Апельсин

      

Напевает вечер синий колыбельную апельсинам. Федерико Гарсиа Лорка. Две вечерних луны Ты придёшь лабиринтами ночи, где выхода нет. Ф. Гарсиа Лорка. Газелла об отчаявшийся любви

             Зима в Калифорнии – это не только голые ветви или багряная листва, но и спелые плоды апельсиновых деревьев. Диего сорвал один и, помедлив – отец в детстве ругал сына за то, что тот ел немытые фрукты прямо с ветки – достал нож и надрезал спелый апельсин.       – Приятного аппетита, сеньор де ла Вега.       Диего де ла Вега вздрогнул и едва не порезался – Монастарио подкрался со спины, причем совершенно незаметно! Что он делает здесь?!       – Вы разгуливаете в чужих владениях так вольготно, словно по общественной земле, – раздражённо буркнул Диего, выходя из роли «слабака».       – Простите, дон Диего, – с подчёркнутой вежливостью, граничащей с издевкой, ответил Монастарио, – мне стоило послать кого-то из солдат на асьенду, чтобы узнать, не соблаговолите ли вы условиться со мной о…       – Вы заболели, сеньор команданте? – перебил его де ла Вега, не в силах слушать подобный бред. Вроде вином от Монастарио не пахнет…       Следует заметить, что недавнее происшествие с сеньором Мартинесом странно отозвалось в Диего: интрига капитана была на удивление умна, но подла. Подла потому, что, удайся она, Зорро оказался бы опозорен в глазах жителей пуэбло. К тому же… Очень неприятно думать, что коменданту решительно все равно, кто скрывается за маской. Зорро должен быть хорош собой и мастерски фехтовать. Мартинес отвечал этим требованиям, более того – он выглядел знойным кабальеро, не то, что Диего, чьи глаза могли показаться зелёными, каре-зелеными или вовсе карими* и чью наружность нельзя было назвать типичной для испанца. Почему он вообще думает про внешность, а не про…       – Нет, я здоров, – возразил комендант и продолжил: – Дон Диего, хочу попросить прощения за то, что назвал вас слабаком. В спальне, когда…       – Я помню, – опять перебил де ла Вега. – Простите, но я не верю в вашу искренность, сеньор команданте.       Монастарио вздохнул.       – Чем я смогу ее доказать?       Де ла Вега промедлил прежде чем ответить.       – Я задам простой вопрос.       – Слушаю.       – Зачем это вам? Опять злоумышляете против землевладельцев?       – Нет, – одними губами улыбнулся комендант.       Диего в который раз с грустью отметил, что, видимо, Господь наделил такого грешника располагающей внешностью с целью испытывать слабых духом. Какое счастье, что у Диего нет сестры!       – Я отбываю в Испанию, – тихо признался Монастарио, – и хотел бы помириться перед отъездом. Когда я увидел вас впервые… вы вызвали во мне искреннюю симпатию, дон Диего, и я питал надежду, что мы сблизимся. Однако…       Диего онемел. Да, конечно, он помнил, что поначалу комендант был с ним вполне любезен, но никогда не принимал этого всерьез. Монастарио впрямь желал завести дружбу с сыном своего врага дона Алехандро де ла Веги? Диего в самом деле расположил его к себе, то была не простая вежливость со стороны коменданта? Но как же оскорбления, в спальне? Диего ведь был назван слабаком, а его вежливость – лишь маской, под которой кроется ненависть зверя. Или Монастарио говорил в сердцах? Диего удалось его задеть? Любопытно-о…       – Так как я могу получить ваше прощение? – спросил Монастарио.       Похоже, капитан чувствовал себя не в своей тарелке. Ну, ещё бы! Как он вообще смог пересилить свою гордыню – уму непостижимо.       «Никак», – хотел было съязвить Диего, но сдержался. А потом ему пришла в голову одна мысль…       – Хочу амнистию для Зорро, – взмахнул де ла Вега рукой и улыбнулся. – И можете считать меня своим другом навеки. Видите ли, моему отцу это чрезвычайно понравится, а я желаю его порадовать.       От изумления синие глаза напротив стали просто огромными. Не выдержав красоты, на него обрушившейся (поскольку капитан был мужчиной, она казалась чрезмерной и действие оказывала такое же сокрушительное, как рассвет в горах или картина живописца Гойи), Диего отвёл взгляд, чувствуя неловкость. Он был уверен, что комендант разругается с ним как только придет в себя.       Однако на губах дона Энрике Санчеса Монастарио заиграла многозначительная улыбка. Наконец капитан нахмурился и произнес:       – Дон Диего, я… я не имею права. Лишь губернатор…       – Не говорите глупостей, – раздражённо откликнулся Диего, – вы ведь можете найти выход из положения, если пожелаете. Арестуйте кого-то без оснований, как обычно, Зорро явится в гарнизон, и вы назначите ему встречу, на которой вручите письменное заверение с подписью нотариуса, что…       – Вы хотите, чтобы вместо Зорро вздернули меня? – усмехнулся Монастарио.       – Вашему слову чести, полагаю, Зорро не поверит, – буркнул Диего, уже сожалея, что начал этот разговор. Он был уверен, что комендант опять что-то замышляет, но пока не мог понять, что именно.       Помолчав, Монастарио сказал:       – А моей клятве в церкви** Зорро поверит, как думаете?       – Понятия не имею, – пожал плечами Диего, вновь принимаясь за апельсин, – проверьте. Вдруг вам наконец повезет найти с этим таинственным сеньором общий язык.       Комендант фыркнул, но, к удивлению де ла Веги, от комментариев воздержался и попросту откланялся. Диего поймал себя на мысли, что ему нравится наблюдать, как Монастарио двигается. «Quizás, quizás, quizás»***, – напел де ла Вега, когда капитан уже не мог его слышать, и расхохотался в голос. Он сам не знал, как поступит.              – ...Сеньор Зорро, мы можем поговорить? – крикнул Монастарио, когда их клинки, скрестившись, замерли на мгновение.       – Мы – мужчины, пусть за нас говорит сталь, – рассмеялся Зорро, и оружие противников зазвенело вновь. – Впрочем… В чем дело?       – Я уезжаю и предлагаю вам мир. Или перемирие, это уж как получится. Едемте в церковь, я поклянусь, что, когда вы снимете маску и я узнаю, кто вы, более не стану преследовать и никто не узнает вашей тайны.       – Да вы с ума сошли, сеньор команданте! Не подозревал в вас романтика!       – Просто если со мной что-то случится или я не вернусь в Калифорнию, то хотелось бы знать, кто вы, и не мучаться догадками.       Повисла пауза.       – Да вы любопытны, как сеньорита, – ухмыльнулся Лис и вдруг согласился: – Сядете в мое седло, так я буду уверен, что не совершаю совсем уж самоубийственной глупости. И, конечно же, оставьте шпагу и позвольте себя обыскать.       Монастарио молча кивнул, соглашаясь.       Это была самая странная поездка в жизни разбойника Эль Зорро: вместо хорошенькой сеньориты в седле перед ним сидел, кутаясь в свой черный плащ (что хоть немного помогало скрыть белые бриджи), капитан Монастарио, которому верить было нельзя. Опасно было ему верить, прямо скажем. Который, по всей вероятности, лгал о своем отъезде. Который пах табаком, но ничуть – душистой водой, как сам Ди… Зорро. И все же от его волос шел аромат, который Зорро не мог распознать, как ни старался. И теплый, он был теплый, живой, непривычно близкий и тихий. Совершенно не к месту Лису подумалось, что Монастарио у́же его в кости и у него изящные руки.       – Как ваша рана? – почти шепотом спросил он.       – Благополучно, благодарю, – односложно ответил комендант.       И в этот самый миг Диего понял, насколько бездарно выдал себя. Так всегда бывает: ты феноменально везуч, ты умен, но однажды…       К удивлению де ла Веги, Монастарио сделал вид, что ничего не понял. Но он не мог не понять, не мог! Неужели эта затея с клятвой и поездкой не имеет двойного дна?       Чувствуя нервозность хозяина, Торнадо тоже занервничал.       – Не беспокойтесь, сеньор, возле церкви нет засады, – по-своему все понял Монастарио.       – Надеюсь на это, – хрипло ответил Диего.       Они спешились на безлюдной центральной площади пуэбло. Диего пытался ответить себе на вопрос, почему он идёт на поводу у коменданта – и не мог. Быть может, дело в тривиальном любопытстве? Или риске? Зорро, то бишь настоящий Диего, обожал риск. А ещё, откровенно говоря, хотелось, чтобы Монастарио снял с него маску, изумился и… сдался. Чтобы капитан узнал его тайну, но в силу каких-то причин не мог ее разгласить. Но это было нереальным, увы. Де ла Вега предполагал, что либо он однажды случайно убьет коменданта, либо тот лишится своей должности. Собственно, вот ради чего и появился Зорро. Но чтобы Монастарио уезжал из Лос-Анхелеса (более того, отплывал на континент), унося с собой в памяти образ Диего де ла Веги в костюме Лиса... Может, капитан сошел с ума? Тогда его сумасшествие заразно – сейчас Диего почти сожалел, что капитан Монастарио – его враг. Сейчас он почти желал, чтобы капитан был другим… хотя бы немного. И, как и прежде, Диего хотел продемонстрировать самолюбивому коменданту Лос-Анхелеса, что Диего де ла Вега – настоящий кабальеро, один из лучших фехтовальщиков Новой Испании.       – Пойдете в церковь первым. Спустя время я присоединюсь к вам. Если это ловушка, то вы пожалеете, команданте. И ещё...       Порывшись в седельных сумах, Зорро достал два апельсина и протянул их Монастарио.       – Вот, держите. Помнится, в честь перемирия полагается разделить еду. Простите, но у меня нет ничего, кроме этих плодов…       – ...сорванных в саду сеньора де ла Веги? – улыбнулся Монастарио. С двумя апельсинами в руках он смотрелся забавно, особенно в лунном свете.       Вспыхнув, Зорро, он же Диего, ничего не ответил. Второй раз за вечер так глупо выдать себя! Да что с ним сегодня такое? Кто ещё тут заболел!       Кивнув, комендант не спеша направился ко входу в церковь, освещённую фонарями.       Взлетев в седло, Зорро объехал площадь, высматривая солдат, но встретил лишь фонарщика, который даже не перекрестился, увидев всадника в черном, а пьяненько захихикал: «¡Hola, señor! Спешите на свидание, верно? Если не пожалеете для старого Панчо парочку реалов, эта ночь станет лучшей в вашей жизни, правду говорю!» Как во сне, Диего молча бросил старику под ноги какие-то монеты и неспешным шагом двинулся дальше. Впервые Зорро приняли за влюбленного, одевшегося в чёрное с понятной целью. Да уж, лучшая ночь в его жизни, не то слово…       Тщательно обследовав церковь извне, Диего убедился, что засады нет. Или ловушка слишком хитра в этот раз, что было бы досадно. Все ещё пытаясь разгадать интригу Монастарио, де ла Вега пробрался внутрь.       Комендант сидел на скамье и доедал один из двух апельсинов. Как бы бесшумно ни пытался подкрасться к нему Диего, Монастарио ощутил чужое присутствие и поднял голову. В руках у него был складной нож с узким лезвием – видимо, им капитан разрезал плод.       – А, сеньор Зорро! Ну наконец-то! Я уже начал беспокоиться. Было нечем себя занять, так что я полакомился апельсином. Разделим с вами оставшийся.       – Откуда вы взяли нож?       – Прошу прощения, но вы совершенно не умеете обыскивать людей, – беззлобно поддел Диего комендант. Оказывается, он это умел, если хотел.       – Надо было раздеть вас догола, – буркнул де ла Вега, самую малость задетый. Он не любил, когда капитан вел себя с ним, как с мальчишкой или гражданским.       – Даю слово, что, помимо навахи, я не утаил больше никакого оружия, – улыбка капитана стала шире, словно он провел последние полчаса не в церкви, а в винном погребе.       Диего нахмурился, не поддаваясь – он помнил, каким заразительным может быть комендантское веселье. Они в доме Божьем, в конце концов! Следует вести себя как подобает.       – Приступайте, – велел он.       – К чему? – Монастарио перестал улыбаться, но темные в свете свечей глаза глядели на де ла Вегу как-то… непривычно.       – Клянитесь, что сохраните тайну личности Зорро – мы, кажется, ради этого здесь?       – Да. – Вот теперь комендант действительно посерьёзнел.       Встав на одно колено перед статуей Божьей Матери, он раздельно и четко произнес: «Клянусь жизнью и честью до конца дней своих хранить в тайне истинное имя разбойника, называемого Зорро, если оно станет мне доподлинно известно. Клянусь отказаться от поимки Зорро; если же обстоятельства вынудят меня содействовать этой поимке, то клянусь приложить все усилия, чтобы она не состоялась. Клянусь сделать все от меня зависящее, чтобы Зорро оставался в живых и на свободе».       – Однако… – беззвучно выдохнул Диего.       Он сегодня по неосторожности и глупости выдал себя дважды, и все равно комендант… Монастарио не мог измениться настолько, не мог начать разделять его взгляды, так зачем… Неужели настолько жгучее любопытство?       – Вы ужасно патетичны, сеньор команданте, – не удержался от подколки де ла Вега.       – Какой уж есть, – отозвался Монастарио, поднимаясь на ноги.       Подойдя к Диего с апельсином в руке, капитан сказал:       – Я бы хотел сам снять с вас маску, дон Диего, но, боюсь, у меня руки в соке. К слову, вы отменный урожай собрали в этом году!       – Да, апельсины нынче хороши, – согласился Диего, развязывая концы маски. Если он сейчас скажет что-то вроде «почему вы считаете, что я – Диего де ла Вега?» – Монастарио станет считать его не юнцом, а ребенком, и будет прав.       Когда маска была наконец снята, капитан лишь заметил, что в маске Диего выглядит «интересней», после чего уселся на скамью и принялся за оставшийся апельсин. Хмыкнув, Диего вернул маску на место и устроился рядом.       – Будьте осторожны, дон Диего – пара брызг уже попала мне на мундир, – заботливо предупредил комендант.       – О, эти тряпки не стоят вашего беспокойства, дон… – Диего все же на долю мгновения замялся, прежде чем назвать своего врага (бывшего врага?) по имени – …Энрике.       – Хорошо, если так.       – Мне все это кажется каким-то тайным туземным обрядом, хотя мы и в церкви, – смущённо признался Диего, лакомясь апельсином.       Конечно же, он измазал соком все, что ниже маски, и теперь украдкой облизывался, как кот, сунувший мордочку в миску со сливками. Может, Монастарио и не врал, что забрызгал мундир, но капитан ел свою половину апельсина так, словно находился на приеме у вице-короля.       – Дон Диего, у меня к вам неожиданное предложение. Пообещайте, что подумаете над ним, а не откажетесь сразу.       – Да? – де ла Вега повернулся к Монастарио, весь превратившись в слух.       – Едемте со мной в Мадрид. Тем более, мне придется путешествовать в штатском. Я потом все объясню. Вам, то есть Зорро, понравится, пожалуй.       – Но мой отец… – в стиле своей мирской маски, неженки сеньора де ла Веги, проблеял настоящий Диего – и тут же устыдился.       – Ну, – Монастарио внезапно шкодливо ухмыльнулся, помолодев лет на десять, если не больше, – я могу вас похитить. Раз уж я местный злодей.       Диего растерянно заморгал. Он решительно отказывался понимать, что происходит и отчего он в костюме Зорро сидит ночью в церкви и ест с Монастарио апельсин, один на двоих. И они, кажется, планируют авантюру, тоже одну на двоих.       – Меня наконец озарило! Вы пьяны, сеньор команданте!       – Вовсе нет, и вам это отлично известно, дон Диего. Но у меня в гарнизоне припрятана бутыль отличнейший мадеры, и если мы ее опустошим, то все будет выглядеть достоверно.       – Что именно? – слизнув сок с пальцев, спросил де ла Вега. Пожалуй, он поглупел от этой странной дружбы с Монастарио. Ещё немного, и от сержанта Гарсии не отличишь…       – Ваше похищение. Точнее, то прискорбное для вашего отца обстоятельство, что его сын во хмелю позволил не менее пьяному коменданту уговорить себя составить ему компанию. Сеньор Пинья познает отцовский гнев, но ничего, у него крепкие нервы, закалённые общением со мной, выдержит.       – Отец отправится следом за нами… – неуверенно, словно «поэт и музыкант» дон Диего, возразил Зорро.       – Мы что-нибудь придумаем, у нас ещё есть день в запасе, – заявил Монастарио.       – Постойте, но я ведь ещё не согласился!       – Неужели? – нарочито небрежно спросил капитан и прибавил: – У вас есть платок? Я свой потерял где-то… Какая досада, что нельзя вымыть руки, и они так и останутся липкими… – голос Монастарио зазвучал донельзя расстроенно, и Диего вдруг понял, что апельсиновый сок здесь ни при чем.       Он почему-то поверил коменданту, этому ужасному, но, оказывается, интересному и непредсказуемому человеку сразу и до конца. К тому же Монастарио обладал чувством юмора, а значит, он не безнадёжен, ведь так? И с ним рядом будет Зорро, которого капитан поклялся не ловить…       – Вас хочется… – начал Диего.       – Что?       – ...разгадать, – смущённо закончил он. – Я согласен составить вам компанию. Но с вас каждый день – самые вкусные в Испании апельсины.       Лицо под маской горело. Настолько необдуманных поступков он не совершал ещё никогда. Он даже не знал, во что именно ввязывается.       Капитан Монастарио протянул руку, и они скрепили это безумное соглашение несколько липким рукопожатием.       Минутой позже они вспомнят, где вымыть руки. Ещё позже комендант, кутаясь в плащ, через балкон заберется в спальню Диего де ла Веги, не без его помощи, и у молодого сеньора найдется не менее достойная мадера. Много чего случится позже – даже то, что можно назвать весьма и весьма опрометчивым. Однако прямо сейчас, в церкви Пуэбло-де-лос-Анхелес заканчивалась одна история и начиналась другая.