***
В итоге, парни под умиленное «о, Юнги, ты все-таки нашел своего эльфа?» от Чонхи, кофейню покинули и отправились... — Каток? — скептически на покрытое льдом озеро смотрит Мин, — И это, по-твоему, должно мне поднять настроение? — А что не так? — возмущается Хосок, таща его за собой, как на буксире, к палатке проката коньков. — Кому кататься не нравится? Это же одна из самых главных зимних забав. Не покатался, считай, зима прошла зря. — Ну и пускай. Я, если честно, ожидал от всемогущего эльфа большего, — поддевает его Юнги, послушно плетясь за ним. Выбора-то у него как не было, так и нет. Хосок его ни на шаг от себя всю дорогу не отпускал, попутно устраивая каверзы незадачливым людям и болтая без умолку. То поскользнуться на ровном месте их заставлял, то снег им с крыш на головы мановением пальца скидывал, то лямки пакетов в руках вынуждал рваться, отчего покупки рассыпались по тротуарам. Сперев из одного такого пару мандаринок, ими ворчащего спутника угостил, на что тот ему точно в лоб фрукт запустил и зло дальше потопал, ловя в спину наскоро слепленный снежок. — То ли еще будет. Но пока так, — звучит многообещающее, приправленное неизменной улыбочкой на хитром лице, за чем следует вопрос: — Какой размер? — Тридцать девятый, — остановившись у палатки, нехотя буркает Юнги, несколько стесняясь своего маленького для взрослого парня размера стопы. Он с детства был хрупким и низким, что с годами изменилось едва ли, даже чертов эльф почти на целую голову его выше. Где справедливость? — Ты не Снегурочка, ты — Дюймовочка, капризуля, — заключает со смехом Чон и поворачивается к работнику катка, чтобы озвучить необходимые параметры. — Пошел ты, — «на кхэм-кхэм» Юнги благоразумно не добавляет, памятуя о последствиях этого. — Этап пройденный, — повторяющиеся от Мина из раза в раз посылы куда бы то ни было Хосока, забирающего коньки у мужчины, не задевают. — Надеюсь, кататься-то хоть умеешь? — Умею, — вырывает свою пару фигурных у него парень и садится на близ стоящую лавку. Эльф, последовав его примеру, рядом пристраивается и, быстро зашнуровавшись, предлагает ему, долго копающемуся из-за замерзших пальцев, помочь, на что тот вновь его посылает и, сдав кроссовки в палатку, уходит на лед. Юнги давно в подобных местах не был, если точнее, со смерти от болезни истаявшей на глазах мамы, что вот точно не способствует сейчас какому-либо веселью, горем неподъемным припечатывает сироту, а он сирота. Отец для него после того дня тоже, как оказалось, умер, отнимая у ребенка в лучшее веры последние крохи. Опять, наверное, валяется где-то в пьяном угаре, что уже перестало трогать, по крайне мере, Юнги думает так, но нет-нет да навещает Ынчоля в обветшалой квартирке, приносит продукты, пробует поговорить. — И чего ты так загрузился, Снегурочка? — подметив его отсутствующий вид, спрашивает Хосок, выписывая дуги вокруг него, — Может, в догонялки? — Не твое дело. И я тебе что, маленький, чтобы заниматься чем-то на вроде этого? Иди порезвись с малышней, если тебе так сильно хочется, — уже традиционно огрызается Юнги, неторопливо катясь подальше от скопления людей. — Зануда ты. Ребенка задавливать в себе, несмотря ни на что, нельзя, а ты, похоже, его не просто удавил, а на дереве вниз головой за щиколотки подвесил. — Скорее пристрелил, — равнодушно Юнги бросает, оставляя неозвученным «не я, а во мне его пулями изрешетили». — Так не пойдет. Рассказывай давай, что тебя мучает. Не бывает, чтобы радость без причины на совсем человека покинула, — не сдается эльф, беря его за руку. — Ты в курсе, что теперь мы как парочка смотримся? На нас будут коситься, — скосив взгляд на свою плененную ладонь, говорит парень, однако из чужой ее почему-то не вырывает. Кожа у Хосока горячая, в отличие от его ледяной. И вправду Снегурочка, но вероятнее Снежная Королева. Кажется, кто-то слишком много в детстве сказок читал... — А не плевать ли? — риторический вопрос с последующим требованием открыться, — Ну и? Я жду. — Да нечего рассказывать, — удрученно вздыхает Юнги. — И все же? — не отступает Хосок. — Моя история банальная, в ней ничего интересного нет, — смирившись, что эльф не отстанет, решает отделаться малой кровью Мин, — Мама умерла, отец наш дом проиграл в казино, потом спился, конец. — Сочувствую, хотя тебе оно нахрен не нужно. Ничто боли потери не пересилит, сгладится она со временем, может, но никогда до конца не оставит, шрамом ляжет на сердце, который с годами затянется, но не в случае с тобой. Ты не позволяешь ему зажить, а знаешь почему? Нет? — произносит Хосок и, увидев в кофейных глазах отрицание, поясняет: — Потому что тебе, как я и сказал, не сожаление необходимо, а поддержка, забота, верное плечо, чего у тебя, как я понял, нет. Ты все один на себе тащишь, на миллионы замков ото всех запираешься, но так нельзя. Это неправильно, Юнги. — А как тогда, если у меня никого нет? Кому довериться можно, если не себе? Кому я такой сдался? Никому, Гринч. Ты не думай, я не жалуюсь, но когда я в том, что ты перечислил, нуждался, от меня даже родной отец отвернулся, а остальные... Работая в тринадцать лет посудомойщиком, меня никто и не подумал спросить, почему я, еще по сути ребенок, за гроши вкалываю на кухне. Всем плевать было, — срывается Юнги, едва сдерживая на последних словах слезы. Оказывается, он до сих пор не смирился, продолжает на весь мир обиду держать. — Мне сдался, мне не плевать, — неожиданно с губ Хосока слетает. — Да что ты? Ты так-то мое, мать его, рождественское настроение украсть собираешься, не забыл? Чего у тебя, конечно же, не получится, ведь у меня его что-то не наблюдается. И вообще, зачем тебе оно? Что ты за эльф такой? Разве вы не должны помогать Санте? — восприняв сказанное им в штыки, зло вырывает из его руки свою Юнги. — Должны, но я другим путем пошел после кое-какого инцидента, — заметно сникнув, глухо Чон отвечает, останавливаясь перед ним под сенью искрящихся разноцветным дождиком деревьев. — Ну давай, удиви меня, — ехидничает Мин, заглядывая в темные глубины отчего-то подернувшихся печалью глаз Хосока. — Я сирота, Снегурочка, и когда-то тоже, как и ты, был простым человеком, пока меня, на тот момент неприкаянно шатающегося по улицам подростка, не нашел Санта и не забрал с собой в Лапландию. Он, заменив мне отца, как родного сына меня растил, заботился. Помимо меня, там были и другие дети, точно такие же сиротки-найденыши. Находясь под опекой Санты и его мужа, мы горя не знали, заведя между собой братские узы, были счастливы. Жаловаться тут не чему. Определенно не мне, ведь я, в отличие от братьев, не помнил настоящих родителей. Не знаю, в чем здесь конкретно причина, но моя память так до конца и не восстановилась. Наверное, оно и к лучшему. Взамен я приобрел волшебство, острые уши, крышу над головой, тех же братьев, семью. Со временем мы стали Чанелю — настоящее имя Санты, помогать с изготовлением и отправкой подарков. И мне это правда нравилось, ну... до определенного момента, — невесело усмехается Хосок, — Наша семья дарит праздник многим, но, к сожалению, не себе. Мы за все эти годы так и не отпраздновали все вместе рождество как положено, а я очень об этом мечтал. Фейерверки, уже нам самим подарки под елкой, праздничный ужин и все такое, но нет, времени, видите ли, не хватало, а парни тоже так-то хотели настоящего рождества, но только я решился эту тему на семейном совете поднять, и тогда Чанель пообещал мне, что все устроит... — Но обещание не сдержал, — догадывается Юнги, с болью смотря на понурого эльфа. — Верно. — И ты поэтому... ну, рождественское настроение у людей воруешь? — Ага. — Дурак ты, Гринч, — грустно улыбается парень, — Но знаешь, я тебя не виню. Было бы оно у меня, я тебе его добровольно бы сейчас подарил. Тебе нужнее. — А ты добрый, оказывается, капризуля. Что ж, у нас еще весь вечер впереди есть для этого, — вернув с его слов прежний в глазах задор, подмигивает ему Хосок, уже так привычно беря его за руку, — Следующая остановка — новогодний тир!***
— Нет, ну ты так-то реально угадал, предположив, что я Гринч, — говорит Хосок, метко укладывая солдатиков одного за другим бутафорскими пулями, — Братья за то, что я пошел против своего предназначения, так меня и прозвали, а я возьми и покрась им на зло волосы в зеленый. Но классно же смотрится, согласись? — Ужасно, — смеется Юнги, разглядывая призовые игрушки, закрепленные на внутренней стороне стены уличного тира, — А как зовут твоих братьев и сколько вам лет? Вы же бессмертные, я правильно понимаю? — Старший из нас Сокджин, потом идет Намджун, Тэмин, Чимин — они не такие бесячие, а вот самые младшие, Тэхен и Чонгук... — сбив все цели, оставляет недолгую паузу Чон, — Прости за выражение, но полный пиздец. Что ни день, то что-нибудь в лаборатории или мастерской взорвут, постоянно на конвейере катаются вместо того, чтобы за ним следить. Мне кажется, такими темпами эти придурки если не отца, то папу точно до сердечного приступа доведут. Это не меня, а их надо было Гринчами называть. Я в сравнении с ними вообще лапочка, — откладывает винтовку на стойку, затем спрашивает: — Выбрал игрушку? — Ну-ну, рассказывай, — улыбается программист на его заявление и, переключив внимание на заведующего тиром мужчину, который, мягко сказать, конкретно так от услышанного из беседы парней офигел, просит: — Можно мне Пикачу? — А почему не Соника? Или вон, смотри какой Шедоу классный, — недоумевает эльф, по его мнению, странному выбору Юнги. — Мне настроение создаем, а не тебе, так что смирись с тем, что я хочу желтую плюшевую хрень, — произносит Мин, с донельзя довольным видом забирая свой приз из рук сотрудника тира. — Ты, кстати, так и не ответил, сколько тебе лет. — Ну где-то пятьдесят три года, наверное? — неуверенно Хосок выдает, отходя вместе с Юнги от стойки, — А тебе? — Не то чтобы ты старый, но да, ты старый, Гринч, — прижав к груди Пикачу, откровенно над эльфом парень хохочет, отчего тот обиженно поджимает губы. — Мне двадцать два. — Чего это я старый? Для эльфов это и не возраст вовсе. — Но я-то человек, для меня ты аджосси, — продолжают над Хосоком подтрунивать. — Айщ, капризуля. Только попробуй меня так называть и я за себя не ручаюсь. Перенесу тебя в какую-нибудь Арктику и будешь там с белыми мишками куковать, пока в настоящую Снегурочку не превратишься и не подомнешь под себя весь Север. — Не катит. Что я там без Деда Мороза делать буду? У вас-то в Лапландии бизнес налажен, а мне что, с нуля его создавать? — Да какой бизнес? У нас благотворительная организация! Все с душой и от чистого сердца! — негодует Чон, комично размахивая руками. — А это... ты сказал, что у Санты, в смысле Чанеля не жена, а муж и... — вспомнив об заинтересовавшей его детали в рассказе Хосока, неловко пытается Юнги сформулировать вопрос правильно. — Только не говори мне, что ты гомофоб, — оборвав Мина на полуслове, скептически на него смотрит эльф, сворачивая на парковую аллею с расположенными по ее сторонам фигурами пластмассовых снеговиков. — Нет конечно, просто удивился немного, — бурчит Юнги, пряча замерзший нос в вороте куртки, что незамеченным для Хосока не остается. — Идем, тут неподалеку паб есть хороший один, там вкусный глинтвейн делают, — приобняв спутника за талию, ведет Чон его в нужном направлении. — А это обязательно? — слегка опешивши, намекает Юнги на обвившую его руку, краснея, благо все можно списать на мороз. И чего это он стал так реагировать на Чона? Уютно себя с ним чувствует и комфортно, напрочь позабыв о своем намерении сбежать. Несвойственно громко с его шуток, порой откровенно глупых, смеётся и сам не отказывается пошутить. Юнги еще, наверное, никогда настолько много не улыбался, если улыбался вообще. Хмурый обычно он, раздраженный извечно и уставший от одиночества, последнего из чего не признает, боясь привязаться к Хосоку. Уйдет, получив свое, эльф и о Юнги забудет, а Юнги о нем, как бы ни пытался, не сможет. Будет, несмотря на внутренние противоречия, об этом дне воспоминания как сокровище самое ценное беречь, в них возвращаться и сожалеть. О чем? Он и сам пока не понял. — Конечно, а то примерзнешь к земле, и что с тобой потом делать? К вон тем снеговикам в ряд поставить? — указывает на упомянутые фигуры Хосок и задумывается, — А ведь отличная идея! Смотри, там как раз одного не хватает, но честно, это не я его спер! — А кто, если не ты? Что-то я не слышал о других эльфах, промышляющих кражами всего рождественского, — фыркает Юнги. — Впрочем, воруй, мне не жалко. Вон та безвкусная елка мне точно не нравится, — кивает на пластиковый треугольник с претензией на новогоднее дерево. — Мне тоже. Лучше настоящие, которых у нас в Лапландии много. Бэкхён их с помощью своей природной магии вырастил. — Вы и такое можете? — удивляется парень, — И ты прав, настоящие лучше, но не тогда, когда их ради того, чтобы они месяц где бы то ни было постояли, а потом ушли в утиль, рубили. Хотел бы я побывать в бору. В Корее только сосны растут, да и те... короче далеко ехать надо. — Обычные эльфы — нет, но Бэкхён из другой ветви нашего народа. Он из высших. Принц там какой-то, который должен был в будущем стать Владыкой, но Бэк всеми правдами и неправдами избегал трона, пока вообще не удрал, влюбившись в Чанеля, — поясняет Хосок, неосознанно талию Юнги крепче сжимая, будто бы боится, что и он сбежит, а он нет — об его тепло согревается, думая, что телом, а оказывается, душой. — Ну и страсти у вас там творятся, — озаряется широкой улыбкой Юнги, ярче огоньков на арках аллейных сияя. Хосок на ней подвисает, ловя себя на мысли, что мечтает, чтобы он всегда так ему улыбался. Чисто и искренне, оголив десна, милые маленькие зубки показывал. Юнги сам весь сосредоточие милоты, когда не хмурится и даже если наоборот... «Чон Хосок, да ты запал», — неутешительный вывод для себя делает эльф, что, очевидно, точно в его планы не входит. Ну не в смертного же в самом деле? Которому фэнтезийный персонаж вот никак и никуда не уперся и который лучшего заслуживает, а не его, пакостливого Гринча, приносящего одни неприятности. — Есть немного. А это безобразие и впрямь отвратно выглядит, — знакомый жест пальцами делает Чон, взрывая забракованную Юнги елку, чем очередной переполох среди прогуливающихся в парке людей создает. — Круто, — смеясь, резюмирует Юнги. Хосок горделиво выпячивает грудь колесом и тем только больше его веселит: — Ну так, профессионал! — Не сомневаюсь. А долго нам еще идти? — Да не. Вон за деревьями зеленую вывеску видишь? — Надежда? Странное название для подобного места, — прочитав название паба, констатирует Юнги. — Да что ты понимаешь-то? Слышал когда-нибудь легенду о Пандоре? — спрашивает эльф и, дождавшись кивка, продолжает: — Ну и вот, был у нее один ящик, а на дне его, когда она в мир людей всякую хрень выпустила, сам знаешь что осталось. — И при чем здесь это? — выгибает выразительной дугой брови Мин, сворачивая вместе с Хосоком на ведущую к заведению дорожку. — В пабы же не только чтобы повеселиться ходят, но и чтобы залить горе. Пьют несчастливцы, значит, такие, а на дне стакана им мерещится надежда, прикинь? — Ага, в пьяном угаре порой и не такое привидится, — скатывается в откровенный хохот Юнги, прижимая к животу Пикачу и думая, что если все так и дальше пойдет, то он точно пресс накачает, — Черт, ну насмешил. — Надеюсь, ты это знаешь понаслышке, а не испробовав на себе? — наводит Хосок на себя строгий вид, невольно представляя, что с его капризулей случится могло. А могло многое, он же... маленький совсем, от опостылевшего одиночества мог не к тому потянуться. Не к нему... — Не, примерные Снегурочки по пабам не шляются. Дома сидят и в одинокого попивают на диване пиво, — не упускает возможности подстебнуть вредного эльфа Юнги, забавляясь с его хмурого на лице выражения. — Ну и хорошо, — подойдя к заведению, улыбается успокоенный его словами Чон и, нехотя отняв от его талии руку, дубовую дверь с рождественским на ней венком открывает. — Снегурочка первая, — в галантном поклоне склоняется, прикладывая к сердцу ладонь. Юнги, фыркнув с его поведения, заходит в паб, который с порога его атмосферой праздничной овевает, эффект чего усиливается льющейся из колонок небезызвестной композицией Фрэнка Синатры — Have Yourself A Merry Little Christmas. Клише и банально, однако сегодня она отчего-то парня не раздражает. Стены заведения отделаны деревянными панелями, что делает его более уютным, по периметру расставлены ничем непокрытые прямоугольные столики, тоже из дерева, около них вместо привычных диванов или стульев стоят широкие лавки, прямо как в какой-то таверне из сказки. В дальнем углу длинная барная стойка, украшенная по краям искусственными ветками с шишками, расположилась, а параллельно входу потрескивает жарким огнем отделанный крупным камнем камин, согревая замершего на нем глазами Юнги, даже не будучи с ним рядом. — Что, нравится? — самодовольно произносит Хосок, перехватив направление его завороженного взгляда. — Идем, успеешь еще наглядеться, — не получив ответа, тянет его поближе к камину, где как раз удачно остался один никем не занятый столик, или это опять эльфийская магия?
***
Юнги, как когда-то в детстве, любуется им украшенной елочкой, пока не решаясь на нее заветный домик повесить. Подле сидит, поджав под себя ноги, и на часы зачем-то поглядывает, словно чего-то ждет. Только вот чего ему ждать? Разве что наступления рождества, до которого считанные часы остаются. Не то чтобы грустит, но да, он грустит, если быть с самим с собой честным. По Хосоку скучает, подспудно надеясь на какую-нибудь от него весточку, но эльфы, вроде как, тайно только приходят, когда люди спят, а Юнги спать не хочет. Юнги безумно хочет Хосока увидеть. — Я идиот, — горько с этих мыслей усмехается Мин, лбом утыкаясь в колени. — Ну я бы не стал тебя так называть, — позади насмешливое раздается, заставляя парня подпрыгнуть. — Гринч? — неверяще к гостю незваному, но очень долгожданному, поворачивает голову Юнги. — А ты ждал кого-то другого, Снегурочка? — привычно каверзная улыбочка, но уже такая для Мина любимая, — Я тут это... вспомнил, что забыл украсть твое рождественское настроение... — Серьезно? — скептически на него смотрит так и сидящий на полу Юнги, обиженно поджимая губы, — Ну забирай, чего уж там. — Ты не дослушал, капризуля. У меня идея появилась получше. Вместо того, чтобы красть у тебя настроение, я украду тебя самого! — искрясь самодовольством, выдает Чон, как само собой разумеющееся. — Что? — в шоке раскрыв рот, роняет Мин игрушку из в момент ослабевших рук. — Это твой любимый вопрос что ли? Говорю, собирай манатки и валим в Лапландию! Потеплее только оденься. Там холодно. — Ты не шутишь? — недоверчиво вздергивает бровь программист, думая, что надышался алкогольными парами, когда варил чертов глинтвейн. Вот теперь и чудится всякое, но приятное, да. — Серьезен как никогда, — торжественно заявляет Хосок, нагло залезая в чужой шкаф, чтобы подобрать подходящую одежду для Юнги. — О, прикольно, свитер с кумамоном. Мне тоже этот медведь нравится. Теплый. То, что надо. — Хо, но как... твоя семья не будет против? Я же человек... — неуклюже поднимается на ноги парень, едва не падая. — Да не, не парься. Тем более их и дома-то нет, последние подарки разносят, — отмахивается Хосок, кидая в Мина свитер. — Одевайся, а то не успеем до рождества, время не терпит. — Я... да, сейчас, — спохватывается Юнги, начиная панически искать утепленные штаны. Совсем, окрыленный приходом эльфа, забывается, без стеснения с себя домашнюю одежду стягивая, что несказанно того радует: обтянутая боксерами задница, очевидно, тоже напрашивается на грех, как и ранее им опробованные губы. И вы не можете Хосока за это винить! Влюблен же. Все запреты нарушив, пришел к нему, своей капризуле, и еще множество нарушит, лишь бы он был с ним рядом. — Трусишки с котятами? Милота-то какая, — не удерживается Чон от насмешливого комментария, глаз не сводя с чужих точенных ножек. — Мой ответ на это ты знаешь, — фыркает Мин, впрыгивая в спортивные штаны, чем широкую улыбку на лице Хосока вызывает. Хосок скучал. Да что там... с ума по нему сходил, пугая братьев отсутствующим видом. Чтобы Гринч и грустил? А как же людям пакостить? Санту из себя выводить? Непорядок. — Восемь, — подводит итог он. — До сих пор считаешь? — смеется Юнги, запутавшись в вороте свитера. — Конечно. Я все связанное с тобой запоминаю. — Компромат собираешь? — Не, собираю я только твои улыбки. А их, надеюсь, сегодня прибавится, — носки махровые подает парню эльф. — Домик свой прихвати тоже. На нашу елку повесим. — Ты же говорил, вы не празднуете. — Ну и что? Дом-то все равно украшаем. Эльфы мы или кто? — И то верно. Спустя десять минут Юнги, укутанный в три слоя одежды, готовым стоит на пороге, пока Хосок ему смешную, непонятно откуда взявшуюся шапку с помпоном нахлобучивает на лоб. А еще спустя три тот его тащит куда-то на крышу. — Признайся честно, ты меня с крыши собираешься сбросить? — ворчит Мин, взбираясь наверх по пожарной лестнице. — Каюсь, была такая мыслишка, но ты не думай, я бы тебя обязательно поймал, — следом за ним Хосок лезет, силясь не приложиться ладонью к маячащей впереди заднице. — Гринч, он и в Корее Гринч, — фыркает Юнги, выползая из люка на свет. — А почему, кстати, крыша-то? Телепортнуться из моей квартиры, или что ты там обычно делаешь, не вариант? — Ты человек, к сожалению, я не могу тебя перенести, поэтому... — эльф отвечает, загадочную паузу в конце оставляя, и дальнейшую реакцию предвкушает, которая себя долго ждать не заставляет. — Олени?! Да ладно, блядь?! — кричит программист, во все глаза вылупившись на грациозных животных, обвешанных светящимися бубенцами. Восемь, как на подбор, шоколадной расцветки красавцев, впряженных в деревянные, украшенные морозными узорами сани. Сани, мать их, самые настоящие сани! Юнги что-то нехорошо. — Мы что... на них прямо? — А на чем же еще? Я их у отца позаимствовал. Нравится? — Позаимствовал? — скептически косятся на Хосока? — По-моему, ты их просто-напросто спер. И, конечно, нравится! Что за глупый вопрос? Это же... да у меня слов нет! Они летают, да? — Это ты глупые вопросы сейчас задаешь, — в спину Юнги подталкивает Чон, — Подойти к ним, не бойся. Можешь погладить. — А они не укусят? — уточняет парень, опасливо приближаясь к бьющим копытом оленям. — Ну как тебе сказать... — В смысле? — пугливо одергивает Юнги уже было потянувшуюся к первому красавцу руку. — Шучу я, — откровенно над ним хохочет Хосок. — Дурак, — дуется Юнги и, встав на носочки, потому как не достает, начинает мордочку животного аккуратно поглаживать. — Этого Ддосуном зовут, он любимец Чимина, — рассказывает эльф, с улыбкой наблюдая за восторженным парнем, — Рядом с ним Ккун, следом за ними Моня и Джингу, Бам и Ентан, Холли и Микки. Последнего я совсем малышом нашел в лесу, он ногу повредил, а я его выходил. — Здорово, но не уверен, что всех так сразу запомню. — У тебя на это еще много времени будет, — вновь на себя загадочность наводит Хосок. — Залезай в сани, там плед лежит, укройся. Будет ветрено. — Черт, кому рассказать — не поверят. Я-то не верю, — говорит Юнги и, мысленно досчитав до пяти, с грацией картошки плюхается на бархатные сидения. Хосок на козлы садится, беря в руки поводья и, не предупредив, за них слегка дергает, заставляя оленей тронуться с места. Олени, за считанные секунды набрав необходимую скорость, отталкиваются от крыши и в темное небо под визги впечатлительного пассажира взмывают. Юнги, намертво приклеившись инерцией к спинке саней, первое время боится, но уже через пять минут во вкус входит и вниз опасливо смотрит, задерживая дыхание от раскинувшегося под ним вида вечернего города. Миллионы ярких огней океаном по быстро удаляющейся земле расстилаются разноцветным ковром, приводя его в детский восторг. Да он и есть самый настоящий ребенок, что в годах назад откатился, чтобы недополученное, которое ему Гринч безвозмездно сейчас дарит, получить. Юнги так счастлив, что слезы на глаза наворачиваются. Неужели это все с ним происходит? Обычным человеком, работающим программистом? И чем заслужил только? Почему Хосок за ним вернулся и не просто вернулся, а и в самом деле его украл, чему он не возражал, добровольно ладошку в теплую руку вложил и приключениям навстречу отправился. Не назвать происходящее по-другому. Юнги, черт возьми, летит в Лапландию! Хосок тишины не спешит прерывать, украдкой за улыбающимся пареньком наблюдает, привычно его улыбку воруя, чтобы потом в своей голове из них собирать пазл. Нисколько не жалеет, что решился Юнги забрать. Банально не смог без него, стал чахнуть. Магия и та слушаться его перестала, фортели неожиданные выписывая, не хуже рисующего витиеватые узоры на стеклах Деда Мороза. То на Тэхена мышей летучих нашлет, когда тот выспрашивал о причинах подавленного состояния старшего, то Чонгука через окно в сугроб выкинет, чему Хосок не особо-то и возражал. Чимина с Тэмином она так вообще задницами на полдня склеила, а Сокджина поцеловать Намджуна заставила. Вот криков-то было, но больше, конечно же, смеха. В итоге, братья не без помощи Бэкхёна все-таки смогли до хотя бы поверхностной истины докопаться и, в голос ухохатываясь, сделали вывод: Гринч влюбился. Но а сам Гринч... возразить слов не нашел и ушел ночевать к оленям на конюшню, вот еще подтрунивания мелких слушать, но и там заснуть, пребывая в думах рядом с Юнги, у него так и не получилось: «Как он там? Хорошо ли кушает? Никто его не обижает? А елку нарядил? Вспоминает вообще о нем?». Мыслей ворох папа прервал, подле него усаживаясь прямо на сено. — И почему ты еще здесь, а не со своей Снегурочкой? — Что? Ты о чем? — Думаешь, я не знаю, где ты бываешь и с кем? Не знаю, что мой ребенок влюбился? — Не влюбился я, — бурчит Чон в ответ, в свои колени уставившись расстроенным взглядом. — Да ну? Кому угодно врать можешь, но себе — не смей никогда, — поучает Бэкхён, поглаживая по волосам сына, — Хуже только сделаешь. Уже в настоящего Гринча превратишься, озлобишься, а ты не такой, Хосок. За любовь надо и нужно бороться. Она, как и счастье, сдавшихся не прощает. Я вот не сдался, сбежал из отчего дома к Чанелю и ни разу о том не пожалел. Обрел семью, которой в Изумрудной Долине у меня не было. Для родителей я был лишь гарантом того, что трон, случись что, пустовать не останется. — И что ты предлагаешь? Он человек. Наш мир не для него, — поднимает грустные глаза Хосок на него, чувствуя, как внутренности его слова разъедают, на деле — не их, а сомнения. — Для искренне любящих какой мир неважно. Вы все равно, несмотря ни на что, будете к друг другу тянуться. Загляни внутрь себя и поймешь, что я прав, — говорит мужчина и, растрепав его зеленую макушку, встает на ноги. Затем, ненадолго на выходе задержавшись, лукаво смотрит на парня и с однозначным намеком бросает: — Выгуляй-ка оленей. Для Хосока как очередной вызов им сказанное прозвучало, оборачиваясь светом прицельно в Сеул бьющего маяка, в окна его Снегурочки, где тот елку все-таки поставил, а значит, свою квартиру из зоны слепой вывел, тем надежду ему подарил. Надежду, что ждут эльфа, и не какого-нибудь, а его — Чон Хосока. — А долго нам лететь? — ловя ладошками облака, спрашивает тем временем Юнги. — Не очень, это же волшебные олени. У нас сейчас скорость больше, чем у людских истребителей, хотя тебе и кажется, что это не так. Обман зрения короче, но оно все для твоего блага, а то тебе плохо с непривычки могло стать, — эльф поясняет, не отвлекаясь от «дороги», а то знает он Ддосуна с Ккуном, те они еще приколисты, любящие не то направление взять, а то и вовсе крутануть сальто-мортале, вытряхивая из саней все подарки вместе с задремавшим Сантой. — Ты, если замерз, там под сидением есть термос. — Ага, спасибо, — улыбается его заботе Мин, сразу же за предложенным потянувшись, — Но вообще-то я думал, что будет холоднее. — На любой твой вопрос я могу отвечать одним словом — магия, — посмеивается Хосок. Юнги, согреваясь горячим чаем, не возражает. Ждет не дождется уже, когда окажется в Лапландии. Увидит быт ее обитателей, посмотрит, как изготавливаются подарки, а главное — рождество со своим Гринчем отпразднует и может быть... сорвет с его губ поцелуй. Да-да, Юнги этого больше всего хочет, регулярно мыслями у подъезда под омелой витая, где впервые с ним произошло что-то подобное. О том вспомнив, постоянно смущается и красками малиновыми покрывается, представляя какого это, с Хосоком встречаться, что, очевидно, невозможно и бредом сквозит, отчего горящее чувствами сердце окатывается водой ледяной. Только не спешит что-то оно гаснуть, отчаянно за что непонятно цепляясь, к Хосоку подталкивает. Глупое. — Снегурочка, просыпайся. Мы подлетаем, — через час прерывает сладкий сон незаметно в него погрузившегося пассажира Хосок. — Ой, меня что-то разморило, — суетливо приняв вертикальное положение, трет кулачками парень глаза. — Надеюсь, в этот раз с приземлением получится лучше. — В смысле лучше? — паникует Юнги. — Ты этого, конечно, не заметил, но на крыше твоего дома теперь не хватает пары антенн, — в ответ усмехаются, — Я так и не сдал на права. — Какие нахрен права? Ты издеваешься? — кричит Мин. — Почему сразу издеваюсь-то? Каждый эльф сдает на права по управлению магическими оленями, чтобы, если что, заменить Санту. Вожу я неплохо, а вот с посадкой постоянно прогораю. — Гринч! Ну ты, блин. Чтобы я еще хоть раз согласился на твои авантюры! Умирать молодым в мои планы так-то не входит, — продолжает негодовать парень, судорожно вцепляясь в подлокотники — до земли совсем ничего осталось. Вокруг только звезды, темный, кажущийся бесконечным лес и ни единого здания на заснеженные километры вперед. Господи помилуй, куда его привезли? Где его елка обещанная, на которую он честно собирался свой домик повесить? Где сам чертов дом Санты? — Давай без паники. Захожу на посадку, — забавляется Хосок над готовым откинуться от ужаса Юнги. — Ненавижу тебя, — звучит позади жалостливое голосом зажмурившего глаза Мина. Миг и сани, ощутимо об землю ударившись, уже по снегу скользят, и не думая останавливаться. Юнги, было собиравшийся завизжать, как девчонка, воздухом давится и облегченно вниз по бархатным сидениям сползает. Пронесло. — Ну ты и трусишка, Снегурочка. Я ж пошутил, — хохочет Чон, подстегивая животных, — Я вообще ни на какие права не сдавал. Добро пожаловать в Лапландию! — Девять. — Мм? — Считай, что я тебя в девятый раз послал, придурок. Хосок улыбается. Он в этот милоты колючий комочек влюблен без памяти и никогда в удовольствии себе поприкалываться над ним не откажет, а потом обязательно поцелует. Определенно поцелует. Не зря же Чимин весь особняк омелой украсил, клинья подбивая к Тэмину, а тот, идиот, от слова «совсем» намеков не понимает. Надо было не задницами их склеивать, а губами. О, а это идея! — Вот и наш дом, — с гордостью эльф оповещает Юнги, уставившегося во все глаза на посреди леса возникшее, словно из ниоткуда, деревянное здание, освещенное круглыми фонарями. Двухэтажное оно, вдоль кромки многовековых, украшенных гирляндами елей тянется, уютом и спокойствием, даже не заходя в него, овевает, с чем Хосок бы поспорил. О каком спокойствии в их сумасшедшей семейке может идти речь? В одном из его окон, вероятно, гостиной, всеми цветами радуги переливается красавица главная, символ праздника наступающего. Но, что странно, в остальных комнатах свет не горит. Видимо, его жильцы еще с возложенной на них миссии не вернулись, что Юнги очень печалит — не соврал Чон, рождество они и вправду не отмечают. — Красивый, — шепчет Мин, из саней вылезая, когда эльф аккурат около калитки резной их останавливает. — Внутри еще красивее, — говорит Хосок, на козлах оставаясь. — Ты пока здесь меня подожди, мне оленей разнуздать и накормить надо. С помощью магии это недолго. — Да, конечно, — понимающе кивает Юнги, проходя на территорию особняка, и с интересом начинает ее, испещренную множеством тропок, изучать. С наслаждением морозный еловый воздух вдыхает, от обилия которого приятно кружится голова. В Сеуле точно таким не подышишь. Беседку, густо оплетенную отдыхающими после лета лозами, огибает, движением пальца синий шарик на ветке раскачивает, вставляет выпавшую у снеговика морковку на положенное место, пока на оранжерею стеклянную не набредает, запрятавшуюся в дальнем углу сада, а в ней... розы, что алее не встретишь. Они, вопреки разгару зимы, бутоны пышные не закрыли, в неровном свете луны продолжают цвести, своей красотой поражая Юнги. Так вот она, какая магия повелевающего природой высшего эльфа, помогающего ей из мертвого возрождаться... — Это святая святых папы, но если ты хочешь, мы можем зайти, — возникает Хосок неслышимой тенью Юнги позади. — Хочу, но не сейчас. Боюсь лишнего холода запустить, мало ли завянут, и Бэкхён меня превратит в кактус, — неловко посмеивается Мин. — Он может, — улыбается Чон, беря парня за руку. — Ну что, идем? Юнги, согласно сжав его горячую ладонь, на дрожащих от предвкушения ногах с ним рядом идет. Неужели ему это не снится? Неужели он в гостях побывает у самого Санты? — Не трясись ты так, я же не с родителями тебя веду знакомить, в конце-то концов, — открывая дверь, хмыкает Чон. — Или знакомить... — севшим голосом добавляет, когда переступает порог. — Сюрприз! — в один голос кричит собравшаяся в полном составе у большого камина семья. — Чего так долго перлись-то? Папа столько вкусностей наготовил и не подпускал нас к столу, пока ты свою Снегурочку не приведешь, — возмущается с дивана Чонгук, кидая в потерявшего челюсть Хосока виноградинкой, впоследствии угодившей тому точно в лоб. — Сын-а, отомри уже и будь добр познакомить нас с этим прячущимся за тобой очаровательным мальчиком, — выходит вперед одетый в ярко-красный свитер с белыми медведями Бэкхён, веселым взглядом окидывая прибывшую парочку. — Здрасьте. Я Юнги, — так и не выйдя из-за спины эльфа, едва слышно бубнит до крайности происходящим смущенный Мин, разглядывая исподлобья присутствующих и подмечая у каждого из них острые уши и моложавые лица, что и не понять, впрочем, как и по Хосоку, сколько им на самом деле лет. И кто из них Санта?. Вот это подстава! Хотя чему он удивляется? С Гринчем в принципе предугадать что-либо сложно. — А я Бэкхён, папа этого оболтуса. Ты проходи, разувайся и не стесняйся. Проголодался, наверное? — Немного, — робко отвечает Юнги, принимаясь стаскивать с себя кроссовки. — Папа, а что происходит? Вы разве не должны сейчас последние подарки разносить? — наконец-то Хосок отмирает, машинально помогая Мину снять курточку. — Ну ты и тупой, братец, — закатывает глаза сидящее на коленях Чонгука нечто в кигуруми лиса, — Что непонятного в слове «сюрприз»? В этом году мы как полагается праздновать будем. Специально, выпрыгивая из штанов, спешили с делами скорее закончить. Я Тэхен, кстати. Приятно наконец-то познакомиться с тобой, Снегурочка. — Я Чимин, — машет гостю лежащий на ковре миловидный блондин. — Тэмин, — рядом с тем слышится от что-то пишущего в блокноте брюнета. — Сокджин, — подмигивает похожий на модель юноша в розовом кардигане, подталкивая ногой к Юнги тапочки-котики. — Намджун, — отвлекшись от книги, дает о себе знать слишком серьезно выглядящий на фоне остальных парень. — Чонгук, — вклинивается самый младший, крепче стискивая Тэхена в объятиях, словно боится, что человек его эльфа украсть попытается. — Ну а я глава этого балагана, то бишь, Санта, но ты можешь называть меня Чанелем, — завершает сумбурное знакомство спускающийся по лестнице мужчина. Ох, не так Юнги себе представлял Санту. Ох, не так. Что это за Аполлон, черт побери? Высокий, плечистый, подкаченный, не в красную шубу одетый, а в строгий серый костюм. Стоит ли говорить, что густой седой бороды у него нет и в помине? Вместо неё у него совершенно гладкое лицо и каштановые, чуть вьющиеся волосы, но а его супруг? Тоже, как и Юнги, маленький, хрупкий, воздушный, никак не вяжущийся со статусом умудренного годами высшего, если, конечно, в его лукавые карминовые глаза, обман вида юношеского перечеркивающие, не заглядывать. Как нимфа он в общем цветочная, почти эфемерная, теми самыми из оранжереи розами благоухающая. Их приемные дети, кто в какие цвета крашенные и облаченные в вязанные свитера вместо присущих этим сказочным существам зеленых камзолов, вполне обычными парнями кажутся. У Чонгука так вообще в губе и брови пирсинг имеется. — Р-рад с вами п-познакомиться. Простите за вторжение, я не хотел портить вам праздник, — мямлит, кланяясь им, Юнги, ни на шаг не отходя от Хосока. — Волшебные бурундуки, ты о чем? Ничего ты нам не портишь, — отмахивается Тэхен. — Вот именно. Мы очень хотели с тобой познакомиться, а то Гринч нас всех уже достал своими по тебе воздыханиями. Влюбился в тебя, как мальчишка, а это, чтобы ты понимал, для него нонсенс, — фыркает Чимин, ловя на себе уничтожающий взгляд упомянутого брата. — Минни, прошу тебя по-хорошему — заткнись, — рыкает Хосок. — А ну цыц и быстро все за стол. Напугаете мне Юнги, и что потом будем делать? — шикает на спорщиков Бэкхён, подталкивая в спину проклинающего болтливого Чимина сына. — Ну если уж он даже Гринча не испугался, то нас-то нет и подавно, — отложив блокнот, хмыкает Тэмин, поднимаясь с ковра. Братья, последовав его примеру, рассаживаются за изобилующим едой столом, место во главе оставляя для Санты. — Извини меня, я не думал, что так оно все обернется, — виновато шепчет Хосок Мину на ухо, отодвигая для него стул. — Все нормально, я, наоборот, очень рад. За тебя рад, Хо. Ты как никто другой заслуживаешь праздника, — в ответ улыбается программист робко, до сих пор пребывая в некоторой прострации, особенно от сказанного Чимином. Гринч в него влюблен? Что за бред? Приятный такой бред, да. И все же... Юнги в него не спешит верить, боясь разочароваться, боясь только-только зарождающееся потерять. Он все еще этому миру волшебному не принадлежит, когда как Гринчу, кажется, что уже всецело. «Разве можно тебя полюбить еще больше, капризуля?», — Хосок тем же временем думает, взгляда теплого с Юнги не сводя и не замечая подхихикивающих над ним младших. — Прежде чем мы приступим к еде, я бы хотел извиниться, — начинает Чанель, дождавшись пока все рассядутся, — Перед тобой, Хосок, и перед всеми вами. Я многим радость дарю, но, к сожалению, не своей семье, что я должен был понять давно, а я нет. И этому нет оправдания, как бы вы сейчас ни стали меня убеждать в обратном, а потому помолчите и выслушайте меня до конца, — строго на собирающегося возмутиться Сокджина смотрит, — Забирая вас с улиц, я обещал себе, что стану для вас образцовым отцом, что вы ни в чем нуждаться не будете. Да, в вещах, еде и тому подобном вы были не обделены, а вот самого для каждого ребенка важного у вас не было — родительского внимания, о чем я сожалею, но к чему вам оное? Мои сожаления вряд ли что-то изменят. Извинения должны подкрепляться действиями, поэтому начиная с этого рождества я обещаю, что мы всегда будем отмечать все праздники как положено. — Сейчас слезу пущу, — невпечатленно кривится Хосок. — Хо! — сжимает под столом его колено Юнги, осекая. — Не, ну а что? Почему я должен ему верить, если он уже однажды нарушил свое обещание? — Потому что он твоя семья. Кому еще, если не семье, верить? — Тебе... — неосознанно слетает с губ утопающего в сладко-горьком кофеине чужих глаз Хосока. — Как и я тебе, но еще я верю твоему отцу. Дай ему шанс, ладно? Не отворачивайся от него. Это больно одному оставаться, больно никого не иметь рядом, больно об этом «больно» молчать, не имея возможности открываться, — просит Юнги, потянувшись подрагивающей ладошкой к его лицу, чтобы невольную слезинку с него вместе с сомнениями смахнуть. — Снегурочка, сматерись, а? — ляпает Чон, тронутый его словами. — Дурак, — смеется Юнги, — Не буду я материться, точно не при твоих родителях, что так-то не отменяет того, что ты меня просто так можешь поцеловать. Без повода, без прич... — остановленный губами эльфа, не договаривает, в ту же секунду на поцелуй отвечает, обо всем остальном забывая. А как иначе, если любит? Как иначе, если любят его? Он это чувствует, не может не, сердце Хосоково слыша, будто оно в груди собственной бьется, а разве нет? Они, по рукам и ногам красными нитями судьбы связанные, сердца под омелой в одно целое преобразовали. Не разорвать эти нити, не рассоединить сердца, да и кто посмеет? Определенно не Юнги, зарывающийся в зеленые вихры, и не Хосок, перетянувший под шумок его к себе на колени. — Тоже сейчас слезу пущу, и это не стеб, — подытоживает Чимин, с умилением глядя на обжимающуюся парочку, — Не зря я все-таки омелу везде развесил. — Развесил ты ее явно не для Гринча, а для... — кивает на Тэмина Тэхен, поправляя на капюшоне лисьи ушки. — Че? — не догоняет Тэмин. — Не слушай его, это же Тэ. Шипперит всех, кого ни попадя, — неловко посмеивается Пак, сливаясь по цвету с коралловой скатертью. — Чего это, кого ни попадя? Очень даже попадя, — неожиданно выпаливает эльф и быстро чмокает Чимина в зардевшуюся щечку, — Ты мне нравишься, Минни, вот. — Аллилуйя! — демонстративно аплодирует им Чонгук, — Не прошло и десяти лет. — Это все моя Снегурочка, — самодовольно говорит Хосок, укладывая голову на плечо слинявшего с его коленей минуту назад Юнги. Стыд-то какой! Совсем забылся и никак от губ Гринча не мог оторваться, если бы не вмешался Чимин. — А я-то что? — бурчит Мин, боясь поднять глаза, чтобы не встретиться ими со смеющимся Сантой. — Я так понимаю, ты даешь мне шанс, Хосок? — между делом спрашивает Чанель. — Возможно, но как насчет подарков? — хитро прищуриваются Хосок, принимая вертикальное положение. — И что бы ты хотел, сын? — в тон ему вопрос задают, наперед зная ответ. — Секунду, — просит Чон, поворачиваясь к программисту, — Юнги, я знаю, чего хочу, но захочешь ли этого ты? Останешься здесь со мной? Ответишь мне взаимностью? — смотрит с надеждой, его руки в свои забирая, — Я тебя, кажется, люблю. — А я тебя без кажется, Гринч, — смущенно улыбается Юнги. — И это значит... — Волшебные бурундуки, ну что за тупица? — негодует Тэхен, за что получает от Бэкхёна подзатыльник. — Останусь с тобой. — Отец! — едва не кричит Хосок, не отвлекаясь от сияющих глаз Юнги, — Сделаешь его эльфом? — Разумеется, но при условии, что обучать его магии будет Бэкки или Сокджин, а то, боюсь, мир не выдержит еще одного Гринча. — Ну отец... Я исправлюсь, чесн слово. — Э-эльф-фом? — заикается Юнги, бегая растерянным взглядом с одного на другого, —Но я же уже взрослый... Хосок говорил, что... — По нашим меркам, ты еще совсем ребенок. Да, мы не стареем, но это не значит, что у нас нет определенных возрастных порогов. Взрослыми считаются те, кто переступил порог ста лет, и даже тогда, как я называю таких эльфов, они становятся кем-то на вроде студентов, — поясняет Бэкхён. — А как это будет? Ритуалы какие-то надо проходить или что? — не перестает сыпать вопросами Мин, почему-то нисколько не противясь тому, что распрощается с человеческой жизнью, которая без Хосока отныне и не жизнь вовсе. А жил ли он вообще до с ним встречи? Скорее существовал, не видя просветов, надежды и уже тем более чудес. — Да фигня. В волшебном пруду искупаешься. Делов-то, — опередив папу, отвечает Чонгук. — Я это... плавать не умею... — Я с тобой нырну, — обнадеживает его Хосок, ярче рождественской гирлянды сияя от того, что Юнги согласился, что он его тоже любит и не возмущается сумасбродной идее превращения в эльфа. — Ты вот этим нисколько меня не успокоил! — цокает Юнги под заливистый смех своей новой семьи. Семьи же? И как будто прочитав его мысли, Чанель торжественно объявляет: — Добро пожаловать в семью, Юнги. — За это надо выпить! — подхватывает Бэкхён, принимаясь спешно разливать шампанское по бокалам. — За нашего потерянного, но найденного брата! — Чимин ему вторит. — За Снегурочку, укравшую сердце Гринча! — от Чонгука с Тэхеном слитное. Юнги смущенно улыбается, с места вставая, и свой бокал поднимает, чувствуя, что наконец-то дома, там, где и должен был быть, о чем на ухо Хосоку после посиделок за столом шепнет, водружая заветный домик на елку, и еще один поцелуй с его губ сорвет, покачиваясь под мелодию, что Санта на гитаре наигрывать будет. По особняку, переплетаясь с Гринчем пальцами, прогуляется, заглянет в оранжерею Бэкхёна, снежками закиданным братьями окажется, фейерверки с ними в звездные, северным сиянием объятые небеса запустит, посетит цех по производству игрушек и поймет, почему эльфам вечно времени на себя не хватает: программы на компьютерах у них давно устарели, а значит, Юнги без работы здесь не останется. Эльф-программист, слышали когда-нибудь о чем-нибудь подобном? Ну вот, теперь услышали.Конец.