Ужас на крыльях ночи

      Испокон веков для всех школьников и студентов начало сентября символизировалось первым кругом ада. Данте они в учебных заведениях проходили, а значит прекрасно знали, что в конечном итоге их было девять: аккурат по кругу на месяц. Особо одарённые (явно Данте не учившие) попадали и на десятый.       В общем, суть одна: учёбу ждали либо нелюди, либо совсем уж отчаявшиеся.       Тэхён относит себя к отчаявшимся нелюдям. Первое сентября вот уже как два года ждёт с особым нетерпением, а всё потому, что он действительно не человеческой расы — кровожадный вампир. И действительно совсем уж отчая...       — Тэхён, осторожно! — он не успевает пригнуться, как что-то маленькое, но очень быстрое врезается в голову, чуть не пробив череп. Конечно, это его бы не убило, тем не менее ощущения не из приятных. Это "что-то" оказывается всего лишь летучей мышью, так же не ожидавшей прямого столкновения со своим главным врагом, потому от страха (а ещё немного потому, что по своей же глупости запуталась в кудрявых локонах чужака) мстительно кусает Тэхёна за руку, которой он пытается помочь ей выпутаться. Вампир ойкает, но продолжает распутывать свои волосы, не обращая внимания на истеричные попытки ужаса на крыльях ночи оттяпать всю его руку (признаться честно, максимум, что это создание может сделать Тэхёну — оставить крохотный шрам, который сойдёт уже через пару минут).       Истерика крохи не прекращается даже тогда, когда Тэхён достаёт её, потрёпанную, из своей шевелюры. Летучая мышь всё пытается вырваться, укусить, истошно визжа своим тоненьким голоском, до тех пор, пока он успокаивающе не шепчет, зная, что его услышат без проблем:       — Хэй, давай успокаивайся, я не обижу. А вот тебе стоит внимательнее следить за траекторией своего полёта, малышка, — кажется, именно за последнюю фразу Тэхёна снова мстительно кусают за палец, окончательно вырываясь из плена больших ладоней. Вампир лишь грустно вздыхает: его не удостоили и взглядом, вместо благодарности за спасение взмахнув крыльями прямо перед лицом.       Ничего, он привык. Вампиры оборотням не друзья. Пора перестать скрипеть зубами после каждого подобного случая.       И всё равно по-вампирски обидно...       — И почему этот Чонгук постоянно врезается в тебя? — раздаётся совсем рядом голосом лучшего друга. Тэхён снова грустно вздыхает: знал бы ранее, что это именно Чонгук в него влетел, поздравил бы хоть с праздником.       Впрочем, для оборотня он вряд ли таковым является. Тот бы скорее принял это поздравление за насмешку, чем за искренность вампира.       — Милашка... — чуть ли не скулит.       — Тэ, серьёзно, всё ещё?       — Всегда.       Он и без наставлений Чимина — того самого лучшего друга и в придачу одного из самых лучших студентов Вампирской Академии — знает: его мечтам место в самом затаённом местечке души. Вампиры и оборотни — какой абсурд!       Это вообще чистое везение, что они учатся вместе. Просто прекратить драку вампиров и оборотней летучих мышей гораздо проще, чем потом бороться с последствиями обескровленных студентов в Академии Оборотней.       Ещё столетие назад, устав бороться с кровожадностью летучих мышей, директорским составом двух Академий было принято решение перевести их к вампирам. А что? Они все — создания ночи. Учатся, только когда солнце сядет. Их рацион питания тоже схож: вампиры, правда, животной крови всё же предпочтут человеческую. Зато следить за кровожадностью летучих мышей стало гораздо проще: у вампиров с первого курса была дисциплина самоконтроля, которая не мешала и этим созданиям.       Единственного, чего так и не получилось достичь: искоренить ненависть двух, казалось бы, имеющих столько схожего, но всё ещё противоположных рас. Оборотней вампиры называли падальщиками. Вампиров оборотни окликали стереотипнооднообразным "тощие бледнолицые мертвецы", что до глубины души обижало оных. В век технологий вампирами уже давно были созданы антиультрафиолетовые кремы для долгого нахождения на солнце (хоть и жутко дорогие), спортзалы кишели вовсе не мелкими пугливыми насекомыми (ещё одно прозвище летучих, есть грешок, но придумано оно было только из-за глубоко засевшей обиды), а сердца их бились так же живо, как и у этих белок-летяг (очень глубоко засевшей обиды!).       Тэхён всего этого не понимал. В их Академии было не так уж и много оборотней: ежегодно поступало не больше пяти. Они всегда держались в своей маленькой, обособленной ото всех вампиров стайке, и, если быть совсем уж честным, запомнить двадцать имён было не так уж и сложно. Он знал, как минимум, тринадцать: тех, с кем сам учился на одном курсе, и тех, с кем чаще всего общался он.       И, что ж, кажется, Тэхён был единственным вампиром, который при необходимости обращался к оборотням поимённо (не считая случаев, когда кто-нибудь из них врезался в него в своей крошечной ипостаси: он просто не узнавал всех в животном обличии, успев запомнить только нескольких. Оттого, если не был уверен, обращался коротко: "малышка"). Один из плюсов уважительного отношения к летучим мышам: они не полезут первыми. Один из минусов: они вообще никогда не лезут первыми. Кладя руку на сердце (которое у него всё ещё есть и всё ещё бьётся!), Тэхён признаёт: иногда он хочет что-нибудь да сотворить исподтишка. Только чтобы он обратил на него своё внимание.       Чонгук младше на курс, и это не помешало вампиру два года назад заметить его. Немногие расы в курсе, но на самом деле вернее вампиров могут быть только мёртвые. Которые реально мертвые! В общем: тут даже оборотни-волки уступают. И Тэхён, с детства мечтающий о единственной любви на целый век, был в некотором замешательстве, влюбившись в оборотня. У него не было каких-то неожиданных замираний сердца (это реально крипово, когда встречаешь любовь всей своей жизни), эмоциональных всплесков или ещё чего похуже: он просто сразу понял, лишь раз взглянув. Чонгук — его. Его оборотень, человек, судьба, сплетённая красной нитью, и так далее по списку.       Только была одна проблема.       Чонгук его боялся.       Поначалу это было ожидаемым: перваки, наслушавшиеся в детстве сказок заботливых матерей о кровожадных убийцах, за секунду выкачивающих кровь даже у слона (фу, мерзость какая — кровь слона слишком горькая, и к тому же неприятно вяжет на языке — не спрашивайте, откуда Тэхён знает), откровенно шугались всех, кого не чувствовали своими. И попытки Кима подобраться к Чонгуку в его первый учебный день встретились не громким шипением, к которому привык вампир, а внезапным перевоплощением и попыткой скорого побега (к слову, неудачной). Чонгук летал завидно быстро. А ещё, к большому сожалению Тэхёна, очень неуклюже.       (— У них, вообще-то, со зрением всё худо, — поучительно говорил Чимин, когда Тэхён приходил к нему расстроенный из-за очередного побега его мышонка в стену. Он жалобно скулил, словно ощущая боль Чонгука на себе. — Ты думаешь, почему все оборотни ходят в очках?       — Я не знал... — всё грустнее и грустнее. Так это что же получается, в синяках Чонгука виновата вовсе не его неуклюжесть, а сам вампир? Вот же ж...       — Эти белки-летя...       — Летучие мыши!       — Окей-окей, летучие насекомые, — Тэхён закатил глаза: вампиров переучить невозможно, если они сами этого не захотят. Как же раздражает! — Очень плохо видят, особенно в темноте. Но зато у них тончайший слух — они ориентируются в пространстве по эху. Подают ультразвуковые сигналы и внимательно слушают, как звук отскакивает от предметов. В конечном итоге всё пространство становится для них точнейшей картой.)       Тогда Тэхён перестал с особой упорностью искать встреч с Чонгуком: ему было жаль смотреть, как потом тот ходил весь покалеченный. Как оказалось, летучие мыши ещё и гиперчувствительны. Вместо этого он поговорил с директором и предложил по всей Академии развесить небольшие виброустройства, которые могли бы помочь оборотням ориентироваться даже без очков. Отца Тэхёна — высокопочитаемого аристократа (бизнесмена в простонародье) — удивила инициатива сына улучшить условия обучения летучих мышей, но удивление то было приятным. Он им стал гордиться ещё больше (а потом увидел влюблённый взгляд на одного из представителей крылатых, и всё встало на свои места. Гордиться не перестал, зато выражаться в сторону оборотней при сыне стал аккуратнее).       Устройства пришлись оборотням по душе. Чонгуку — особенно. Как оказалось, доля врождённой неуклюжести в нём всё же присутствовала.       Тэхён был искренне счастлив, перестав так сильно переживать из-за не сходящих с чужого тела синяков — регенерация летучих мышей тоже была ни к чёрту.       А потом что-то изменилось. На следующий год Чонгук, привыкший ко взглядам одного вампира и просто смирившийся со своей участью, вдруг перестал шугаться. Спокойно проходил мимо, на совместных парах мог сесть совсем близко, даже однажды обратился за помощью с проектом!       Тэхён был растерян.       Тэхён был абсолютно дезориентирован.       И начал шугаться Чонгука сам.       Чимин лишь мерзко хихикал вслед сверкающим пяткам (и Чонгук, незаметно для Тэхёна, смеялся тоже).       Игра в кошки-мышки продолжилась до тех пор, пока Чонгук в своей крохотной ипостаси не влетел в Тэхёна — совершенно случайно! Он просто немного... Не рассчитал...       Кто пищал громче — оборотень или вампир — до сих пор актуальный вопрос среди студентов Академии.       Не редкость — когда летучие мыши сбивались с курса, влетая в людей (ну, теперь хотя бы не в стены). Ким и до этого ловил собой парочку торопящихся. Но Чонгук влетел эпичнее всех вместе взятых — прямиком в его гнездо из волос. И запутался в них крыльями, несколько раз ударив Тэхёна прямо по в шоке раскрытым глазам, пока истерично пытался выбраться. Вампир выбраться, конечно же, помог, только когда сам смог успокоиться (не каждый день тебе мышка крыльями глаза выколупать пытается!). Помог и ошалелым взглядом просканировал негодника, смотрящего на него таким же ошалелым взглядом. Ипостась Чонгука он успел запомнить отлично: тот выделялся маленькой белой полоской прямо между глаз. Красивый, зараза. И отпустил, шепотом попросив в следующий раз быть осторожнее.       Чонгук осторожнее не стал. Такое ощущение, что он, наоборот, вытащил из себя всю свою неуклюжесть, какую только имел, чтобы бессовестно влетать прямо в волосы Тэхёна с завидной регулярностью. Ему там кровью намазано, что ли?       Вампир, если и жаловался, то только в одиночестве и про себя. Касаться Чонгука ему искренне и от всей души нравилось. Выпутывать его из своих уложенных волос, кусающего всё, что попадётся перед пастью — не очень. Укладывать волосы он перестал. Выпутывать кусающегося Чонгука — нет.       Почему этот оборотень постоянно стремился разбить голову Тэхёну (или сожрать) — вампир старался не думать. Догадаться не сложно: кроха мстил. За себя ли или за весь свой род — этого он, к сожалению, не знал.       (Оба варианта, если честно, не прельщали).       Сегодня пошёл третий год с момента, как Тэхён совершенно безбожно влюбился. И к этому времени они всё ещё не поговорили нормально, за исключением того единственного раза, когда Чонгук подошёл к нему из-за своего проекта.       И как бы Тэхён не любил первое сентября, мысль, что они слишком разные, нагоняла на него щемящую тоску.

***

      — Тэ-э-э, ну сколько можно пожирать его глазами!       С начала учёбы прошла всего неделя, они с Чимином сидят на лужайке перед Академией, успев отхватить в столовой настоящий деликатес — первую отрицательную. Чонгук с его стаей, как обычно, занимают местечко у дерева, где пара оборотней уже посапывает на ветках вниз головой, пока сам он уныло доказывает Юнги, что охота за животными не делает их лучше вампиров (у Тэхёна слух, кстати, тоже неплохой).       — Ты вообще видел его?! — возмущается вампир, ни на секунду не отрывая взгляда от предмета своего обожания. — Он же такой хорошенький!       — Тэхён, он оборотень, а ты — вампир... — в который раз напоминает Чимин.       — Я и говорю — милашка.       Говоря откровенно, теперь Тэхён не понимает, как вообще когда-либо смог бы полюбить представителя своей расы. Вампиры спокойнее, холоднее и... Безжизненнее, что ли? Не в том смысле, что мёртвые! Они просто как будто бы уже свою сотую жизнь проживают. Как будто бы всё уже повидали, всё знают. Тэхён порой чувствует себя неправильным, начиная тянуться к одному конкретному оборотню ещё сильнее. Ему любопытно, как те живут, и очень хочется стать частью их повседневности.       Одна беда — он не знает, как подступиться, а ещё очень боится быть отвергнутым любовью всей своей жизни.       Чимин лишь раздражённо фыркает, облизывая алые от вкусного ужина губы.       — Знаешь, пока ты будешь по нему так грустно вздыхать, какой-нибудь оборотень уже успеет его обрюхатить.       Он встаёт с остывшей за вечер травы, внимательно слушая новую порцию возмущений своего друга...       — ...Да как ты смее...! Подожди... — замирает Тэхён. — Подожди, Чимин. В смысле, обрюхатить? — совсем непонимающе. — Пак Чимин, стой на месте, в смысле "обрюхатить"?!       ...Чтобы потом задушено согнуться пополам от смеха, скрывшись за доли секунд.

***

      Так и не найдя Чимина, Тэхён плюёт на последнюю пару, решая вместо неё погулять по лесу. Сама Вампирская Академия находится в паре десятков километров от Академии Оборотней, а окружает их один могучий лес. До ближайшего поселения отсюда — не меньше сотни миль, а до города — все две. Они не изолированы от людей, конечно же нет. Давно научились жить вместе с ними в гармонии и спокойствии, не мешая друг другу. Такая отдалённость хороша для самих студентов: их ничего не отвлекает от учёбы. Всем существам гораздо комфортнее учиться контролировать себя вдали от шумных городов, наполненных катализаторами их срывов.       Лес для вампиров был особым источником спокойствия и душевного равновесия. Они, хоть и меньше подвластны природе, искренне ценят её за отданный шанс на жизнь.       Тэхён любит гулять по лесу. Любит запрыгивать на верхушку огромной сосны и слушать журчащий ручеёк, на который открывается идеальный вид со внушительной высоты. Здесь, и только здесь он действительно отдыхает от всех мыслей, что заполняют его голову рядом с ним.       А ещё отсюда открывается прекрасный вид на горизонт, где вот-вот начнётся рассвет. Их вампир любит гораздо больше закатов. Он редко когда может позволить себе наблюдать за восходом солнца вживую: в это время уже спит, стараясь не нарушать режим. Закаты же — частое явление. Как только солнце начинает скрываться, не удостоив ночных обитателей вниманием, у него звенит будильник.       Летом вампирам и оборотням летучих мышей особенно грустно. Их время бодрствования ограничивается всего лишь восьмью часами (конечно же, они не ложатся спать с восходом солнца, но стараются не выходить за пределы дома. И это на каникулах!).       Потому для рассветов у него отдельное место в сердце. Как говорится, запретный плод — сладок.       Тэхён недолго наблюдает за тем, как небо окрашивается в ярко-розовый, спрыгивая до того, как солнце начнёт обжигать его чувствительную к ультрафиолету кожу. И даже в такие моменты он не злится на природу: на то, что лишила его возможности без труда прогуливаться под золотистыми лучами. Он остаётся благодарен.       Вампир приближается к выходу из леса, когда слышит тихий писк. Этот писк может принадлежать только одним существам: крохам-оборотням, и звук издаётся явно не из страха, а из желания привлечь внимание. Тэхён поворачивается, острым зрением шаря по веткам деревьев, наконец, замечая что-то белое.       — Хэй, у тебя что-то случилось? — старается сохранять спокойствие и не пугать маленькую мышку. Та открывает сонные глаза и совсем уж медленно моргает. Тэхён ни на шутку пугается.       Это Чонгук — у него нет сомнений. И привычный Чонгук для него — всюду спешащий, летящий и бегущий Чонгук. Сейчас же он, заметив движение, едва ли дёргается в сторону, начав настороженно сопеть, и прячется в кокон из своих крыльев. Даже не шипит! Это что-то совсем невероятное!       Тэхён понижает свой голос, говорит тише обычного: это должно подействовать на нервничающего оборотня.       — Чонгук, ты ведь знаешь: я не обижу. Ты можешь обернуться и сказать мне, что случилось? — мышка от низкого тембра, видно, успокаивается и высовывает голову, едва заметно качая ей в отрицании. Не может обернуться. Хорошо. Тэхён начинает откровенно паниковать. — Ладно, тогда... Ты сможешь долететь до Академии? Скоро встанет солнце, и тогда тебе придётся остаться здесь до ночи, — глаза Чонгука резко распахиваются в ужасе, сверкнув красным, и он чуть активнее качает головой. У Тэхёна не остаётся выбора. — Как тогда ты смотришь на то, чтобы спрятаться у меня в волосах? Я помогу добраться тебе до комнаты.       Чонгук пристально смотрит на него. Опасливо и настороженно, потому что сейчас, кажется, момент его сильной слабости: сделай что Тэхён, и он не сможет ответить. Вампир всё понимает, но долго ждать тоже не может: ещё пара минут — и они оба не выберутся отсюда до ночи. Чонгуку-то ладно, он уже с веткой сросся, а ему спать на холодной земле совсем не хочется. Вампир осторожно подходит ближе, уже не встречая реакции, ловя на себе один лишь потускневший взгляд, и аккуратно просовывает свой палец между лапами Чонгука и веткой. Тот, понимая, хватается уже за Тэхёна, практически не совершая никаких телодвижений. Так и висит вниз головой. И смотрит. Как будто в самую душу, чёрт возьми.       Хоть пошипел бы ради приличия! Тэхён скоро от волнения за него в обморок грохнется!       — Отлично, Гуки, — Шёпотом. А "Гуки", наконец-то, подаёт признаки жизни, задышав чуть чаще. — Как думаешь, где удобнее тебе будет держаться, если я предложу прокатиться с ветерком?       Чонгук переводит взгляд сначала на волосы, посчитав, что может оттуда попросту свалиться, если Тэхён решит использовать свою вампирскую скорость, а потом спускается взглядом на капюшон. И кивает пару раз на него Тэхёну, который тут же аккуратно перекладывает своего непутёвого в него. Вампир чуть ли не пищит на ультразвуке, когда тот осторожно хватается крылышками за его шею.       В следующие несколько секунд происходит несколько вещей, повергших в шок одного кровожадного (хотя в этом Тэхён уже сомневается) вампира. Только он намеревается применить свою способность, после которой потом придётся восстанавливаться по меньшей мере сутки, как один крохотный (меньше его ладони!) мышонок нетерпеливо, но мягко касается его шеи языком, а потом — господи-боже-мой — впивается в неё своими тонкими и острыми зубками. Практически неощутимо — Тэхён знает, всё из-за яда, содержащегося в их слюне, — однако не менее неожиданно.       Итак, ещё раз и по порядку:       Чонгук его облизал.       Чонгук его укусил.       Чонгук. Решил. Испить. Его. Крови.       Чонгук, что?!       Вампиру только и остаётся непонимающе хлопать глазами, затаив дыхание. Его сердце с удовольствием начинает качать кровь быстрее (ну же, перестань так биться!), чтобы насытить одного истинно кровожадного вампирёныша. И правда — вампирёныш! Только они исподтишка так делают!       Тэхёну от потери пол-литра крови, если честно, ни горячо, ни холодно, но он начинает ещё больше переживать за Чонгука. Тот пить не прекращает, лишь дышать начинает чуть медленнее и глотать чужую кровь чуть реже (конечно, она от такого сердцебиения сама ему в глотку стекает). Оборотень успокаивается, Тэхён ощутимо успокаивается тоже, не мешая позднему ужину (раннему завтраку?) своей летучей мышки. Пусть пьёт, раз хочется, для него Тэхёну ни капли не жалко.       Чонгук отрывается, в извинении зализывая ранки от своих зубов (вообще, в этом нет необходимости, но вампир об этом скажет чуть позже), когда лучи солнца уже начинают обжигать кожу.       — Чонгук, мы обязательно об этом поговорим, а пока схватись за мою шею покрепче, — оборотень вздрагивает, тем не менее послушно сжимая шею — на радость Тэхёну, — сильнее и увереннее, чем несколькими минутами ранее.       И вампир срывается с места. Кожа горит, но ему плевать, пока в капюшоне сидит, положившись на него, самое ценное сердцу. Кажется, Тэхён ставит новый рекорд, когда долетает до своей комнаты меньше, чем за двенадцать секунд.       Запоздало понимая, что Чонгуку нужно немножко в другой корпус...       — Прости, я на автомате принёс тебя сюда, — неловко говорит вампир, доставая Чонгука, восторженно размахивающего крыльями в разные стороны. Ему, кажется, вообще всё равно, куда его принесли. Ему, по всей видимости, очень даже понравилось.       И Тэхён не ошибается.       — Хён! Это было так круто! Покатай меня ещё раз!       Ким от неожиданности падает задницей прямо на пол, а счастливый Чонгук, который ещё десять минут назад обессиленно звал его в лесу, уже в человеческом обличии, ничуть не стесняясь своей обнажённости, протягивает ему руку с горящими искренним восторгом глазами.       Вампира ослепляет солнце, но не обжигает кожу. Кому расскажешь — не поверят.       Оборотень вдруг ойкает, понимая, что вампиры не привыкли видеть их обнаженными, и быстренько обматывается пледом, нагло стащенным с кимовой постели. И снова протягивает руку всё ещё сидящему на полу и открывающему рот, словно выброшенная на сушу рыба, Тэхёну.       — На чём тебя покатать? — это всё, на что хватает в край обескураженного вампира. Когда же он догоняет, что вообще спросил, не дав Чонгуку и шанса на ответ, хватается за любезно протянутую (вообще, удержанную чисто механически после такого вопроса) руку и встаёт.       В комнате повисает тишина.       Первым отмирает Тэхён, срываясь с места и начиная шарить в шкафу, ища чистую одежду для оборотня.       — Возьми, — он протягивает спортивки. — Я случайно притащил тебя в свою комнату, но у меня сосед выпустился в прошлом году, поэтому есть свободная кровать. Прости, что так вышло... — и неловко кашляет, якобы прочищая горло.       Было б что прочищать. Там после любезно выпитой крови, скоростной пробежки и вида обнаженного оборотня вообще засуха.       — Эм... — Чонгук скромно забирает одежду. — Всё хорошо, это я должен извиняться...       — К слову об этом...       Если Тэхён думал, что раньше между ними витала неловкость, то сейчас, вероятно, она заполнила всё пространство.       Чонгук, быстро переодевшись и умело вынюхав, какая кровать на этот день — его, скользит под одеяло, зарывшись в него, словно в привычный кокон. По самые глаза.       Потом один глаз всё же показывается, внимательно следя за передвижениями уставшего Тэхёна. И только после того, как вампир ложится на свою кровать — высовывается второй.       Тэхён пищит, скулит и плачет про себя от милоты парня напротив. А ещё очень хочет спрятать его в своих объятиях вместо одеяла.       — Мы можем не обсуждать это, если ты не хочешь, просто скажи одно: ты в порядке? — он громко зевает. Та пробежка действительно забрала много сил.       Оборотень долго думает, судя по возникшей тишине, и Ким надеется, что хоть немного в пользу полного объяснения произошедшего. Потом Чонгук пару раз кивает самому себе и на всякий случай жмурит глаза (Тэхён же в душе умирает, уже переписав всё своё имеющееся состояние на этого мышонка).       — Мы питаемся кровью животных... — боязливо начинает Чонгук. Становится увереннее после кивка Тэхёна, внимательно слушающего и не собирающегося повторять слова своих сородичей. Вампиры точно так же, как и оборотни, не выбирают, чем питаться. — И для этого нам необходимо охотиться...       — Разве в столовке вам не дают готовую кровь? — уточняет Тэхён. Он раньше почему-то об этом даже не задумывался.       — Нет. В наши инстинкты вложено стремление охотиться самостоятельно. Мы не насыщаемся кровью, добытой не нами, становимся агрессивными и нервными.       — Значит, свежая кровь, выпитая прямо из жилки. Хорошо, тогда... Ты перепутал меня с животным? — слегка прыснув от смеха, уточняет Тэхён. А Чонгук снова прячется, будто не летучая мышь, а страус, ей-богу. — Брось, Гук-а, я просто прикалываюсь. Так что же произошло в лесу? — вновь становясь серьёзным.       — Я не охотился с лета.       И замолкает. Надолго, пока Тэхён, боясь нарушить мыслительный процесс оборотня, всё же спрашивает, почему.       — Тогда я летал около дома. Знаешь, в нашем районе сложно встретить какого-нибудь дикого животного, особенно — спящего. Но к нам забрела лиса. Я смог остановиться только тогда, когда её сердце практически перестало биться. В день для насыщения нам необходимо количество крови, равное нашему весу. И я... Я чуть не убил её...       — Эй, кроха... — Тэхён впервые называет так Чонгука, смотря в его человеческие глаза, и впервые тот не пытается откусить ему палец, наоборот, успокаиваясь.       — Я запретил себе охотиться, — сонно зевает он. — Пытался пить кровь, которую выдают вам, даже успел стащить первую отрицательную. Вкусно, однако совершенно не то. Сегодня я сорвался. Хотел поохотиться в лесу, а, увидев кабана, всё равно не смог. Словно появился блок. Мне хотелось есть, но было противно от самого себя. Меня тошнило от голода, собственной слабости, и вдобавок — страха погибнуть прямо там. В ту сторону леса мало кто залетает из стаи, потому что она ведёт к Академии Оборотней. Зато там есть ручей. И рыба, которую я бы теоретически тоже мог попробовать поймать. — Тэхён весь рассказ молчит, но сердце его болит за Чонгука. За оборотня, страдающего из-за своей сущности. И он не требует окончания истории, однако Чонгук всё равно продолжает. — Ты появился тогда, когда я из последних сил держался за эту долбанную веточку. И мне правда жаль, что за помощь я отплатил тебе своим недоверием и выпитой кровью... Я сам не ожидал, что меня так переклинит, — оборотень грустно вздыхает, спрятав в темноте свои эмоции.       — Чонгук, слушай, — уверенно начинает вампир. — Ты был слаб, а слепое доверие незнакомцу в таком состоянии могло навлечь беду.       — Но ты не незнакомец! — умилительно возмущается Чонгук. Тэхён еле сохраняет твёрдый убедительный тон, подавив улыбку.       — Я — вампир, который может голову тебе откусить меньше, чем за секунду.       — Не можешь, — обиженно бурчит мышонок в подушку. Тэхён всё-таки не сдерживается, рассмеявшись.       — Не могу, ты прав, но другой и не посмотрит. Поэтому твоя настороженность была обусловлена стремлением выжить. И я не обижаюсь на тебя за то, что ты слегка сократил запасы моей крови. Я больше был напуган из-за твоего состояния, чем рассержен, или шокирован, или что-то вроде.       — Спасибо, — растерявшись, шепчет Чонгук, снова зевая, сонно прикрыв глаза.       — И ты можешь прилетать ко мне, ну, знаешь... — смущённо почёсывает макушку вампир. — Если тебе понравилась моя кровь, и ты можешь ей питаться, я вовсе не против поделиться с тобой... — под конец от стыда совсем переходя на тихий шёпот. — Эй, Гук...?       А в ответ лишь тихое сопение.       Оборотень, окончательно доверившись вампиру, засыпает глубоким сном до самого заката.

***

      — Что он сделал?!       — Чимин, будь тише!       — Какого хрена оборотень пьёт вампирскую кровь? Это вообще нормально?! — кричит Пак шепотом. Очень громким шёпотом, больше похожим на хрип.       Тэхён закатывает глаза. Чимин умный, правда очень умный, он даже про летучих мышей знает практически всё (и у Кима большие вопросы, откуда — такого им на лекциях не рассказывают), но в такие моменты он в этом крайне сомневается.       — Лучше скажи, что мне делать? — Обессилено. Ему страшно за Чонгука, за его второе "я", которому необходимо охотиться, но человек не позволяет этого делать. Быть в разладе со своим животным для оборотней — смерти подобно.       — Поговори с ним, — наконец, приходит в себя Чимин. — Не знаю, если тебе в кайф, когда мелкое насеко...       — Летучая мышь! — рычит вампир.       — Одно и то же, — смеётся Пак. — Если тебе в кайф, когда твою кровь пытаются выпить досуха — предложи ему полакомиться тобой, — и так по-скотски играет бровями, подмигивая. Тэхёна одновременно бросает в жар, в холод и в дикое смущение. Вампиры не умеют краснеть, однако он это делает с выходящей за рамки порядочности систематичностью.       — Что, если он откажется? — совсем тихо. — Я проснулся после заката, а он уже успел улизнуть. И я не видел его с самого утра. Избегает, — делает обоснованный вывод Тэхён.       — Тогда это уже не твои проблемы.       Тэхёну хочется крикнуть, что, вообще-то, это его проблемы, но Чимин не поймёт, а ему лень снова доказывать, разбивая голову о стену непринятия. Всё тело ощущается эфемерным — он ещё не успел восстановить свои силы, и маленькая ранка на шее немного покалывает. Практически за сутки она и не думает заживать. Чимин, увидев её, лишь цокнул, объяснив: яд в слюне летучих мышей не просто обезболивает сам процесс, но и потом не позволяет ране затянуться. Тэхёну, если честно, это доставляет какое-то мазохистское удовольствие: он как будто был помечен своим маленьким мышонком.       Ходил и сиял бы на всю Академию, если бы не засевший страх.       Он и проводит так всю ночь в глубоких раздумьях, сидит на лекциях тише воды, ниже травы, не имея желания с кем-либо общаться. И потом, под рассвет, возвращается в свою комнату, устало плюхнувшись на кровать. Сил не остаётся даже задвинуть шторы. Солнечный свет его всё равно не обожжёт: на всех окнах предусмотрительно приклеена специальная плёнка, поглощающая ультрафиолет.       Организм и не думает отключать своего хозяина, который всё думает, думает и думает. Как подобраться к Чонгуку, чтобы тот его ненароком не цапнул? Чтобы не убежал в обратную от него сторону? Как вообще его найти? Тэхён не глупый, понимает: оборотень его упорно избегает. Весь день.       Неприятное чувство.       И прямо в момент, когда глаза уже начинают слипаться, а громкий зевок разбивает тишину, в его дверь стучат. Тэхён непонимающе оглядывается: с Чимином они разошлись, вроде бы, на хорошей ноте, не тая друг на друга обиды, сам он никому не пакостил, поэтому администрация не могла нагрянуть по его душу. Больше под рассвет он никому понадобиться и не мог...       — Тэхён...? Ты спишь?       Если бы Тэхён и спал, сейчас бы явно проснулся от знакомого тихого голоса. Он практически падает с кровати, устремляясь к запертой двери, потому что за ней стоит тот, кого он точно не ожидал увидеть под утро.       — Гук-а, ты что здесь делаешь?       Оборотень неловко топчется у двери, оглядываясь по сторонам: ему некомфортно находиться в логове, кишащем вампирами, но он шумно выдыхает, расслабляясь, как только Тэхён затягивает его в свою комнату.       Чонгуку нужно ещё несколько минут, чтобы успокоить истошно кричащего внутри зверя, и только после он переводит взгляд на Кима, молча ожидающего.       — Ты говорил, что... — и замолкает, растеряв всю свою недавнюю уверенность.       — Я говорил, что... — подталкивает Тэхён, начиная понимать.       — Что я могу ещё раз... Укусить тебя?       Был бы Чонгук сейчас в своей животной сущности — спрятался бы в кокон. Но всё, что ему остаётся — закрыть лицо ладонями, часто и поверхностно дыша. Тэхён осторожно подходит к нему, убирая ладони от лица, и уверенно произносит:       — Ты можешь пить мою кровь. Я сказал это и скажу ещё раз.       Теперь очередь Чонгука краснеть.       — Я правда могу? — совсем тихо. — Тебе не будет противно?       — Мне будет приятно, если я смогу помочь такой крохе, как ты.       Что ж, теперь вампир знает ещё один интересный факт о своей летучей мышке: та от стыда, перемешанного со стеснением, умеет неожиданно перевоплощаться, дабы уйти от смущающего разговора. Так и сидит в ворохе своей одежды, не высовывая и носа. Вампир примерно догадывается, где она зарылась, и помогает выбраться из запутавшейся ткани, поднимая её на ладонях.       Чонгук снова прячется в своём коконе из крыльев, одним глазом следя за каждым действием вампира, который из всех своих последних сил сдерживает умилительный писк. И всё же, не сдержавшись, аккуратно целует мышку между ушек. Ну не может он просто смотреть на это трусливое чудо!       А мышка фыркает, больше смешно, чем страшно, и расслабляется, раскрыв кокон и свесив крылья с ладоней. У Чонгука блестят терракотового цвета глаза, он удобно устраивается на ладонях, несколько раз кивая на шею Тэхёна, словно говоря: поднеси меня к моей еде сам, мне и так удобно. Вампир негромко смеётся, но просьбу выполняет. Садится на свою кровать, облокотившись на стену, и, бережно держа в своих ладонях летучую мышь, подносит к своей шее.       В этот раз Чонгук не совершает неожиданностей и не торопится, пытаясь выпить всю кровь досуха. Пару минут уходят на одну подготовку: он обхватывает шею Тэхёна крыльями, будто обнимая, тщательно облизывает нужный участок, постоянно утыкаясь носом в него и забавно сопя; старательно подготавливает, чтобы вампиру точно не было больно, и ждёт, когда яд подействует. А потом аккуратно пронзает кожу, так, что Тэхён даже не чувствует, как маленькие клычки рвут тонкую ткань.       — Приятного аппетита.       Летучая мышь не спешит, не высасывает, глотая только то, что само стекает ему в рот: вампир и не думал, что делиться с кем-то своей кровью может быть настолько приятно. Он сонно моргает, поддерживая маленькое тельце под спину, и гладит его большими пальцами, начиная постепенно проваливаться в мягкие и тёплые объятия сна.       Вечером он просыпается от горячего дыхания в шею и сладких причмокиваний влажными губами. Уже в мягких и тёплых объятиях Чонгука.

***

      С момента, как Чонгук начал лакомиться кровью Тэхёна, оставаясь на весь день в его постели, прошёл месяц. Он вернул свою врождённую прыткость, снова всюду торопясь с какой-то ненормальной для летучей мыши скоростью. Вампир как-то подслушал их разговор с Юнги: Чонгук даже среди своих сородичей — рекордсмен.       Тэхён горд быть причиной хорошего самочувствия своего оборотня. Своего, правда, всё ещё в собственных мечтах.       Поначалу они слишком неловко чувствовали себя в обществе друг друга, но уже через неделю поняли — несмотря на вечное смущение, им необычайно комфортно находиться рядом. Студенты Академии косили на них заинтересованные взгляды, потому что скрывать общение они не стали, порой сбегая между пар, если Чонгуку захочется поесть немного раньше утра.       Оборотень как-то между делом сообщил Тэхёну, что его кровь не просто самая вкусная, которую он когда-либо пробовал, но ещё и невероятно питательная, поэтому одного раза в день ему было достаточно, чтобы насытиться.       Впрочем, под утро он всё равно приходил к Тэхёну (или прилетал, настойчиво прося открыть запертое наглухо окно), даже если до этого уже ужинал. Такие дни вампир любил особенно сильно: они часами могли разговаривать обо всём на свете (больше всего ему нравилось узнавать что-то новое о своём мышонке, конечно же) и смотреть что-нибудь на ноуте, полностью сойдясь во вкусах.       Чонгук такие дни любил тоже, а потому совершенно забыл о существовании своей комнаты, забив вторую кровать у Тэхёна для себя.       — В последние дни Чонгук странный, — это первое, что говорит Тэхён Чимину после недели игнорирования.       — Ебать, ваше царское превосходительство решило снизойти до смертных? — и да, Чимина понять можно. Братву на сиськи не меняют, и всё такое... Но Тэхён на сиськи ведь его и не менял! Он же из порядочных аристократических вампиров! Чего этот тогда так взъелся-то?!       — Чими-и-ин...       Друг лишь элегантно поднимает бровь, отпивая из своего стакана кровь с выставленным вбок мизинцем. Истинная королева драмы. Ещё и глаза закатывает, махнув рукой, мол, ной уже поскорее, ты мне ужинать мешаешь.       — Чонгук... — начинает под цоканье, но упёрто продолжает дальше, уже не обращая внимания. — Чонгук начал вести себя странно.       Чимин снова поднимает бровь, и Тэхёна, ладно, это начинает выводить из себя. Но хочешь получить совет от Пака — терпи до последнего. Это негласный закон.       — Раньше он кусал и сразу же перевоплощался. Только единожды мы проснулись в одной кровати, потому что оба уснули, ну... Во время процесса, — Чимин удивлённо смотрит на него, не останавливая. Таких подробностей он не знал. Тэхён неловко откашливается. — Так вот, Чонгук спал на кровати Хёка, помнишь его? Он выпустился в прошлом году, — Пак кивает, начиная уставать от всей той воды, что заливает Тэхён. — А в последние дни он не перевоплощается, наотрез отказываясь покидать мою кровать. Зарывается под одеяло и засыпает. А я так не могу! — крайне возмущённо. Словно кисейная барышня, никогда с парнями не спавшая. А впрочем...       — Чего ты не можешь? — всё же уточняет Чимин.       — Уснуть не могу. Чимин, Чонгук в моей крова-а-ати... — и так тоскливо ноет, как будто бы ещё месяц назад не ныл на то, что Чонгук в его кровати, напротив, не спит.       — Так что ты хочешь от меня? Чтобы я Чонгуку свою кровь дал выпить и оставил в своей постели? — Хмыкает. Знает реакцию, которая не заставляет себя долго ждать.       — Только попробуй, — и сверкает алыми глазами, скаля вылезшие клыки. На Чимина. Совсем оборзел?!       — Пыл поумерь, Ромео, сдалась мне твоя Джульетта, — рычит Пак в ответ. — Ещё один такой выпад в мою сторону, и будешь думать, что делать со своим спермотоксикозом, сам.       Тэхён моментально сдувается, как воздушный шарик, тихо попросив прощения.       — Ты не знаешь, что с ним такое? Он сейчас больше времени в своей ипостаси проводит, чем человеком, — и для убедительности кивает головой в сторону стаи, которая в полном составе висит на дереве, не обращая ни на кого внимания.       Чимин готов рассмеяться в голос. Тэхён даже таких элементарных вещей про падальщиков не знает, как он вообще сможет одного из них добиться?       — Тэхён-а, они все сейчас проводят время больше в своей ипостаси, — говорит очевидное Чимин. И Ким, будто только сейчас заметивший, смотрит на него во все глаза, невинно спрашивая:       — А почему?       Чимин, ей-богу, больше не может сдерживаться. Смеётся так громко, что несколько сидящих рядом вампиров шикают на него.       — Спроси у Чонгука сам, друг, — выделяет последнее. — Вот тебе подсказка: сейчас середина осени.       Он опять оставляет Тэхёна одного, в непонятках глядящего прямо на одну выбивающую его из колеи летучую мышку. Та, сощурившись, смотрит на него в ответ.

***

      — Чонгук, что происходит?       — Гук-а, ты же знаешь, что можешь мне всё рассказать, да?       — Эй, кроха, у тебя что-то случилось?       — Вот чёрт.       Тэхён устало бьётся головой о зеркало, в который раз пытаясь смоделировать ситуацию, где бы мог задать волнующий вопрос. За несколько недель всё ухудшилось: Чонгук не просто спал в его постели, устраиваясь в руках Тэхёна, словно в излюбленном коконе.       Он стал кусать его.       Типа... Постоянно.       И не для того, чтобы выпить крови, нет — для этого было раннее утро.       Теперь в расписании Чонгука появился ещё и обязательный "кусь" в перерывах между парами. И чаще всего он приходился на бедную голову вампира, потому что с недавних пор летучая мышь стала влетать в него целенаправленно — ну не может Чонгук по четыре раза на дню случайно запутываться в его шевелюре, параллельно пытаясь закусать все доступные места.       И днём оборотень тоже не давал покоя: чутко спал, постоянно норовя уткнуться в шею вампира и задохнуться.       Тэхён реально волнуется.       И за Чонгука, и за своё бедное сердце, сходящее с ума.       Он намерен выведать у оборотня все подробности его состояния сегодня же, только вот загвоздка — он не знает, как.       Чонгук перестал перевоплощаться в человека три дня назад. И это тоже не даёт покоя, прибавляя решительности.       Тэхён слышит тихое шуршание в комнате, оборачиваясь: его летучая мышка успела залететь в специально оставленное открытым для неё окно, плюхаясь спиной на кровать. Забавное зрелище, на самом деле: она специально подлетает повыше к потолку, чтобы потом, в воздухе перевернувшись спиной вниз, упасть на кровать, расставив крылья. Чонгук говорил, что всегда мечтал так сделать, но его матрас слишком твёрдый, потому теперь страдает кровать Тэхёна.       Сегодня у оборотня явно игривое настроение, он глазеет, широко вытаращив свои бусинки, и издаёт короткий "шик". Ужас на крыльях ночи, ага, как же. Вампир смеётся, внутренне оставаясь довольным: Чонгук ему доверяет до такой степени, что не боится показаться нелепым. Это приятно греет сердце.       Мышка, кажется, подхватывает веселье, свернувшись в клубок и катаясь так по кровати, при этом тоненько скуля. Тэхён не спеша подходит к ней, присаживаясь рядом.       — Я смотрю, у тебя сегодня хорошее настроение, а, Гук?       Оборотень двигается ближе, удобно устраиваясь на коленях вампира, которого хватает только на то, чтобы начать гладить по мягкой шёрстке. Мышка моментально успокаивается, разомлев, и намекающе подставляет своё брюхо.       Господи, как же сильно Тэхён его любит... Он теперь даже рот открыть боится: серенады непроизвольно запоёт.       Любить Чонгука вдалеке было легко: вампир просто знал, что только этот оборотень может сделать его искренне счастливым. Ничего не требовал, ни на что не надеялся (бросьте, конечно же надеялся, ещё как — всего лишь активно игнорировал эти мысли). Сейчас же, когда причина самых чистых чувств так близко, Тэхён больше не может сдерживаться. Он, правда, пытался. Но тот шквал эмоций, который в нём вызывает один маленький мышонок, скоро потопит его самого.       — Ты такой красивый...       Чонгук привычно вздрагивает, услышав низкий спокойный голос. Он вертится на коленях, пытаясь перевернуться и удобно сесть на задние лапы, упёршись крыльями в чужой торс, только чтобы заглянуть в глаза Тэхёну. Смотрит долго на него своими блестящими большими глазами, не отрываясь ни на секунду.       А потом перевоплощается.       Так и оставшись сидеть на коленях несколько раз словившего инфаркт Тэхёна.       — Что ты сказал?       — Чонгук, ты...       — Хён, повтори, что ты сказал, — настойчиво требует Чонгук. Голый Чонгук. На коленях Тэхёна.       Вампиры вообще умирают от инфаркта? Тэхёну нужно срочно загуглить сей не требующий отлагательств вопрос. Он возвращается в реальность только после нескольких решительных тычков под рёбра.       О чем они вообще говорили?       Ах, да.       — Ты безумно красивый, — вампир очарован. На века очарован. Даже если и умрёт от инфаркта раньше обещанного времени.       — И когда я — летучая мышь? — всё-таки уточняет Чонгук. Тэхёну кажется, что от ответа будет зависеть вся его дальнейшая жизнь.       — Твоя летучая мышка особенно красива, — ласково признаётся Тэхён и, осмелев, запускает руку в волосы сидящего на нём парня.       В глазах Чонгука переворачивается мир. Они бы так красиво блестели в золотистых лучах солнца... Тэхён мечтает однажды увидеть это воочию.       — Ты тоже красивый, хён. Очень красивый, — шёпотом.       Атмосфера становится до ужаса интимная, но прежней неловкости больше нет. И Тэхён вовсе не краснеет, улавливая неторопливое движение в свою сторону, не пугается и не пытается упорядочить мысли в своей голове.       Мыслей больше нет.       Есть только Чонгук, замирающий в нескольких сантиметрах от его лица и мягко опустивший взгляд на губы, уже давно приоткрытые для него одного.       Рукой, так и оставшейся лежать на чужом затылке, Тэхён подталкивает Чонгука ещё ближе и, наконец, прикасается к его устам.       Сердце вампира всё ещё не останавливается (помните? Это кринжово), эмоции не выплёскиваются фонтаном, а разум не плывёт. Он с губами Чонгука на своих чувствует, по меньшей мере, полное умиротворение: на своём месте, в то самое время, которое было необходимо им обоим.       Они не спешат, давая друг другу почувствовать, поверить в то, что происходит. Не двигаются, лишь шумно дыша друг другом.       Чонгук срывается первым.       Он мягко обхватывает губу Тэхёна, прижимаясь телом чуть теснее. Берёт его лицо в ладони и, вдохнув глубоко в последний раз, срывается.       Это чувство похоже на полёт в невесомости, на головокружение, не доходящее до обморока. Приятное ощущение чужого жаждущего тела доводит Тэхёна до состояния нирваны. Экстаза без наркотиков.       Чонгук требователен, не медлит и не пытается оттянуть наслаждение. Тэхён его в этом поддерживает, с радостью запуская чужой язык в свой рот. Всё происходит мокро, сумбурно, с укусами и оттягиванием губ до выступающей крови, сжиманием волос и прощупыванием тел друг друга. Они наслаждаются этим, теряются друг в друге и в общем удовольствии. Прерываются лишь на короткий глоток кислорода, а потом снова возвращаются друг к другу, сталкиваясь зубами.       Нетерпение, жажда, желание — всё самое тайное вырывается наружу одним лишь поцелуем.       Сколько это сумасшествие продолжается — они не знают сами, снова и снова зализывая собственные укусы на губах. Делятся друг с другом стонами рот в рот, поглощая влажными звуками.       И когда Тэхён, опустившись одной рукой на оголённое бедро Чонгука, с силой сжимает его, а тот несдержанно стонет ему в рот, выталкивая чужой язык, оба понимают: пора прекращать. Иначе...       Они просто не смогут остановиться.       Этим невозможно насытиться.       Друг другом невозможно насытиться.       Вампир в последний раз мягко чмокает Чонгука в опухшие ярко-красные губы, и отстраняется, всё так же держа за затылок.       Оборотень вдруг смущается, роняя голову Тэхёну на плечо, пока тот принимается нежно гладить его по спине. Они дышат так громко, будто пробежали не одну сотню километров без передышки.       Но постепенно успокаиваются.       И от запаздало нагрянувшего смущения — молчат.       — Я сегодня ещё не ел, — прерывает тишину Чонгук, поднимаясь с плеча, а Тэхён лишь смеётся, запрокидывая голову: не видит, что оборотень впивается в него предвкушающим продолжения взглядом, но зато прекрасно чувствует, как Чонгук, не сдержавшись, мокро целует его в кадык.       — Мышоно-о-ок, — красноречивым стоном.       — Ладно-ладно, я понял, — оборотень снова перевоплощается, с шумом падая на ноги вампира.       Тэхёну кажется, что это фиаско. Он даже не успел насладиться видом своей крохи: помятой, но такой довольной. Зацелованной им, Тэхёном.       О, боже, они и правда поцеловались?       — Чон Чонгук, а ну вернись обратно! — кричит он на маленькую мышку, не ожидавшую таких децибел. Она тонко пищит, ударяя вампира крыльями по коленям, прося заткнуться. Слух Чонгука гораздо чувствительнее в животной ипостаси. — Прости, прости. И всё же, вернись обратно, мы даже не поговорили!       И либо у Тэхёна бурно разыгралась фантазия, либо летучая мышь серьёзно ухмыльнулась перед тем, как впиться в голень вампира, начав свой вкусный завтрак.       Или уже обед?

***

      В общем, Тэхён так и не узнал, что происходит с Чонгуком.       Чимин на его попытки выведать тайну всех летучих мышей гаденько похихикивал, только намекнув заклеить губы лейкопластырем.       Гадина.       Его провалившиеся планы "А", "Б", "В" и так далее по списку уже практически дошли до конца алфавита.       Осталась одна единственная надежда. И в случае провала, он больше не знает, что делать.       План "Ю" — Юнги. Лучший друг Чонгука и самый старший член стаи летучих мышей.       Тэхён искренне верит в то, что этот план надёжный, как швейцарские часы. Правда, есть одна не то, что смущающая, но явно напрягающая проблемка: Юнги — всё ещё летучая мышь.       Которая не перевоплощается ровно столько же, сколько не перевоплощаются все оборотни — без малого неделю.       А ещё Тэхён не знает, как Юнги выглядит.       Всего лишь-то.       Поэтому для того, чтобы исполнить свой план и, наконец, понять, что вообще происходит, Тэхёну приходится разделить его на маленькие этапы.       Этап первый: подкупить Пак Чимина, чтобы узнать, как выглядит Юнги. Сам он ему ни в жизнь не расскажет.       Ну или ныть в уши так часто и так долго, на сколько хватит терпения друга это успешно игнорировать. Только вот времени у Кима в обрез: врождённое любопытство быстрее сожрёт.       Что делать в случае, если Чимин тоже не знает, как выглядит Юнги — Тэхён пока не придумал, но заранее подготовил всё для успешного заключения контракта.       — Это что? — Чимин явно в шоке. Стоит с непонимающим выражением лица, глупо хлопая глазами, и смотрит на свой "подарок".       — Это кто, — улыбается Ким. — Человек, — будто бы всё объясняя.       — Что здесь делает человек и почему на его голове, блять, бантик?!       Тэхён "премило" сморщивается от громкого крика Пака, моментально выдавливая из себя настолько дружелюбную улыбку, насколько вообще может. По крайней мере, старается это сделать, держа себя в руках, чтобы Чимин вдруг не воспринял этот оскал на свой счёт.       Что не сделаешь ради своего мышонка...       — Это мой тебе подарок, — спокойно объясняет. — За информацию.       — Какую, нахер, информацию, Тэхён? Ты совсем с ума сошёл?! Где ты взял человека в глухом лесу?!       Кажется, спокойной беседы не выйдет...       — За информацию, как выглядит Мин Юнги. Ну или можешь сразу рассказать, почему все оборотни сейчас — летучие мыши. Я считаю обмен достойным.       — Потому что они оборотни?! — орёт не своим голосом. — И не съезжай с темы! Что. Здесь. Делает. Человек? — уже рыча, готовясь вызывать администрацию.       Человек тем временем явно находится под кайфом, влюбленным взглядом смотря на Тэхёна. А должен на Чимина, вообще-то! Не о том они изначально договаривались!       — Это донор, — сдаётся вампир. — Мой донор. И он станет твоим, если ты мне кое-что расскажешь, — надо же додавить, Тэхён видит, у него получается!       — Твою мать... — звучит совсем обречённо.       Где-то в стороне задыхается от смеха один Мин Юнги...

***

      В общем, первая задача, хоть и с трудом, но была выполнена: Чимин навалял ему по самые клыки, чуть не вырвав их с корнем; прошипел, что не будет, дословно: "Допивать за тем, у кого с головой явно не всё в порядке"; вручил бедного человека администрации, толком ничего не объяснив; и всё же поделился информацией. Нервы сдали. Он просто боялся того, что ещё может вытворить Тэхён.       Правда, рассказал он только то, как можно найти Юнги: пусть теперь мелкие насекомые разбираются с этим полоумным сами. Тэхён больше не его ответственность.       Так что, Мин Юнги.       Тэхён обходит весь двор, чтобы успеть поговорить до окончания перемены, и весьма успешно находит: летучая мышь особенно выделяется среди других габаритами и более уверенным поведением. Ему не нужно прятаться от вампиров в коконе: спокойно свисает вниз головой, гордо расправив крылья. Ещё и так удачно — в одиночестве.       Найти-то нашёл, а как с ним говорить?       — Эм, Мин Юнги? — уточняет он у прищурившегося оборотня, который никак не реагирует, продолжая просто смотреть. Однако, как только Тэхён позволяет себе подойти чуть ближе — агрессивно взмахивает крыльями, утробно зарычав.       Миленько.       — Юнги, извини, что отвлекаю тебя от... Свисания вниз головой, но... — Тэхён чувствует себя максимально неловко, топчась на месте и не пытаясь больше подойти ближе, чтобы не орать. В самом деле, он от дерева стоит в метрах трёх — чего этому оборотню стоит подпустить чуть ближе? Не сожрёт же он его на территории Академии. — Я хотел бы кое-что узнать.       Юнги незаинтересованно кивает головой, зевая, а Тэхён устало выдыхает. У него от волнения уже и правда едет крыша. Мог бы хоть кто-нибудь помочь понять — он же не требует звезду с неба достать! Простого объяснения хватит...       — У вас всё хорошо? С вами? С вашей стаей? — и едва слышно шепчет. — С Чонгуком?       Брови летучей мыши взлетают вверх (с ракурса Тэхёна они взлетают вниз, и это, на самом деле, очень смешно выглядит). Оборотень медленно кивает, ожидая продолжения того, что выдаст ему вампир.       — Вы просто... — и, набрав в лёгкие воздуха, решается. — Почему вы не оборачиваетесь?       Проходит секунда. Две. И ветка дерева ломается под тяжестью чужого хохочущего тела, вполне себе человеческого и голого.       Боже.       От неловкости Тэхён зажмуривает глаза, кидая свою толстовку в оборотня, всё ещё заходящегося в приступах смеха уже лёжа на траве.       Смех Юнги не прекращается, пока Тэхён пытается справиться со своей в который раз униженной гордостью и с желанием разорвать тут всех к чертям собачьим. Сколько можно потешаться над его простым, вполне обоснованным, переживанием за любимого человека?!       Как будто бы Юнги не знает, что на члена его стаи положил глаз вампир — да вся Академия давно в курсе. И не только Вампирская...       — Хватит, — просит Тэхён, но выходит как-то совсем жалобно. Обидно, когда твоё волнение воспринимают за какой-то анекдот; обидно, что все вокруг смеются, однако так и не рассказывают, почему. Чувствовать себя местным шутом, над обречённостью которого только потешаются — оскорбительно, и самое неприятное — Тэхён ничего не может с этим сделать. Вампир никогда ещё не чувствовал себя настолько унизительно, буквально вымаливая ответ. — Пожалуйста, Юнги, хватит...       — Я для тебя хён, мелкий, — всё же успокаивается оборотень, уловив подавленную атмосферу. И толстовку надевает: та ему слишком велика, доходя до середины бедра. Несмотря на то, что животное Юнги довольно массивно, сам он оказывается гораздо меньше самого Тэхёна.       Юнги больше не шипит на Тэхёна, наоборот — подходит к нему, мягко толкая плечом, и утешающе запускает руку в волосы, взлохматив.       В итоге они садятся под дерево, облокотившись на ствол. Вокруг царит атмосфера какого-то непривычного уюта: поляна погружается в тишину.       — Ты что-нибудь знаешь об оборотнях? — начинает Юнги.       — Мало, — признаётся вампир, стыдливо окрасившись в красный.       Помнит, как над ним смеялись минуту назад, и не спешит вываливать весь свой запас вопросов сразу.       — Наверное, так же мало, как и мы о вампирах, верно? — оборотень его подбадривает, улыбнувшись уголком губ, а Тэхён смягчается, перестав так нервно теребить подол футболки. — Я вот никогда бы не подумал, что вампиры умеют краснеть, — и негромко смеётся, но в этот раз не задевая достоинство Тэхёна: он на реплику неловко смеётся тоже. — Окей, давай я начну с нашей природы?       Так Ким узнаёт, что у всех оборотней не просто непрерывная связь с природой: в определённые эпизоды жизни, согласно сезонам и циклам, она диктует им правила, которые они не смеют нарушить. Вампиры из-за негласного устава природы тоже не могут выходить на свет и вынуждены пить человеческую кровь, чтобы восполнять запасы собственной, но это практически единственное, на что она влияет. Оборотни же в разные эпизоды подвластны разному влиянию с её стороны: в один момент природа может дать установку, например, не пить кровь диких животных в отдельной местности, и летучие мыши не посмеют оспорить.       — Что ты вообще знаешь о летучих мышах?       — Что вы умеете летать? — совсем глупо звучит в ответ. Юнги в стороне фейспалмит. — Ладно, я знаю, что у вас плохое зрение, — оборотень как-то грустно кивает, подтверждая. — Ещё вы довольно быстрые, — а тут Мин хмыкает, вспоминая одного своего непутёвого друга. — Вы — ночная раса, так же как и мы. Пьёте кровь животных, на которых охотитесь самостоятельно, потому что кровь из пакетиков не помогает насытиться. У вас также хороший метаболизм — количество нужной крови для насыщения совпадает с весом вашего тела, — бровь Юнги удивлённо поднимается. Не знал, что вампир может столько знать. — Вы держитесь обособленно ото всех, свободно общаетесь только в пределах своей стаи.       — Это потому что мы можем друг друга чувствовать и слышать на частотах, доступных только нашему слуху. А любых других существ — нет. Пойми, мы мало что можем сделать в нашей ипостаси, особенно в сравнении с вампирами. Это защитная реакция — держаться подальше от тех, чьи намерения тебе неизвестны.       — О... — понимающе шепчет Тэхён: всё постепенно встаёт на места. — А ещё... Эм. Ну, я знаю, что в вашей слюне есть обеззараживающий и обезболивающий яд, чтобы жертва не почувствовала укус, а потом он же долгое время не даёт ране зажить...       Кажется, Юнги на минуту выпадает из реальности. Чтобы потом:       — Чонгук пьёт твою кровь?!       — Ты разве не знал? — становится реально неудобно...       — О, господи, этот падальщ... — и запоздало затыкается.       — Я не мёртвый!!! — Тэхён обиженно дует губы, отворачиваясь от оборотня. Вроде, оскорбили даже не вампира, а камень всё равно закинут в его огород.       Он продолжает держаться напыщенным индюком, но почёсывания по макушке оказываются слишком приятными. Вампир урчать не умеет: если бы мог — спалился бы сразу же.       — Эй, Тэхён, прости меня.       Кладя руку на сердце, Юнги нравится этот парень: и как кандидат на сердце Чонгука, и просто как хороший друг. Он честный и совершенно безобидный: глаза не врут; по поведению можно сказать многое. Оборотень наблюдательный, успел уже увидеть то, что было нужно: особенно — трепетное отношение к своему лучшему другу. Как вожак, он определённо одобряет. Как друг самого Чонгука — чуточку больше.       Вампир всё ещё дуется, но Мин знает: продолжает внимательно слушать и ждать ответ на свой главный вопрос.       Что с ними?       Да ничего особенного, в общем-то.       — Ты знаешь, что помимо человеческой половой классификации, у оборотней существует ещё и животная?       Тэхён отрицательно качает головой, полностью развернувшись к своему собеседнику. Глаза горят любопытством, обиды в них как и не было.       — Что это значит?       — Это значит, что если ты человек мужского пола, то это не значит, что и твоё животное — тоже.       Тэхён растерянно открывает рот, потом закрывает, а потом снова открывает, чтобы:       — Так Чонгук — девушка?! — Очумело. Нет, он, конечно, будет любить его любым, но...       — Чонгук — омега, — поправляет Юнги. Он явно не мастер объяснять, поэтому пробует ещё раз. — У оборотней другая половая классификация: есть альфы, беты и омеги. Репродуктивная система альф строится по тому же принципу, что и у человеческих мужчин, а омег — по принципу женщин. Альфы оплодотворяют, омеги — вынашивают плод, а наличие у омег, эм... Мужского органа — не влияет на половое определение. Беты же живут исключительно согласно своему человеческому полу, без животного.       — Ты хочешь сказать... — тщательно подбирает слова Тэхён. — Чонгук может родить?       — Да, — выдыхает Юнги. Его, слава всем богам, поняли. — Омеги подвластны феромонам альф, они слабее и чувствительнее. Конечно, это всё звучит весьма обобщённо и стереотипно, но в большинстве своём именно на альфах лежит ответственность за материальное благополучие своей семьи, а на омегах — за духовное.       — А если... — снова краснеет вампир. — Если ваша пара — не оборотень, а, например... — и спотыкается о свои же слова.       — Вампир? — Тэхён смущённо кивает. И чего ходить вокруг да около? Юнги всё прекрасно понимает, он вовсе не против смешения разных рас. — Тогда ты должен понимать, что нужна большая осторожность при... Кхм, — в кулак прокашливается оборотень, — Ну, ты понял. И у омег есть свои особенности, например, не многие из них предпочтут в постели верхнюю позицию.       Вампиру кажется, что на улице выглянуло солнце: всё его тело безумно горит.       — Меня это устраивает, — бурчит. Юнги усмехается: ещё бы.       — Они также требовательны к ласке, и не только физической. Омеги эмоциональные и тактильные вампиры: это одна из установок природы.       Сейчас для Тэхёна всё это становится таким сильным шоком, вводящим в ещё большее непонимание организма оборотней, что информация просто не укладывается в голове. Он обещает, что вникнет во всё с помощью Чонгука и миллиарда нескончаемых вопросов: уже к нему самому.       — А ты тоже омега?       — Я — альфа.       — А-а-а... — вампир принимается снова глупо хлопать глазами.       — Тэхён, теперь ты должен меня внимательно послушать и постараться понять, — Юнги сжимает переносицу двумя пальцами: начинается самое весёлое. — У всех оборотней существуют периоды максимального сексуального всплеска...       Слушая оборотня, старающегося передать информацию вампиру понятно и доступно, Тэхён одновременно чувствует невероятную благодарность и чрезвычайный стыд. Зачем ему про это-то рассказывать?!       — Ты хотел узнать, почему мы сейчас не оборачиваемся? Я и пытаюсь подвести, мне тоже между прочим неловко!       Он что, вслух это проскулил?       — Извини, продолжай, я просто...       — Знаю. В общем, такие всплески у альф называются гонами, а у омег — течками. Эти периоды наиболее оптимальны для зачатия ребёнка. Наша репродуктивная система работает на максимум. В частности, омеги начинают обильнее течь, чтобы принять член альфы, на основании которого появляется узел — специальное расширение, запечатывающее орган в теле омеги, чтобы наверняка накачать её сперматозоидами.       — Господи... — теперь точно скулит вслух.       — Мне тоже неловко! — напоминает оборотень, и Ким, наконец, решается посмотреть на него: тот явно краснее самого Тэхёна. — В общем, в течки и гоны единственное, чего мы хотим — трахаться, и от этого меняется наш эмоциональный фон, — резюмирует Юнги, со свистом выдыхая.       Тэхён пытается переварить всю эту информацию (и скромно переносит на их с Чонгуком дальнейшую жизнь: где ему узел-то достать?!).       — У разных оборотней в год происходит разное количество всплесков. Например, у волков течки и гоны — раз в месяц, — вампир округляет глаза, поперхнувшись слюной. Так это получается, что... — Не спеши, Ромео. Летучие мыши переносят это только раз в год.       Чёрт.       Это же не было вслух, да?       — Наоборот радуйся, — ухмыляется Юнги. Значит, вслух... — Под влиянием инстинктов оборотни становятся практически неуправляемыми. Поверь, справиться с омегой в течке сложно даже альфе в гоне. Они эмоциональнее и восприимчивее нас, помнишь, что я тебе говорил?       — Выносливость вампиров лучше оборотней... — невзначай кидает Тэхён, и теперь очередь Юнги задыхаться от негодования.       Так что там с причиной постоянного времяпровождения в животной форме?       — В конце осени у всех летучих мышей начинается этот период. Зачатие детей зачастую приходится на время прямо перед спячкой. Зимой наши животные сущности неактивны, они засыпают, поэтому в холода мы не обращаемся. Это слишком рискованно: наша вторая ипостась может просто отключиться, и мы не сможем обернуться обратно в человека, — разжёвывает, как может. — Но при этом в зиму плод не вынашивается — все функции организма как бы "замораживаются", и "размораживаются" только весной.       — То есть, летучие мыши делают детей осенью, потом проводят спячку, и только потом беременеют?! — голова сейчас взорвётся. Раньше он думал, что сходит с ума, так вот... По-настоящему сходить с ума Тэхён начал только сейчас.       — Ага. Сейчас мы чувствуем приближение течек и гонов, становимся эмоционально нестабильны, поэтому оборачиваемся заранее — заодно готовимся к трём месяцам существования без наших животных форм.       Вампиру искренне жаль, что оборотням каждый год приходится проходить через подобное. И это Юнги ещё не говорит про внутреннее метание омег или альф, чья половая принадлежность не всегда совпадает с желаемой. Тэхён и так это всё понимает. Ему правда жаль.       — Перестань грустить, Тэ, — ласково обращается Юнги, снова взлохматив волосы вампира: понимает, почему члену его стаи так нравится в них влетать — там мягко. — Это не так страшно, как звучит на словах. Просто это время в животной сущности — наша необходимость. Не обижайся на Чонгука, что он не показывается.       — Да я не... — и тут до него доходит, кажется, самое главное. Это что же получается... — Так значит, наш поцелуй был просто взрывом гормонов...       Поникая, вампир перестаёт обращать внимание на окружающий его мир. Даже на опешившего Юнги: и так понятно, что Чонгук мало что ему рассказывал об их интересных отношениях. Если это всё — просто всплеск гормонов, если всем, что делала его маленькая мышка, двигали простые инстинкты, то у Тэхёна нет и шансов, на которые он, вообще-то, со дня их поцелуя рассчитывал.       Ни малейшего, так ведь?       — Эй, тощий бледнолицый мертвец! — доносится будто из под воды.       — Я не мёртвый! — неосознанно включается Тэхён. Обращает таки внимание на машущего перед ним Юнги. Альфу. Который проводит очень много времени с его Чонгуком и может дать ему то, чего не может Тэхён. Узел, например.       — Слушай сюда, не мёртвый, — рычит оборотень. — Решил действовать — так действуй до конца. Твои двухлетние потуги принесли плоды, а сейчас ты вдруг решил дать заднюю?       — Ничего я заднюю не даю! — Возмущённо.       — А чего тогда нюни распустил?! — грозно говорит оборотень, так, что даже если бы Юнги не дал ответ на то, кто он, сейчас бы Тэхен понял: альфа. — Чтобы ты знал: инстинкты тоже влияют на выбор партнёра. Омега ни за что не подставится тому, с кем инстинктивно не хочет быть вместе. А неосознанный выбор на самом деле продиктован скрытыми чувствами. Чонгук и подсознательно, и вполне осознанно ищет встреч с тобой не потому, что ты такой крутой для него альфа — ты вообще-то вампир, он это делает, потому что сам хочет. И к тому же, течка ни у одного омеги из нашей стаи пока не наступила. Подумай над этим.       Вампир обязательно подумает. Загрузится вдвое сильнее предыдущего и подумает.       — И ещё, Тэхён, — вставая с места, оборотень не даёт окончательно уйти в себя.       — Да?       — Омега летучей мыши помешана на оральных ласках и зачастую заставляет своего партнёра до основного процесса кончить хотя бы раз: она должна убедиться, что с ней он точно продержится долго.       С чувством выполненного долга, Юнги обращается, оставляя толстовку одиноко лежать на траве.

***

      — Чонгук, нам нужно серьёзно поговорить, — на этот раз Тэхён говорит это, смотря в испуганную мордашку мыши, которая опять неосознанно пытается спрятаться. Чонгук возмущённо пищит, пока вампир стремится вытащить его из кокона, в итоге сдаваясь: обращается прямо в руках.       — Можно поосторожнее! — наконец-то своим человеческим недовольным голосом произносит оборотень, и...       Как же Тэхён скучал... Даже несмотря на то, что ему очень нравится проводить время с животной ипостасью Гука — с человеком ему нравится чуточку больше.       Сложно начать серьёзный разговор, когда на тебя смотрят вот так — обиженно и настороженно. Чонгук чувствует нутром приближающуюся неловкость, оттого запрыгивает в кровать, зарываясь с головой в приятно обволакивающий обнажённое тело плед. Опять лишь одни глаза видны, поблескивающие на рассвете.       Тэхён в который раз убеждается: его парень... Нет, зачеркните. Его Чонгук безумно красив. Даже такой: надутый и удивительно молчаливый. И он не может позволить себе промедление, теперь зная, что любой мышкосамец (их ведь так называют?) может в любую секунду прибрать его к себе. Всё-таки у альф серьёзное преимущество — узел.       Да?       Им определённо срочно нужно поговорить об этом, чтобы не возникло недопониманий.       — Прости, Чонгук, — названный удивлённо приподнимает брови, привыкнув за такое время наедине к полюбившимся "мышонок" или "кроха". — Я просто хотел бы поговорить с тобой, пока...       Оборотень мычит, наконец, поняв, что именно Юнги обсуждал с Тэхёном — увидел их краем глаза, когда пролетал через поляну в сторону столовой (враньё, он следил за ними весь разговор, пытаясь услышать, на крайняк — прочитать по губам, что именно они так активно обсуждали).       — Что рассказал тебе Юнги? — высовывая свою мордашку из под пледа, осведомляется Чонгук.       Тэхён подходит ближе, взглядом прося разрешения сесть рядом. Мышонок не против — двигается ближе к стене, чуть дрогнув от ползущей по одеялу руки, удобно устроившейся на его колене.       — Что сейчас тебе нужен альфа с узлом, — позволяет себе усмехнуться Тэхён. На самом деле, такая реакция — скорее защитная. Попытка уйти от неловкости, которая неминуемо их охватит — настолько личные темы они ещё не затрагивали.       Они в принципе не обсуждали ничего происходящего между ними: в каких они отношениях, видят ли друг друга в своём будущем. Оба наслаждались периодом сближения.       Но время пришло. Расставить всё по своим местам.       На слова Тэхёна Чонгук реагирует неоднозначно: поразительно, не краснеет от смущения.       Он багровеет. От злости. На Тэхёна?       — Я убью Юнги, — шипит он.       Не на Тэхёна...       — Я оторву ему крылья и заставлю его их сожрать, — и Чонгук подскакивает с кровати, по всей видимости, намереваясь перейти от слов к действиям, но Тэхён успевает аккуратно сжать его колено, удерживая на месте.       — На самом деле, я просто пошути...       Не успевает вампир договорить, как его мышонок ещё более зло выплёвывает:       — Мне не нужен никакой альфа! — заставляя Тэхёна мягко улыбнуться. Милый. Чертовски-чертовски милый. Но Чонгук не обращает внимания на его реакцию, продолжая, чуть сдувшись. — Мне нужен ты. Только ты. Не слушай Юнги, он ничего не знает. Зачем мне какой-то альфа, Тэ?       «Такой забавный», — думает вампир, влюбляясь ещё сильнее. Он больше не может себя сдерживать и, наваливаясь сверху на Чонгука, заставляет его лечь на спину, крепко обнимая сквозь такое мешающее сейчас одеяло.       Чонгук начинает дрожать от тихого шёпота на ухо, такого интимного и завораживающего.       — Я не понимаю тебя, когда ты перевоплощаешься; я не в силах составить тебе компанию, если ты захочешь полетать вместе; да я даже не смогу достаточно удовлетворять тебя в постели из-за отсутствия... — Запинается. — Ваших штучек... Но я могу быть твоими глазами, вкусом и насыщением, вибрациями, по которым ты сможешь ориентироваться. Кем только захочешь, чтобы был — я смогу. Я влюблен в тебя с тех самых пор, как только впервые увидел и, если честно, при всём желании больше не смотрел ни на кого, мышонок. Вампиры — однолюбы, скрывающие веками свою привязанность, чтобы не показаться слабыми. Но ты не слабость, ты моя сила. Я дышу полной грудью рядом с тобой. Я наслаждаюсь жизнью в полной мере только рядом с тобой. Подумай ещё раз и реши: хочешь ли ты остаться со мной. Не только из-за крови — я всегда буду давать её тебе, вне зависимости от твоего решения. Я спрашиваю тебя о том, готов ли ты стать моим. У вас это называется «моим омегой», ведь так? — оборотень тяжело дышит, пытаясь скрыть заслезившиеся глаза, и незаметно для Тэхёна мелко кивает, дрожа под ним всем телом, ошеломлённый.       Тэхён приподнимается на локтях, заметив заскользившую с угла глаза мокрую дорожку.       — Я не хочу давить на тебя, ладно? Во мне много минусов, и ты можешь...       Чонгук не даёт договорить, выбравшись из-под пледа по пояс и притягивая Кима обратно — на себя. К губам. Им это нужно. Ему это нужно.       — Не нужен мне никакой альфа... — вновь повторяет прямо в лицо. Пытается запечатать свой ответ обещанием — искренним, честным. Это ведь чистая правда — Чонгук тоже оживает рядом со своим вампиром. Он не представляет своего будущего не только без крови Тэхёна — без него всего.       Без его согревающих улыбок, тихого голоса и громкого смеха; его губ, так нежно сминающих собственные; без его рук, крепко прижимающих к себе; его тела, впечатляюще крепкого и гибкого. Весь Тэхён — один фетиш для бедного крохи.       Чонгук боялся поначалу, но не вампира. Он боялся самого себя, реакции своего тела и сердца, отбивающего бешеный ритм от одного только взгляда на Тэхёна. Считал это противоестественным: вампир и оборотень — какой абсурд!       Но каждый день выискивал его среди сотен студентов, смотрел, как уважительно Тэхён относится ко всем без исключения. Чонгук влюбился в него не из-за внешности — из-за поступков. Он сделал так много для оборотней, заставив каждого вокруг себя относиться к нему если не по-доброму, то хотя бы благодарно. Это уже успех — оборотни те ещё привереды.       Чонгук смущался, стеснялся и просто добивался внимания, как умел: влетая на скорости, чтобы после ощутить на себе нежные касания. Пытался даже заговорить, только вот ничего лучше помощи с заданием, которая ему даже не была нужна, не придумал.       Он терялся в своих чувствах, пока окончательно не осознал, насколько глубоко погряз.       Ощущать Тэхёна всем телом, чувствовать его полную отдачу, утопать в поцелуях и скользить языком между губ — он даже боялся мечтать об этом.       А сейчас это реальность — теперь оборотень не отпустит своего вампира, пока полностью не заполнит лёгкие его дыханием.       — Мне нужен только ты, пожалуйста, ты мне очень нужен, — шепчет между поцелуями, чувствуя, как Тэхен отодвигает плед в сторону, раскрывая Чонгука. Слегка мешкаясь, раздвигает чужие колени в стороны и тут же прижимается ближе, удобно устраиваясь между ног.       Чонгук ёрзает, покрываясь мурашками, и продолжает отвечать на настойчивость вампира: изгибается под сильными руками, тихо постанывая в губы, закатывает глаза от того, как Тэхён начинает посасывать его язык, пропустив в свой рот. Омега пальцами сминает широкие плечи, скрещивая лодыжки за чужими бёдрами, чтобы слиться в одном ритме. Не стесняется, когда Тэхён ведёт руками по его талии ниже, отзывчиво заурчав от неожиданно приятных ощущений.       Никому не позволял приблизиться так близко, сейчас сгорая от нетерпеливости.       — Тэхён, Тэхён, Тэхён, — как мантру. — Тэхён, пожалуйста, — Умоляет. О чем именно — не понимает и сам.       — Что, мышонок? — Тэхён отрывается от его губ, наблюдая перед собой не простую картину, а мировой шедевр, написанный самой природой. — Что ты хочешь? — практически хрипя. Чонгук под ним, прижимающийся и крупно вздрагивающий от любого движения, невероятно красив: его взлохмаченные волосы небрежно спадают на потемневшие глаза, покрасневшие и опухшие губы приоткрыты в ожидании, а грудь тяжело вздымается от учащенного дыхания.       — Я... — только Чонгук начинает отвечать, как чувствует это: всё тело сводит в истоме, запах становится насыщеннее, гуще, ярче обыденного, и выделившаяся смазка начинает пачкать штаны Тэхёна, который по прежнему прижимается всем телом. Поначалу вампир не замечает изменившейся атмосферы: вдруг заалевшего щеками оборотня, пытающегося сжаться всем телом. Пока не слышит тонкий скулеж, притягивающий ещё ближе.       — Чонгук...? — он не волнуется. Понимает, что это может быть, и готов помочь. Хочет ли этого его кроха — вопрос, на который отвечают достаточно быстро. Хоть они и не успели обсудить приближающуюся течку омеги, но вскинутые вверх бёдра и рвущие бледную кожу Тэхёна когти служат достаточно доходчивым ответом.       — Течка, — пытается проговорить Чонгук внятно. — Ты, — сквозь зубы. — Нужен.       Тэхён пропускает одну руку под талией оборотня, приподнимая и заставляя его прижаться ещё плотнее, чтобы хотя бы немного отодвинуть приближающуюся бурю.       — Ты хочешь, чтобы я остался с тобой в течку? — уточняет. Словесный ответ ему важен: он не будет брать омегу без его прямого согласия. Чем бы они не занимались до этого и как бы не был уверен Тэхён в языке тела своего мышонка.       Чонгук, уже мало что соображая, носом приближается к шее вампира, вдыхая его запах. Тэхён пахнет одуряюще приятно: смесь освежающей уличной прохлады, солёной крови и пота его тела. Оборотню крышу от него сносит, и он уже не помнит недавно заданного вопроса, прикусывая тонкую кожу у вены.       Тэхён мешает ему прокусить до крови, убрав руку с талии и сжав его волосы в кулак. Не сильно — лишь для того, чтобы оторвать голову от своего уязвимого места и заглянуть в глаза.       — Чонгук, ты хочешь провести со мной течку? — повторяет настойчивее.       Оборотень смотрит по-новому, слишком внимательно, изучающе. Ухмыляется слегка, а потом неожиданно хватает Тэхёна за волосы в ответ, умудрившись приблизиться и прокусить его губу.       Вампир начинает понимать, о чем говорил Юнги: омеги в течку — совершенно другая зона ответственности. Они неуправляемы и абсолютно непредсказуемы.       — А ты сможешь меня удовлетворить? — весьма нескромно задаётся вопросом мышонок, незаинтересованно и чересчур наигранно устремляя глаза в потолок.       Именно в этот момент Тэхён понимает, почему летучих мышей называют ужасом на крыльях ночи.       — Это ты мне скажи, я смогу? — принимает правила игры вампир, резко вдавливая Чонгука в кровать одним плотным движением таза. Тот, закатывая глаза, громко стонет и вновь кладет руки на его плечи, выпуская коготки.       — Сможешь. Ты сможешь, — подтверждает.       Тэхён продолжает двигать тазом, постепенно лишая Чонгука рассудка. Мышонок словно отключается от мира, повторяя одно единственное имя раз за разом между тихими стонами. Им обоим становится физически больно от соприкосновения грубой ткани с голой кожей. Вампир расправляется со своей одеждой за доли секунд, не прекращая гладить и вдавливать своего омегу в кровать. Чонгук даже не замечает изменений, пока что-то твёрдое не упирается в живот — и тогда-то он распахивает свои глаза, чуть не закричав в голос.       — О, господи, ты сможешь, — чуть ли не плача. — Ты определённо сможешь.       Такая похвала действует на Тэхёна лучше, чем обнаженное тело Чонгука. Он не успевает задуматься над своими следующими действиями, резко приподнимаясь и переворачивая оборотня на живот. Мышонку поначалу это решение не нравится — он пыхтит, пытаясь повернуть голову, которую грубо прижимают обратно к подушке. Тэхен больше не сдерживается: выпускает своих демонов, мечтающих завладеть Чонгуком с самой первой встречи. Он ложится сверху, удерживая омегу на одном месте, и кусает прямо в пульсирующую на шее вену — Чонгук на это мечется по постели, словно обезумевший, и пытается оторвать от себя Тэхёна хоть как-нибудь. Все его попытки заканчиваются сдавленным стоном и урчащим в загривок вампиром, глотающим стекающую в рот кровь с извращённым удовольствием.       Тэхён продолжает испивать его, бёдрами толкаясь вперёд, и крупный член проезжается прямо по уже давно намокшей ложбинке, упираясь в сжимающуюся дырку. Чонгук от неожиданности вздрагивает, не прекращая пытаться вырваться, и звонко вскрикивает, умоляя прекратить. Он становится таким скользким и мокрым впервые: кажется, что член пройдет свободно даже без подготовки, однако Тэхён вовремя отодвигает таз назад, чтобы после толкнуться снова, проскальзывая уже между чужих бёдер.       — Тэхён, больно, — скулит Чонгук.       Не больно, совсем не больно, нет, ему просто слишком тяжело: так хочется поскорее почувствовать вампира в себе, а тот всё не прекращает упиваться им, издеваться, кусая уже ниже — в области лопаток. И продолжает пить, выпадая из реальности.       Бёдра Тэхёна живут отдельной жизнью: он вжимает Чонгука в постель, снова упираясь во влажный вход. И на этот раз не останавливается на одних ощущениях чего-то тяжёлого между ягодиц: проталкивает одну головку в истерически бьющегося и скулящего омегу, который был не готов к члену так скоро, прямо во время укуса.       От небольшой потери крови уже кружится голова: оборотень словно погружается в транс, собственный мир острых ощущений. Член внутри не сдвигается ни на миллиметр глубже, Тэхён словно и забыл, что находится внутри, контролируя каждое своё и чонгуково движение. Пока не убирает свои зубы и, привставая, одной рукой не надавливает на спину оборотня, проталкиваясь чуть глубже.       Всего на сантиметр — а для Чонгука это кажется половиной длины.       — Нет, нет, нет, — шепчет отрезвляюще. — Тэхён, нет, подожди! — практически слёзно, рукой пытаясь вытащить распирающий орган.       Тэхён со звучным хлюпом выходит из чужого тела, посчитав, что переборщил, совершенно не подготовив Чонгука для себя. Он не маленький, должен был понять, что девственнику понадобится тщательное внимание, прежде чем тот сможет безболезненно принять целиком. Но Тэхён словно отключился, только раскатав чужую сладкую кровь на языке.       Вампир уже собирается извиниться, как Чонгук, привставая, толкает его себе в ноги, переворачиваясь. Он смотрит в глаза помутневшим взглядом, ничуть не обиженным, раскалённым похуже, чем угли в прогретой печи, и встаёт на колени, согнув руки в локтях, прямо перед членом Тэхёна. Тот, сидя на заднице, не понимает, что хочет этот мышонок, пока не вспоминает слова Юнги.       Ах, да.       — Мне нужно сначала... — не договаривает Чонгук. Вампир даже не успевает вздохнуть, как его член без лишних слов облизывают теплым языком от мошонки до самой головки, сохранившей на себе вкус омежьей смазки.       Тэхён задыхается, когда оборотень, довольно мыча, начинает сладко посасывать верхушку, языком упираясь в уздечку. От разряда тока, прошедшего по телу, вампира подбрасывает на кровати, заставляя Чонгука взять член ещё глубже. Он и не против: приноровившись, пропускает до середины длины, подключая свободные руки. Сразу две — и Тэхён улетает, пока его ласкают языком, глоткой и руками одновременно.       Чонгук старательно сосёт, со вкусом причмокивая губами, и не стесняется пошлых звуков. Мычит громко, насаженный на крепко стоящий длинный член, и старается протолкнуть его глубже. Получается далеко не сразу: зато когда с успехом выходит, то омега убирает одну руку, чтобы притянуть Тэхёна за запястье к своей голове. Намекающе стреляет глазами и утвердительно кивает, когда вампир, поняв намек, сжимает его волосы в кулаке.       Их должны смущать неприличные звуки. Омега, доверившись чужой руке, втягивает щёки и последовательно глотает, пока его буквально заставляют брать в рот на всю длину: рвотный рефлекс и прыснувшие из глаз слёзы не заставляют себя долго ждать. Но им так наплевать сейчас — их будто накачали виагрой. Всё, что имеет значение — ощущение друг друга и собственное возбуждение.       Тэхён сначала осторожен, следит за самочувствием Чонгука, двигающим головой в размеренном темпе, а потом... Потом этот невозможный парень раздражённо мычит, слегка прикусив за основание члена, и Тэхёна срывает: шипя, он грубо натягивает омегу, заставляя поперхнуться и начать задыхаться от слишком резких и быстрых движений.       Его волосы крепко сжимаются в чужой руке, и он, больше не имея возможности управлять ситуацией, максимально расслабляет глотку, широко распахивая рот.       Глаза болят от слёз, слюни неприятно стекают по подбородку, но Чонгук течёт так, что ещё немного — и устроит долбанный потоп на кровати. Тэхён трахает извращённо и искусно, поражая омегу своей грубостью. Это то, что ему было нужно, но он определённо не ожидал этого от Кима. Чего он ещё не ожидал, уже сросшись с его членом и смиренно принимая жёсткие толчки в свою глотку, так этого того, что его голову резко вскинут вверх, снимая с органа, и завалят спиной на кровать.       Чонгук осоловело моргает, не удовлетворившись остановившимся Тэхёном, но принимает грубый поцелуй в губы, делясь вкусом его терпкой плоти.       — Ты можешь наслаждаться моим членом сколько угодно, но я не кончу от одного твоего языка, мышонок, — бросает он в губы заскулившего омеги.       Тот, в конечном итоге смирившийся с тем, что не сможет довести минетом Тэхёна до оргазма, растекается в чужих руках окончательно. И пугается, когда его ставят в прежнюю позу: раком на колени, вздергивая задницу повыше.       Стонет уже откровенно, как только его звонко шлёпают по ягодицам, и практически кричит от заскользившего по раздражённой коже языка. Тэхён не настолько терпелив, и приступает к своему делу со всей серьёзностью: присасывается к раскрытой для него одного дырке, губами раскрывая её шире и пропуская толстый язык вглубь. Не сдержавшись, омега воет и падает грудью на кровать.       — Тэхён, Тэхён, — не прекращая стонать.       — Да, кроха? — в ягодицы, придерживаемые руками, урчит вампир. — Тебе не нравится?       Чонгук, снова почувствовавший рот в месте, где точно быть не должен, крупно дрожит, не переставая плакать. Это непередаваемые ощущения: Тэхён такой настойчивый, а его язык творит слишком смущающие вещи, однако...       — Не останавливайся, твою мать, не останавливайся, — требует.       Вампир и не намерен: убедившись, что на ногах мышонок стоит твёрдо, пробирается руками ближе к ложбинке, и отодвигает большими пальцами края пульсирующей дырки, что начинает выпускать ещё больше слегка солоноватой, чертовски вкусной смазки. Такая реакция тела заставляет Тэхёна работать языком ещё усерднее: он мычит на попытки омеги насадиться глубже, уже без страха вгоняя оба больших пальца в дырку и оттягивая её изнутри в стороны. Язык погружается на всю длину, а Чонгук трясётся так, словно из него демона изгоняют.       — Клянусь, я сожру тебя, — хрипит Тэхён, не прекращая вытрахивать из омеги звонкие стоны языком. Он и сам на пике удовлетворения, понимая, что творит с Чонгуком: одно удовольствие — знать, что именно ты являешься причиной абсолютной потери контроля. Тэхён кусает его за ягодицу, слыша на периферии булькающий звук, но тут же возвращается обратно: к опухшей, покрасневшей и раскрытой им дырочке. Естественная смазка смешивается со слюной, делая скольжение приятнее, а напряжённый язык огибает стенки ануса восьмёркой. Омега под ним практически перестаёт дышать.       Пальцы проталкиваются куда глубже прежнего: в конечном итоге омега не выдерживает смачного плевка и присосавшегося рта, с усердием вытягивающего из него смазку, кончая под себя, и падает на живот.       Его колотит ещё добрую минуту, пока Тэхён довольно слизывает остатки их общих выделений со своего лица и маниакально улыбается. Его довели. И он больше не будет растрачивать себя на нежности, узнав, как именно Чонгук любит в постели.       Не ожидая, пока мышонок восстановит дыхание, он переворачивает его на спину, закидывая всё ещё дрожащие ноги на плечи, и вторгается крупной головкой без предупреждения. Его омега, только успокоившийся, опять начинает плакать, от гиперчувствительности перейдя на громкий крик, но не сжимается на настойчиво распирающей его плоти. Наоборот доверчиво раскрывается, закрывая глаза, и позволяет погружаться в себя дальше.       — Тэхён, Тэхён, Тэхён, — воет в бреду, чувствуя каждую венку на толстом члене Кима. Как долго он этого хотел, и как сильно ждал такого вампира, ощущающего своего мышонка на каком-то внеземном уровне: знает, куда надавить, как сделать приятнее.       Тэхён не торопится с первыми толчками: как только проникает полностью, останавливается, позволяя привыкнуть к своему размеру.       И когда Чонгук достаточно растягивается, подхватывает его под ягодицы, отрывая от кровати, и грубее вторгается в беспомощно распластавшееся тело. Омега взвизгивает, помимо члена чувствуя на своей голени острые клыки вампира, и снова кончает, как только те разрывают его плоть.       Таким чувствительным он никогда не был: его пробуют, словно самый дорогой и старый алкоголь, а потом начинают жадно выпивать, мыча от каждого глотка.       Тэхён так идеально двигается и снизу, и сверху, даря палитру новых, не испытываемых ранее эмоций. Его движения становятся быстрее, толчки — глубже, подкидывая омегу на постели, рвущего покрывало своими когтями. Чужие сильные руки гладят напрягшийся живот, ведут выше, прямо к вставшим соскам: и Чонгука практически сгибает пополам. Наслаждение плещется в крови, которая становится ещё слаще прежнего, а ощущения в разы острее.       Вампир не перестает трахать, прокручивать в пальцах нежные соски и пить его кровь, каждый раз находя самые чувствительные места на ногах оборотня. Чонгук отключается — буквально. Он слышит сочные шлепки влажных тел, его дырка мокнет вокруг насаживающей на себя плоти, кровь приливает именно к тем местам, откуда жадно пьёт вампир, и сам он стонет в одной тональности, не собираясь понижать уровень звука, несмотря на то, что весь блок уже должен спать: время раннее.       Он теряется в удовольствии, голова идёт кругом, но его всё продолжают терзать, даже не планируя останавливаться.       Тэхён прерывается на несколько секунд, выходя из мокрой дырки с громким хлюпающим звуком, садится на кровати, касаясь ногами пола, и подхватывает Чонгука, насаживая на член спиной к себе.       — Ты же хотел прокатиться на мне ещё раз, кроха? — басит вампир, ухмыляясь.       Он не собирается заставлять омегу двигаться самостоятельно: сейчас тот будет не в состоянии это сделать. Вместо этого Тэхён встаёт со своего места с Чонгуком на руках, подкидывает его в воздухе и начинает вколачиваться с устойчивой ритмичностью. До тех пор, пока тот не откидывает голову на его плечо, задыхаясь и захлебываясь в своих стонах, и не открывает доступ к своей хрупкой шее. На этот раз Тэхен не пьёт: просто прикусывает, зашипев от моментально сдавившей его член узости.       — Давай, малыш, продержись ещё немного.       Больше он не позволяет себе касаться клыками кожи: иначе Чонгук может просто отрубиться. Вместо этого он глубоко, но размеренно проникает в его тело, рыча прямо в ухо, и шепчет, насколько идеально дырка омеги его принимает.       Чонгук на нём плачет, и это приносит чистое наслаждение. Им наплевать на весь мир, пока они заняты друг другом.       — Я больше не могу, — плаксиво стонет мышонок, действительно устав от Тэхёна даже в течку. — Я хочу кончить, пожалуйста, Тэ. Я так сильно хочу кончить.       Что-то внутри Тэхёна сжимается от его тона, он и сам близок, но пока не растерзает чужое тело окончательно — не остановится. Вместо этого он, на весу развернув Чонгука боком к себе, подхватывает одной рукой под коленями, второй поворачивая его голову к своей шее, приказывая:       — Пей.       Движения внутри чуть замедляются, давая небольшую передышку для оборотня, даже не собирающегося противиться столь заманчивому предложению. Его человеческие клыки не такие острые и тонкие, как у летучей мыши, но он всё равно успешно рвёт тонкую кожу, надавливая языком на пульсирующую вену, чтобы стекало быстрее. Мычит, глотая вкусную кровь, и слушает бархатные стоны Тэхёна, наслаждающегося его мокротой и бессилием.       Многого оборотню не нужно: он, совершая последний глоток, в последний раз глубоко вдыхает терпкий запах любимого тела и жалобно просит вампира сменить позу. Не хочет сидеть на руках — ему, разнеженному, сейчас нужна твёрдая поверхность под ногами.       Тэхён аккуратно кладёт Чонгука на пол — тот даже не удерживается на коленях, падая пластом на живот. Ничуть не жаль. Вампир и сам справится с тем, чтобы удобно вздернуть омегу за задницу, звучно вторгаясь в растраханную дырку, не перестающую пульсировать, прямо-таки плача, вокруг него.       Тэхён ещё не использовал свою особенность — высокую скорость. Но сейчас, задев набухшую простату, от встречи с которой Чонгук моментально пытается уйти, он готов потратить часть своей вампирской выносливости. Омега сначала не замечает, как его начинают таранить на сверхскорости, а когда включается в процесс — больше не может стонать.       Он вырывается, извивается, истошно кричит, срывая голос, и абсолютно не контролирует своё тело. Бьётся запертой в клетку птицей, пытаясь вывернуться и снять себя с будто разрывающего все внутренности органа.       — Мой, — стонет Тэхён. — Ты мой, слышишь? Больше никому не отдам.       Шлепки о кожу, мокрые звуки проникновения — всё это затапливает комнату и потихоньку срывает с Тэхёна оковы.       Он толкается последний десяток раз, только прикасаясь к члену Чонгука — и заливает спермой пульсирующую дырку, не успевая вовремя покинуть тело. На пальцах чувствует выплескивающуюся крупными толчками жидкость омеги.       Не выходя, вампир опрокидывает судорожно трясущегося оборотня на себя, который продолжает сжиматься на его органе, но не может даже слегка причинить боль давлением — был слишком раскрыт им ранее. Тэхён как никогда понимает плюсы узла альфы.       Они так и лежат: Тэхён на спине, прижимая не успокаивающегося Чонгука, старается нежными касаниями привести его в порядок. Омега лишь продолжает плаксиво постанывать, переживая, что его возьмут на ещё один заход, но, поняв, что продолжения не последует, наконец-то расслабляется.       Судороги ещё некоторое время преследуют его тело, однако, в чём хорош вампир, так это в утешающих ласках.       — После такого, Тэ... После такого я бы не выдержал узел. Поэтому он мне и не нужен, — и Чонгук окончательно отрубается, то ли падая в обморок, то ли проваливаясь в глубокий сон.

***

      — Ты изверг, Тэхён, — шепчет Чимин вечером. Почему шепчет — Тэхён пока не знает.       — Почему? — лыбится довольно, прокрутив в голове мысль о том, что в общаге его ждёт обнажённый омега, переживающий течку полностью удовлетворённым и счастливым.       — Юнги рассказал, что... — и Чимин внезапно округляет глаза, будто от испуга, потом взмахнув руками, якобы "забудь". Но Ким услышал. И обратил внимание на реакцию. Поэтому...       — Подожди, ты что, общаешься с Юнги?!       Чего Тэхён точно не ожидает дальше, что тот самый названный оборотень появится из ниоткуда, схватив его друга под ягодицы, прилюдно поцелует на глазах у всего кампуса и унесёт в сторону общаги оборотней.       И Чимин даже не закричит, не испугается и не возмутится на подобный жест летучей мыши.       Потому что именно Юнги — та самая причина, по которой он знает об оборотнях больше, чем среднестатистический студент Вампирской Академии. Именно он — причина, по которой сегодня Чимин разговаривает шёпотом (альфа в гоне ничуть не менее выносливее вампиров). Именно он — причина, по которой Пак знает, что сделал Тэхён с Чонгуком утром, ведь именно он является близким другом и вожаком вышеназванного омеги.       И именно он — причина, по которой Тэхён устроит публичный скандал завтра, как только узнает, что его лучший друг в отношениях с оборотнем с самого начала их учёбы в Академии.       Но это будет уже завтра. А пока Чимин будет продолжать делать вид, что ненавидит летучих мышей, чтобы ни одна живая душа не засунула свой любопытный нос в их отношения, полные сознательного доверия и проверенной временем любви.

***

      — Ким Тэхён, какого хрена ты кончил в меня?! — истерично кричит Чонгук, вспомнивший в деталях их первый крышесносный секс, когда счастливый Тэхён возвращается в комнату со специально срезанными в лесу цветами для своего мышонка.       — Упс... — игриво улыбается Тэхён, увернувшись от полетевшей в него подушки. — Ну, в любом случае, мы узнаем, пронесло или нет, только весной, кроха...

***

(Нет. Не пронесло.)