Заплутавшись в вечности

На уловки друзей никогда нельзя обращать внимания, потому что ты, будучи неосведомлённым в последствиях, увязнешь по уши. Их идеи сродни сети в море, из которой, единожды попав по собственной неопытности и рискованности, не выбраться без чьей-то помощи. И Кадзуха влип. Запутался, утратив даже ежесекундную веру в вольное плаванье. Заворожённый каждодневными и неугасающими похотливыми желаниями, он вновь приходит в популярный стрип-клуб. Занимает место поодаль ото всех, чтобы не поймать чужой взгляд, чтобы не стать тем самым извращенцем для знакомых, чтобы сидеть в полумраке как ни в чём не бывало и притворяться, что его привлекает здешняя выпивка больше оголённых тел. Но правда таилась в одном: ему по нраву не все извивающиеся возле шеста люди. Сердце, которое прежде не знало ревностной и развращённой, далеко не нежной влюблённости — или, может, любви, — безжалостно и грубо бьётся в такт музыкальному сопровождению. Юноша знал, что это знак, что тотчас из-за бархатного занавеса выскочит объект его необъяснимого обожания, и в сей миг в Кадзухе беспощадно борются все чувства, не возникавшие никогда. Он неусидчив, беспокойно ёрзает на мягком диване и выпрямляет спину, сдерживая волнение. Почему ему хочется вырваться из укромного места, выбежать на свет разноцветных прожекторов и протянуть руку человеку, имя которого никогда не было представлено зрителям? Это больная мечта, что теснится в мозге, и едва подтверждает её неволю слабое головокружение и позывы тела. Каэдэхара жесток по отношению к себе, потому что терпит, терпит то, что для него в новинку: страстная зависимость, ядовитая ревность, несвойственная раскованность грёз. Он подобен исследователю, который, путешествую с бригадой археологов, учёных и геологов, отделился ото всех и наконец-то отыскал драгоценный камень. Кадзуха, довольствуясь его невероятными, игривыми играми с солнцем, забрал бы себе, да так, что никто в жизни не нашёл бы его, лично его сокровище. Эту ценность он бы не продал ни за какие деньги; не уступил бы, если бы ему угрожали или подвергали жестоким пыткам; не вручил бы вежливо просящим деятелям науки и культуры, которые неоднократно объясняют, что Каэдэхара в любой момент может увидеть сей камень в музее. Парень совсем не наивен в своих мечтаниях. Однако до крайности наивен в жизни, и поэтому борется в нечестной схватке со своими мыслями, намереваясь однажды победить и взять верх. Даже сейчас он наивен, чёрт возьми. Для него пролетает целая вечность, и он канул в ней по обоюдному согласию. Ему нравится ожидание, потому что он, позабыв о времени, в предвкушении терзает себя непозволительными думами о краже объекта обожания, кусает губы до крови и впивается ногтями в кожу ладоней, безотрывно глядя на пустующую сцену. Чем он только думает в свои полные восемнадцать лет? Верно, первобытными инстинктами или ещё чего похуже. К счастью, он неглуп, хотя часто карает за свой утончённый и одновременно извращённый склад ума. — Обворожительный, бойкий, молодой, упрямый, невероятный, он снова жаждет ваших аплодисментов. Пусть у него характер и горький, но тело — слаще пряностей. Догадались, о ком я? — голос будоражит посетителей, громко исходя из углов просторного помещения, и люди, словно сплотившись, засвистели, стали звонко аплодировать, выкрикивать. — Странник, прибывший издалека ради вас, друзья. Встречайте! Кадзуха, словно непричастный к авантюре, не поддался коллективным действиям. Хотелось разорваться на части от одной лишь мысли, что абсолютно все из присутствующих — особенно кричащие и подбадривающие — возбуждены каждым выступлением знаменитого в сих четырёх стенах Странника. Каэдэхара уже молчит о людях, которые, всучив приличную сумму стриптизёру, уводят его в приватную комнату для уединения. Единственный выход, как избавиться от жуткой, толкающей на омерзительные поступки ревности, — это скрыть от всего мира то самое сокровище, лелеять в одиночку и бесконечно проживать дни в неописуемом наслаждении. Добрая сторона Каэдэхары тотчас покрывает его бранью за столь эгоистичные мысли, но парень лишь усмехается, кивает и напрямую говорит, что в душе он чистокровный подлец да преступник. Его алые глаза пылают адским, грешным пламенем при виде него, Странника, который плавной ходьбой подбирается к шесту и запрокидывает голову, касаясь одной рукой металлической опоры, а второй — придерживая бирюзовую, украшенную позолоченными деталями сугэгасу с прикреплённой позади роскошной вуалью. Стриптизёр наклоняется назад, ногой цепляясь за хладный шест, и медленно поворачивает голову к зрителям слева, которые не поскупились приобрести VIP-места. Будь Кадзуха проклят: Странник никогда не смотрит в даль, не находит горящий в извращении взор беловолосого паренька, а всегда ценит взгляды ближних и как бы случайно молчаливо заигрывает и даёт понять, что сегодня он свободен и не против разрядки в одной из тесных комнатушек заведения. Каэдэхару будто провоцируют показать смелость, намереваются заставить выйти из тени и манят пальчиком — только не его, а человека, сидящего ближе к сцене и попивающего алкогольный напиток. Хочется вырвать этому посетителю глазные яблоки и залить в пустые глазницы алкогольный мохито, дабы навек доказать, что Странник принадлежит исключительно Кадзухе, и если не сейчас, то в ближайшем будущем. Стриптизёр любил играть со своими зрителями независимо от пола и статуса. Женщин он готов баловать своим до безумия красивым лицом, мужчин — готовым к любым трудностям телом; богатых — притворной стеснительностью и робостью, бедных — предельной раскрепощённостью и наигранным упрямством. Казалось, он хорош во всём, прекрасен в любых своих начинаниях и в полученных результатах. Когда-нибудь Странник не сможет настолько кокетливо и длительно раздеваться, потому что его руки будут прочно обмотаны ремнём и лишь Кадзухе будет позволено дерзить, оттягивать, мучить долгими играми с плотью стриптизёра. Грёз создано так много, что Каэдэхара, боясь их напрочь позабыть, ведёт дома список, длиною в бесконечность, — столько раз он планирует развлекаться как ночью, так и днём со Странником, пленившим не столько сердце, сколько порочную душу и возбуждённое тело, что невыносимо воет без присутствия объекта обожания. Танцующий юноша был словно сошедшим со страниц истории японской культуры, и поэтому, наверное, его прозвали Странником: он блуждал сквозь века, но Кадзуха готов присвоить ему иное объяснение — Странник блуждал от сердца к сердцу и от тела к телу, другой трактовки и быть не могло в помине. С каждым движением хотелось завладеть танцором от макушки до самых пят, обвить своими грязными руками и с толикой угрозы произнести: «От меня ты никогда больше не уйдёшь». Пока Кадзуха топил себя в несбыточных фантазиях, стриптизёр раскидывался лукавым взглядом, посмеивался, улыбался, концентрируя внимание всех на своём белоснежном, с недлинными рукавами хаори, которое хоть и аккуратно заправлено под короткие хакама, но донельзя беспардонно оголяет острые ключицы и рельефные плечи под чёрной полупрозрачной водолазкой. Будь Каэдэхара смелее, он бы ринулся к парню и ускорил процесс. Однако он вовсе не смелый. По крайней мере, сейчас. Кадзуха бы оправдывался наваждением, стоя перед Странником и поспешно развязывая многослойно обмотанный чёрно-фиолетовый пояс, надёжно фиксирующийся на бёдрах, и наплевал бы на аксессуары, которые великолепно дополняют задуманный образ, смешавший в себе хорошее старое и не менее хорошее настоящее. Каэдэхара бы наплевал на всё и погнался бы за этим человеком, и, если бы тот убегал, боясь поимки, беловолосый бы любезно подобрал потерянные при побеге дзори и безоговорочно бы догнал. Странник поразителен, когда раздевается медленно. Публика охотно кричит, раньше положенного кидает зелёные купюры под ноги танцору, который, словно самостоятельно создав себе жаркую атмосферу, элегантно и как-то терпеливо выуживает край пояса и демонстративно подходит к краю сцены, дабы чужие ручищи помогли ему с небольшой «проблемкой». И кто-то помогает, пока Странник обворожительно вальсирует из стороны в сторону, оставляя позади упавшую ленту. Кадзухе хочется выть от злости. Ему каждый раз всаживают нож в грудь, а он, безмолвно проглатывая ревность, продолжает смотреть это горячее шоу, успокаиваясь мыслью о скорых изменениях. Хаори разом с чёрной полупрозрачной водолазкой вскоре лежат на полу, и Странник живо приближается к протянутым к нему рукам и разрешает коснуться. Кто-то, долго не церемонясь, мягко погладил его колено, поднимаясь выше и пряча руку под тёмными хакама. Судя по изначальной неуверенности данного движения и увиденного хрупкого, худого предплечья, это была девушка, которая, скорее всего, до сегодняшнего дня не отличалась частыми походами в подобные заведения. Странник прикусил губу, накрывая чужую руку своей и быстрее приближая её к заветной части тела, и рядом стоящие молодые девушки, подпрыгивая от восторга и вереща, то ли радовались за свою подругу, то ли тоже хотели дотронуться до парня. Юноша столь открыто всматривался в глаза незнакомке, что она, не выдержав напора, покраснела и в изумлении приоткрыла рот. Каэдэхара знал его повадки от а до я: Странник свыкся интриговать, играть по своим правилам, он любил демонстрировать своё величие на сцене и доказывать всякому бесстрастному зрителю, что именно он достоин внимания. Будь танцор актёром богатого на действия театра, он бы стал любимцем всего зала. Однако, этим любимцем парень стал не в месте, обогащающим духовный рост посетителей, а в непристойном, грязном стрип-клубе, который, вопреки некоторой скромности и кристальной чистоте, полностью соответствует гадкой характеристике. Странник метается из одного края сцены в другой, показывая, что этот несчастный клочок территории принадлежит исключительно ему, что он здесь хозяин и что исполнение каждого буйного желания зависит лишь от него. Он довольствовался данной ему властью, развратно водил рукою по своему торсу, круговыми движениями бёдер лишая скромных дум даже самых стойких и непробиваемых зрителей. Странник горел, зажигая толпу спорными чувствами и возрождая новые эмоции. Но Кадзуха давно сгорел дотла. Та искра, которой делился со всеми стриптизёр, разожгла в нём яркое, жаркое пламя, которое по сей день сжирает изнутри. Каэдэхара подобен благородному фениксу: он умирает ежедневно, превращаясь в никчёмную кучку пепла, и еженощно возрождается на миг, приобретает былую форму, становится собой. Его природа отвратительна, поскольку Странник обрёк его на первую гибель, воспитал иную сторону — и Кадзуха открыл собственный материк, вышедший из-под глубоких вод океана. Он первооткрыватель, который, рыская в бесчисленных поисках за чем-то одним, наткнулся на неисследованное второе. Беловолосый парень не так застенчив, не так нежен, не так мил — открытие раскрыло черноту его души, его грешность, его нездоровую ревность. Если бы друзья услыхали его пылкие грёзы, они бы ужаснулись или посмеялись, поэтому Кадзуха разочарован: притворством он показывает знакомым, что страшить не умеет и что его юмор как бы не понять; а проще и вовсе сказать, что не мастак пугать речами и что чувство юмора напрочь отсутствует. Большинство говорили, что большие глаза Каэдэхары глядят на мир с немыслимой добротой, отзывчивостью и милосердием. Здесь, за столиком в полутьме, он бы признался, что проявлению доброты сопутствует ряд общественных норм и правил, что отзывчивостью он добивается желаемых результатов, а милосердие попросту чуждо. Юноше неоднократно напоминают о его немногословности и стеснительности, и здесь, ровно на этом же месте, он бы объяснился: необходимые слова он хранит лишь для одного человека, как и свою распущенность во всех смыслах. Сейчас вряд ли есть дело до его красивых алых глаз, когда Странник побеждает на всех фронтах как телом, так и лицом. Всякий раз глядя на стриптизёра, Каэдэхара не всегда понимает: хочется вечность шептать юноше на ухо непристойности, страстно целовать розоватые губы, скулы, виски, лоб или хочется молча вдалбливать тельце в кровать до беспамятства обоих; хочется поощрять Странника лаской, на которую лишь Кадзуха способен, или хочется намеренно и не единожды вытряхивать из парня мысли о его независимой жизни, до дикой боли вырывать его волосы и хладно бросать «ты ведь знаешь, дорогой, что ты никому не нужен, кроме меня», и мягко, играясь, проводить ледяным лезвием по шее объекта обожания. Стриптизёр словно специально не хочет смотреть во тьму, боясь, лишь раз взглянув, своей дальнейшей участи. Вероятно, в каждой паре глаз он видит не более чем восторг. У Кадзухи же особенный восторг, которого следовало бы бояться. Странник всегда умело подстраивался под ритм музыки, знал, когда его выход будет окончен и с кем сегодня ему предстоит переспать. Кадзуха тоже знал это, однако не хвастался. Он бы винил в данном знании свою больную ревность, однако так бы он не сказал даже в полицейском участке или в суде. Странник всегда знал слабости своего тела так же, как и сильные стороны. Но Каэдэхара бы сказал самоуверенному объекту обожания, что прошлые познания устаревают и что Странник ни черта не знает о своём поджаром, полном уязвимых мест теле. Хвастается выдержкой? Кадзуха отыщет короткие пути, исподтишка подойдёт, дулом пистолета упрётся в спину и прикажет безмолвно следовать за ним; или, заговорив да завязав из ничего дружбу, как-нибудь пригласит к себе на горький чай. Хвастается тем, что может сильно ударить? Кадзуха ловчее, проворнее, изобретательнее и предусмотрительнее: увернётся, пару раз, быть может, и пропустит нарочно удар, однако успеет вовремя сообразить, подобрать момент и сковать наручниками неопытного бойца. Хвастается острым языком? У Кадзухи в доме множество вещей, которые во много раз острее, однако он воспользуется своей способностью красноречиво и убедительно говорить, что тот, смолкнув, проглотит ком в горле и станет просить прощения. Каэдэхаре ничего не нужно, кроме подчинения и согласия этого человека. К несчастью, Странник неведомо сколько месяцев владелец собственной судьбы, в которую беловолосый никак не может вмешаться. Он в ожидании подходящих не то чтобы суток, а хотя бы пары минут — ему хватит, он мастак развязывать узлы в спонтанных делах. Ему мешают посетители, и чаще всего стриптизёр выбирает среди всех остальных одного-единственного, если не считать уединений за дополнительные деньги после выступлений. Кадзуха, судорожно вздыхая, поднялся и засеменил к сцене, дабы как следует рассмотреть лицо девушки, которая как ни в чём не бывало трогала Странника. Он бы стерпел чужое наблюдение за танцем, но не касания. Юноша запомнил незнакомку и усмехнулся сладостной думе, а после продолжил наблюдать за Странником. Вблизи он выглядел менее недоступным и более желанным; юноша плавно ходил взад-вперёд, и Кадзуха вновь сошёл с ума. Дурманящий запах одеколона, которым пользуется стриптизёр, толкал на глупости, как-то подозрительно расслаблял, в воображении создавая полные жизни тропики с приятной прохладой после летнего дождя. Обожаемый Кадзухой Странник неторопливо тянет за завязанный на бёдрах шнур шорт-хакама, и вскоре парень остался в одних боксёрах. Каэдэхара давил в горле множество несказанных слов и сжал губы в тонкую линию, когда танцор, заканчивая свою работу на сегодня, запрокинул голову, лёгким движением держа за поля сугэгасу. Тяжёлое дыхание ртом быстро колыхало грудь, и Кадзуха вглядывался в привлекательное лицо, грязные розоватые губы, похотливые синие глаза, прилипшую ко лбу чёлку, малость покрасневшие щёки. Он был великолепен, непревзойдён — и Странник это знал как дважды два — четыре. Стриптизёр подбирает купюры с пола, попутно принимая запоздалые, которые бескультурно успевают сунуть под резинку нижнего белья. Для кого-то это зрелище покажется жалким, но Странник умел производить такое впечатление, что даже подобная нелепая сценка покажется делом, не выходящим из ряда вон. Каэдэхара проводил взглядом объект обожания, и сердце, ёкнув, подсказало, что сейчас он вновь погиб. В какой раз? Не счесть. Эта гибель — обыденность, эта гибель — рутина. Это не больно и не обидно, но оставляло неприятный отпечаток. Последствия плохо отзывались дома и становились порой невыносимыми днём. Кадзуха живёт предвкушениями: из ночи в ночь, воскресая и спустя пару минут минут погибая, сгорая, и изо дня в день, чувствуя себя так же серо, как пепел. Его поступки — обыденность, его поступки — рутина. Он решителен и импульсивен, он — охотник, предпочитающий обходиться без расстановки капкана. Для него его поступки сродни элементарному инстинкту выживания. И несмотря на то, что Кадзуха снова погиб, он продолжает цепляться за своё из последних сил. Юноша крадётся за попрощавшейся с друзьями девушкой, которая трогала Странника, пользуется своей миловидной внешностью и притворяется заплутавшим, после чего в укромном месте убивает незнакомку припрятанным карманным ножом. Такова участь каждого, кто коснётся объекта обожания; такова участь Кадзухи, который каждую ночь следит за такими людьми, который поджидает либо действует живо, который предельно осторожен во всех своих тёмных деяниях. В последнее время он не имеет святости, однако, при каждом удобном случае говоря несчастным и самому себе о том, что потерялся, не лгал ни разу. Кадзуха заплутал. Заплутал в вечности, где гибель разом с поступками — обыденность, где гибель разом с поступками — рутина. И лишь подходящий миг и упорство вместе с терпеливостью вознаградят его будущим, в котором тот самый длиною в бесконечность список станет такой же бесконечной жизнью со Странником.