Первые звёзды

Джон не верит в чудо. Он полагается только на себя и изредка на напарника. Его реальность была, пожалуй, слишком жестокой, но такова жизнь и воля не волей. Придётся начать мыслить подобным образом. Фургон кряхтит, трясётся, когда они проезжают по кочкам. Работа заносит в самые разные уголки Земли, начиная с больших городов, заканчивая сельской местностью. Джон уже не удивляется. Он привык кататься по всему свету на своём стареньком Росинанте, на пару со спящим Лавкрафтом. Дело постепенно близится к вечеру. Он останавливает фургон и будит напарника. – Говард, вставай. Пойдем, хочу кое-что тебе показать.  Древний сонно моргает, неохотно выползает из фургона и привычно хрустит всеми конечностями. Стейнбеку не впервой, на это он лишь улыбается и ныряет вглубь между деревьев. За небольшим лесом расстилается поле. Оно кажется бесконечным, до самого горизонта. Солнце ещё не скрылось за тем холмом, освещает землю прощальными лучами. Облака приобретают нежно-розовый оттенок, медленно плывут по небу, подгоняются тёплым ветром. Джон, наконец, останавливается, садится на землю и похлопывает по месту рядом. – Садись сюда. Уверен, тебе понравится.  Лавкрафт пару секунд колеблется, непонимающе смотрит то на место, то на Джона, но всё же садится. Они наблюдает за медленным уходом солнца и наступлением сумерек. Затем остаются ещё ненадолго, до первых звёзд. Если долго глядеть в постепенно темнеющее небо, можно первым обнаружить первую звезду. Стейнбек сам не знает зачем, но рассказывает Лавкрафту даже о самых пустяковых людских поверьях, а тот внимательно слушает.  – Когда в небе зажигается первая звезда, нужно загадать желание. – Джон пожимает плечами, ибо сам не знает зачем. – То же самое проделывается с падающей звездой. Видел когда-нибудь?  Говард вспоминает. Он много чего повидал за действительно долгую жизнь. В конце концов, выдаёт неопределённое: – Может быть. Я не помню. На это Джон смеётся. — Смотри! Вон там, видишь? зажглась первая звезда. Хочешь что-нибудь загадать? Лавкрафт молчит, думает, не отрывая взгляда от звезды, а затем произносит короткое, но такое важное. — Я хочу остаться здесь. Стейнбек резко поворачивается к нему, широко распханув глаза. Он был уверен что Говард выдаст что-то в роде «хочу поспать», «хочу вернуться домой», но уж точно не это. Он всё-таки находит в себе силы улыбнуться. — Почему же ты хочешь остаться? Ответ поступает быстро и чётко. — На суше много того, что мне нравится. На суше ты. Последнее было как-бы подчёркнуто смягчившимся тоном. А может, Джону лишь показалось. Он пару секунд таращится на напарника, затем на устах расцветает слегка растерянная, но счастливая улыбка.  – Хорошо, я рад, что ты не планируешь уходить.  Ветер поднимает с земли уже упавшие лепестки, кружит их в воздухе и снова опускает на грубую поверхность. Стало темнеть, потому Стейнбек первым поднялся с земли и, поправив головной убор, постарался как можно привычнее улыбнуться. – Идём, скоро станет совсем темно.  Лавкрафт кивает, медленно поднимается с земли и тенью шагает за напарником. Думает, что такого сказал, что застал Джона врасплох. Но он слишком устал за сегодня, чтобы ещё о чём-то размышлять. Единственной целью было добраться до фургона, устроиться на сиденье и уснуть. Гораздо легче спросить напрямую, хотя люди почему-то предпочитают ходить вокруг да около. Этого Лавкрафту тоже пока непонятно. Но у него достаточно времени, чтобы разобраться во всём. У него достаточно времени, чтобы понять своего человека.