Красно-желтый и колючий

В тот момент, когда Поттер, понурив голову, отрывисто произнес: «меня отправляют на задание», Северус лишь вскинул бровь и лениво процедил: — Задание, Поттер? Отправляют тебя? Разве твоя новая должность не избавляет тебя от столь почетной участи? — Северус… Имя прозвучало как-то просительно и в тоже время с нотой предупреждения. Так, как его имя умел произносить исключительно Поттер. — Да, Гар-ри… Ответной холодной вежливостью можно было резать воздух. Поттер коротко вздрогнул и тяжело вздохнул. — Это правда в последний раз. Министр… — Не прикрывайся министром, Поттер. С ним у меня будет отдельный разговор. Поттер снова вздохнул. — Поправь меня, Поттер, если я ошибаюсь, но ты не для того стал самым молодым главой Аврората в истории, чтобы в очередной раз рисковать своей тощей задницей Мордред знает где! — И ничего она не тощая! Поттер вскинул на него злой горящий взгляд, за одну секунду преодолел расстояние спальни, сжал в своих, действительно, далеко не тощих объятиях и, смяв его губы в коротком требовательном поцелуе, вдруг несмело выдохнул куда-то в шею: — Всё будет хорошо, это всего лишь на неделю. Кажется, этот спор они вели по крайней мере уже в тысячный раз, и не сказать, что Северус был не прав. Подозрительную привычку возвращаться с аврорских заданий в практически разобранном виде Поттер заимел еще тогда, когда Северус Снейп наивно полагал, что короткая интрижка с Поттером не продлится и месяца. Минуло три года, интрижка переросла в нечто, чему он так и не смог найти точное название, а Поттер по-прежнему при первой же возможности лез в самое пекло. Северус молча подпер плечом косяк двери, наблюдая за тем, как Поттер в спешке вытаскивает вещи из комода и не глядя запихивает в рюкзак. У двери Поттер попытался было протиснуться мимо, нырнув под его руку, но был остановлен в моменте, притянут к груди и стиснут с такой силой, что до уха с задержкой долетело задушенное: — Северус… — Неделя, Поттер. В железных тисках Поттер сумел лишь кивнуть и повторить эхом: «Неделя, честно». Тиски разжались так же внезапно, и он, пошатнувшись, ухватился за рубашку Северуса и так и замер, не решаясь отпустить. Горячее сбитое дыхание мгновенно согрело кожу в вырезе воротника. — Шарф свой оставь. — Что? Северус потянулся вперед, перегнулся через Поттера и выцепил торчащую из полурасстегнутого рюкзака красно-желтую ткань. С шумным вздохом Поттер перехватил рюкзак на плече поудобнее и, шагнув за порог, в последний момент обернулся. Окинул его самого и длинный, до пола свисающий шарф в руках долгим взглядом. И произнёс: — Я тоже буду скучать, — одними губами. Откровенно сказать, первая ночь без Поттера была ужасной. Непривычно холодной. Невыносимо длинной. Луна светила особенно нагло, даже несмотря на то, что была скрыта плотными облаками. Северус еле дождался рассвета, начала рабочего дня, а значит и своего законного утреннего эспрессо. Хотелось рвать и метать. Первый же подчиненный, рискнувший постучать к нему в кабинет, попал под такую раздачу, что оставалось только молиться за скорейшее возвращение Гарри Джеймса Поттера со специального секретного задания. Когда тихий ядовитый шелест главного зельевара Отдела Тайн змеей скользнул из кабинета и медленно пополз по коридору, задевая ледяным прикосновением остальных сотрудников, те в едином порыве присоединились к молитве. По прошествии суток Поттер удостоил его патронусом с коротким «очень одиноко без тебя», а следом — торопливым «извини, ограничения на использование магии». Кровать опять встретила холодом, и Северус, решившись, резко перекатился на чужую половину. Наволочка Поттера, как и простыня, благоухала морозной свежестью и крахмальной чистотой. Гребаный поттеровский домовик! Северус напрягся, но не смог точно вспомнить, когда тот завел привычку менять постельное белье каждый божий день. Вздохнув, он потянулся к красно-желтому шарфу, свисающему с прикроватной тумбочки, с силой сжал в руках и, приподняв голову, запихнул под наволочку. Запахло Поттером. В сон утянуло практически сразу. На третий день Поттер на связь не вышел. А Северус, проворочавшись на хрустящем постельном белье почти целую ночь, заснул лишь под утро, когда уже в полудреме машинально вытащил шарф из наволочки и до боли в ладонях стиснул колючую шерстяную ткань. Во сне к нему явился небритый Поттер — стоял перед ним на коленях, совершенно голый, за исключением знакомого красно-желтого шарфа на шее, и, решительно глядя из-под ресниц, торопливо расстегивал ремень на его брюках. На этом моменте Северус резко открыл глаза. Увидел утренний мир в смазанных красно-желтых тонах. Вдохнул полной грудью запах Поттера сквозь накинутый на лицо шарф. И в несколько резких движений отдрочил себе до ослепительных пятен перед глазами. От ощущения колючей щетины под пальцами и лязга падающей на пол пряжки ремня избавиться так и не получилось. Ярким мазком встала перед глазами картина трехлетней давности. С одной лишь разницей — Поттер, на этот раз одетый в парадную мантию, упал перед ним на колени в наспех захлопнутой кабинке министерского туалета. Поток язвительной брани Поттер остановил тем, что, приложив палец к губам в уверенном жесте, выдохнул: — Дай мне десять минут. Снейп дал. Оказалось, что за четыре послевоенных года Поттер не только обзавелся небритым подбородком и решительным взглядом, но и научился головокружительно отсасывать. То, с какой невозмутимостью Поттер стер стекающую на подбородок смешанную со слюной сперму, Северус не мог забыть до сих пор. Так что очередное министерское празднование по случаю годовщины победы однозначно стало самым нескучным на его памяти. Если десять минут спустя он признал очевидные таланты резко повзрослевшего мистера Поттера, то уже через месяц обнаружил этого же мистера Поттера в собственной постели. А еще через полгода решил, что, пожалуй, теплое сонное дыхание у самого уха — неплохое лекарство от застарелых кошмаров. И вот, посмотрите, где он сейчас. Северус в безотчетной тоске скользнул рукой по всей длине шарфа и скинул его с лица. К вечеру четвертого дня прилетела вконец измочаленная долгим перелетом сова с клочком пергамента в клюве. Едва различимым почерком было накарябано одно-единственное предложение: «Задушил бы тебя, Северус, в своих…» Остальные слова смазались от потеков дождя. Сова получила двойную порцию угощений, а Северус понял, что проиграл последний бой самому себе. Он неторопливо разделся, обмотал шарфом шею и привычно улегся на поттеровскую половину кровати. Длинный шарф скользнул по груди, задевая чувствительный сосок, и упал между разведенных ног. Пушистая бахрома неожиданно мягко огладила нежную кожу яичек. Зажмурившись, Северус нырнул рукой вниз и, мысленно попросив у Поттера прощения, обмотал сначала один, а потом и второй раз шарф вокруг уже налившегося кровью члена. Шарф натянулся, и на неуловимое мгновение дышать стало сложнее. Северус скользнул бахромой ниже, лаская ею промежность. Когда колючая ткань коснулась туго сжатого кольца мышц, с губ сорвался рваный вздох. Северус отчаянно толкнулся изнывающим членом в красно-желтое плетение шерстяных нитей — несколько грубых рывков, и шарф неожиданно затрещал, петлей затягиваясь вокруг горла. Глаза закатились, и в голову ворвался до боли желанный запах — свежескошенный луг и согретые солнцем вихры черных волос. А еще воспоминание о вкусе клевера на губах, сводившем его с ума: у Поттера была неистребимая привычка обсасывать эти невзрачные розовые соцветия. Последний сильный толчок, и мир вокруг взорвался на тысячи осколков. Пятого и шестого дней он попросту не помнил. Поттер, как и обещал, явился на седьмой. Молча застыл на пороге, в пролете входной двери. В этот раз, для разнообразия, вернулся не по кускам, но с глубокими царапинами через всё лицо и каким-то отголоском смирения в застывшем взгляде зеленых глаз. Мотнул головой, стремясь стряхнуть запутавшиеся в волосах пожухлые листья. В инстинктивном жесте Северус вскинул руку, чтобы выцепить какой-то особенно наглый листок, и Поттер тут же качнулся к нему, до треска в ребрах стискивая в объятиях. Заглянув в глаза, виновато прошептал: — Ты прав, Северус. Больше никогда. Северус прерывисто вздохнул, и в этом вздохе дрогнуло лёгкое сомнение. Передумав отвечать, он подхватил обессиленного Поттера под лопатками и потащил до кровати. Дальше думать не пришлось. Дальше — методично раздеть, укрыть одеялом, погасить свет. Упасть на кровать рядом. Обнять. И услышать вдруг в темноте смазанное: — А где мой шарф? — У тебя под подушкой. Сонный Поттер потянулся рукой, вытащил из-под подушки шарф — свидетельство его, Северуса, полнейшей капитуляции — и глубоко вдохнул. Северус замер. За последние дни грубая шерстяная ткань, должно быть, насквозь пропиталась совершенно новыми запахами. В полумраке прорезались смутные очертания. Поттер с нескрываемым наслаждением закопался носом в шарф, снова вдохнул полной грудью и, горячо прошептав: — Тобой. Пахнет. Коснулся его губ коротким поцелуем.