Это не школа.

Маленький, глупый мальчишка. Волосы с кудряшками, цветом словно поле пшеницы. Зелененькие глазки, словно изумруд. Аккуратный носик, как будто миниатюрный. Пухленькие губки, расплывающиеся в милой улыбочке. Антошкой звали. Были у него родители и старшая сестра. Когда Антону было шесть лет, его сестре, Виктории, по папиной линии, было тринадцать, совсем скоро четырнадцать. Разница в восемь лет, а характер почти не оличался. Родители выпивали. Часто ругались с дочкой, замахивались. Девочка всегда хотела защитить свое солнышко. Так называла сестричка братика, ведь, как говорила она сама, когда он улыбается, словно лучик света в самой темной комнате сияет. Из-за того, что мальчишку никак не обучали, ему помогала Виктория. Если бы Шастуну, так звучит фамилия мальчика, задали вопрос, по типу «– кого ты больше всего запомнил в детстве?», Тоша, не задумываясь, скажет, что сестра. А ведь и не соврет. Помогала по дому, еду готовила, прикрывала от злых родителей, учила грамматике, успокаивала лишь девочка. Смотря на улыбающихся таких же детей, которые в маленькой ручке держат сильную руку, которая в любой момент может защетить свое дитя от всех недуг, хочется зарытся в пледик и тихо плакать, закрывая рот и задыхаясь от своих же слез. Самое ужасное, это не слышать обыденные крики родителей, звуки разбивающиеся посуды, что-то в свой адрес, или в адрес сестры, а слышать звуки ножа. Как острючее оружие для убийств еды летит на стол. — Нож убери из рук, сумасшедшая! — слышно с кухни. Это голос отца, такой громкий, чуть скулящий. — Я щас им тебе глотку оторву, тварь б! — а это уже мама. Видимо, она не шутит, ведь следующим звуком был рывок руки с ножом, которая резко была поднята. — Мама! — голос сестры. Жалобный, непонимающий, жалеющий. Все сразу. — У-убери н-нож на ст-тол.! Звук стонущего отца от боли, крики Виктории о том, что сейчас принесет аптечку, звук падающего ножа на холодные плитки пола, всхлипы матери, все это лишь подавляет желание нечего не слышать, быстро забыть и не вспоминать, как страшный сон. Тоша лишь прижимает мягкого мишку с красным сердечком на пузике, утыкаясь в коричневую шёрстку, нелепо моча верхнюю часть головы медведя солеными слезками. Мишка — первая игрушка, которую подарила ему семья. Мама, папа, Вика. Виктория ели уговорила родителей хоть раз за все эти годы купить ему маленькую плюшевую игрушку. Заботилась об этом Михаиле сестра. Стирала, гладила, сушила, и отдавала игрушкечку мальчику, говоря, что если тебе будет сложно, больно или плохо, обнимай его. Обязательно закрывай его сердечко своими ручками. Так как у малыша была довольно хорошая фантазия, он представлял сестру. Ему правда было хорошо, когда рядом с ним мишка. Правда, хорошо ли мишке с проблемотичной семьей и мальчиком? Наверное, Тоша никогда не узнает об этом. Может, это даже и к лучшему, но то, что он узнал. — Солнышко! — звала сестричка, улыбаясь. Мальчишка сразу улыбнулся в ответ, быстро хватая своего мишку в руки, бежа на голос. — Я хотела тебе сказать, что. — Тоша внимательно слушал, но нервничал, ведь животик игрушки уже было согнуто по десять раз и помято руками пятнадцать. — завтра родители уезжают! Завтра целый день они будут далеко от дома! Мальчик, услышав это, сразу встал на ноги, поднял ручки вверх, и прыгая, улыбался, смотря как искренне счастлива за брата сестра. *** — Солнышко, вставай! — будила сестричка, чуть треся братика по плечу. Нелепо простонав, мальчик встал с мягкой кроватки сестры. Протирая кулачком закрытый глазик, Тоша свободной рукой нащупал свою любимую игрушку, крепко прижимая ее к себе. Открыв глаза полностью, его накрыли гибкими женскими руками, смеясь. Обнимая в ответ, мальчишка утыкается носиком в плечо. Приятный аромат печенья ударил в нос, после чего Антон чуть поморшился, отодвигаясь на миллиметры от теплого тельца, который был накрыт халатиком, которая купила за свои деньги Вика. Виктория с одинадцити работает на подработках. Раздавала листы, помогала бабушкам, готовила еду. Родители бывали на работе лишь разы в месяц, и то всю зарплату они выливали в алкоголь. Все таки отстраняясь от братика, девушка позвала Антона на кухню. Пока мальчик уже смело ходил по холодному полу, Вика все еще прикладывала к спине Тоши свою ладонь. Руки у Виктории всегда были теплыми и желанными. Мальчишка, придя на кухню, рефлексно поник голову, ища стульчик, но из-за приятного запаха, который ранее вдыхал с плеча девушки, глаза поднимаются на всякие предметы для кухни. На одной из поверхностей он заметил прямоугольную черную вещь. Увидев непонимаюший взгляд ребенка, сестрица лишь усмехнулась, беря в руку перчатку, которая была в несколько раз больше ее ладони. Одевая в другую руку, она приблизилась к обьекту, который так и манил своей необычнстью. — Это противень, — сообщила Виктория, беря защищённой, правой рукой четверть от всей черноты, которой называют прттивень. Прднося штуку к солнышку, тот сразу широко открыл глаза. Тот самый приятный вкус, который запал на братика за такое долгое время, одаривал своим ароматом всю кухню. Посмотрев на противень, мальчишка удивился не меньше. На бумажке, которая хорошо лежала на черной, глубокой, как Байкал дне, были расположены печенья. — Ух ты! — мальчик мило улыбнулся. Тоша потянулся своей ручкой к одной печеньке, которая так понравилась братику, как тут же вкусный шарик с шоколадом, который был так хорошо уложен на еде, полетел обратно на стол, вместе с его друзьями, совсем не похожие на друг друга. Мальчику понадобилась секунда, чтобы выстроить грусную и непонимающую гримасу. Виктория чуть слышно хмыкнула. — Солнышко, давай оставим такое вкусное печенье, что пальчики оближешь, на столе, чтобы они хоть чуть остыли. Давай ты помоешь ручки и я покажу тебе кое что, которое тебе понравится, обещаю! — у Антошки сразу глаза засветились, улыбка сразу укутало молочную кожу на личике. — Хорошо! — мальчик быстро побежал в ванную. Девушка чихнула и повернулась, смотря на красивый вид с окна. Снег одел все деревья и кусты. Улыбка с лица малыша смылась сразу после нескольких капель воды, которые падали на холодный ламинат. Смотря на себя в зеркало, мальчик не увидел того самого веселого, жизнерадостного человека, а взрослого парня с щетиной и синяками на глазах. Все тело из молочного оттенка превратилось в белый, как лист и холодный, как север цвет. На лице, помимо огромных синяков, красовались шрамы, места видно ударов, которые до сих пор держались красными кругами на всей физиономии. Волосы закрутились и приобрели объем. Ярко зелёные глазки сменились на болотные шарики. Милая пижама стала большой мешковатой серой футболкой. Смотря на себя, невольно наворачивались слезы. « Нет. Нет! Это. Это не я! — кричал про себя Антон, доказывая себе же, что нечто, смотрящее в зеркало — не он.» Открывая дверь и выбигая из ванны, парень бежал на кухню. Милая Виктория, ранее готовищая печенье, сменилась на женщину. — Нищий. Быть нянькой для тебя все эти годы — сплошное разочарование в жизни. Мать была права, лучше бы ты никогда не рождался. Ты — ошибка. — рычала девушка, беря в руки нож. — А, как ты знаешь, ошибки нужно устранять, ведь так? Дама проскользнула к Антону, вбивая его в стену. Мальчишка зажмурился и стиснул зубы. — Открой глаза, солнышко! — Сладко прошептала Вика на ушко. Открыв глаза, парень сразу пожалел. К его горлу, рядом с кодыком, слегка был воткнут кусочек столового ножика. Смотря в глаза, Виктория медленно двигала рукой с оружием от себя, прибивая Антона к стене, полной крови. Спустя минуты мучений, девушка наскучила и резко дернула ладонью, полностью отключая парня.