Отец Рождества

Шэнь Цинцю был удручен. Ладно, сказать по правде, удручен тут был скорее Шэнь Юань, ведь абсолютно очевидно, что оригинальный владелец этого тела и знать не слыхал о причинах глубочайшего расстройства попаданца. Возможно, к счастью, ведь, помятуя прекрасно о его характере из комментариев пиковых лордов, да хоть бы и из ПГБД, тот бы выказал свое гордое «фе» на все то, что дорого женатому миллениалу. Но избавленный от леденящего душу, как гласили те немногие стоящие описания Самолета, взгляда, Шэнь Юань мог вполне себе спокойно продолжать предаваться терзающей нутро тоске. Хотя, казалось бы, с чего? Пик Цинцзин стоит, как и сотни лет и поколений до этого, и еще столько же простоит, если никакой очередной заговор с женой, выплывающий как всегда неожиданно, не решит слить два мира в один. Муж его холит, лелеет, и даже в постели стал показывать то, о чем так страстно и яростно написывал Шан Цинхуа на шестьсот томов в той другой жизни. Подумав об этом, Шэнь Цинцю вновь испустил горестный вздох. Как бы ни хотелось радоваться тому, что он имеет, мысли о прошлой жизни, о мире, полном технологий, из раза в раз догоняли его. Конечно, он не варился в воспоминаниях постоянно: все-таки, если замужество с демоническим владыкой что и гарантировало наверняка, так это крайне активную жизнь. Тут вздыхать уже стоит за многочисленные попытки похищений консорта Шэнь да за состояние бедной хризантемы этого старого учителя после очередной полянки «безобидных» цветочков. Но несмотря на огромное количество дел, — чертов Братан Самолет! Мог бы хоть пару абзацев мироустройству и политике уделить! — Шэнь Цинцю находил момент вновь стать Шэнь Юанем и погрустить, и с приближением одной конкретной даты воспоминания становились причиной его печали все чаще. Рождество. Вообще, ни в современном, ни в Древнем Китае не было принято отмечать такой… Европейский праздник. Но отец Шэнь Юаня какое-то время учился по обмену в Англии и помимо знаний, обилия знакомств и опыта, подхватил оттуда еще и иностранные традиции. Матушка Шэнь Юаня же была всегда за новый опыт, поэтому узнав о, на тот момент уже устоявшейся, привычке своего избранника встречать Рождество по канонам, с удовольствием идею подхватила. Стоит ли говорить, что у их детей этот праздник превратился в один из самых любимых? Шэнь Юань даже готовил доклад об этой семейной традиции, когда учился в средней школе! Когда же вчерашние дети выросли и отделились от семьи, именно этот день стал связующей ниточкой между ними, когда все они собирались в родительском доме, мама и мэймэй готовили вкуснейший рождественский ужин с неизменной индейкой, а мужская половина занималась украшением дома и постановкой рождественской ели. Юань, как младший из братьев Шэнь и не самый ценитель активного физического труда, занимался в основном самой энергоемкой работой: таскал продукты с кухни, подбадривал старших и мог для проформы и чувства участия развесить пару носков с леденцами над электрокамином, который могли не зажигать целый год, но исправно включали в канун сочельника. После приготовлений вся семья садилась за стол, и каждый подводил итоги года. Все это поддерживалось теплыми шутками и вкусной едой, отчего терялось ощущение, что семья Шэнь владеет одной из крупнейших корпораций в Китае, что у старшего из братьев возникают частые разногласия с отцом, что младший все еще не нашел свое место в жизни. Все проблемы отступали за пределы досягаемости, атмосфера дома становилась как никогда уютной и казалось, что все всегда будет хорошо. Сейчас Шэнь Юань думал, что, если бы выдалась возможность встретить хоть одно Рождество в кругу семьи, он принимал бы самое активное участие, без сомнения поставив отца, матушку, да-гэ, эр-гэ и сяо мэймэй в глубочайшее замешательство. Он бы даже подумал о помощи на кухне, но вовремя вспомнил, что последняя попытка порадовать мужа стряпней закончилась разоренным кухонным залом и еще неделю не выветривающимся запахом гари, и оставил эту мысль. Но желание вновь погрузиться в эту атмосферу, прочувствовать ее как раньше, не отпускало. Более того, чем ближе была заветная дата, тем сильнее Юань снедался ожиданием рождественского чуда. Но пик Цинцзин стоял, снег уже давно припорошил бамбуковые ростки, а чудо случаться не планировало. Да и как? Не будет же он объяснять другим, тем более своему белому лотосу, что явился из другого мира, где его семья, как исключительный случай, взяла за традицию отмечать иностранное торжество! — А почему нет, бро? — поинтересовался у товарища-попаданца Шан Цинхуа после того, как стал единственным выслушавшим трогательную историю несчастного лорда, погрязшего в ностальгических страданиях. — Ты в своем уме?! — взревел Цинцю, — Да Система тут же отправит меня прямиком в догнивающее тело за разглашение! Цинхуа закатил глаза и задумчиво потер переносицу: — Слушай, братан, я понимаю твою проблему и рад, наконец, узнать причину твой хандры, но почему не скажешь моему сыну, что, мол, там, откуда ты, было принято встречать такой праздник? Конечно, гирлянды и камин в Древнем Китае не организуем, но уж какую-то часть праздника Бинхэ для тебя устроит даже если три мира пойдут на него войной, не мне тебе говорить. Шэнь Юань вздохнул. В чем-то Самолет был прав. Вот только Ло Бинхэ и так знал слишком много подробностей его прошлой жизни, которые никак не стыковались с личностью оригинального Цинцю, и попаданец искренне боялся потерять все, что уже имеет из-за навязчивого желания. Все-таки, тут у него были близкие верные товарищи, лучший друг и любящий супруг, ему были открыты все дороги, и это было всем тем, чего он не имел в прошлой своей жизни. Шэнь Юань клятвенно пообещал Цинхуа подумать над этим вопросом пока есть время, игнорируя горящий взгляд друга, и… Оставил вопрос нерешенным до наступления середины современного декабря. К его счастью, Ло Бинхэ в какой-то момент просто не выдержал уже не задумчивого даже, но откровенно расстроенного взгляда и несмотря на то, что во все предыдущие разы муж отмахивался от вопросов полудемона, в этот раз Бинхэ был намерен твердо вызнать, а после и покарать, если потребуется, причину столь затяжной апатии шицзуня. — Муж, — если и существовало в этом мире что-то, перед чем Шэнь Цинцю и был слаб, так это кристаллы слез, стремительно скапливающихся в уголках глаз его супруга, — Этот ученик не смеет прерывать думы кого-то столь великого, как его драгоценный шицзунь, но смотреть на то, как он опечален… Не вини этого, но у меня нет сил наблюдать за страданиями возлюбленного! Молодой владыка демонов разразился горькими слезами, вогнав своего старого учителя в крайнюю степень паники. Кто тут еще страдает больше! Он, по крайней мере, не заливает солью деревянный пол бамбуковой хижины! — Будет тебе, Бинхэ… — Шэнь Цинцю похлопал супруга по плечу в утешающем жесте, однако вместо успокоения, ученик, казалось, решил установить мировой рекорд по рыданиям. Несмотря на то, что в какой-то момент всхлипывания стали совсем уж откровенно театральными, сердце бедной старушки не выдержало, и Шэнь Юань мысленно воззвал к Системе. «Что будет, если я расскажу Бинхэ о переселении?» Ответ стервозной машины не заставил долго себя ждать: [В случае прямого нарушения политики конфиденциальности Системы и утечки информации о Системе и прошлом воплощении Пользователя, этой Системой будут приняты меры по устранению нарушителя.] Шэнь Юань выругался про себя. Вот об этом он и говорил Самолету! Рассказать Бинхэ? Да за такое прямое нару… Минуточку. «Система, то есть, если я не скажу информацию напрямую, все нормально?» [Отвечая Пользователю, эта Система следит за утечкой любой информации, имеющей отношение к миру Технологического прогресса. Любая информация, способная навредить устою мира, в котором пребывает Пользователь, а также способствующая отклонению сюжета, невозможна к воспроизведению и, в случае нарушения, грозит полным отключением от аккаунта Шэнь Цинцю.] «Вот же стерва! Сюжет-то уже давно закончен, сама говорила!» Но пока одной частью себя Шэнь Юань костерил треклятую машину на чем свет стоит, основным своим мозгом он, наконец, нашел решение! Бинго, как же ему нравится это ощущение победы над синим экраном смерти! — Бинхэ. Стоило ему сделать серьезное лицо, намекающее на разговор, и элегантным движением раскрыть веер перед лицом, как его муж в момент успокоился, иссушив океаны слез в глазах, как будто их и не было. Молодой мужчина подобрался, придвигаясь ближе к шицзуню, готовый внимать и строить одному ему известные планы. Шэнь Цинцю, впрочем, предпочел не замечать горящие странным огнем глаза и поспешил верно сформулировать мысль. — Видишь ли, муж… Этому учителю много лет, и хотя он давно уже известен как Меч Сюя, когда-то жизнь этого была совсем иной, — молодец, Шэнь Юань! Как ловко подобрал слова! Продолжай в том же духе! — Ты уже знаешь, что этот мастер рос на улице. Так вот, в какой-то момент уличному мальчишке встретился прекрасный иностранец, он угостил мальчика диковинной сладостью и рассказал о празднике своих мест, который отмечался в его стране как раз в день их встречи. Мальчик не мог не восхититься рассказами путника, и захотел отпраздновать этот день. Они нашли нечто похожее на древесный символ праздника, мужчина купил сладости и припрятал под деревцем подарки для мальчика. Они отмечали до наступления ночи — мальчик и путник. Но на утро человек ушел, забрав с собой это торжество. Ах, этому Шэню так жаль за такую неправдоподобную легенду! Но что он еще мог поделать? — Так значит… Шицзунь все эти годы тосковал по воспоминаниям? — Ло Бинхэ выглядел глубоко задумавшимся. — Не совсем, — честное слово, он сейчас пустит скупую слезу! — Под тяжестью лет, эти воспоминания были подернуты пылью, но сейчас, в мирное время, этот супруг снова окунулся в ностальгию по Рождеству. — Рож-дес-тву… — Повелитель демонов поднял ясные очи на возлюбленного, — Если мой муж желает, мы можем разделить его в этом году! Ведь что может быть лучше, чем встретить столь важный для шицзуня праздник, верно? Ему нужно только сказать — этот ученик мигом приготовит все необходимое! И если история и вызвала в разуме Ло Бинхэ вопросы, подкрепляемые дребезжанием Мэнмо, это будет известно лишь ему самому. Он не будет торопить своего мужа. И то, что тот в конце концов доверил ему что-то настолько важное, как часть воспоминаний, этот Бинхэ сбережет их все. Шэнь Юань в смущении обмахивался веером, старательно не глядя на сияющие глаза своего лотоса, готового и звезду с неба принести по одному только его зову. Но он бы солгал, если бы сказал, что такое отношение было неприятно. Смахнув предательский румянец с щек, лорд Цинцзин, нет, переселенец из другого мира, встал с удобного кресла и прошел к столу. — Этот учитель будет счастлив, если его Бинхэ понравится Рождество, так что он готов посвятить его во все традиции… О которых помнит! *** Что ж, приготовления вышли действительно бурными. Для начала, оказалось, что ели в этом мире были очень даже рождественские! Росли они, правда, в Северной пустоши, но ничем не уступали самым редким красавицам из другой его жизни, тем самым, которые приходилось выкупать почти с боем, — благо, что его семья могла это позволить. Здесь же, на северных землях, эти идеальные елки росли как трава! Ну, Самолет! Стоило им водрузить почетный пушисто-колючий символ Рождества в хижине, как Юань задумался на счет игрушек. Конечно, будет не сложно объяснить концепцию украшения деревьев — все же и в древнем Китае были торжества, когда растения украшались лентами и талисманами. Другое дело — стеклянные шары. Конечно, можно было бы отправиться на пик Ванцзянь в надежде, что у них есть стеклодувы, но объясняться еще и пиковыми лордами в последствии Шэнь Цинцю хотелось меньше всего… …Ладно, у него не было выбора. На самом деле, это оказалось несложно, стеклодувов на Ванцзянь оказалось с избытком, а Вэй Цинвэй был крайне заинтересован расплывчатым «для украшения дерева» своего шисюна. Но заметьте, его даже никто не пытал расспросами! Все шло просто идеально!.. …Пока его с коробкой елочных игрушек не встретила Ци Цинци, чей взгляд так и кричал о яростном любопытстве, готовом сгубить не ее, но этого несчастного мастера, склонного слишком рано радоваться. — Для чего же Шэнь-шисюну понадобились поделки из стекла? — Проклятье! В этой секте у всех слишком развязан язык, что ли? Одним «для украшения» Шэнь Цинцю на сей раз не отделался, и пришлось за чашечкой ароматного чая на пике Сяншу посвятить шимэй в новую традицию его жизни, опуская ложные подробности, которыми он делился с Бинхэ во избежание несоответствий. Ци Цинци новая традиция пришлась по душе столь сильно, что ценой еще трех чайников улуна эта женщина заставила своего шисюна выдать информацию о том, как правильно отмечать Рождество и принялась записывать детали. Стоит ли говорить, что о загадочном Рождестве вскоре узнал весь Цанцюн? Самолет-Бро пришел в праведный ужас: — Я, конечно, рад за тебя, братан Огурец, и все такое, но ты на кой всю секту-то в известность поставил? У меня заказов на рождественские елки больше, чем на годовой запас косметики для пика фей! А у меня еще свои дела были, между прочим! — Можно подумать, это я тут сплетни разношу, — Шэнь Юань закатил глаза и вымученно поведал о том, как тяжело попадать под атаку чаем от женщины, которой нужна информация. Цинхуа рассказом не впечатлился, но сочувственно похлопал товарища по плечу. — И надо было трагедию ломать? Только посмотри, как все загорелись идеей праздника, и Система не против! Да что тут говорить, если вместо наказания Система сменила интерфейс с обычного синего экрана на красно-зеленую рамку и золотые колокольчики по углам, а механический голос под перезвон бубенцов объявил ему о награде в 1000 B-очков за объединение секты и восстановление семейных связей на горе? Не то что бы Шэнь Юань собирался жаловаться, знаете. К счастью всего пика логистики, проблема с елками оказалась решена сама собой, когда пошел новый слух: несколько дней уже в секте говорили, что ель должна быть установлена на пике, который принимает Рождество. Сплетня эта разлетелась быстро, пик Цинцзин тут же стал известен как хозяин праздника этого года, и все это пахло, на самом деле, началом многовековой традиции. Право слово, пожалейте лицо этого Цинцю! Он всего лишь хотел отметить свой любимый праздник в кругу семьи — его и мужа! Однако, наряжать елку в бамбуковой хижине заявились все одиннадцать лордов. — Мы же боевая семья Цинцю-шиди, — с добродушной улыбкой произнес Юэ Цинъюань, проходя вперед, чтобы повесить первый шарик. Когда остальные лорды стали вешать игрушки по старшинству пиков, Шэнь Цинцю не знал, плакать ему или смеяться, но все же это было… Мило. И навевало воспоминания. Всего неделя понадобилась, чтобы вести о Рождестве полностью захватили двенадцать горных пиков и округу. Конечно, в преддверии праздника, Шэнь Юань не особо интересовался, чем там заняты горожане, но от наблюдений за учениками, которые внимательно вышивали подарочные носочки, развешивали фонарики и ленты по бамбуковым стеблям, устанавливали светящиеся талисманы по всему пику, становилось теплее в груди. Ло Бинхэ был недоволен, что ель украшали не только они с супругом, но уважал мнение Цинцю, пусть и громко скрипел зубами. Но драгоценный муж посвятил его в таинство рождественского ужина, и никто бы во всех мирах не справился так хорошо, как он! Лю Цингэ принес с охоты шестикрылого саблезубого фазана, и демонический лорд был намерен приготовить из него самую вкусную и питательную индейку, которую только могли принять рецепторы его шицзуня! Однако, одной индейки и привычного ужина со сладостями казалось мало, поэтому император демонов вызвал к себе единственного человека, который точно знал, чем можно покорить сердце Шэнь Цинцю в этот день. — Печенье с предсказаниями, мой лорд! — подсказал ему прячущийся за массивной шубой северного короля Шан-шишу. — Испеките печенье, в котором будут записки с пожеланиями на следующий год! Он будет в восторге! — Лучше бы тебе быть честным со мной. — Ло Бинхэ предвкушающе улыбнулся и не стал терять ни минуты, чтобы порадовать свою любовь. — Это правда, Цинхуа? — Мобэй-цзюнь оценивающе буравил взглядом собственного будущего супруга. — Что именно, мой король? — лорд Аньдин нервно улыбнулся, плотнее укутываясь в чужую шубу. — Печенье… Приводит людей в восторг? Остановите планету, у этого автора сейчас разорвется сердце! Ваше Величество, нельзя спрашивать такие вещи со столь непробиваемым лицом, пожалейте беднягу-Самолета! — Ну… Хе-хе… Да? Эффект неожиданности, ты получаешь приятное послание в сладости, это круто! — о, Небожители, только не говорите, что… — Мгм. …Что его король будет готовить ему печенье??? * * * С наступлением заветной даты все двенадцать пиков полностью преобразились: всюду горели огни фонарей и талисманов и в отражении покрывшего гору снега, каждый пик казался купающимся в золоте. Везде были развешаны диковинные колокольчики, выплавленные из позолоченного металла на Ванцзянь, первом узнавшем о Рождестве от меча Сюя, так же известном ныне как Отец Рождества, ученики звенели бубенцами, разосланными по секте пиком Аньдин, и предчувствие праздника закралось в каждое даже самое маленькое сердце. Шэнь Юань был в восторге. Он словно очутился вновь в своем мире, в европейском районе, полном рождественских ярмарок и колядующих детей. Украшение пика напомнило о времени рядом с семьей, а тот факт, что наряжать елку вызвались вся его боевая семья, заставлял непрошенные слезы скапливаться в уголках глаз. Предчувствие сказки не отпускало его, а аромат, доносящийся с кухни только подогревал ожидание вечера. — Шицзунь! А-Ло не пускает нас в кухонный зал! — Нин Инъин надула губы и топнула ногой, отчего ее очаровательные косички подпрыгнули с перезвоном от вплетенных в них колокольчиков. — Этот учитель уверен, что Бинхэ скоро освободится, — Шэнь Цинцю тепло взглянул на ученицу, — А пока этот мастер хотел бы кое-что передать своей ученице. Выражение благоговения и блеск в персиковых глазах Инъин того стоил: Шэнь Цинцю протянул ей рождественский носок, заполненный чем-то вплотную: — Открой его утром. Счастливого Рождества! Нин Инъин выглядела так, словно этот старый учитель самолично достал ей луну. — Счастливого Рождества, шицзунь! С чувством выполненного долга и в приподнятом настроении Шэнь Юань проследовал к бамбуковой хижине, напевая праздничные мотивы из другой жизни. Снег скрипел и хрустел под ногами, ветер подхватывал всесторонний звон и разносил по округе симфонию Рождества. Все это было похоже на сладкий сказочный сон, который не думал заканчиваться, отчего сердце в груди переселенца было готово выпрыгнуть из груди. Пожалуйста, пусть он не просыпается! — Счастливого Рождества, Огурец-бро! Его мысли прервал счастливый крик и ослепительный блеск от внешних стен его бамбуковой хижины. Перед входом стояли никто иные как Шан Цинхуа и его почти муж Мобэй-цзюнь! Но это ладно! Все стены обители лорда Цинцзин были украшены причудливыми лозами, сотканными будто из самого тонкого стекла. Они пропускали солнечные лучи, впитывали свет фонариков, от чего порог домика казался окутанным солнечным сиянием. От ветра каждый листочек покачивался с легким «звеньк», который мягко вплетался в общую мелодию двенадцати пиков. Поистине невероятное зрелище! — Это — наш подарок. — Мобэй-цзюнь кивнул в сторону сверкающих растений. — Тысячелетние морозные лозы. — А это, — Самолет приблизился к обомлевшему другу и торжественно вручил тяжеленную вазу, от которой веяло морозным утром. Внутри оказались необычайной красоты синие цветы, отдаленно напоминающие уменьшенную смесь пионов и хризантем из их мира, — первые цветы, которые удалось вывести в Северной пустоши! Ты же любишь все новое и демоническое, так что вот! Эксклюзив! И, склонившись к самому уху Юаня, добавил: — Я там на столе еще веточку омелы оставил, только не спрашивай откуда! Шэнь Юань только и мог, что пробормотать растерянное «Счастливого Рождества», но вазу с ледяными цветами прижал крепче. Он хотел было отправиться в дом, чтобы вручить и свой подарок, но Братан Самолет что-то крикнул про время, семейный ужин и про то, что за подарками явится завтра пополудни, и они с Мобэем исчезли в портале. Шэнь Юань позволил себе широкую улыбку. Хижина и изнутри будто бы светилась. Огромная ель с порога привлекала внимание, разнося по жилищу насыщенный хвойный аромат, отсвет демонических лиан догонял заклинателя даже дома, цепляясь золотым светом за подошву его сапог, а на столике действительно обнаружилась связка нескольких веточек омелы. «И откуда только?..» Шэнь Цинцю смущенно подумал о том, что, пожалуй, не будет сообщать о символизме растения своему мужу, иначе он точно грозит потерять лицо. Пусть лучше просто висят для красоты! С этими мыслями он водрузил на столик аккуратную вазу с первыми цветами Севера, и вместо нее ухватил связку омелы, задумчиво крутя ее в руках. — Шицзунь? И тут же чуть не выронив ее! — Бинхэ! — Шэнь Цинцю повернулся к супругу, и тут же оказался заключен в согревающие объятия. — Этот муж… С-скучал. — Этот Бинхэ сожалеет, что заставил шицзуня ждать, — демонический ученик оставил невесомый поцелуй на макушке мастера, — но он может заверить, что праздничный ужин готов и помещен под талисманы, пока шицзунь не проголодается. И теперь этот муж полностью в Вашем распоряжении! Шэнь Юань улыбнулся. Ах, его пушистая овечка! — Тогда Бинхэ поможет этому мастеру подвесить эти веточки? Взгляд полукровки на миг вспыхнул узнаванием, а лицо озарила сияющая улыбка: — Все, что угодно этому мужу! И, не дав Шэнь Цинцю сказать ни слова, принялся закреплять омелу прямиком над порогом бамбукового домика! И, видимо, ореол главного героя и тут сыграл свою роль, ведь на украшение демонический лорд не потратил и кэ! Шэнь Юань мог только неловко хихикнуть за веером на лицо мужа, так и напрашивающееся на похвалу. Стоит только представить, что кто-то решит зайти к нему в дом парой!.. — Ты… Молодец. Бинхэ определенно лучший во всем! Ло Бинхэ просветлел и накинулся на учителя с объятиями, но вовремя вспомнил об одной важной детали. — Этот ученик вернется через мгновение! Шэнь Цинцю только улыбнулся тонко и направился за зимней накидкой, только сейчас ясно ощутив холод, кусающий защищенную лишь тонким воротом ханьфу шею. Утеплившийся мужчина опустился на залитый светом порог и рассмеялся заливисто. Еще никогда он не чувствовал себя здесь настолько… На своем месте. Этот день, праздник, столь привычный в иной жизни, и столь же дорогой от былой невозможности его встретить в этой. Рождественское чудо, пришедшее с дружеским советом, с пониманием любимого человека и участием названной воинственной семьи. Все столь знакомое, но так разительно отличающееся от будущего. Но объединение всей секты, смех детей и радостное ожидание сказки, совместные приготовления и игры — все это было, есть и будет еще века после. Это традиции Рождества, которые привез из заграницы его отец. Это традиции Рождества, которые он сам теперь привнес в этот мир. И вот, одна из главных составляющих этих традиций, его семья, его дорогой муж, его Бинхэ, стремительно приближалась со светлой улыбкой на прекрасном лице и подносом чего-то невероятно ароматного. Ученик опустился рядом с супругом и протянул ему огромное блюдо со множеством фигурных печенек на нем. Запах чего-то очень напоминающего имбирь ударил в нос Шэнь Юаня, и он, не дожидаясь приглашения, ухватил одно печенье, откусывая и грозясь вознестись от того, насколько тающим во рту оно вышло. И, эй, откуда его демонический лотос узнал рецепт имбирных печенек? — Шицзунь, не торопитесь, — Бинхэ загадочно улыбнулся, — это необычное печенье. В нем есть секрет. И действительно! Стоило Шэнь Цинцю приглядеться, как он увидел маленький кусочек бумаги, скрученный в центре печенья. Неужели это… Печенье с предсказанием? Но откуда?.. Снедаемый любопытством, Шэнь Юань враз растерял образ выдающегося бессмертного и принялся разворачивать послание, на ходу сжевав вторую половину выпечки. Стоило ему увидеть текст, выписанный мельчайшими и аккуратнейшими иероглифами, как переселенец тут же распахнул веер перед собой, силясь скрыть яркий румянец. «Даже если море пересохнет, а горы исчезнут, любовь Вашего мужа останется неизменной.» Шэнь Юань выдохнул и отнял веер от лица, чтобы поднять взгляд на супруга: — Однажды взяв Ло Бинхэ за руку, этот муж не отпустит его никогда. — Шицзунь! Ло Бинхэ не выдержал натиска чувств, любви к тому, насколько прекрасен в своем счастье лорд Цинцзин, консорт Шэнь, как ярко сверкают его глаза и сколько тепла дарит скромная улыбка, скрытая обычно за веером, и молодой мужчина склонился к мужу, оставляя на тонких губах чувственный поцелуй. Шэнь Юань невольно вспомнил об омеле, свисающей над ними и улыбнулся в поцелуй, обнимая крепкие плечи Ло Бинхэ и притягивая ближе. Отстранившись, полудемон поднял взгляд прямо на свисающие веточки и хмыкнул: — Шан-шишу сказал правду? Под этим растением принято целовать свою половинку? — и бросил лукавый взгляд на Шэнь Цинцю. Какого черта, Самолет?! Он планировал сохранить это в тайне! Ты мог бы спасти лицо своего бро! Предатель!!! — Шицзуню не стоит стесняться, — добавил Бинхэ, предвидя попытки своего мужа отшутиться, — Этот Бинхэ отныне сможет одаривать своего супруга поцелуями с порога, не важно, уходит он или возвращается! Ах ты, плут! Так он знал и специально подвесил омелу на пороге! Никто в этой секте не беспокоится о лице этого Шэня! Он требует возмещения! Но возмутиться вслух Шэнь Юаню не позволил новый поцелуй. И еще один, и еще. Ло Бинхэ словно не мог насытиться, но, на удивление, не стремился к большему. Лишь касался мягко губами и нежно оглаживал руками талию поверх теплой мантии. Шэнь Юань ощущал себя в коконе из любви, бесконечного счастья и смущения и не хотел из него выбираться еще несколько лет. Сказка стала реальностью, а в подтверждение этого раздался звуковой сигнал Системы. [Эта Система спешит сообщить, что по привычному Пользователю времени наступила полночь. Счастливого Рождества, Хост! Спасибо, что продолжаете пользоваться услугами этой Системы!] Шэнь Юань шумно выдохнул и поднял глаза на Бинхэ. — Вот и пробил час. Счастливого Рождества, Ло Бинхэ. Спасибо, что позволил подарить его тебе. — Счастливого Рождества, шицзунь! — полудемон засветился от счастья и ухватил поднос с печеньем, — Еще печеньку на счастье? Шэнь Цинцю засмеялся, ведь он примерно понимал каждое послание, которое мог оставить ему супруг. Но не важно, в который раз он будет признаваться в своих чувствах — этот Шэнь, Шэнь Юань или Шэнь Цинцю, примет каждый. И будет любить в ответ. С ярким ароматом хвои, с припрятанными в подарочных носочках подарками, звоном бубенцов и снежной лозы, смехом и томительным ожиданием, двенадцать пиков встречали первое Рождество. И пусть обмен подарками наступит уже утром, пусть кто-то из учеников украшает общежитие в день торжества — этот день все равно для каждого оказался наполнен счастьем. Младшие ученики падали в снег и делали небесных птиц, размахивая в сугробах руками и ногами, старшие придумывали игры, которые позже станут новой частью традиций. Некоторые лорды встречались друг с другом и обменивались поздравлениями на главном пике, чтобы на следующее утро встретиться уже в полном составе. Двое обменивались поцелуями с привкусом имбирного печенья под омелой. Еще двое сидели в резиденции короля Севера — один, зачитывающий вслух рождественские истории и сказки об Отце Рождества, пока второй слушал его с едва заметной улыбкой. Завтра предстоит более активный обмен подарками, а после — возвращение в привычный ритм обучения. Но все это будет потом. А пока впереди был рождественский ужин.