Оглянись назад

                         Чёрное небо рассыпа́ло снег на промёрзлую землю и он ложился на ровный асфальт тонким кружевом.       Далёкие огни города призрачно дрожали и убегали вдаль длинной змеёй. Звёздное небо, хоть и есть оно, из-за переизбытка огней на этом месте, увидеть не представляется возможным.       Где-то надрывно просигналил автомобильный клаксон и ему наперегонки ворвался звук лопастей вертолёта.       Луч мощного прожектора выхватил красный корпус железной стрекозы и белую надпись на нём, как молния — Emergency. От этого слова всегда хочется передёрнуть плечами, скидывая то ли страх, то ли... Страх... И поневоле мурашки по спине бегут.                   На светофоре стоял человек и смотрел по сторонам, пропуская большегруз, что медленно и даже вальяжно, проезжал по ярким жёлтым указателям. По́лы его пальто взмыли вверх от потока воздуха и он уверенными шагами ступил на проезжую часть огромного аэропорта. Такой себе город в городе. Здесь свои законы. Здесь не бывает ни отдыха, ни перебоев. Ни опозданий. Всё работает, как умные швейцарские часы.       Мужчина уверенно идёт по чёрному покрытию, кое-где перебегает дорогу, подгоняемый сигналами, и в повороте корпуса быстро кланяется, извиняясь за свою беспечность.       На отдалённой полосе стоит небольшой самолёт частной авиакомпании, с непонятной символикой, на самом хвосте корпуса.       Белый, как лебедь, мощный, как орёл, он гордо возвышался над людьми, что ещё проверяли внизу шасси и о чём-то переговаривались по рации.       Небольшой трап уходит в корпус самолёта и возле него стоит приветливый молодой человек, и в поклоне приветствует мужчину. Ещё один человек, чуть поодаль, спешно докуривает сигарету и бросает её на землю, при этом затоптав носком ботинка.       Гремя железными перекладинами ступеней, мужчина поднимается на борт и проходит в небольшой, но очень комфортабельный салон. Здоровается по пути с незнакомыми людьми и в конце замечает, уже так давно, знакомое лицо.             — Доброй ночи, доктор, — голос из кабины капитана судна звучит громче, чем нужно, когда в салоне поднимается привычный свист.       Альфа в лёгком поклоне здоровается с сами́м капитаном и высокий мужчина протягивает ему руку из кабины для рукопожатия.       — Благодарю вас, господин Ким, что пошли мне навстречу, — говорит альфа и усаживаться на своём месте у прохода.       Смотрит на огромный разворот плеч Намджуна и непроизвольно выпрямляет спину, выпячивая грудную клетку вперёд. Спускает взгляд по себе, втягивает живот, напрягая мышцы пресса и выдыхает, чувствуя себя глупым мальчишкой. Украдкой осматривает пассажиров, которые были заняты чем угодно, но только не попытками доктора выглядеть подстать самому мощному пилоту.       Мужчина вздыхает, вверяя себя в руки умелого капитана судна. Здоровается со своим, уж как давно, другом, в полуобороте протягивая ему руку для рукопожатия.       В кармане пальто вибрирует телефон и он, наклонившись совсем немного вбок, тянется за телефоном, сразу отвечая на звонок.       — Вы уже получили документы, док? — звонкий голос главного врача врывается в ухо, перекрывая собой все другие звуки.       Несмотря на позднюю ночь или же раннее утро, он мысленно благодарит своё окружение, что из-за них не спят в такой час и голос Сокджина звучит так бодро.       — Да, спасибо, получил, — отвечает он и добавляет, — Я твой должник!       — Да брось, — слышит он ответ и лёгкое такое хмыканье, — И, доброго пути, доктор Чон, — и, как показалось альфе, на самых последних секундах голос звучал, как бы, извиняюще.       На том конце что-то затрещало и абонент отключился. А улыбка на приветливом лице растворилась.       — Ну что там? — он обратился к молчаливому соседу у иллюминатора, что сидел немым изваянием всё это время, — Что скажешь, док? — и в глазах блеснула надежда.       Ранимая, как хрусталь.       Робкая, как лань.       Боязливая, как бабочка на цветке.       — Мы решили испробовать и эту терапию, док... Исследования показывают, что и это имеет место быть... Мы должны попробовать, — мужчина огромными глазами смотрел в одну точку, пока слушал ещё одну версию, как приговор и краем глаза ухватывал, как тот едва находил слова, — Но... Ты же понимаешь, да..? — и он отвернулся, потирая лицо ладонями.       — Но гарантий нет, — отвечает за него доктор Чон и печальная улыбка ложится на его лицо.       Кадык дрогнул, когда он попытался проглотить комок в горле.       — Прости...       — Не вини себя, док, — ответил альфа и замолчал.       Руки дрожали от напряжения и так хотелось их занять хоть чем-нибудь. И мозг, в который раз, спасает его уже привычными действиями. Больше, как мышечная память или собственная тортура, от которой он не сможет отказаться никогда.       Он достал свой бумажник и открыл его, замирая на миг. Глаза ухватывают каждый миллиметр, прыгая с одного уголка в другой, пока сердце едва поспевает за зрачками. Будто с одного обрыва, да в другой. Сумасшедшие прыжки над собственной пропастью. Пальцами провёл по корешку фото, по белым ободкам его, а потом очень долго всматривался в фотографию красивого омеги в белом свитере.                   На фото, уютно расположившись, в огромном кресле-качалке, сидел он, самый красивый, подобрав под себя ноги и улыбался на камеру, по какой-то непонятной привычке, прикрывая необыкновенную улыбку...                   Flashback              — Зачем ты всегда прячешься, когда смеёшься? — губы мажут по ушку, а пальцы перебирают упрямый локон, пока его глаза плывут по любимым чертам в отражении зеркала.       Он добирается губами до любимого места, где в хитросплетении укрылась его собственная метка.       — Ты такой красивый, — шепчет альфа и ему хочется снова вонзить туда свои зубы и почувствовать, как дрожит его тело, когда он в первый раз это сделал, — Я так сильно тебя люблю... — и в лёгком развороте омега первый вливается в поцелуй, отнимая дыхание у альфы, как и тогда, несколько лет назад.       Их поцелуй...       Особая музыка их губ... Сначала он робкий, как прикосновение ветра, потом их обдаёт жаром и это так сильно заводит. Губы пылко и нежно слипаются, чтобы после раскрыться и впустить в себя это удовольствие. Чтобы стало хорошо. Чтобы отдаться ощущениям и поплыть... Пустить по телу мурашки, позволив им зарыться куда-то глубоко и там навести свой беспорядок, когда температура тела резко скачет вверх, а ритм сердца увеличивается...                   End of flashback             Чёрная шевелюра, как обычно, в творческом беспорядке и это намного лучше, чем идеальная укладка у лучших стилистов. Рядом, у изголовья, огромная игрушка белого медведя с красным ба́нтом и маленькая собачка в ногах. Такими молящими глазами она смотрит на своего хозяина и явно поскуливает, что не может забраться на руки.       Рядом, на столике, бокал вина и их совместная фотография, размытая от приближённого фокуса, но он знает её и помнит наизусть, что на сердце у него занозой застряла навсегда.       Его пальцы ведут по глянцевой бумаге и они, в едва лёгком касании, дрожат. Глаза предательски запекли и это уже кажется привычкой — он давно перестал их стесняться, своих слёз, хотя об этом знают только самые близкие и тот, кто рядом сидит и молча смотрит в иллюминатор.                   Взлётная полоса зажигается сотнями огней и в своём беге они кажутся магическими и даже живыми. Уже вдалеке слышится знакомый гул самолёта, что идёт на посадку и мужчина вставляет маленькие наушники, полностью абстрагируясь от всего мира.                         Flashback       — Нас пригласили на вечеринку, — без вступления щебечет он, пока альфа невидящим взглядом пялится в газету.       Появление мужа и, как по щелчку пальцев, он теряется, как мальчишка.       — И я сказал, что мы придём, — озвучил их намерение, ставя его перед фактом.       — О-ой, — скривился мужчина, глядя на супруга глазами побитой собаки, — А может быть давай никуда не пойдём, а? — и откладывает шуршащую газету в сторону.       Встаёт и подходит к своему любимому и кладёт голову ему на плечо, любуясь ими двумя, в отражении огромного зеркала.       — Ну дорогой, ты же знаешь — отказываться уже не хорошо... Это моветон, — и так снисходительно смотрит на мужа, — Всего-навсего на пару часиков, ладно? Там же будут все!       — Кто все? — задаёт вопрос альфа и хмурится.       — Ну как – кто? — омега мило пожимает плечиками, — Все! — и огромными глазами смотрит на мужа, надеясь только на его положительный ответ.       — Я не хочу никуда идти, — отвечает альфа, как маленький и уже куксится, — Может быть давай притворимся, что нас нет дома!? — кидает наживку и огромными глазами смотрит, выжидая его реакцию.       — Нет... Ну и как ты себе это представляешь? Просто притвориться?? — и он смотрит на альфу, уже явно представляя, как они, выключают свет и прячутся за диванами и ползут на кухню, чтобы никто не увидел их! — Да ну нет, милый, так нельзя, Чонгук-и! Ну что о нас подумают люди? — и он развёл руки в стороны и хлопая ресницами, смотрел на мужа.       — О нас подумают, что нас нет дома! Мы же будем тихо сидеть и дверь никому открывать не будем! — легко ответил супруг и обнял своего омегу так сильно, что тот пискнул мышонком.       — А если... — запричитал омега, хлопая ресничками.       — А если они будут звонить на телефон, то мы звук уберём! — опережает альфа его мысли и пожимает плечами, крепче зажимая проворное тело!       — А если ты меня не отпустишь сейчас же, то ты меня сломаешь! — жалобно простонал омежка, при этом же кокетливо улыбаясь.       — Я сломаю, я и починю! — незамедлительно ответил Чонгук.       — Ага! — засмеялся омега, — Ты пульмонолог**, а не костоправ!       — А я найду лучшего хирурга и весь консилиум и тебя починят, как Лего-конструктор! — и вскидывает бровями, блистая своими потрясающими умозаключениями.       — Так может быть меня просто лучше не ломать? — смеясь спросил он, — А лучше сделать со мной что-то другое, — и так многозначительно посмотрел на мужа, — А то так и затосковать можно, — ответил он и снял серьги, заботливо их пряча к коробочку.       — В смысле? — не сразу понял альфа, — А от чего это ты затосковал?? — и глазами захлопал, как юный мальчишка.       — Да от того, что мой муж не тем занят! — проговорил шёпотом и мягко коснулся уголка губ и нежно коснулся пальчиком кончика носа.       Легонько толкнул мужа от себя ладошками, выбираясь из гардеробной, играя бровями на ходу. И будто лебедь, прошёл мимо него, размахивая длинными по́лами своего шёлкового халатика и залез на огромную кровать.       — Ну... — лёг, растянувшись поперёк кровати и оголил ножку, отодвигая длинный халат, давая обзор на своё тело.       — Так я это...— альфа стоял и смотрел на него, пока весь мозг медленно стекал в другую голову, освобождая череп от ненужных мыслей, — Так я это... Я-то мигом... — снова зачем то повторил себя и как бычок пошёл к мужу, понимая, что уже не сможет себя контролировать.       Желание обладать любимым телом полностью оккупировало сознание мужчины и он на ходу расстегнул ремень брюк и ухватился за собачку молнии и потянул её вниз.       Но чёрт бы её, нахалку, побрал!!       — Застряла, подлюка! — он хлопнул пару раз глазищами и на мужа перевёл взгляд, — Чего это она, а?? — взрослый мужчина, вроде, а ведёт себя, как мальчишка, ну ей-богу!       И снова дёргает её назад-вперёд, а она так и стоит на месте, как заколдованная и он в ступор впадает и поторопиться бы нужно — любимый-то уже ждёт, томи́тся!       Тот и голову уж поднял, и приподнялся на локтях и смотрит туда, где эта паршивка издевается над мужем, зацепившись в слоях ткани и альфа уже стонет и беззвучно матерится! И вот-вот, да расстегнуться бы должна послушно, да сползти вниз, да всё никак!!       — Доктор Чон... Ну почему вы так долго? — подначивает его супруг, подливая масло в огонь и уже ножки свои расставляет, — Я уж поди и заждался... Или мне попросить кого-то нужно, чтобы я получил своё удовольствие??       — Че-его-о?? — Чонгук вскинул на него взгляд, — Ко-ого-о?? — и замирает на месте, не веря своим ушам! — Кого ты там попросить собрался, а?? — и просто хватает и рвёт свои брюки резким движением!       И слышится такой эпический треск ткани!       Чонгук выпрыгивает из штанов, в прямом смысле, смешно так скачет на одной ноге и трясёт другой, пока нудная и порванная тряпка не улетает в другую сторону спальни.       — Я тебе и думать запрещаю так!! Ты слышишь?? И думать запрещаю!! — и уже трусы снимает и неожиданно вздрагивает, когда его член шлёпает о живот и пружинит вниз, а голову уже и повело, — Запрещаю, ты слышишь?? — и недоумевает, когда его омежка смехом заходится, — Ты чего? Тебе смешно?? Смешно тебе, да??       — Какой же ты смешной!! — выдавливает из себя омега и сразу пищит, когда его муж хватает за щиколотки и притягивает к себе.       — Смешной я!? — рычит и хлопает своего омежку по попе и развязывает поясок от халатика, — Я сейчас тебе покажу, какой я смешной, — и фыркает и тянет за тонкие верёвочки.       — Смотри и тут не отличись! — подливает омега масло в огонь и откидывается назад и громко хохочет, когда именно это и случается!       Тонкий поясок путается, затягивается сильнее в крепкий узел!       — Накаркал всё таки, да?? — теперь уже Чонгук психует по-настоящему, когда понимает что дважды в одну реку таки можно войти! — Та блядь!!!       И этот пояс постигает та же участь, что и штаны — треск слышится, слабый такой, прерываемый громким смехом омеги и уже и слёзы на глазах у него появились, а он не может угомониться, так и хохочет заливисто, пока муж внизу уже и в ражь вошёл и тонкие трусики не снимает с него, а рвёт сильными пальцами!       — Что же ты делаешь? Ты ненормальный!! Ты не представляешь, сколько я заплатил за них!! Они ведь с показа «Ангелов»!!!       — Новые куплю!! — уже снимает с мужа порватую тонкую ткань, открывая для себя сокровенное, — Тэ... — и слюна во рту сразу появилась, когда он увидел его небольшие гениталии, — Тэ... — и снова мычит и проводит рукой по идеально гладкой коже.       Маленький член вздрагивает, а мошонка втягивается немного и жадные глаза высматривают, как выделяется смазка из маленькой дырочки.       — Тэ... — снова шепчет альфа и накрывает горячим дыханием половой член мужа.       Омега ещё тихонько хихикает и уже в следующую секунду томно стонет, когда губы накрывают его возбуждение и руки сразу хватают голову альфы, лишь на секунду накрывая его уши. Бёдра сами взлетают, когда удовольствие накрывает его с головой и красивый рот открывается в громком и рваном стоне.       — Чонгук-и... милый... — тихо шепчет омега и вскидывает голову, глядя, как муж ласкает его,не разрывая зрительного контакта, — Малыш... — снова повторяет и смотрит на мужа молящими глазами.       — Сделай это, Тэ, пожалуйста, — оторвавшийся от удовольствия говорит ему супруг, — Пожалуйста, Тэ, сделай так... Я очень хочу, — и закрывает глаза, когда муж крепко берёт его голову и фиксирует её и сам толкается в его рот, погружая член глубже и глубже.       Длинные ноги сильнее раскрываются, паховые сухожилия напрягаются и дрожат, как натянуты канаты. Чонгук перехватывает шикарные бёдра и наклоняется удобнее, раскрывая рот сильнее, впуская в себя горячую плоть.       — Гук-и мой... — дрожит омега и уже опьяневшими глазами смотрит, как его твёрдый член быстрее погружается между губ супруга, — Гук-и, малыш... — и бёдра его дрожат, когда он неотрывно смотрит, как губы мужа плотно охватывают плоть, а язык успевает пройтись по тугой головке, стоит ему лишь немного выйти из теплоты его рта.       А в голове всё топится, как зефирка на костре и звуки все уходят, когда его накрывает...       И Тэхён замирает, громко стонет и рвано дышит, когда сперма наполняет рот Чонгука, а по телу расходятся иглы удовольствия... И каждый раз он извиняется мысленно перед ним, что в такие моменты бывает груб с ним. А потом и слова свои озвучивает, только так невнятно, но для любимого понятны. А Чонгук тает от такого Тэхёна, хотя и знает, что тому неловко и не напоминает ему, а лишь позволяет.       И каждый раз в его памяти те самые моменты, когда омежка так стеснялся этой своей слабости, так не присущей нежному полу. Где-ли видано, скажите, когда омега так любит подчинять себе сильного альфу?       И так долго он не мог признаться ему в этой слабости своей и Чонгук, чуть ли не с боем, выбивал из него ег желания, выводя омегу на чистую воду, когда хотел понять — от чего так молчит и безбожно краснеет его омежка. А когда тот признался ему, то так долго прятался от него в барханах одеяла. Альфа же только умилялся с него и сам залез к нему под одеяло, и сам его руки на голову свою уложил, сдавливал тоже сам, позволяя ему, пока мальчик под ним дышать забывал как...       А потом и Чонгук его брал, до сумасшествия доводил, до последних звёзд его терзал и доказывал, что с ним ему можно всё.                   Руки омеги слабеют и в локтях сгибаются и он так медленно отпускает голову мужа и вздрагивает, когда альфа целует ему ладошки и шепчет о том, что любит. Что безумно любит и поднимает его ногу, горячим дыханием опаляя пульсирующий вход. Языком проходит по горячей коже и с удовольствием замечает, как его член снова твердеет. Прижимается губами к розовому колечку и сливается с ним в поцелуе, слизывая пахучую смазку. Отодвигается лишь на секунду, замечая, как воспалился его омежка и снова примыкает туда, где так жаждет его прикосновений горячее тело.       Омега сам ноги поднимает, сильнее расставляет их и не стесняется, когда из него просто течёт смазка на белую простынь.        — Иди ко мне, милый, — шепчет голосом хриплым и руками своими ищет его руки, — Гуки-и, сейчас, пожалуйста, — срывается от дикого желания, — Хочу тебя в себе, Гук-и, пожалуйста... — и радуется, как мальчишка, когда губы мужа накрывают его горячим поцелуем и он весь отдаётся ему без остатка и жмурится сильно, когда большой член проникает в него сразу до упора.       И каждый раз, как в первый раз.       Выгибается весь, принимая его в себя, ногами охватывает и приподнимает бёдра, бросаясь ему навстречу и с каждой секундой их накрывает сильнейшим кайфом, что так и топит их и уносит в свою нирвану.       Чонгук стоны и всхлипы губами хватает в себя, впитывает и с ещё бо́льшей силой проникает в мужа, заставляя того сладостно кричать!       — Ещё... Пожалуйста, ещё..! — как обычно молит Тэхён, будто бы боится, что ему не достанется всё, до последней капли и в тот самый момент Чонгук отрывается от его губ и жадно поглощает картину, что сейчас перед ним предстаёт.       Весь томный, как масло гладкий, и пахнущий их телами, их сексом. Руки раскидывает и хватаясь за простынь, улетает... Улетает, пока над ним звереет Чонгук, рычит и сильными толчками доводит своё сокровище до состояния растопленного шоколада.       В момент пика, он руками накрывает глаза, всегда боясь, что они «вылетят из орбит», как любит выражаться Тэхён, чтобы уже через несколько секунд прислушиваться, как мощный орган пульсирует внутри его тела.       Их особая симфония, наложенная на их чувства и сдирижированная ими же сами́ми...                         End of flashback             — Мы почти прилетели.       Альфа вздрагивает крупно и открывает глаза. Перед лицом холодное стекло и огромное небо, с плывущим внизу ландшафтом. И собственное отражение сонных глаз. Он вздыхает и трёт лицо, выпрямляя спину.       Крыло самолёта закрывает некоторый обзор и он смотрит, как оттуда, с громким скрежетом, спускаются плоские его части, тормозя огромную железную птицу. И первое, что он понимает — он не помнит, когда он успел пересесть ближе к иллюминатору.       Его из мыслей вырывает голос Хосока, что всё время сидел тихо и лишь изредка смотрел на хмурого доктора.       — Тебе нужно было поспать, — просто отвечает он на немой вопрос, — Мы поменялись местами.       Чонгук посмотрел на коллегу и кивнул головой, а в груди у самого ураган.       И как хорошо, что не нужно перед ним оправдываться и строить из себя сильного и храброго. Как хорошо... Он в глаза его умные заглядывает ещё раз и крылья носа непроизвольно дрожат. И уголки губ спускаются.       Ну зачем?       Не сейчас...       Потом...       Он потом будет умирать, медленно и мучительно, скидывая с себя омертвевшую от боли кожу, а сейчас ему нужно быть наготове.       — Чонгук, — голос его подбадривает, он это просто знает и Хосок хлопает его по плечу, в такой себе, поддержке.       Они вместе выходят из самолёта, ёжась от утренней свежести, кутаясь в пальто и вместе в машину садятся, вдыхая чужой воздух.       Здесь он пахнет по-другому, чище, хотелось бы сказать. Здесь горы и хвоя и сама природа, как лекарь.       И Чонгук задыхается от чистого кислорода, что сейчас хлещет по лёгким и он смотрит в чистое небо и наверное мо́лится...       Да, ему бы помолиться сейчас и правда, но они, молитвы, почему-то до адресата не доходят...       Глаза закрываются, чтобы не видеть оттуда равнодушного взгляда и смотрит на идеального мужчину рядом с собой, как немой страж, немой свидетель его боли.       Его жизни без самой жизни...                   Они молча доезжают до кафе и им открывают дверь. Внутри пусто. Пусто, как всегда. И это — «как всегда», немного ранит чувствительную душу. Хосок уходит за стойку бара и... Начинается игра теней... Для двоих актёров.        Хосок возвращается переодетым в белую рубашку и полотенцем, наперевес руки и ставит на стол два бокала вина.       — Дай сигарету, — шепчет Чонгук и чувствует, что сейчас сорвётся и так уже некстати пекут глаза, — У тебя здесь красиво, — пытается сам себя успокоить, оглядывая помещение, которое ещё не открылось, хотя чувствует, что зрение предательски поплыло, — Здесь будет уютно, — и принимает улыбку друга, — Когда, кстати, открытие?       — Я думаю, что скоро, — отвечает Хосок, понимая, что его болтовня — это всего лишь защитная реакция организма, разговорить себя и хотя бы на мгновение оттянуть страшный момент, — Не сейчас, — коротко говорит ему Хосок, когда замечает, как друг прикладывает к лицу ладонь, пряча дрожащие губы и достаёт сигарету, чиркает зажигалкой и Чонгук жадно втягивает в себя первый дым, за ним второй и третий.       Он жадно курит и смотрит на свои руки, как они дрожат и трясёт ими, будто капли воды с них пытается скинуть и тушит ненавистную сигарету, и половину не докурив.       К бокалу тянется и замирает на полпути, а в груди огнём начинает пылать, от предчувствия.       Будто кто-то бенгальский огонь зажёг в его теле и оно в струну превращается и рвётся в клочья.       И он, как мальчишка, на друга смотрит, от него поддержку ждёт, ведь она так сейчас ему нужна. Хосок улыбается, кивает и взгляд переводит на окно, а Чонгук снова мысленно мо́лится. Кому только?       Неземной...       Красивый...       Будто дымкой какой-то окутан...       Он появляется так внезапно и так... ожидаемо...       Чонгук через стекло смотрит на него и зависает и от какого-то щелчка в себя приходит.       Достаёт телефон и звонит по уже знакомому номеру. Гудки слушает в трубке, пока там, через стекло, до него доходит тот самый рингтон и сердце обжигается.                   ...Он оглядывается на миг, будто не понимает, что это и потом руку суёт в карман пальто.       — Алло, — Чонгук голос бархатный его слышит и кажется, что земля из-под ног уходит.       — Обернись назад, — едва выдавливает из себя альфа и видит, как волосы волнистые, от поворота, вихрем летят и опускаются в своём собственном стиле.       Через стекло на него смотрят большие глаза и какое-то время он приглядывается. Подходит ближе к окну, ладони прикладывает и всматривается... И узнаёт... И улыбается своей неземной улыбкой.       Он разворачивается и медленно идёт ко входу в заведение и ему открывают двери, и официант принимает у него пальто и сумочку.       — Благодарю, — омега улыбается и потирает руки от лёгкого мороза.       Поднимает взор на красивого мужчину и плывёт огромными глазами по незнакомому, кажется, лицу.       — А... скажите... — застывает на мгновение и в милом жесте приподнимает подбородок, — Мы с Вами уже виделись, кажется? — и смотрит своими невозможными глазами на красивого и статного альфу, от которого внутри ничего не ёкает, но с ним становится как-то надёжнее.       Глаза добрые и честные, взгляд открытый. Высокий лоб и идеальная стрижка. Постать аристократа с изумительно красивым профилем. Губы альфы раскрываются в улыбке, являя обзору идеальные зубы.       — Может быть, Вы хотите выпить горячего чаю? — вопросом на вопрос отвечает ему мужчина и в лёгком поклоне перед ним застывает и зачем-то долго смотрит в глаза.       — Нет, благодарю, — отвечает омега и тушуется, отворачивается, пытаясь что-то вспомнить, но вместо этого отвечает, — Меня должны здесь ждать.       — Позвольте Вас тогда проводить, — снова кланяется ему альфа и берёт руку под локоток и проводит в глубь зала и омега идёт послушно рядом и замирает, на миг всего лишь, когда глаза его врезаются в красивого мужчину.       Статный.       Будто сошедший с экранов. Чёрные волосы назад зачёсаны, лишь одна прядка непослушная на лоб упала.       Глаза его, как горящие угли, смотрят жадно, впитывая в себя увиденное...       Ноздри едва заметно дрожат, а кадык замер на одном месте. Дорогой костюм, явно сшитый на заказ, облегает мощь фигуры и говорит о достатке. Чёрные туфли принимают на себя свет ламп и отсвечивают осо́бой и дорого́й чернотой кожи.       Омега же, вопреки всему, перед ним, как наваждение стоит, пока его тонкие пальцы мнут длинные рукава белого свитера.       Свободный крой каймы спрятан в брючки кремового цвета, а талия перетянута ремешком, акцентируя тонкий стан.       Несколько складок на брючках делают его образ более нежным, так сильно отличающимся от мужского строгого костюма альфы.       Туфельки карамельного цвета, с золотистыми пряжками, заканчивают его внешний вид, делая его каким-то сказочно воздушным. Немного взлохмаченные волосы лежат особым беспорядком и чёлка немного прикрывает глаза.       И только подумав об этом, он так изящно поднимает руку, будто несколько долгих часов репетировал этот жест перед зеркала́ми, и тыльной стороной пальцев приподнимает локоны, давая себе лучший обзор.       И смотрит так, как только он может. В лёгком таком повороте головы и лёгком полёте подбородка, от которого альфа и взвыть готов.       Глаз своих боится спустить с мужчины, но всё же мило так стесняется и опускает взор, часто хлопая длинными ресницами, как это умеют делать только омеги.       Чонгук же, кажется, и не дышит...       Он этой встречи ждал, так долго ждал, сгорая в предвкушении и сумасшедшем волнении... Сколько?.. Он уж и не вспомнит... Дни и месяцы сплелись в одно тяжёлое ожидание, перетекая в один тяжёлый фрагмент жизни.       Альфа едва заметный вдох делает, заставляя с места сдвинуться своё непослушное тело и медленно подходит, лишь на несколько шагов, давая себя рассмотреть любопытным глазам.       Вот он останавливается, а в груди огромный пузырь в ожидании застывает, вот-вот готовый и лопнуть, и руки сами плетьми повисают, лишённые всякой силы. Ему бы да рассмотреть дорогие сердцу черты́, но глаза его крепко к глазам напротив прилипли.       Омега делает шаг ему навстречу, потом ещё один и так просто плечиками пожимает и улыбается...       И вздыхает, будто сам только что на поверхность выплыл. И говорит, почти шепчет...             — Здравствуй, Чонгук, — альфа долго смотрит на него и пытается понять, прочитать и прочувствовать.       Хаотично по нему глазами бегает, что-то сопоставляет, что-то ищет. Несколько раз он открывал рот, дабы сказать что-то особенное, но умолкал и чувствовал себя, как на первом свидании.       И вскользь вспоминает, как ладошки потели, как волновался он сильно, пока большой букет цветов шелестел прозрачной обёрткой.             — Здравствуй... — и показалось бы, что пристально так смотрят на него, но омега улыбается, так нежно и так щемяще, и так альфе знакомо, — Здравствуй, — снова шепчет Чонгук и заставляет себя расслабиться, громким и каким-то свистящим выдохом выказывая своё волнительное состояние.       Рукой указывает ему за столик, приглашая того безмолвно присесть и сам ему придерживает стул, пока омежка садится и быстро окидывает пустой зал взором.       Он кивком благодарит и ждёт, когда альфа перед ним разместится и руки в локтях сгибает, кисти смыкая, переплетая пальцы.       — Я так рад видеть тебя, Чонгук-и, — и так по-настоящему блестят его глаза, а альфе бы в них и утонуть, вот прям сейчас, — Господи, как же долго мы не виделись, Чонгук... И сколько же лет уже прошло? — и облокачивается на спинку стула, — Десять..? Пятнадцать..? — и смотрит так и смотрит.       — Где-то так, — подтверждает его догадки мужчина, — Десять или пятнадцать лет...       — Как твои дела, Чонгук? — и руки на другую сторону перекладывает, под щёчку себе их подкладывает и в котёнка превращается...       — У меня все хорошо... Как у тебя дела... скажи мне... — и запинается, имя его прошептать не получается...       Омежка плечами пожимает и снова улыбается. Ничего не говорит, лишь только смотрит в глаза, а в них пустота временами скользит.       — Тебя словно годы стороной обходят, Чонгук, — и он улыбается и протягивает руку к нему, на полпути замирая, но Чонгук ладонь его к своей щеке прижимает.       — Помнишь? — альфа целует его ладошку и мурашки толпой куда-то убегают.       Брови омежки вопросительно взлетают, а у альфы сердце рвётся на куски, — Ты прекрасно выглядишь, ты знаешь...— ничего не объясняя больше шепчет и зажимает его тонкую руку меж своих ладоней.       И снова имя его не хочет покидать его уста. Будто если испустит он его, так и потеряет его навечно... Тишина между ними не прерывается ни на миг, но она такая ощутимая.       — Как поживает твой супруг, Чонгук? — и альфа надолго тонет в его взгляде.       Улыбка печальная и горькая на устах его появляется. Впитывает в себя всё, до мельчайших деталей. Вот омежьи брови лишь дрогнули и взгляд поменялся, потемнел немного и стал удивительно умоляющим. А уголки губ совсем едва заметно опускаются вниз, чтобы в следующем мгновении снова взлететь и заглянуть в глаза напротив.       — Он оставил меня пять лет назад, — хрипит альфа голосом ломаным и снова вопрошающие смотрит на омегу, прикусывая нижнюю губу.       — Мне очень жаль, Чонгук, очень... — и его улыбка печальная становится и альфа видит, что ему действительно жаль.       Оттого и на сердце тяжелеет и обида под лопатку иглой колит.       — Я бы никогда тебя не оставил, — и кидает взгляд на его губы, почему-то именно сейчас желая к ним прикоснуться, — Разве есть такие омеги, которые так поступают? — и сам головой качает в недоумении, — Почему он тебя оставил, Чонгук?? — словно это для него так важно, — Почему, Чонгук?? — и вторая ладонь на его лицо ложится, а Чонгук, кажется, и раствориться готов, — Я бы любил тебя до беспамятства, — и убирает руки себя обнимая, — Если бы я тебя раньше узнал, то...       — То что?... — как удочку кидает мужчина и смотрит, не моргая.       — Что?... — омега перед ним теряется и смотрит в сторону, а альфа за его взором пристально следит.       — Может потанцуем? — кардинально меняет тему, отвлекая омегу от тяжёлых мыслей.       — Но как? — внезапно тот оживает, тушуется, — Музыки ведь нет, — и хихикает так мило.       А взрослому человеку душу щемит...       И в пустом, и полутёмном помещении музыка звучит, и включается лёгкая подсветка, и кажется, что на них снег сыплется блестящий.       Голос нежный льётся из динамиков.       — Это Фрэнк Синатра? — глаза омеги загораются, — Как нежно он поёт... Я люблю его голос... Только он совсем немного другой, тональность другая, бархатистая такая...       В этом голосе хочется окунуться. Или укутаться.       Чонгук в танце омегу ведёт, держит его руку в своей ладони, а другая на его талии нашла покой. Не перебивает, давая тому выговориться, рассматривая красивое лицо.       — Нет, — и смотрит в глаза шоколадные, — Это не Фрэнк Синатра, нет...       — А кто же тогда, если не он? — спрашивает омега и честно так недоумевает, вскидывая брови вверх.       — Это Ви поёт...       — Ви? Это кто? — и совсем не ожидает ответа и прислушивается к его словам, — Рождество... оно так пахнет мандаринами и детством... А ещё имбирными пряниками и хвоей..       И каким-то чудом вспоминает, как радовал его веночек рождественский на входной двери его дома.       — Такой голос красивый у этого... Ви... Волшебный такой...       — Поверь мне, он не лучше тебя поёт... — альфа утыкается носом в его висок и подпевает известному певцу, кружа его в танце, посреди пустого танцпола.       Омега тихонько подпевает ему и их голоса сливаются в одно. Знакомые слова легко и непринуждённо скользят по губам и альфа сильнее прижимает его к себе.       — Чонгук,— лишь имя его шепчет, проговаривая не только устами и оно внутри что-то разжигает, — Чонгук...       — Говори... Пожалуйста, ещё говори... — и в ушко шепчет и губами касается нежной кожи.       Омега руки ему свои на шею закидывает и тонет в танце и неземном голосе Ви...       — Пожалуйста... Говори всегда моё имя! Всегда... Говори... Моё... Имя....                         Flashback       — О Господи! Кто всё это будет есть?? — альфа смотрит на стол, уставленный десертами, — Ты же потом будешь страдать от лишних килограммов!?       — Ну, это будет потом! А сейчас я хочу много сладкого! И не нужно мне говорить, что тебе не нравятся мои лишние килограммы! — пальчиком тычет в стол и Чонгук улыбается, когда слышит его любимую считалочку, — На златом крыльце сидели: царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной, кто ты будешь такой? Выбирай поскорей, не задерживай добрых и честных людей! — и пальчик останавливается на желейном торте с клубникой, — М-м-м...— мычит он и берёт палочками целый кусочек и погружает в рот, прикрывая глаза.       Жуёт его долго и тщательно, а на лице отображается вся палитра ощущений.       — Боже мой!! Как же это вкусно... Бо-же-мой!! — кричит на всё кафе и упирается взглядом в молоденького парня официанта, — Кто это сделал??       Юный альфа хлопает глазами и тычет пальцем назад.       — Позовите мне шеф-повара! Пожалуйста! Немедленно!! — уже голосит Тэхён и рукой отмахивается от мужа, который безуспешно пытается усадить своего омегу на место, — Да подожди ты! — так запросто от него отнекивается и выходит из-за стола, когда к ним подходит высокий альфа и вытирает руки о полотенце.       — Кто меня звал? — здоровяк такой! Ему бы на ринг, а не на кухне работать!       — Ну допустим – я! — так просто отвечает Тэхён и сбивает с толку громилу своей улыбкой.        — А без допустим? — уточняет тот и оценивает ситуацию.       Драться что ли позвали? На него смотрят две пары глаз и ещё половина кафе!       — Без допустим — я звал! — ну да!       Не из робкого десятка омежка.       — Это вы готовили? — и указывает на стол, уставленный сладостями.       — Ну допустим — я! — отвечает голосом, непозволяющим упрёки.       — А без допустим? — так запросто возвращает ему Тэхён.       — Без допустим — я! — и складывает огромные руки перед грудью.       Тэхён несколько секунд рассматривает татуировки на руках громилы, а потом...       Потом подходит и так запросто целует его в засос перед всеми!! Перед мужем! Перед посетителями!!       Все ошалело смотрят на них и у кого-то появляется глупая улыбка на лице, а кто-то и закипает!! Ну кто-то, это в частности, Чонгук вообще-то и закипает!!!       Ну конечно же, не всегда приходится ему смотреть, как любимый человек целует кого-то постороннего!!!       Со звонким чмоком Тэхён отодвигается от громилы, который вовсе уже и не громила! Сдулся весь, как шарик и сейчас ошалелыми глазами смотрит на сладкого такого омежку.       — Спасибо братан! — и так фамильярно повара по плечу хлоп и возвращается за стол, где его ждут ещё с десяток пирожных и красный, как рак муж, что глаз с него не сводит!!       Вот ещё немножко и закипит!! И в самый раз бы из ушей вытащить пробки, чтобы пар из них повылетал!! Ведь так легче дышать станет, правда же??.       В зале наступает тишина и повар, под общую такую тишину, облизывается и так хочется убить того альфу, что сидел рядом и на них пялился, как придурок, пока омежка, целовал его, сладко... так вкусно...       — Тэхён! Что это было сейчас?? — альфа бы да закричал, да только силы куда-то иссякли.       Или просто вытекли! Ну как обычно — из верхней головы в нижнюю!! Ага, туда, в самый низ!! И торчит сейчас внизу такая себе палатка из брюк и стыдно встать ему, ибо не поймут, ей-богу! И в драку бы кинуться, а тут дело такое.       Да как только так возбудился и сам не понимает, аж в глазах потемнело! А Тэхён его уже и к выходу толкает, толкает и так по- королевски сам выходит на улицу, неся перед собой немалое количество калорий. Открывает дверь машины и без разговора запихивает Чонгука на заднее сиденье и сам туда же ныряет.       — Что ты хочешь, Тэхён? — недоумевает альфа, а сам приподнимает бёдра, когда омега снимает с него брюки вместе с трусами и сразу накидывается на колом стоящий член!       Горячий рот накрывает его возбуждение.       — О боже...— шипит он и откидывает голову назад, игнорируя, что окно, вообще-то, открыто, а звуки-то из салона не очень-то и приличные звучат, — Тэ... Подожди малыш... Подожди, пожалуйста, — и отодвигает его от мокрого и твёрдого члена, — Ты зачем его поцеловал, там?? — а сам пьяными глазами уже смотрит.       И да Бог с ним, с тем уродом с наколками, но гордость почему-то не на месте,       — Ты целовал его.. Он... Зачем ты его целовал, Тэхён?... — заикается, торопится.       — Чтобы завидовали все тебе, дурачок... — безапелляционно заявляет и целует его, как это обычно делают альфы.       — Ты меня с ума сведёшь, ведьмочка! — рычит ему Чонгук и сам опускает его голову вниз, туда, где так нужно внимание горячему органу, — И пусть подавятся! Пусть подавятся!! Ты только мой омега!! Ты мой... Ты только мой мальчик... — и хрипло стонет, когда жадный рот глубже и глубже впускает в себя член, — Ты же мой, Тэхён, да? Скажи мне это, пожалуйста... Всегда говори мне это, пожалуйста... Всегда говори...       — Я только твой... — Тэхён поднялся и в глаза ему глянул.       А там он, в этом отражении. И ни для кого больше нет места.       — Я всегда буду только твоим мужем, Чон Чонгук! Только твоим омегой... И ничьим больше... — и Тэхён заметил, как в глазах напротив стало мокро. И опустился вниз, полностью заглатывая половой член мужа.                         End of flashbac                   — Почему мы с тобой не встретились раньше? — шепчет куда-то в шею омега, а Чонгук ответить не может, удерживая тугой комок в горле и уже щекой к нему льнёт.       — Что-то нам помешало, наверное, — альфа едва голос свой сдерживает, чтобы не сорваться.       — Что же? — омега огромными глазами смотрит и ответ молчаливо выпрашивает.       — Я не знаю, — шепчет Чонгук и замирает на мгновение, когда на его лицо ложатся тонкие руки.       Пальцы трогают скулы и щёки его, пока глаза альфы сами прикрываются в каком-то экстазе. Он ладонями своими накрывает его кисти и поворачивает голову в сторону, касаясь своими губами его ладошек. А кожа там нежная такая, в ней и раствориться можно и хочется и Чонгук, как маленький мальчик, лишь почувствовав покой, расслабился и оттого первая слеза скатилась по его щеке. И тут же была ухвачена тонкими пальцами.       — Почему ты плачешь, Чонгук? – едва слышно шепчет ему омега.       — Я не знаю... — в тон ему отвечает альфа и в таком расслаблении понимает, как его голову прижимают к себе и он кладёт её на плечо.       — Я так давно хотел тебе сказать... — будто с трудом пытался это произнести и наконец-то решился.       Чонгук поднял голову и увидел, как зарделись омежьи щёки. Глаза напротив забегали, как мотыльки, что в липкой паутине застряли.       — Так давно не решался тебе признаться в этом, — будто готовит себя к чему-то важному. Прокашливается и слюну глотает, — Чонгук... А ты... Ты помнишь? Помнишь, когда мы с тобой встретились? Первый раз? — Чонгук посмотрел ему в глаза и словно там оказался, — Ты тогда стоял у кафедры и ждал профессора...       — Помню... Он тогда жутко опаздывал, — дорогие сердцу воспоминания всплыли в памяти и теплота накрыла его.       — Ты тогда стоял такой... Такой юный и волнительный...       — Помню...       — А я тебя тогда сразу заприметил, Чонгук-и...       — И чем я тебя зацепил? — целуя в ладошку, он неотрывно следил за эмоциями омежки.       — Глазами... Они были такими...       — Какими?       — Как у оленёнка... — и Чонгук улыбнулся таким эпитетам своим глазам.       — Оленёк? — Чонгук вскинул брови и улыбался, а внутри всё на части рвалось.       — Да... Такой маленький и робкий и потерявшийся... И мне так захотелось тебя обнять и оградить ото всех бед... А еще крепко прижать к себе и...       — И?.. — омежка захлопал ресничками и сглотнул слюну.       — И поцеловать... Прям перед всеми поцеловать...       — А ты... Ты это сделал? — а сам видит тот день в мыслях и кажется, что тает, как масло на солнышке, от такой красоты.       — Нет... И я... Я всегда хотел тебе сказать... Что я... — он стушевался и покраснел, а Чонгук боялся упустить хотя бы одно мгновение и впитывал в себя всё, до последней крохи, — Я хотел признаться тогда... Что я... Кажется... Влюбился тогда в тебя... С той самой первой встречи... — с таким трудом он закончил своё признание и, как показалось Чонгуку, он стал ещё тоньше, — Да.. Я влюбился... Как мальчишка... В самый первый раз и тогда на меня какое-то помутнение нашло... — он шмыгнул носом и так мило стёр со щеки горячую слезу, — Мы дружили с тобой, ты помнишь? — и огромными глазами смотрел, как альфа опускает ресницы в согласии, — А потом что-то между нами произошло... И мы... Мы почему-то расстались с тобой...Ты помнишь?... А потом... Потом я услышал, что ты женился... — и он сжался как-то болезненно и на лице его отразилась эмоция, когда внутри всё сжимается, в горошинку превращаясь.       Губы затряслись так не вовремя и подбородок поджался, а глаза заискрились влагой.       — Давай не будем об этом говорить, пожалуйста, — прошептал ему почти в самые губы мужчина.       — Нет, я должен... — и головой закачал, — Не перебивай пожалуйста... — и машинально прикрыл его губы, предотвращая возражения альфы, — Я так давно хотел в этом признаться и вот такая возможность... — он так отчаянно смотрел в глаза напротив и кажется, что не дышал, — Я так сильно влюбился в тебя, Чонгук-и... Но что-то пошло не так...       — Не надо, — сквозь его пальцы ответил Чонгук и прижал к себе тонкое тело и почувствовал, как оно дрожит, — Не нужно сейчас об этом думать, пожалуйста...       — Я так сильно был в тебя влюблён... — всхлип такой тяжёлый ворвался в их шёпот, омега, будто, совсем не слышал, что ему говорил альфа и тихонько шептал ему в плечо свои признания, — Так сильно влюбился...так сильно...       — А сейчас? — мужчина так нежно отодвинул его от себя , заглядывая ему в глаза, — Что ты чувствуешь сейчас? — и какими-то зигзагами смотрел в его глаза, боясь упустить хоть что-то.       — Мне кажется...Ты знаешь... Я... Я так безнадёжен... — и улыбнулся извиняющейся улыбкой и пожал плечами, роняя горячие и солёные капли с глаз, — Но с того самого момента я так и не сдвинулся с той самой точки... — альфа неотрывно смотрел ему в глаза и ждал.       Словно вердикта ждал. А омежка уже не мог сдержать себя и сдувшись, просто смотрел на него, открывая свою душу.       — Я до сих пор люблю тебя, Чонгук-и, — наконец-то...       И альфа выдыхает, едва глаза прикрыв, будто груз какой-то с плеч своих сбросил.       — И это, кажется, не исправить... Прости...       Чонгук снова прикрывает глаза и чувствует его горячее дыхание на своём лице. И совсем немного опешивает, когда омега его первый целует. Поцелуй, как касание бабочки, робкий. Но от него внутри разжигается огонь, грозящий перейти в неконтролируемые чувства. Чонгук с такого ракурса рассматривает лицо напротив и впивается в эти желанные губы, забирая в себя тоненький стон. Омега отдаётся и кажется, что тонет, утягивая с собой и мужчину. И поцелуй этот такой молящий, отчаянный и где-то на грани истеричный... Он ещё ближе прижимает к себе робкое тело и слышит всхлип, будто на грани он сейчас... Врывается в волнистые чёрные кудри и зажимает прядь волос у самых корней и понимает, что омежка льнёт к нему ещё жарче, словно стараясь влипнуть в него всецело. Второй рукой обнимает лицо и целует. Целует так жадно и так сладко. Целует так, будто не мог раньше добраться до этой сладкой патоки, что сейчас обволакивает всё его тело. Целует так, чтобы надолго запомнить и ещё долго чувствовать этот вкус на своих губах. Целует так, чтобы умереть и, как птица Феникс, из пепла вновь возродиться...                   ....А музыка вокруг них льётся и снег волшебный по стенам стелется, а губы к губам словно прилипли и расстаться им, кажется, невозможно будет. Но... Глаза на миг лишь открываются, чтобы убедиться, что это не сон вовсе, а сладкая и такая горькая реальность.       — Так нельзя Чонгук, — и омега первый отлипает от него, сразу зажимаясь в кокон, — Ты всё равно женат ещё и ведь грех это.       — Не надо сейчас об этом, прошу... Не уходи, не надо... — и вопреки словам своим он отпускает его, хотя молить готов и на колени упасть перед ним, в любой момент.       — Нельзя так, Чонгук-и... — он головой качает в отрицании и кажется, что и разрыдаться может в любую секунду, — Ах, если бы я знал тебя чуть раньше, лет пятнадцать назад, — и отходит до окна.       А там уже и снег настоящий идёт, волшебством город кутая.       Молчание меж ними становится таким тяжёлым и ощутимым. Чонгук стоит, не дыша и смотрит на тонкий силуэт, как в первых утренних лучах он, кажется, и светится. И невольно вздрагивает, когда голос его слышит.       — Смотри, как красиво, Чонгук, — и будто ничего и не было минуты раннее.       И смотрит вверх, откуда снежинки крупные летят.       — Красиво, — отвечает альфа и подходит к нему, глядя на идеальный профиль и просовывает свои пальцы меж пальцами омеги, — Это ты красивый... — шепчет, — А снег, это так, просто явление природы.       — Зачем ты льстишь мне? — омега какими-то другими глазами смотрит на мужчину и душа альфы падает куда-то вниз, — Не нужно, — и музыка умолкает, оставляя после себя фантомный след, — Мне идти нужно... Пойду я... — и просто смотрит в глаза напротив.       — Останься со мной ещё немного, прошу тебя, сейчас же Рождество, — Чонгук отпустить пальцы его боится и цепляется за них, как за соломинку.       — А ты загадай желание и оно обязательно сбудется... — лукаво отвечает и улыбается так, как только он умеет.                   Ему возвращают сумочку и бежевое пальто и омега выходит на улицу и глубоко вдыхает морозный воздух.       Посмотрев по сторонам, переходит через дорогу, а потом медленно идёт вдоль ярких витрин и смотрит на изобилие игрушек в витринах магазинов.       Редкие прохожие не обращают внимания на застывшего человека и, погружённые в своих мыслях, убегают в туман.       Какое-то время омега просто любуется игрушками, осматривая огромные площадки с бегущими поездами и новогодней символикой, а потом... Потом равнодушно поправляет сумочку на плече и загадочно улыбнувшись, уходит вниз по улице.       Из небольшого проулка выходит невысокий молодой паренёк в белой шапке-ушанке и сразу лезет в карман, принимая вызов телефона.       — Следи за ним, Чимин, — прозвучало в трубке.       — Хорошо, доктор Чон, — ответил омежка и пошёл за тем загадочным омегой, о котором так много наслышан, рассматривая стройную фигуру.       Лишь голову повернул, как заметил две высокие фигуры за большим стеклом и наклонил голову, приветствуя своих коллег.                   — Пожалуйста, Хосок, пусть при нём всегда будет телефон, — прошептал Чонгук и кивнул головой, когда друг поставил перед ним бутылку алкоголя и пузатый стакан с толстым дном.       Сейчас можно...       И нужно... Потом и сигареты оказались рядом, да только Чонгук их уже не видел...       — Он не помнит меня, Хосок... Не помнит... — и не стесняясь слёз, заплакал, нагнувшись над столом.       Хосок отвернулся, зажимая губы, пока в горле комом что-то стало.       — Процесс необратим, к сожалению, — лишь это смог выдавить из себя.       А что он может ещё сказать?       — Он меня совсем не помнит, — послышался голос за его спиной, — Не помнит наших прожитых лет, — и снова зажигалка чиркнула.       — Он помнит тебя, как друга, Чонгук, только как друга, не как мужа... Прости...— и выпустил новую струю дыма в потолок.                   А за что Хосок, собственно, извиняется?? За то, что болезнь частично оккупировала сознание Тэхёна, будто ластиком стерев то, что альфе так забыть не хочется??       Или за то, что ещё не придумали лекарство от такого забвения? Или от того, что вот уже пять лет, как они борются с этим страшным недугом??       — Сколько ему осталось? — страшный вопрос уже долго висит над головой Чонгука, как дамоклов меч.       — Неизвестно, дружище, — Хосок снова закуривает и наливает себе ви́ски, — Это может быть день... Год... Годы... Никто не знает... Он так может и всю жизнь прожить... В вечном сне и каждый прожитый день для него будет забыт...       — И пусть... Я буду рядом! Я буду напоминать ему снова и снова, сколько понадобится! — уже которая сигарета по счёту обжигает рот своим жаром.       — Ещё немного и он тебя забудет, Чонгук... Это, как игра, в бесконечность, — правду не скрыть, а вуалировать и смысла нет.       — Я буду рядом с ним!!! Всегда!!! И если нужно, я и жизнь положу свою, чтобы он мог помнить хотя бы моё имя!!! — прокричал Чонгук и выпил половину стакана, сразу слепо загадывая желание...                   Хосок совсем не обиделся на него, на то, с какой злостью он кричал эти слова и глаза Чонгука зло блестели. Он только кивнул, улыбнувшись лишь уголками губ, при этом положив руку на плечо друга, в немой поддержке.                                     ***             Снимок висел на белом экране и зиял своей жестокой правдой.       Хосок посмотрел на Чонгука. От правды не сбежать. Он смотрел на друга. От чего-то посеребрились его виски́ и лучики вокруг глаз стали более заметными.       — Он скоро тебя забудет...       — Но я его помню!!! — и мужчина согнулся на стуле, раздираемый болью...       Спина дрожала и глухие хрипы раздавались, пока в кабинете было слишком тихо...       — Я его помню... — снова прохрипел, себе наверное.       И, больше не говоря ни слова, встал и вышел из кабинета, сильно хлопнув дверью. Хосок молча отпустил его и вздохнул, сложив снимок в толстую историю болезни пациента.       Молодой альфа, доктор рентгенолог, Мин Юнги, посмотрел вслед человеку, который вот уже на протяжении многих лет практически поселился в этой больнице.       И пока его преподаватель и коллега, в одном лице, был занят рутиной, он вытащил из кармана телефон, сразу переходя в галерею. Пальцы привычными движениями находят то самое фото, где улыбается милая мордашка с пухлыми губками и щурится на один глаз. Маленькие пальчики, увитые толстыми колечками, смешно топорщатся, пока миловидный омежка кокетливо показывает язык.       — И долго ты увиваться будешь вокруг него? — голос наставника ворвался в размышления альфы, — Пока ты ли́сом облизываешься и ходишь вокруг да около, есть мужики и понахальнее! Уведут твою куколку, а ты и пикнуть не успеешь! Сечёшь?       — Секу, — шепнул альфа и покраснел.       — Ну и чё ждёшь? Действуй, остолоп, пока не увели!       – Мг... – лишь пробурчал альфа, чувствуя, как горят его щёки.       — Всё учить вас надо, бестолочи, — Хосок всё бурчал и бурчал, пока не уткнулся в какие-то скучные записи.       Потом оглянулся, не замечая движений вокруг себя и поворачивается, с укором глядя на молодого коллегу.       — Ты ещё здесь? — и смотрит, как доктор тушуется и хватает папки на столе, перебирая ими, как колодой карт.       — Так я это... Я хотел...       — Ты хотел Чимина кадрить, да? – и засмеялся, когда щёки молоденького альфы вновь загорелись ярким румянцем, — Ты давай, иди! Иди-иди! Юнги, — и альфа, замешкавшись у своего стола, посмотрел на старшего коллегу, — Время уходит, а мы не вечные, знаешь, — и улыбнулся, когда тот выскочил из кабинета, торопясь за своим счастьем.                   Чон Хосок потянулся и поправив очки, занялся рутиной, сохраняя на лице мягкую улыбку.                                     ***                   — Вы не хотели бы составить мне компанию? — он стоял под деревом и держал в руках два стаканчика — с кофе и чаем.       — Вам? — омега оглянулся и не заметив никого вокруг себя показал на себя пальцем, — Вы мне? — и улыбнулся.       — Конечно Вам... Не составите мне компанию? — и альфа показал на стаканчики.       — Хорошо, — улыбнулся ему омега и закрыл книгу, — А что там? — и посмотрел на стаканчик.       — Каркаде.       — Каркаде? Откуда вы знаете, что я люблю именно этот чай?       — Интуиция... — ответил мужчина и протянул ему один стаканчик.       — «Чонгук»? — прочитал он имя, написанное на стаканчике, — Кто такой, этот, Чонгук?       — Вам нравится это имя? — омега смотрел на него несколько секунд, а потом улыбнулся.       — Нравится, красивое имя... Чонгук... — и будто на вкус его пробует.       — А как Вас зовут? — спросил мужчина, а омежка склонил голову на бок, подложив ладошку под щёчку.       — Тэхён... А Вы здесь к кому-то пришли?       — Сегодня такая хорошая погода, — легко соскакивает Чонгук с вопроса, — А что за книгу Вы читаете?       – Ой, — отмахивается от неё Тэхён, — Такая непонятная и ошибок много... Не люблю, когда делают много грамматических ошибок...       — Это какие такие ошибки? — улыбнулся Чонгук такой милой правде и непосредственности.       — Ну, знаете, орфография там, «тся»... «ться»... «Касаться-коснуться»... «Что делать», «что делает»... Ну и окончания там всякие, суффиксы... А ещё и падежи... И запятые, точки, многоточия и тире... Ой...— и так мило отмахнулся от мыслей, как от надоедливой мухи.       — Ну это уже пунктуация пошла, — включается в диалог Чонгук, — Это разве так важно для Вас? — и уже так искренне улыбается, рассматривая красивое личико.       — Для меня важно, — Тэхён отпивает чай, — Я люблю грамотную речь, — и спустил взор на стаканчик, — М-м-м, очень вкусно... А ещё я люблю пирожные, — словно между прочим говорит, — Чтобы много их было и все разные... Желейное такое или Тирамису, только чтобы маскарпоне побольше...       — «Я знаю...» — так и хочется сказать альфе, но он просто молчит, — Обычно омеги не кушают так много сладкого. Не боитесь поправиться? — уже улыбается альфа, показывая красивые зубы.       — Не-а, я не боюсь... Это же так вкусно... — замолчал и задумался о чём-то.       — Кстати, а что там за книга? — вот и новая тема подоспела.       — Ой... Так, ерунда любовная... Как боец ММА влюбился в мальчишку, а там ещё ребёнок у него был и бывший. И такое... А потом они уехали. В Америку кажется.             Они шли по дорожке и беседовали.             Обо всём и ни о чём. Тэхён громко смеялся шуткам альфы и гладил крупные ромашки вдоль дороги. Небо голубым было, безоблачным таким, и солнышко светило Ну, чем не мечта?       А потом, вечером, под ивой раскидистой, они долго целовались и шептались, как малые дети и Тэхён так честно краснел, а мужчина всё пытался выяснить у него, чего он так стесняется. А омега шёпотом объяснял ему, что же подумают о нём люди, если он целуется с первым встречным??             – Запомни имя моё, — молил его Чонгук и в глаза шоколадные смотрел неотрывно, — Как зовут меня, скажи? — выпрашивал и руки красивые в своих ладонях держал, целу́я тонкие пальчики.       А омежка так мило хмурился, вспоминая, и украдкой на стаканчик смотрел, и как ёлочка новогодняя зажигался, когда видел надпись на стаканчике.       — Чонгук..! — и улыбался ему улыбкой неземной.       — Говори... Пожалуйста, говори моё имя... Повторяй моё имя... Пожалуйста, — и улыбается и омега совсем не понимает, почему альфа плачет.       — Вы придёте ко мне завтра??       — Да, я приду.... Обязательно...                                     ***             — Оглянись назад! — и Тэхён поворачивается и камера навсегда запечатлевает этот момент, когда его взгляд нараспашку и улыбка загадочная на лице.       И волосы в своём беспорядке выглядят летящими.                                     ***                   Высокий мужчина идёт по дорожке, по заснеженному саду, в ту самую беседку, где ждёт его самый красивый омега.       Красивое лицо альфы покрылось сеткой из морщинок, а чёрные волосы давно покрылись серебром.       В руках неизменные стаканчики и упаковка с пирожными.       Омега снимает свои очки и кладёт их в футляр. Буйная копна волос перетянута жгутом и спрятана под шапочкой. Глаза такие же, как и раньше и свет в них горит ещё.       И замечает альфу, что меж сугробами пробирается в их тайное место.             — О Господи... Чонгук!! Как давно мы с вами не виделись!! Лет пятнадцать или двадцать, да?? — как мальчишка юный, радуется ему и это так по-настоящему звучит.       — Да... Лет пятнадцать или двадцать... — отвечает ему пожилой альфа и протягивает угощение.       — Это каркаде, да?       — Да...       — Я помню... Вечная любовь Верны мы были ей Но время зло Для памяти моей Чем больше дней Глубже рана в ней...       Все слова любви       В измученных сердцах       Слились в одно       Преданье до конца       Как поцелуй       И всё тянется давно...             Я не мог уйти             Прощаясь навсегда             И, видит Бог,             Надеюсь, жду             Когда увижу вновь             Эту мою любовь             И дам я клятву вновь...                   Вечная любовь                   Все силы без конца                   Мне путь один                   Сквозь даль ведёт она                   Минуя мрак и туман                   Туман и обман...***