One New Year Night

      Вечереет. В маленьком домике Красной Шапочки зажигается свет, пробивающийся через толстый слой льда на запотевших изнутри стеклах. В уютной теплой комнате повсюду сверкают светильники из цветных стеклышек, расставленные по углам и полкам маленькими заботливыми ручками. Разноцветные лучики подвесных фонариков пронизывают комнату насквозь, делая её ещё более светлой.       У одного из окон стоит единственный жилец этого дома — невысокая стройная фигурка с русыми волосами и глазами-солнышками. Знакомьтесь, это — Красная Шапочка.       Но она здесь не одна, ведь сегодня канун Нового Года, а такие праздники нужно отмечать с любимыми. Вот и Красная Шапочка решила всё-таки расхрабриться и пригласить в свой домик любимого человека. Точнее, не совсем человека, а Волка. Того самого Волка, который должен был её съесть.       Да только на самом деле Чонгук совсем не страшный, зато безумно горячий и добрый — ну грех не влюбиться! И Чимин не удержался — влюбился в Волка по самую красную шапочку.       Надо признаться, что и Волк, вроде большой и страшный, неровно дышит к обаятельной Красной Шапочке. Так почему же до сих пор нет исцеляющего союза, так нужного им обоим? Дело все в небольшой физической особенности Чимина, которой тот очень стеснялся, и, поэтому, не хотел вступать в отношения с возлюбленным, зная, что однажды придется раскрыть карты и переспать, и тогда-то смущающая особенность Чимина предстанет перед Чонгуком.       А ведь сам Чонгук догадывался обо всем и был неимоверно рад приглашению, ведь столько лет пытался его добиться, и сейчас влюбленное сердечко хозяина дома бешено колотится, пока Чимин пропускает Волка внутрь и закрывает дверь.       – Я... Очень рад тебя видеть сегодня, – Чимин краснеет и крепко обнимает любимого, а получив в ответ лёгкий поцелуй в макушку, покрывается румянцем ещё больше.       – Я тоже рад тебя видеть, милый.       Чонгук улыбается, замечая как взволнована его присутствием бедная Красная Шапочка, и старается вести себя так, чтобы не спугнуть свою самую желанную добычу.       – Ты будешь чай? – раздается вновь звонкий голосок Красной Шапочки, а затем, после кивка Чонгука, и звон чашек.       Заварка вкуснейшего травяного сбора занимает всего пару минут, и вот уже ароматный пар поднимается к потолку. Чимин достает самодельные печеньки и булочки, всеми силами стараясь впечатлить гостя.       Они пьют чай на небольшой кровати Чимина, неторопливо разговаривая о планах на грядущий год и воспоминаниях за этот. Чимин даже не замечает, как они оказываются все ближе и ближе, и вот он уже почти сидит у Волка на коленях, казалось бы, идиллия, но...       Разрядом тока его прошибает осознание: всё идёт к тому, что ему придется раскрыться перед Чонгуком. Он мгновенно напрягается. Не помогает уже ни чай, ни сладкое, а ласковый поцелуй в плечо явно заметившего его тревогу Чонгука и вовсе напряг ещё сильнее.       Когда же дело доходит до настоящих поцелуев, Чимин оказывается на грани истерики. Его крупно колотит, а слёзы вот-вот польются из глаз.       Будто в тумане проносятся сцены со снятием верхней одежды и рубашки, дальше куда-то исчезает юбка и чулки, а затем его будто обливает холодной водой.       Нет, не холодной. Самой ледяной и колючей водой на всём белом свете. Он понимает, что лежит почти раздетый под таким же раздетым Чонгуком, который стягивает с него белье и горячо целует в шею.       Чимином руководит только паника, когда он кричит:       – Н-нет, стой, не надо! Не смотри... – Чимин надрывается, пытаясь убрать от себя руки Волка, но ему банально не хватает времени и физической силы против Чонгука. И вот он лежит перед ним, полностью раскрытый, обнаженный и в ужасе рыдающий.       А Чонгук видит подтверждение всем своим догадкам: у того между ног вместо, пусть наверное небольшого, но вроде бы ожидаемого члена, блестит природной смазкой... вагина? Сам Чимин трясется в панике, уже даже не пытаясь сопротивляться, ибо уже поздно. Он боится поднять глаза на Чонгука, боится увидеть в его глазах страх, отвращение, неприязнь, но чувствует только аккуратное поглаживание по животу и слышит нежный успокаивающий голос:       – Так здесь, внизу, ты девочка... – Чонгук замирает, но он совершенно очарован. Очарован Чимином, его мягонькими ножками и его, прости Господи, пухленькой розовой киской. – Маленькая прелестная девочка.       – Да, это так с рождения... – Чимин невероятно смущён, но уже успокоен реакцией Чонгука, так что хотя бы нервный срыв ему сегодня не грозит.       Зато, может быть, грозит кое-что поинтереснее...       Чонгук вдруг слезает с кровати и подходит к двери. Пару секунд у него уходит на то, чтобы в кармане своего плаща найти какой-то свёрток, а затем он возвращается к уже накрытой одеялом Красной Шапочке.       – Что э-это? – слегка заикаясь от пережитой панической атаки, Чимин с интересом заглядывает Волку за плечо, пока тот, сидя спиной к кровати, развязывает шнурок на свёртке и удивлённо смотрит, когда на простынь падает несколько кусочков красной ткани.       Стоит их взять в руки и повнимательнее рассмотреть, как становится понятно, что это очень милый, минималистичный комплект эротического белья — облегающие трусики с небольшими бантиками по бокам, очень маленький бюстгальтер с такими же бантиками на месте сосков и тонкий пояс с бантом побольше на спине.       – Это мне? – Чимин наконец озвучивает свою догадку после двух минут внимательного разглядывания подарка.       – Тебе, малышка, – четко выделяет второе слово Чонгук, хищно облизываясь. – Выйдешь или переоденешься прямо так?       Вот как. То есть, он даже не спрашивает мнения Чимина. Он его чувствует, как настоящий охотник, как настоящий Волк. Чимин же в свою очередь чувствует, что невольно заводится от такого настроя и, поразмыслив пару секунд, выходит в небольшую кухню, чтобы надеть на дрожащее голое тело смущающе откровенное бельё.       Внутрь в белье почему-то вернуться сложнее, чем голым пройти мимо Волка, поэтому на кровать Чимин возвращается практически бегом, тут же запрыгивая в теплые объятия Чонгука.       – Какая прелесть, милый. Ты замечательно выглядишь, – горячо шепчет Волк, после подаваясь вперёд, чтобы соединить губы в долгом поцелуе, от которого сжимается что-то глубоко в животе и кровь постепенно начинает приливать к паху.       – Давай, иди ко мне, прелесть.       Чонгук вновь заключает хрупкое тело в объятия, но на этот раз действуя более уверенно. Большие пальцы ложатся на напрягшуюся грудь, почти невесомо массируя, а затем наклоняясь к потемневшим бусинам сосков и широко проводя языком от одной к другой, прикусывая и так же облизываясь.       – Это... Ах~... Немного... Смущает, но... – Чимин всеми силами пытается договорить фразу, но упрямые зубы Волка на сосках и его длинный гибкий язык явно против. Красные полоски ткани на чуть набухшей от возбуждения груди пропитываются слюной, ровно как трусики намокают от естественной реакции на такую напористую, но одновременно нежную ласку.       Чимин чувствует, как приятный зуд и пульсации между ног усиливаются и, не в силах их унять, он может позволить себе лишь несильное трение о чужое крепкое бедро. Такие нехитрые манипуляции не помогают ему успокоиться, а наоборот, только сильнее распаляют, и уже через минуту тихий скулеж долетает до острого слуха Чонгука.       Тот не прекращает покусывать и облизывать бугорки сосков, но его рука, аккуратно огладив изгиб талии и ягодиц, перемещается на внутреннюю сторону бедра Чимина. Он делает первые круговые движения по промокшей ткани, пуская по чувствительному телу сотрясающий импульс, и довольно ухмыляется, чувствуя, как трепетно сжимают маленькие пальчики его волосы, притягивая ближе. Чуть сильнее надавливает подушечками, пытаясь найти зоны, от стимуляции которых его малышка дрожит и скулит, как течная сука.       Когда же длинные пальцы одной руки ловко приспускают трусики на середину бедра, а затем медленно, с небольшим напором, проходятся между будто плюшевых, как и сама Красная Шапочка, складочек, Чимин вдруг резко напрягается и шумно выдыхает.       – Моя девочка такая мягкая, будто маленькая зефирка, – рычит Волк, продолжая массировать ту точку, на которую у Чимина была максимальная реакция. – И, наверняка, такая же сладенькая... Сядешь мне на лицо, крошка?       От порочных мыслей, тут же полезших в голову, Чимин стыдливо закрывает лицо руками, четко ощущая, как кровь хлынула к щекам. Однако уже через пару секунд крохотные ладошки оказываются в чужих больших и сильных, а его раскрасневшееся личико предстает перед Волком во всей красе. Чонгук почему-то так нежно улыбается, а его глаза блестят так по-доброму, что Красной Шапочке ничего не остаётся, кроме как сдаться в руки этому бессовестному Волку.       Он глубоко вдыхает и делает неуверенный кивок, устремляя взор куда-то в деревянный пол, и сам себя пытается успокоить.       – Не бойся, милый, – Чонгук осторожно снимает хрупкое тельце с себя и гладит подрагивающую спину. – Подними на меня свои чудные глазки... Вот так, крошка. Теперь поднимай попку и садись мне на грудь так, чтобы тебе было удобно.       Кое-как преодолевая смущение, Чимин перемещается с колен Волка на его крепкую, почти стальную от мышц грудь, и страшно умиляется, когда прежде, чем самому улечься поудобнее на спину, Чонгук проверяет, чтобы под коленками Шапочки было мягкое одеяло, а не жесткое дерево кровати, а затем оставляет по лёгкому поцелую под каждой коленной чашечкой и полностью стягивает со стройных ножек трусы, откидывая их в сторону.       Жар, исходящий от груди Чонгука, передается промежности Чимина, что опять начинает ёрзать в нетерпении, пока сильные руки не приподнимают его бедра, и ягодицы буквально не касаются чужого подбородка. Чимин внезапно сильно пугается и упирается ладонями в плечи Волка, желая слезть с него и убежать куда подальше от этой ужасно смущающей картины. Но тот вовремя хватает его за мягкие бёдра, притягивая к себе, и касается губами гладкого лобка, затем скользя все ниже. Упругий язык надавливает на нежную плоть всё сильнее, пока не упирается в клитор, останавливаясь и принимаясь выписывать на нём замысловатые узоры, выражающие лишь безграничную любовь к Красной Шапочке. Ответом ему служат звонкие стоны, пронизывающие воздух раз за разом, и подрагивающие бедра на его лице, что пытаются прижаться сильнее. Но Волку этого мало.       Он подцепляет чувствительный бугорок кончиком языка и удовлетворённо урчит, когда Чимин попросту падает назад, опираясь на ослабевшие руки и выгибаясь в спине. Охотничье самолюбие ласкает высокий вскрик удовольствия от умелого касания и усилившиеся струйки смазки, стекающие по подбородку.       Чимина постепенно, но очень верно уносит в какие-то сказочные дали экстаза, исходящего волнами от гибкого языка, медленно погружающегося в пленяющую глубь самого Чимина. Красная Шапочка тихо и неуверенно приближается к пику. Перед глазами плывёт, дыхание сбито, искусанные потемневшие от возбуждения соски и истекающая смазкой дырочка — Чонгука страшно ведёт с этого, и он принимается двигать языком быстрее, добавлять уверенные движения пальцами, проникать глубже, сильнее, лишь бы довести свою малышку до сладкого забытья...       В какой-то момент он видит, что глаза Чимина затянуты пеленой, а губы раскрыты в немом крике, и его прошибает странная тревога. Он замирает и легонько трясет Шапочку за плечо.       – Эй, детка, не отключайся, – Волк несильно кусает нежную кожу на ягодице и это приводит Чимина в чувство лучше всяких слов. Тот негромко вскрикивает и, покраснев, тихо произносит:       – Ты можешь продолжить, п-пожалуйста? Мне... Мне было так хорошо, пока ты не прервался...       Чонгук ведёт языком по изгибу между ногой и промежностью, щекоча и дразня, но не давая достаточного контакта для удовлетворения.       – Хочешь сказать, тебе понравилось, Красная Шапочка? – проговаривает он, медленно проталкивая палец обратно в текучую узость. Чимин, сам того не замечая, подаётся бёдрами навстречу, пытаясь насадиться глубже, и закусывает губу, радуясь хоть какому-то трению. Он кивает, отвечая на вопрос Чонгука, и вновь опускает глаза, стыдясь своего ответа.       – Значит, вот какая ты на самом деле. Грязная девочка, верно? – слова Волка мешаются с хнычущими стонами Чимина, почувствовавшего внутри себя уже два пальца вдобавок к языку, что вновь принялся выписывать круги на набухшем клиторе. И, пока темп толчков пальцами увеличивается, а язык усиливает свой напор, Чонгук все больше понимает, как ему на каком-то глубочайшем подсознательном уровне необходимо, чтобы его милый, замечательный Чимин-и содрогнулся в оргазме, и сколько он готов приложить сил, лишь бы это случилось.       А Чимин уже буквально рыдает, сжимая в трясущихся пальцах простыню и волосы Чонгука, который видит скорый конец этого приятного пути, и мажет напоследок губами по другой сжатой дырочке, с которой, он уверен, однажды тоже замечательно поиграет, а затем отстраняется.       – Нет-нет-нет, пожалуйста, не останавливайся! – Чимин бьётся в истерике, тщетно двигая бёдрами в воздухе, поражая Волка тем, как разбито и нуждающееся он выглядит. А самое главное, что все это чудо, — оно только его, только Чонгука.       Он ласково целует подрагивающий животик, ведёт горячими ладонями вверх по стройному телу и, подхватив, пересаживает Красную Шапочку прямо перед своим действительно каменным стояком. Затем вытирает слёзы с пухлых щёчек и объясняет:       – Ты так хорошо постаралась, моя девочка. Я дам тебе кончить, но сначала ты должен кое-что мне сказать.       Чимин часто-часто кивает, внимательно слушая, и повторяет за Чонгуком слова, которые дадут ему возможность наконец кончить.       – Я, – Чонгук начинает почти незаметно потираться пахом о мягкие ягодицы, провоцируя Шапочку, заодно не упуская и шанса хоть немного облегчить свое возбуждение.       – Я... – Чимин заливается краской, понимая что его ждёт нечто позорное и прекрасное одновременно, ведь Чонгук не умеет выбирать золотую середину, а всегда ходит по крайностям.       – Маленькая.       Волк раздвигает пальцами чужие ягодицы, непосредственно соприкасая текущего, как блядь, Чимина и свой налитый кровью член.       – Маленькая...Ах~! – стонет Чимин, чувствуя, как в него входят одним мощным толчком. Невиданное для него доселе удовольствие, распирающее изнутри, крепким узлом сковывает внутренности, заставляя лишь сладко стонать и просить своего Волка повторять это снова и снова.       – Грязная.       Чонгук чеканит слова, будто раскалённое железо, врываясь раз за разом все быстрее в податливое тело, сгибая его так, как нужно ему, позволяя кричать в благоговении и молить ещё.       – Грязная... Ах, Господи, Чонгук, я не выдержу больше! – Чимин срывает голос, рыдая от силы удовольствия, накрывающего его с головой, захлестывая и увлекая за собой в непробудный океан черных глаз Волка.       – Детка.       Волк понимает, что им осталось совсем немного, и одним резким движением переворачивает Шапочку на спину, оказываясь сверху, и раздвинув так широко, как только смог, ноги Чимина, вновь входит внутрь, начиная размашисто толкаться.       – Да, боже, сделай так ещё раз! Ещё, пожалуйста...       Он совсем забывает в этой погоне за оргазмом о том, что Чонгук сказал ему делать, поэтому пугается и расстроенно плачет от болезненного укуса в шею.       – Крошка, если ты будешь себя так вести, мы никогда не кончим. Забыл, что ты должен говорить?       Голос Волка звучит невероятно строго, и, неожиданно для себя, Чонгук открывает в Чимине новый фетиш — пока он говорил это таким укоряющим, не терпящим возражений тоном, мышцы внутри Чимина пульсировали гораздо сильнее обычного, а с его губ сорвалась дополнительная порция жалкого скулежа, оповещающего о том, что Чимин на грани.       – Я... Детка? – он плаксиво стонет, ощущая, как первые волны оргазма уже подкатывают откуда-то снизу, а все тело готово сорваться в безумные конвульсии экстаза.       Чонгук опять рычит, видя, как Красная Шапочка вот-вот кончит, и добавляет заключительное и добивающее:       – Верно. Чья?       Последнее, что они успевают уловить перед тем, как вместе упасть в сладкую бездну, — это худенькие ручки Чимина, обхватившие широкую спину, то ли пытаясь найти какое-то подобие спасательного круга, то ли просто нуждаясь в эмоциональной близости в такой важный момент, и надорванное «только твоя». ***       Чимин просыпается от чужого горячего дыхания прямо в шею. Руки Волка лежат поперек его талии, крепко прижимая к себе, а грудь мерно вздымается в такт тяжёлым вздохам, опаляющим ключицы.       Кажется, будто Чонгук спит, но его глаза приоткрыты и будто с ухмылкой смотрят на Красную Шапочку, вгоняя того в краску и заставляя отпихнуть от себя чужое тело.       – Не-не смущай меня...       На что его лишь валят обратно на кровать и целуют в шею, вырывая судорожный вздох, а затем и тихий стон, когда длинные пальцы скользят между ног, дразня и напрягая мышцы аккуратных ножек, что пытаются сжать бёдра в попытке уйти от назойливой ласки, но тем самым лишь усиливая давление руки на промежность.       – Неужели тебе ночи не хватило? – Чимин слегка выгибается, чтобы Волк смог стянуть с него рубашку, отделяющую того от гладкой кожи Красной Шапочки, а затем откидывается на подушки, ожидая ответа.       – Маленькая глупая Красная Шапочка, мне никогда тебя не хватит, – Чонгук аккуратно оглаживает мягкие бёдра и проводит языком по венке, бьющейся на шее от возбуждения. – Я слишком люблю тебя, чтобы доказать это за одну ночь.       Он смыкает зубы на нежной припухлости соска и довольно скалится, когда слышит звонкий вскрик удовольствия от умелого движения рукой внизу, между ног.       Вдруг его взгляд падает на ярко-белые сугробы за окном и его, будто током, не хуже рук Волка, прошибает осознание того, что Новый год уже наступил, а встретил он его с человеком (ну или почти человеком), которого он безумно любит.       Чимин ловит своими губами чужие и прерывисто шепчет прямо в лицо:       – Я ведь приготовил тебе подарок.       Чонгук в ответ громко рычит, проникая пальцами ещё глубже, и прикусывает пухлую щёчку осторожно и предусмотрительно спрятанными клыками.       – Лучший подарок для меня — видеть, что тебе хорошо. Так позволь мне сделать так, чтобы тебе было хорошо.       И не только сегодня, но и весь этот год.       Всю жизнь.