поздравляю с завершением очередного проекта, — рассмеялся «похититель». Тот, кого назвали Усянем, заговорщически подмигнул Стэнли Брауну. Праздник завершился просто невероятным возлиянием. Алкоголь лился рекой, закуски разлетались вмиг. А Стэнли Браун и вправду запомнил своё тридцатилетие на всю жизнь.***
В исписанном ежедневнике Вэй Усяня только одна страница оставалась нетронутой. Только один день из всей плеяды новогодних праздников оставался свободным. Начальник ивент-агентства был ошеломлён, когда Усянь заявил ему желании брать ежегодный выходной, что приходился на один из самых прибыльных дней. Но позже, взвесив все «за» и «против», мистер Стейнер всё же пошёл ему навстречу. Парень в задумчивости провёл пальцем по чистому листу. Двадцать четвёртое декабря, канун Рождества. День, когда его жизнь навсегда разделилась на «до» и «после». Родители Вэй Усяня были известными путешественниками. До появления сына на свет они успели исколесить половину мира и издать несколько научно-популярных книг о жизни в самых отдалённых уголках планеты. Когда Вэй Цансэ, матушка Усяня, узнала о беременности, они с супругом приобрели уютный домик с участком в сабурбии близ Нью-Йорка и временно отошли от своих странствий, целиком отдавшись делам семейным. Вэй Усянь рос самостоятельным, бойким и непоседливым мальчишкой. Когда ему стукнуло семь лет, родители решили возобновить свои путешествия. Усяню же предстояло учиться в школе, поэтому родителям пришлось похлопотать, чтобы найти для него подходящее учебное заведение. Наилучшим решением стала частная школа-пансион. В течение учебного года, пока родители были в странствиях, Усянь постигал науки и искусства. На летних каникулах семья воссоединялась вновь, чтобы провести вместе все тёплые дни. Одним декабрьским вечером, в самый канун Рождества, Усяня вдруг вызвал к себе директор пансиона. В кабинете, помимо директора, находился человек в полицейской форме, незнакомая женщина в строгом костюме и, к удивлению Усяня, давний друг его отца, Цзян Фэнмянь. — Дядя Цзян? — Вэй Усянь с тревогой оглядел присутствующих, — что… что случилось? — Сянь-эр, присядь, — мягко попросил его Цзян Фэнмянь, обратившись по-китайски. Вэй Усянь плюхнулся на стул возле директорского стола, испытывая паршивое предчувствие. Ледяной липкий страх карабкался по позвоночнику, сковывая холодом внутренности. — Сянь-эр, случилось… — начал Фэнямнь. — Дядя Цзян, что с отцом и матушкой?! — перебил его Усянь, обращаясь по-английски. Цзян Фэнмянь отёр руками лицо и глубоко вздохнул. Каждое слово давалось ему с огромным трудом. — Вчера близ горы Хантер они… попали в лавину. Боюсь что… — Нет! Не может быть. Я не верю! — крикнул Усянь. — Туда был направлен поисковый отряд, но надежды мало, — тихо сказал полицейский, — это труднодоступный участок, лавина обрушилась в ущелье. На глазах мальчика выступили крупные градины слёз. Сжав зубы до скрипа, он уставился влажными глазами в большое окно директорского кабинета. За стеклом кружились беспечные пушистые снежинки, плавно опускаясь на подоконник. Усяню на миг показалось, будто белый снег обратился чернеющим пеплом, оседавшим рваными хлопьями на стекло. — Я приехал забрать тебя, — продолжил Цзян Фэнмянь, — пока твоих родителей не нашли, ты будешь жить в моём доме. Чанцзэ просил приглядеть за тобой, если вдруг что случится. — Пожалуйста возьмите это, — сказала женщина в строгом костюме, передавая Фэнмяню папку с бумагами, — здесь все документы, необходимые для оформления наследства. И прочее, что необходимо для органов опеки и попечительства. Взрослые говорили ещё о чём-то. До слуха Усяня то и дело долетали обрывки слов и фраз, но мальчик слышал только интонации. Он не различал, о чём они говорят, словно присутствующие разговаривали на незнакомом языке. Ему не было дела до бесконечной скучной болтовни и лицемерного сочувствия. В тот день он чётко убедил себя: родители обязательно вернутся, ведь никто не нашёл их мёртвыми, а значит, они конечно же живы. Перед отъездом из пансиона, Усянь прибежал в зал торжеств. Огромное гулкое помещение было украшено яркими огоньками и гирляндами. В самом центре стояла высоченная ель в праздничном убранстве. Главный символ Рождества источал яркий аромат, что заполнял всё пространство вокруг. Усянь повязал алую ленточку на широкую колючую лапу. — Санта Клаус, если ты существуешь, пожалуйста, пусть мама и папа вернутся, — прошептал Вэй Усянь своё самое сокровенное желание рождественскому дереву. На миг показалось, будто колокольчики, подвешенные на ветке, издали переливчатый звон. А может, это была всего лишь игра воображения. Рождество в тот год Вэй Усянь встретил в новой семье. Цзяны жили на другой окраине города, в трёхэтажном особняке на Лотос-стрит. Традиционно та часть Нью-Йорка была населена иммигрантами из Китая и других азиатских стран. На Лотос-стрит располагались лучшие ресторанчики китайской, японской и тайской кухни, а в дни азиатских праздников люди устраивали гуляния в близлежащем парке, запускали фонарики по реке, устраивали выступления с фейерверками и традиционными танцами. Лотос-стрит вместе с прилегающими к ней кривыми улочками, была маленьким уголком Азии в Нью-Йорке. Новая жизнь началась для Усяня со скандала. В доме дяди Цзяна обитали три собаки. Принцесса, Жасмин и Милашка были любимицами сына хозяина дома, Цзян Чэна. Мальчик души не чаял в своих питомцах. Но как назло, у Вэй Усяня обнаружилась страшнейшая аллергия на собачью шерсть. Едва переступив порог нового дома, Усянь начал задыхаться. Цзян Фэнмяню пришлось отселить собак в отдельное помещение, однако это ситуацию не исправило. Не оставалось ничего иного, кроме поиска новых рук для трёх любимиц Цзян Чэна, на что тот закономерно предложил поискать новые руки для Вэй Усяня. Цзян Фэнмянь был непреклонен в своём решении, и уже на следующий день Принцесса, Жасмин и Милашка переехали. Собак пристроили не к незнакомым людям, — их забрала к себе бабушка Цзян Чэна, однако это не спасло дом Цзянов от скандала. Младший сын был взбешён. Мало того, что в его комнату подселили какого-то чужого мальчишку, так ещё и трёх его любимиц безвременно сослали в другой район города! В отместку Цзян Чэн, когда никого из взрослых не было дома, вышвырнул на улицу все немногочисленные вещи Вэй Усяня вместе с одеялом и постельным бельём. Вэй Усянь не собирался быть приживалой. Забрав самое ценное из вещей, он просто вышел за порог и зашагал куда глаза глядят, по дороге размышляя о том, как бы поскорее добраться до родительского дома. Он помнил адрес. Оставалось только найти дорогу. На улице стремительно темнело. В сгущающихся сумерках зажигались рождественские иллюминации. Улицы и дома оживали, окрашиваясь в сияние и блеск праздничных огней. Витрины магазинов пестрели украшениями, гирляндами и сладостями. Усянь шёл мимо, будто не замечая вокруг себя всего этого многоцветия. На сердце его тяжёлой тучей залегла темнота. — Новогоднее чудо, существуешь ли ты? Мама, папа, где вы сейчас? Помните ли своего А-Сяня? Возвращайтесь скорее, где бы вы ни были… я буду ждать, — нашёптывал себе под нос Усянь, прижимая к сердцу фотографию. В озябших пальцах то и дело трепетала на ветру небольшая карточка. На ней светло улыбались Цансэ и Чанцзэ, одетые в алые свадебные наряды. — А-Сянь! — донеслось вдруг из-за спины. Вэй Усянь решил, что ему почудилось и уставился на большую витрину, где толстый Санта Клаус махал прохожим рукой с зажатой в ладони полосатой карамельной тросточкой. — А-Сянь! Стой! Подожди! — снова позвал голос. Мальчик обернулся. Навстречу ему бежала запыхавшаяся девушка. Это была Цзян Яньли, старшая дочь Цзян Фэнмяня. Щёки её раскраснелись от долгого бега, с полуоткрытых бледных губ срывались клубы пара. Догнав Усяня, она налетела на мальчишку, словно ураган. — Глупый! Глупый Сянь-Сянь! — она обнимала его со всей силой, что была в её хрупком теле, — я чуть с ума не сошла! Ну куда же ты убежал! — Яньли, — всхлипнул Усянь, — отведи меня в мой дом. Пожалуйста. — Сянь-Сянь, не сердись на Чэна. Он хороший мальчик. Просто нам всем нужно время, чтобы привыкнуть, — ласково увещевала его Яньли, — ай-яй, какие у тебя руки ледяные! И ушел без шапки. Ты же заболеешь! С этими словами она достала из кармана свои рукавицы и нацепила их Усяню на руки. А потом — сняла свою шапку и надела её на голову маленького беглеца. — Пойдем домой скорее, — крепко ухватив мальчишку за запястье, она повела его обратно на Лотос-стрит. Дорога до особняка Цзянов заняла минут десять. Усяню казалось, что он убежал довольно далеко. На самом же деле, петлял кругами по одному и тому же району. Вэй Усянь грелся у камина, пока Яньли хлопотала на кухне. Вскоре она принесла тарелку, полную золотистого горячего бульона, и поставила на низкий столик перед мальчиком. — Яньли, это же… — глянув в тарелку, Усянь ощутил дрожь в пальцах. Знакомый сызмальства аромат защекотал обоняние. В прозрачном наваристом бульоне плавал кусочек корня лотоса и несколько свиных рёбрышек. Суп из корня лотоса был коронным блюдом его матушки. Теперь вот — Яньли угостила его точно таким же. И, что более удивительно, вкус и аромат блюда был абсолютно таким же. — Кушай. Быстрее согреешься. Я добавила в него побольше специй, — ласковая улыбка озарила лицо девушки. Усянь послушно взял ложку, зачерпывая ароматный бульон, и отправил угощение в рот. Тепло разлилось по всему его телу от горячего супа. К горлу подступил ком. Слёзы хлынули сами собой, будто прорвало плотину. Всё, что накопилось за эти дни, рвалось наружу. Яньли присела рядом, крепко обнимая мальчишку, и стала плавно покачивать его в своих объятиях. Вэй Усянь отпустил чувства на волю, позволяя себе рыдать в голос. — Маленький мой, маленький братец, настрадался ты за эти дни. Поплачь, и станет легче. Всё будет хорошо, Сянь-Сянь. Всё будет хорошо, — шептала она слова утешения, поглаживая Вэй Усяня по голове, пока поток слёз не иссяк. Вдруг громкий звон привлёк их внимание. Усянь и Яньли уставились в темнеющий дверной проём. Цзян Чэн, стараясь быть как можно тише, уронил висящее на двери украшение с бубенцами. Младший брат Яньли виновато смотрел на них. — Явился, разбойник, — беззлобно пожурила Яньли, — ничего сказать не хочешь? — Извини, — буркнул Цзян Чэн, — мне правда жаль. Я не хотел… — Всё в порядке, — хрипло ответил Усянь. — Отец меня убьёт, — обреченным голосом произнёс младший Цзян. — Я ему не скажу, — заверил его Усянь. — Правда?! — Чэн не верил своему счастью. — Угу, — кивнул Усянь, возвращаясь к супу из корня лотоса. Блюдо уже успело немного остыть. — Иди сюда, — Яньли подозвала младшего брата и усадила его напротив Усяня, а потом принесла и ему порцию супа, — вы оба должны жить мирно, как братья. Я не хочу ссор в этом доме. Понятно? — Хорошо, — в свою очередь кивнул Цзян Чэн, не отрываясь от наваристого бульона. — Спасибо тебе… сестра, — Вэй Усянь осторожно приобнял Яньли и чмокнул в щёку. За окном крупными хлопьями сыпался первый снег наступившего Нового Года. В камине весело горел живой огонь, дрова то и дело издавали лёгкий треск. Отблески пламени отражались в блестящих гирляндах, что украшали гостиную. Тоска, что сжимала тисками сердце Вэй Усяня, наконец отступала. Медленно, как темнота уступает поутру место приходящему дню. Вэй Усянь задремал, пригревшись в объятиях названной старшей сестры, и в этом спокойном сне впервые за долгое время не видел тревожных сновидений.***
В канун Рождества Вэй Усяня всегда одолевали воспоминания. Он посмотрел на свадебную фотографию родителей, что стояла в аккуратной светлой раме на прикроватной тумбочке. Рядом с фотографией сидел маленький плюшевый ослик с яблочком в зубах. Усянь помнил эту игрушку столько, сколько помнил себя, и считал её своим талисманом. С того дня, когда жизнь полностью переменилась, прошло уже больше двадцати лет. Теперь Усянь жил в доме, доставшемся ему в наследство от родителей. Это был небольшой и уютный двухэтажный коттедж с участком в сабурбии близ Нью-Йорка. Первый этаж был разделён на две комнаты и кухню. Одна из комнат, доверху забитая всевозможными костюмами и принадлежностями для шоу, играла роль склада, реквизитария и гримерной одновременно. Вторая была отведена под гостиную, совмещённую с кухней. На втором этаже, под самой крышей, располагалась спальня, — небольшая комнатка-мансарда с окнами, смотрящими в небо. Со своим нынешним заработком Вэй Усянь с лёгкостью мог бы позволить себе приобрести отличные апартаменты в центре Нью-Йорка, однако он отдавал предпочтение тихому пригороду, где люди вели свою степенную жизнь. А суеты и веселья Усяню с лихвой хватало на работе. За окном брезжил рассвет. Лучи солнца, словно смущаясь, прокрадывались в гостиную через окно и осторожно ложились на чистый лист с датой «24 декабря». Отложив записную книжку, Вэй Усянь отключил мобильный телефон. Сегодня его нет ни для кого. Даже если рухнут Небеса, он не переменит своих планов. Поднявшись с диванчика, Вэй Усянь направился в комнату-реквизитарий и исчез там на полтора часа. Если бы кто-то по странному стечению обстоятельств наблюдал бы сейчас за гостиной, то увидел бы следующее: комнату покинул высокий стройный юноша с тёмными волосами, достающими лопаток; спустя некоторое время в гостиной появился пухлый старичок с густой седой бородой, добрым лицом и очками-половинками на маленьком носике. Этот старичок носил яркие красные штаны и полушубок, отороченный мехом. На голове его был надет колпак с золотистым бубенчиком, а из-под колпака вились длинные серебристые кудри. Настоящий Санта Клаус! — Хо-хо-хо! — подбоченившись у зеркала, старичок улыбнулся своему отражению, а потом вышел из дома и забрался в яркий красный кабриолет, украшенный наподобие саней Санта Клауса. На заднем сидении лежал увесистый тёмно-бордовый мешок, перевязанный серебристой тесьмой. Автомобиль, переливаясь гирляндами и звеня колокольчиками, в сопровождении весёлой рождественской музыки неспешно катил по узким улочкам маленького городка. I just want you for my own More than you could ever know Make my wish come true All I want for Christmas is you! На звук выбегала вся городская малышня! Все уже знали: каждый год в канун Рождества этот Санта Клаус проезжает по городу, поздравляет жителей, машет руками всем встречным прохожим и автомобилям. Oh the weather outside is frightful But the fire is so delightful Since we’ve no place to go Let it snow, let it snow, let it snow… После небольшого автопробега он взял кофе в маленьком придорожном кафе и направился в парк, где была организована праздничная площадка. В самом центре площадки стояла высокая ель. В отличие от других городов, здесь главное рождественское дерево было живым. Каждый год жители городка сами украшали эту ель, кто во что горазд. На пушистых заснеженных ветках висели бумажные фонарики и пёстрые гирлянды, старые ёлочные игрушки, детские поделки, рисунки и цветные ленточки. Венчала ёлку золотистая звезда, которую водружал на макушку дерева лично мэр городка. Каждый вносил свою лепту в празднование. Санта Клауса уже ждали. Все окружные ребятишки, да и взрослые, собирались в парке в полдень, чтобы успеть к первому хороводу. В машине-санях играли рождественские мелодии, которые каждый американец знал с пелёнок. — Хо-хо-хо! Что за чудесное солнечное утро! — приветствовал собравшихся Санта Клаус, приветливо улыбаясь в бороду, — ну-ка, давайте встретим его хороводом! И начиналась настоящая рождественская феерия! От рассвета и до заката добродушный Санта Клаус развлекал жителей городка и дарил каждому праздничное настроение. За прошедшие годы его появление стало настоящей традицией. Благодаря «сарафанному радио», к ёлке приезжали люди из других городков, и даже из Нью Йорка, хотя, казалось бы, всё главное празднество проходит на Манхэттене. Никто не ушёл без капельки внимания Санта Клауса. Старичок дарил каждому ребёнку конфеты и маленькие новогодние сувениры: кому-то попадались брелочки, кому-то магнитики или праздничная мишура. Даже взрослые на глазах превращались в малышей, верящих в сказку; люди забывали о житейских проблемах и делах, просто наслаждаясь праздничной суетой. Усянь безвозмездно дарил людям чудо, и каждая душа отчаянно желала верить в создаваемое им волшебство. После заката, когда зажглись на улицах фонари и электрические гирлянды, люди стали постепенно разбредаться по домам, чтобы встретить Рождество в кругу семьи. Уж такова традиция — собирать за большим праздничным столом всех, от мала до велика. Таинственный Санта Клаус исчез так же внезапно, как появился. Перед уходом он развесил на ёлке оставшиеся сувениры и сладости. Вэй Усянь отогнал автомобиль в гараж к одному из своих знакомых. Там же он переоделся и сложил объёмистый костюм в опустевший подарочный мешок. Закрыв тяжёлую железную дверь, он направился к своему дому пешком. Втянув носом свежий морозный воздух, Вэй Усянь зашагал вдоль праздничных улиц. Рождество — семейный праздник, и Усянь всегда встречал его с родными. Пусть его мама и папа были всего лишь фотографией в рамке и тёплыми воспоминаниями, он не хотел изменять сложившейся традиции. Дом Цзянов так и не стал для него родным. Усянь смог сохранить тёплые отношения только с названной сестрицей и дядей Фэнмянем. Они были его проблеском света в кромешной мгле. Фэнмянь и Яньли всегда оставались на его стороне. С Цзян Чэном он общался только когда возникала необходимость, а с супругой Фэнмяня, Юй Цзыюань, так и вовсе развернулась бескровная холодная война. Госпожа Юй, а Усянь обращался к ней только таким образом, цеплялась к мальчику по малейшей причине. Стоило Усяню не помыть за собой ложку или оставить открытой форточку в комнате… любая мельчайшая оплошность могла спровоцировать скандал. Семь лет, прожитых в доме Цзянов, оставили самые противоречивые воспоминания. Едва вступив в права наследства, Усянь переехал от Цзянов в родной дом и никогда больше не возвращался на Лотос-стрит. Сестра Яньли и дядюшка Фэнмянь были частыми гостями в его доме, а Цзян Чэн и госпожа Юй с его отъездом только порадовались, что никто более не будет мозолить глаза и оставлять открытые форточки. На следующий день после переезда Усяня, Цзян Чэн забрал обратно своих трёх любимиц, и путь в особняк на Лотос-стрит для Вэй Усяня был окончательно заказан.***
Вэй Усянь был в двухстах метрах от дома, когда заметил впереди чей-то силуэт. Мужчина в сером пальто стоял у невысокого заборчика рядом с калиткой, разглядывая раскидистую искусственную ель, что поставил Вэй Усянь у себя во дворе. — Вы что-то ищете? — спросил подоспевший хозяин дома. — Ох, п-привет! — мужчина резко обернулся, будто был пойман с поличным на чём-то непотребном. — Вэнь Нин! — Вэй Усянь просиял, — ты как здесь?.. — Я… прост-то жд-дал тебя, — словно оправдываясь, ответил парень. — Давно?.. — спросил Вэй Усянь, распахивая калитку, но ответом стали посиневшие губы его неожиданного гостя, — ай-я, пойдем скорее, ты совсем продрог. Вэнь Нин был давним другом Вэй Усяня. Они были одноклассниками в школе, где учился Усянь после переезда на Лотос-стрит. Тихий и робкий, Вэнь Нин был постоянной мишенью для хулиганов, пока в классе не появился бойкий новичок. Усянь быстро стал в классе лидером и взял Вэнь Нина «под крыло». С тех пор за любые насмешки хулиганы рисковали оказаться на больничной койке. В дни школьных праздников Вэнь Нин всегда помогал Усяню с организацией. Он сводил музыку, рисовал фоны для спектаклей, развешивал реквизит и хлопотал с уборкой. Вэнь Нин был из тех, на кого можно положиться и кто никогда не подведёт, тем, кто всегда оказывался рядом. В дни домашних склок Усянь сбегал к Вэнь Нину, и мальчишки бродили по улицам до темноты. Не раз он оставался ночевать в доме Вэней. После окончания школы Вэнь Нин и Вэй Усянь вместе поступили в университет, на факультет экономики и финансов. Здание располагалось недалеко от дома Вэнь Нина. Усянь же оставался жить в кампусе. Друзья виделись каждый день и даже продолжили совместную творческую работу. Спустя два с половиной года Усянь отчислился из ВУЗа, поняв, что экономическая стезя — совершенно не его специальность и не его призвание. Вэнь Нин же проявил завидное рвение в учебе, став одним из лучших студентов в потоке. Жизнь переменилась, и судьба отдалила прежде близких друзей. Усянь с головой ушёл в новую работу и творчество. Вэнь Нин же денно и нощно постигал огромное количество новых знаний. Конечно, интернет позволил им хоть как-то поддерживать связь, но что сравнится с живым общением и теплом человеческого сердца?.. По прошествии нескольких лет судьба всё же смилостивилась. В ивент-агентстве, где трудился Вэй Усянь, вдруг открылась вакансия аудитора. Он просто не мог не подумать о старом друге! В тот же день Вэй Усянь позвал Вэнь Нина на собеседование, а своим коллегам отрекомендовал его в таких красках, что женская половина сотрудников захотела себе Вэнь Нина в мужья, а мужская — в братья. Сам соискатель тоже оказался не промах, показав себя на собеседовании великолепным специалистом. Не успев открыться, вакансия была отдана новому сотруднику, — Вэнь Нину. Так разлученные обстоятельствами и судьбой друзья вновь обрели друг друга. Сидя на мягком диване в доме Вэй Усяня, Вэнь Нин кутался в тёплый плед. Ноги его медленно оттаивали, руки — теплели. Усянь принёс из кухни две чашки, полные дымящегося ароматного напитка. — Что может быть лучше глинтвейна в такую погоду, — ухмыльнулся Усянь, подавая Вэнь Нину чашку. — Д-да, — кивнул Вэнь Нин, снимая пробу; обоняние ласкал яркий аромат корицы и аниса, на поверхности дрейфовала звёздочка бадьяна, — это п-поистине прекрасно. — И всё же, я не ждал гостей сегодня, но я рад тебе, правда, — с лица Усяня не сходила улыбка. Вэнь Нин всё же уловил в ней усталость. — Я п-просто хотел тебя ув-видеть, — робко посмотрел на него Вэнь Нин. — У т-тебя во дворе стоит ёлка. Почему он-на чёрная? Н-ни разу не встречал н-ничего подобного! — Понравилась? — Она оч-чень яркая. И эти алые ленточки хорошо см-мотрятся на ней, — похвалил Вэнь Нин. — Это ещё что, — Усянь плюхнулся на диван рядом с Вэнь Нином, — в прошлом году я поставил ёлку вверх ногами, а рядом с ней — вампира Санта Клауса с отрядом зомби эльфов и снеговиков. Весь город был в шоке. Вэнь Нин округлил глаза. — Ах-ха-ха! Поверил?! — Усянь покатился со смеху, — шучу я, шучу. Гость нервно хихикнул, одним махом осушив чашку с глинтвейном. Щёки его разрумянились, он наконец-то согрелся и почувствовал пальцы собственных ног. Вэнь Нин дотянулся до своего рюкзака и достал оттуда небольшую коробку. — Это т-тебе. С Рождеством! — Вэнь Нин протянул подарок. Вэй Усянь с огромным любопытством раскрыл цветастую красную коробочку, перевязанную большим золотистым бантиком. Внутри оказался рождественский ночник в форме керосиновой лампы. В прозрачной колбе, заполненной водой, на белом «снежном» холмике стоял маленький цветастый домик, а рядом — крошечная зелёная ёлочка, расцвеченная золотистыми звёздами. Стоило нажать кнопку — и ночник начинал мерцать мягким желтоватым сиянием, а внутри колбы поднимался настоящий вихрь из снежных хлопьев и переливающихся блёсток. Усянь выключил свет. В тёмной комнате ночник отбрасывал множество искрящихся бликов на стены и потолок. Настоящее волшебство! — Спасибо тебе, Вэнь Нин, — Усянь поставил подарок на окно. Теперь все могли видеть маленькое сияющее чудо. Усянь отошёл на кухню за новой порцией глинтвейна, а когда вернулся, принёс целую связку карамельных тросточек, перетянутых алой ленточкой. — Прости, мне нечего тебе подарить, кроме этих сладостей, — виновато сказал Усянь, протягивая конфеты своему гостю, — каждый год в этот день я… — Я зн-наю. Знаю, — Вэнь Нин положил конфеты на столик, бросив осторожный взгляд на дорогую сердцу Усяня фотографию в белой рамке, — не бесп-покойся, Сянь. Н-ничего не нужно. Ты т-так много для меня сделал. Мне всегда б-было неловко т-тревожить тебя в канун Рождества. Но в этом год-ду я… всё же решился. — Я всегда рад тебе, Нин, — Усянь, слегка разомлевший от крепкого глинтвейна, положил ноги гостя себе на бёдра и стал осторожно разминать пальцы на его замёрзших стопах, — только не понимаю, почему ты не позвонил. Я бы встретил тебя раньше. — Н-нет, ах, — выдохнул Вэнь Нин, — я ведь хо… хо-хо-хо… — Хо-хо-хо! — передразнил Усянь, — в тебя Санта Клаус вселился?! Вэнь Нин очаровательно смутился, прикрыв ладонью рот. Каждый раз, стоило ему выпить или разволноваться, он начинал заикаться сильнее прежнего, отчего только ещё больше нервничал. Сделав пару медленных глубоких вдохов, Вэнь Нин выпалил, как на духу: — Я ведь хотел подарить тебе рождественское чудо! А когда предупреждён, какой же это сюрприз?! — И то верно, — ласково улыбнувшись, Усянь отпустил ноги Вэнь Нина и тут же притянул его в объятия, — настоящее чудо, что ты сегодня со мной. — Если т-ты… Сянь, если п-позволишь, я буду с т-тобой не только сегодня, — Вэнь Нин мягко провёл пальцем по щеке Усяня, а потом поймал его взгляд; глубокие серые глаза словно смотрели в самое сердце Вэнь Нина, — я б-буду с тобой всегда. Где-то за окном послышался грохот разрывающихся салютов, это разносилось на пару миль вокруг, отблески вспышек спорили с фонарями и сияющими гирляндами. Казалось, словно началась гроза. Большие напольные часы в гостиной Усяня натужно щёлкнули, и стали мерно отбивать полночь: «Бом! Бом! Бом!..» Вэнь Нин вздрогнул всем телом, и Усянь прижал его к себе ещё крепче. — Будь со мной всегда, — раздался тихий шёпот возле уха Вэнь Нина, — с этого рождественского утра давай жить вместе. Заполошное «Да!» Вэнь Нина потонуло в очередной канонаде петард. Рождество наступило. А вместе с ним — пришло новое счастье.