Обида и Новый год

      Он уже не сердился. В груди вместо гнева глухо клокотала только обида, пока молодой экзарх доставал из духовки пирог и монотонно мурчал себе под нос надоевший порядком мотив. Часы показывали десять. Снова задерживается, а может и не придет вообще. Как в прошлый раз. На окне весело мигали цветные огоньки гирлянды, сменяя цвета, а Морион уселся за стол и опустил голову, упираясь локтями в столешницу и основаниями ладоней подпирая щеки. Кажется, он снова будет праздновать этот большой праздник в одиночестве…       Когда дверь хлопнула минут через сорок, задремавший Морион даже не пошевелился, не посчитав это нужным. Слишком уж сильно его задел поздний приход Алебарда. Могли же провести несколько часов до прихода нового года за готовкой и всякими милыми вещами как нормальные люди, но нет же, надо до последнего было сидеть за своими документами       — Мо-о-ри-и…~ — негромкий чуть хриплый голос и нежно-тянущаяся интонация всё же заставили младшего в паре вздрогнуть и обхватить свои плечи руками, сев прямо и уставившись в стол. Ему не больно, он не сердится на Альба, хоть и имеет полное право, просто обидно. Что какие-то бумажки, кажется, важнее министру, чем он, Морион. — Ну ты чего молчишь? Уснул что ли? — после тихого стука подошв о пол, в сторону кухни послышались шаги, что заставили экзарха вцепиться пальцами в плечи и слегка прикусить внутреннюю сторону правой щеки. В пропитавшийся ароматом выпечки и каких-то благовоний пищеблок вошёл Алебард и приподнял брови, чуть склоняя голову набок, отчего заботливо заплетенная утром коса упала на плечо       — Солнце, всё хорошо?.. — уязвленно поджав губы, церковный служитель поднял голову на архибрата, и тот все понял только лишь по выражению дымчато-синих глаз, которые глядели на старшего с некоторой горечью. — Прости…       — Ты всегда извиняешься, а в итоге снова задерживаешься до последнего. Из раза в раз… — Ал виновато опустил глаза и провел языком промеж губ, вздыхая, скрещивая руки на груди и прижимая к ней же не особо приметный свёрток с простой светло-коричневой обёрточной бумагой. — Почему.? — после этого тихого будто спокойного вопроса захотелось выть белугой, но Алебард был бы не Алебардом, если б позволил эмоциям совладать с разумом       — Морион, я тебе богом клянусь, в новом году всё будет по новому… — от таких слов взгляд младшего стал немного колючим, а сам он уже не смотрел на возлюбленного исподлобья       — Ты богохульник, или тебе Великий Зонтик уже не Бог? — ответом стал взгляд от двух удивительно тёплых ледышек, мол «да иди ты, ты прекрасно понял, что я имею ввиду». Морион же вздохнул и отвёл глаза, слегка потерев плечо и вновь прикусив губу; Алебард подошёл к младшему и, положив на стол свёрток и немного нагнувшись, приобнял его, целуя в лоб и тыкаясь носом в макушку.       — И всё же, прости, это было в последний раз…       — Просто заткнись, не хочу больше ничего слышать, — проворчал экзарх прежде, чем со вздохом прижаться к министру и прикрыть уставшие от кухонной духоты глаза…       … — С новым годом! — воскликнув это, Альб с непривычно детским ребячеством притянул к себе младшего, целуя, — Морион даже ойкнуть не успел, только тихо мыкнул и ответил на поцелуй, укладывая руки на бока длинноволосого. С момента их мелкой перепалочки прошло около часа и двадцати минут, но и этого хватило экзарху, чтобы защипать и защекотать своего мужчину до такой степени, что он буквально умолял о пощаде, чуть ли не слезами обливаясь. А сейчас они сидели и целовались уже минут пять, не отрываясь друг от друга и тихо сопя носами…       Морион всегда быстро остывал, а вот Алебард старается теперь слишком уж не засиживаться