Дальше чем хотелось бы

      Злыдень замечает изменения в себе не сразу. Ему потребовалось много времени - около года после неудачного романа с Доминатором. Как-то всё так закрутилось, что он стал совершенно закрытым к любой заботе, которой его одаривал командир каждый день. Пребывая в меланхолии отчаяния, Злыдень не замечал никого и ничего. И только захваты новых планет возрождали в нём ту огненную искру воодушевления. Он жалел о многом. И в частности винил себя за то, что не смог добится той прекрасной девушки, от мысли о которой его сердце трепетало. Но всё имеет свой конец. Спустя время, он успокоился. Гляделкинс советовал отпустить. Всё кричал, почему же его Лорд такая размазня, когда дело доходит до безответной любви. Вспоминать об этом сейчас, Злыдню было смешно и грустно. До очень сильной в сердце боли, грустно.       Подумать только - влюбится в своего командира. И не за то, что тот красивый, хотя он был, и не за то, что тот умный, хотя он беспорно был таковым. За то, что понимал. Принимал Злыдня таким, какой он есть - порой иногда глупый идиот с сильным самолюбием и желанием покорить весь мир. Его понимали и всегда ждали, а он, глупый идиот, не всегда приходил к открытому для разговоров командиру. Его ценили. А он в ответ не ценил. И жалеет об этом до безумия. Командир не умер, нет. И не уволился, вовсе нет. Просто перестал ждать. Перестал принимать. Перестал его понимать.       Злыдень пытался выяснить, почему. Почему всё то, что разгорало в нём огонь злодейства, вдруг внезапно перестало появляться. Почему его жизнь без этого идиота теряет любые краски? Почему этот возомнивший себя кем-то Великим кусок занудства перестал мельтешить рядом? Он ведь так нуждался в этом противном голосе, в этой вечной манере превосходства. Он нуждался в принятии. Нуждался в подтверждении его заслуг, его успехов.       Впервые это произошло недавно. Говорят, что люди, которые долго терпят и прощают, уходят внезапно и навсегда. Возможно, так и произошло. Какой-то запас терпения внутри командира просто закончился. Возможно, ему многое надоело в Злыдне. И когда Лорд думал об этом, то злился и очень сильно. И ему хотелось приложить командира головой об стену. Хотелось ударить молнией, хотелось просто ударить! Утопить, задушить, растоптать..!       ...Но он не мог. Просто не мог. Он надеялся, что однажды Гляделкинс вернётся. Вернётся и улыбнётся, и предложит крепкие обьятия, которые Злыдень терпеть не мог. Но этого не случалось. Ни день, ни два, ни месяц. Эта любовь не заставляла Злыдня хотеть целоваться или что-то в этом роде. Он просто хотел, чтобы командир был рядом. Как раньше. Возможно, даже чуть ближе, чем раньше, но рядом! Не где-то там на корабле, не где-то там, где нет Злыдня. Это было странно и непривычно. Он проснулся, а на столе нет завтрака, а будит его неприятный писк будильника, а не скрипучий голос командира. И только записка на тумбочке: "Доброе утро. Вы со всем справитесь сами, я в этом уверен." Злыдень не понимает, почему. Этот вопрос мучает его долго. Командира просто не было рядом. Не было его похвал, не было восторженного взгляда его нежных глаз. Был только холод и отчуждённость, и Злыдень не понимал. Командир не уделял ему времени, как друг, как бы Злыдень не ненавидел этого слова. Однажды вечером он решил превозмочь свои сомнения. —Почему ты меня избегаешь?—Вопрос повис в звенящей тишине. Командир выглядел грустно, потрёпано. —Простите, сэр, но я вас не избегаю. Командир смотрит прямо в глаза, его прикрытые веки дрожат, под глазами синяки усталости. Раньше он выглядел жизнерадостнее, он был живым и амбициозным. Такой вид его друга заставляет Злыдня сглонуть. —Нет, избегаешь. Что с тобой? Что-то случилось? Я могу помочь?—Злыдень невероятно сильно хочет его обнять, хочет уткнутся лицом в такое родное плечо и расплакаться, но не может. Командир соблюдает дистанцию. Смотрит так, будто Злыдень сказал глупость. Возможно, так и было. Как давно он хотел кому-то помочь? И не мешало бы сначала помочь ему самому? —Сэр, я просто выполняю свою работу. Всё в порядке. Не утешающе. Не радует, не успокаивает, не-.. —Вам что-то понадобилось?—Злыдень делает шаг вперёд, сокращает дистанцию. —Ты. —Простите?—У командира глаза открываются широко - яркая эмоция вспышкой озаряет его лицо впервые за эти долгие секунды разговора. —Мне нужен ты. В горле у Злыдня пересыхает от этого признания. Да, да, да, ему нужен был он, именно он! —Не могу никак помочь. Голос командира режет больно по ушам и по сердцу. Такой холодный, такой грозный, будто пытается отбросить. Командир разворачивается на каблуках и идёт прочь - а куда, ему неважно. И Злыдню больно, и он надеется, что Гляделкинсу тоже. И сейчас, когда он понимает, чего он хочет, его пожирает это изнутри. Пожирает понимание того, что этому не сбыться. Командир его не любит, вряд ли хочет продолжать дружить. Просто командир. Просто советник. В обязанности которого не входит нянчится с Лордом. В обязанности которого не входит решать его душевные проблемы. В обязанности которого не входит быть всегда рядом. Он когда-то всё это делал, потому что просто хотел. Тогда, возможно, надежда ещё жива?..       Злыдень несётся по коридорам сломя голову, его лёгкие болят, ноги ноют, в ушах гул и в сердце что-то колит и плачет. Злыдню нужен он, а не командир. Тот самый, кто готов был терпеть его крики. Тот самый, кто всегда протягивал руку помощи. Тот, кому можно открыться и не быть осужденным за свои чувства, страхи, переживания... Тот, кому можно без конца говорить что угодно, и его не заткнут - будут слушать, внимательно слушать, а потом улыбнутся и будут отвечать. Ему нужен Гляделкинс. Тот Дозор, который выбесит похлеще Тут-и-Тама, но который будет его принимать. Будет слышать. Где ты Вопрос мечется в голове Где ты Злыдню трудно дышать Где ты Где ты? Где ты!? Гляделкинс стоит и смотрит на Злыдня. Тот, запыхавшись, рассматривает лицо перед ним. Голос в комнате звучит живым. —Хорошо, что вы пришли. Я вас ждал.