Сладкий персик

      Сладкий тягучий нектар медленно стекал по её пальцам. Он не мог справиться с этим греховным видением. Словно завороженные светло-карие глаза впитывали в себя каждую миллисекунду. Делая это намеренно, чтобы явиться в его снах и довести до безумия. Черт, он соврет, если скажет, что не ждал этих сновидений каждую ночь. И сейчас ощущая себя старым извращенцем, он наблюдал, как подруга его сына медленно вкушает спелый персик.       Джеймс Поттер не помнил, когда у него проснулись странные чувства к Гермионе Грейнджер. Он был одинок уже довольно давно. После смерти Лили ни одна женщина не могла заменить её на постоянной основе. Никто не стоил и мизинца на её руке. Умная, ответственная, воспитанная, задорная и до невозможного прекрасная. Ещё она была жертвенной. Ведь именно благодаря её отваге магический мир мог существовать спокойно. Лорд погиб, а после осталось дело за малым — отыскать лишь парочку крестражей, которые чистокровные так глупо прятали у себя во дворцах. Его Лили совершила так много, но после её смерти никто не мог забрать его душевную боль и пустоту. Он не отрицал, что в его жизни были случайные связи и кратковременные интрижки. Все же он был обычным мужчиной со своими потребностями. Но это никогда не могло сравниться с теми чувствами, которые он когда-то испытал и потерял так скоропостижно.       Но последние года с ним творилось нечто странное. Сейчас он анализировал девушку, которая сидела напротив в этом блядски сексуальном бежевом топе без бюстгальтера и коротких джинсовых шортах, дабы понять, когда это все началось. Вначале он лишь восхищался способностями этой девушки. Она была умна и развита не по годам. Всегда помогала его сыну и непутевому Уизли. Её статус крови был таким же, как у покойной Лили Поттер, но она отличалась от его жены. Гермиона была дерзкой, могла нарушить правила ради помощи своим друзьям, никогда не держала язык за зубами и выгрызала себе путь на вершину магического мира.       Поттер любил молча слушать их склоки с Сириусом и умные тирады с Римусом. Она с первого года обучения стала частью их большой семьи, и никто её не воспринимал как чужую. Для семьи Уизли она стала второй дочерью, а для Гарри сестрой, которой у мальчика никогда не было. Но кем же она стала для него? Джеймс не понимал. Не понимал, когда его исключительно отцовские чувства переросли в это. В это недоразумение и откровенное извращение. Поттер-старший действительно считал себя неправильным и больным на голову, если хотел перегнуть через свой кухонный стол девушку, которая была на двадцать лет моложе.       Нет. У него были любовницы младше его. И у Сириуса были девушки возраста Гарри. Но речь шла о Гермионе Грейнджер, которая росла у него на глазах. Которая была подругой его сына, неродной сестрой. Это было невозможным, поэтому ему оставалось лишь наблюдать со стороны и желать запретный плод, который всегда был отчего-то более сладким.       Летом всегда наступал самый сложный период. Гарри был таким же коммуникабельным и открытым, как и он в свои молодые годы, поэтому довольно часто устраивал вечеринки на их заднем дворе. И эта кудрявая бестия будто намеренно пытала его своими нарядами. — Если бы она не была подругой Гарри, я бы за ней приударил, — присвистнул в один из таких вечеров Сириус. — Заткнись, — буркнул Люпин и брезгливо поморщился.       Он единственный из них обзавелся семьей. И это была удачная попытка, не как у него. Поэтому Римус не мог здраво оценить это шёлковое красное платье, которое едва прикрывало аппетитные бедра. В тот летний вечер Джеймс впервые ощутил, как в его брюках стало тесно. Гермионе было всего девятнадцать. Тогда он здорово напился, а после снимал напряжение в душе и пытался справиться с мерзким скребущим чувством внутри грудной клетки.       Ревность. Это было вторым чувством, которое он испытал по отношению к ней. Одно время Джеймс знал, что девушка встречалась с Роном Уизли. Но никто не воспринимал это всерьез. Слишком амбициозная, яркая, умная. Это было временно. И они с Сириусом даже поставили ставки на длительность их отношений. К сожалению, ему стоило догадаться, что этот пес никогда не играет честно. Он явно претендовал на место в двух факультетах Хогвартса. Потому что смог практически перед своей ставкой преподнести Грейнджер доказательства измены Уизли с Лавандой Браун. Тогда Поттер-старший познакомился с другой Гермионой — холодной и сухой. Она расставалась с Уизли тихо и без скандалов. Лишь поджав губы и сузив медовые глаза.       Но по-настоящему его встревожили вторые её отношения. Избранник Грейнджер стал громом среди ясного неба. Драко Малфой ошеломил всех своим появлением на совместном ужине. Но между ними была искра. Химия. Это заставляло челюсти Джеймса сжиматься. Он едва мог долго смотреть на них, ведь осознавал, что похож на серийного убийцу. Все в то время беспокоились о сердце Гермионы и переживали, чтобы этот мудак его не разбил, когда наиграется. Но его волновало другое.       То, как он сжимает её бедро на день рождения и шепчет что-то на ухо. То, как этот блядски прекрасный румянец расползается по её ключицам и груди, когда этот белобрысый мудак говорил ей какие-то пошлости в Новый год. Джеймс Поттер злился. Злился от того, что Малфой может обладать ею так открыто и никто не будет порицать его за это. Злился, что он вызывает в ней мурашки. Злился, ведь знал, что он может лучше. Этот юнец не умел и доли того, что знал он. Но для него Гермиона Грейнджер была табу, о котором было так сладко мечтать.       И черт, он мечтал. Особым испытанием стало то, когда он невольно застукал эту парочку в Министерстве. Её стоны выбили из него весь дух. Джеймс хотел ворваться в её кабинет, чтобы потревожить горе-любовников, но не смог. Не смог, ведь он действительно был дурацким извращенцем, который хотел утолить свои запретные желания хотя бы воспоминаниями о её криках и стонах. Поттер уверенно мог сказать, что просматривал это воспоминание в Омуте памяти, возможно, трижды. Ладно, пять раз. Довольно. Он не будет обманывать самого себя.       А после случилось то, чего все так опасались. Ублюдок Драко Малфой растоптал её. Точнее его семья. Чистокровные всегда женятся на чистокровных. Семейство Поттер и Уизли было порочным исключением, но только не Малфой. Люциус пригрозил Драко потерей статуса и наследства. И даже уговоры Сириуса Блэка и всевозможная его поддержка не стали весомой ценой для юнца. Зря. Джеймс Поттер мог поставить все свое немаленькое состояние, что белобрысый мальчишка всю жизнь будет об этом жалеть. Когда он будет смотреть на свою пустую чистокровную жену, Драко будет вспоминать задорный смех Гермионы, её россыпь веснушек и острый ум. Но она больше не будет доступна Малфою. Никогда. Черт. Так же как и ему.       В тот вечер, когда Грейнджер узнала о помолвке Астории Гринграсс и Драко Малфоя, она была пьяна и раздавлена. Очень пьяна. Он увидел это сразу, когда та ввалилась в его камин в поисках Гарри, чтобы поплакаться ему в жилетку. На ней была лишь ночная сорочка и Джеймс понимал, что не сможет воспользоваться ею в таком состоянии. Гермиона скрывала заплаканное лицо за тонкими пальцами и содрогалась от рыданий. — Неужели…неужели… мистер Поттер, я что не достойна того, чтобы ради меня отказались от наследства? Мы ведь могли… могли заработать многое, это ведь просто деньги.       Поттер не осознал, в какой момент его прошибла волна гнева. Он не был образцом скованности в своих эмоциях, но мог похвастаться тем, что в своем возрасте мог принимать решения на холодную голову. Но тогда Джеймса потрясла мысль, что такая прекрасная женщина, как Гермиона, могла хотя бы на мгновение усомниться в себе. Никто не был её достоин. Никто. Даже он. — Не смей, Гермиона! Никогда не смей в себе сомневаться! — прорычал он, взяв лицо девушки в свои большие ладони.       Её лицо казалось таким маленьким в его руках. Таким хрупким. Она вся дрожала. И тогда он понял, что любит её. Черт. Это было так не правильно. Так ужасно. Его сын никогда бы не простил его за это. — Ты удивительная девушка, Гермиона Грейнджер. Он не стоил и твоего мизинца. Услышь меня.       Губы девушки напоминали спелый персик. Такие же сочные и сладкие. Джеймс не смог удержаться. Не тогда, когда она была так близко. Не тогда, когда её босые ноги стояли на его кончиках пальцев. Поттер мог объяснять себе это как угодно. Как способ отрезвить её. Как способ успокоить. Но на самом деле ему нужен был лишь один поцелуй. Одно касание её искусанных губ. И он сорвался. Сделал это не подумав. Ему показалось, что она начала отвечать. Либо он просто хотел так думать, но в следующую секунду девушка резко отвернулась, и её вырвало на его белый пушистый ковер.

***

      Гермиона Джин Грейнджер всегда воспринимала себя как умную и рассудительную ведьму. Она не влюблялась с первого взгляда. Не принимала поспешных решений. И черт возьми, не влюблялась в отца своего лучшего друга. Девушка точно знала в какой момент это началось. Тогда ей было всего шестнадцать лет, и это казалось глупым подростковым фанатизмом. Джинни пела серенады Сириусу, когда напивалась в гостиной Хогвартса, Падма восхваляла Римуса, а её влажные фантазии посещал только Джеймс Поттер. И да, она могла понять себя шестнадцатилетнюю. Серьезно? Вы видели его без футболки? Или может слышали, как этот мужчина зачитывал наизусть сонеты Шекспира. Гермиона была уверенна, что в него была влюблена бы каждая у которой были глаза. Или возможно только она.       Но все же ей казалось, что она это перерастет. Все же, она привыкла размышлять логически. У неё был любящий отец, и ей не пристало искать любовь в мужчине, который был старше её на двадцать лет. Гермиона была самодостаточной. У неё не было детских травм, обид на папу. Никакой из пунктов в книге: «Почему вы обнаружили у себя «daddy-kink»?» не подходил под описании её личной влюбленности в определенного человека. Всё стало ухудшаться с окончанием Хогвартса. Теперь эти трое мужчин поднимали разные темы вместе с ними, которые не были доступны ранее до их совершеннолетия. Грейнджер в один из таких вечеров обнаружила, как намокли её шёлковые трусики, когда Джеймс рассказывал о своих вылазках в ванную старост. Его хриплый голос, спущенные очки на переносице, растянутый джемпер и запах пачули сводили с ума. Она была благодарна, что сидела в огромной футболке для квиддича, которую одолжил ей Гарри, ведь без неё все бы видели, насколько красной она может становится.       Как на зло Гарри начал устраивать все больше вечеринок в своем поместье. Грейнджер думала, что по окончанию школы они станут реже видеться, и навязчивый образ Джеймса по ночам исчезнет из её фантазий, но младший Поттер словно намеренно сводил её с ума. И тогда ей захотелось попробовать соблазнить этого мужчину. Джинни ей когда-то сказала, что иногда, чтобы сбросить наваждение нужно лишь раз перепихнуться. Мужчины чаще всего нелепы в постели, и после у тебя отбивает всякое желание общаться с ним. Но отчего-то она думала, что мистер Поттер не такой. Одного вида на то, как он своими умелыми руками разминает тесто для булочек, хватало, чтобы практически подойти к оргазму. Поэтому она одевалась в самые развратные наряды из гардероба Джинни и Пэнси.       Поверьте на слово, она была уверенна, что может соблазнить любого мужчину сорока лет в таких платьях и шортах. А то бикини, которое она надела на одну из вечеринок у бассейна, едва прикрывало её соски, и даже Люпин не смог закрутить бутылочку Тэдди глядя на неё. Но только не Джеймс. Гермиона была уверенна, что она его никогда не привлекала, и это разбивало её сердце. Гарри часто говорил, что отец безнадежно влюблен в его покойную мать, и она не могла судить его за это.       Лили Поттер была восхитительной ведьмой, и едва Гермиона могла соревноваться с памятью о ней. Но отчего-то Джеймс заставлял её чувствовать себя настоящей сильной волшебницей. Ему не нужно было ничего доказывать, ведь ещё с детства она получала от него столько похвалы, сколько не слышала ни от кого другого. И при этом он никогда не упоминал словосочетание «великая маглорожденная ведьма». Для него никогда не существовало её статуса крови. Он превозносил её заслуги просто так, и от этого сердце Гермионы каждый раз делало кульбит.       Когда неловкие соблазнения не сработали, и на её одинокую удочку попал лишь Рон, она решила попробовать с ним. Вот о чем говорила Джинни, когда упомянула «нелепость мужчин в постели». Её первый раз был отвратительным. Возможно, это продлилось секунд десять или двадцать. Неловкие, болезненные толчки, и его влажное тело над ней. Но в тот период ей казалось, что это нормально. Рон казался заботливым. Он готов был выслушать и поддержать. В нем не было того лоска и ума, что присутствовали в Джеймсе, но Рон был простым парнем, который дарил ей ощущение дома. До тех пор пока не решил изменить с Лавандой. Не сказать, что это очень огорчило её в тот момент. Но ударило по самооценке точно. Она в тот день долго всматривалась в отражение в зеркале. Её грудь казалась по-детски маленькой, а копна волос напоминала скорее ураган Катрина, а не женские локоны.       Тогда ей вновь стало сложно наталкиваться на Джеймса в Министерстве. Глава Аврората был до безумия сексуален, и это обсуждали даже в местной столовой. Его приказной тон в тренировочном зале и вид в облегающей водолазке мешал ей работать. После этого её эротические фантазии расширились. Грейнджер брала свой маленький магловский вибратор и фантазировала о том, как папочка Джеймс накажет её за непослушание. Отшлепает и свяжет, а после использует её рот всеми возможными способами. Черт. Она была долбанной извращенкой. Гарри убил бы её, если бы узнал. Но он не узнает. Никто не узнает. Джеймс не проявлял к ней интереса, а она бы не стала рисковать друзьями ради проверки его чувств.       После расставания с Роном в её жизни появился Драко. На мгновение её рациональный мозг дал ей повод сомневаться в правильности своего выбора. Ведь Малфой был будто заменой Джеймса. Такой же высокий, властный, сексуальный аврор. Его манеры, интеллект и способность слушать её не слишком отличались. Но было одно но. Драко Малфой был слишком эгоцентричен. Его желания были на первом месте, и Гермиона всегда внутри себя ощущала, что будет для него лишь грязнокровкой. Но он заставлял чувствовать себя хорошо в физическом плане. Секс с ним был хорош. И благодаря ему она поняла, каково это, чувствовать себя желанной и сексуальной. Драко научил её многому. Но даже он не смог выбить образ Джеймса из её головы. Иногда за семейным ужином в Норе Драко шептал ей на ухо всякие грязные вещи. В такие моменты её взгляд натыкался на карие глаза мистера Поттера, и она не могла перестать представлять его на месте Малфоя. Такие вечера заканчивались особенно крышесносным оргазмом.       Но потом и он ушел. И это раздавило Гермиону. Одно дело понимать, что тебя бросил Рон, с которым ты была из-за дружеской привязанности. А другое дело, что тебя бросил мужчина, который выбрал деньги, а не тебя. Обидно. И очень больно. В ту ночь она была раздавлена и хотела чтобы Гарри её выслушал. В его доме она ощущала себя спокойно и умиротворенно. Он часто давал ей старую толстовку Джеймса для сна, и она успокаивалась от остатков запаха пачули вокруг себя. Но младшего Поттера в ту роковую ночь не было дома. И был лишь он. Его слова о ней всколыхнули её сердце, и она поняла, что это никогда и не было дурацкой влюбленностью или кинком на взрослых мужчин. Отнюдь нет. Это было любовью. Она любила Джеймса Поттера, и когда показалось, что он сам захотел её поцеловать, её, мать его, стошнило на дорогущий ковер. Черт возьми.       После этого Гермиона испытывала жуткий стыд, а Джеймс перестал на неё даже смотреть. Ей казалось, что она все нафантазировала. Просто показалось. Или ещё хуже: она сама полезла к нему целоваться, а он просто не смог оттолкнуть пьяную подругу собственного сына. И сейчас сидя за столом поместья Поттеров, она ела сладкие персики из их собственного сада и нервно ждала прихода Гарри. Грейнджер обещала ему помочь с одним из итоговых проверок на компетенцию в Отделение правосудия и поэтому прибыла на тридцать минут раньше.

***

      Девушка отложила оставшуюся косточку и облизала сладкие пальцы. Черт. Джеймс не мог перестать думать, как бы шикарно смотрелся его член у её губ. Он бы отдал все свои счета в Гринготсе, чтобы хотя бы раз взглянуть на это. В момент его наваждения на кухню влетел патронус, который ни капельки не отличался от его: «Гермиона, прости, сегодня всё отменяется. Джинни приготовила какой-то сюрприз, а ты ведь знаешь, что я и так редко уделяю ей время сейчас. Прости меня ещё раз. Я заглажу свою вину!». Серебристая дымка рассеялась, оставляя неловкую паузу после себя. Джеймс посмотрел на Грейнджер, которая уже быстро собирала свои разложенные книги. Он встал, чтобы проводить её до камина. Сложно было сказать хотя бы что-то, ведь после той злополучной ночи он считал, что не имеет права смотреть на этот нежный цветок. — Подожди, Гермиона, — откашлявшись произнес Джеймс. — У тебя тут. Дай я.       Поттер ощущал себя глупым подростком, который никогда не видел женской груди. Грейнджер стояла слишком близко к нему. Практически касалась своей грудью его. Такая манящая и сладкая. На её пухлых искусанных губах блестели остатки сока от спелого фрукта. Джеймс потянулся к ней правой рукой и стер остатки персика с уголка её рта. Её медовые глаза манили его. Он заметил, как зрачки Гермионы расширяются. Ему казалось, что её грудная клетка перестала вздыматься, словно она не дышала. Мужчина не сдержал свой инстинктивный порыв и облизал кончик своего пальца. — Сладкая, — хриплым голосом произнес он, — как спелый персик.       Это было точкой невозврата для обоих. Гермиона прошептала что-то невнятное, и казалось, что Джеймс впервые расслышал столь грязные ругательства из её милого рта. Девушка схватила его за льняную белую рубашку и впилась в тонкие губы. Тяжелый мужской вздох так и не покинул границы их поцелуя. Поттер больше не мог себя сдерживать. Его большие ладони резко схватили Гермиону за талию. Позволяя себе насладиться мягкостью её тела. Возможно, всего на один раз. Но это, черт возьми, того стоило. — Тебе стоит меня остановить, — прошептал он ей в уголок губ, а после стал покрывать поцелуями тонкую девичью шею.       Блять. Она так гипнотически пахла. На кончике языка отпечатывался вкус её кожи. Сладость и соль. Джеймс ощущал, как её трясет в его объятиях. Его руки медленно, но уверенно, скользили по хрупкому телу, оставляя отпечатки на каждом сантиметре кожи. Заставляя Гермиону покрываться мурашками. — Продолжай, — сквозь первый стон произнесла она, когда мистер Поттер особенно чувственно прикусил место возле сонной артерии.       Поттер точно знал, что делает. Он словно дьявол доводил её до исступления. Сжимал задницу, а после едва уловимо проходился по её груди, которая была прикрыта тонкой тканью её топа. Грейнджер утопала в нем и хотела ещё и ещё. Но Джеймс медлил. Особенно после её слов он хотел насладиться каждым моментом. Ведь если она пожалеет, то он сможет просматривать это воспоминание снова и снова. Снова и снова доводить себя до оргазма лишь от мысли обладания ею. Ему не впервой. Он привыкнет. — Дерзкая девчонка, — прорычал он и слегка шлепнул её по заднице.       Мужчина с наслаждением наблюдал за тем, как её глаза почернели от удовольствия. Он отчего-то догадывался, что Грейнджер любит так же, как и он. Жестко. Страстно. Сжигая все на своем пути. И он готов был дать это ей. Джеймс абсолютно точно задался целью стать лучшим для неё. Сделать так, чтобы её ноги подкашивались, а сердце словило тахикардию. Он зверел от мысли, что кто-то ещё будет обладать ею. — Тогда накажите меня, мистер Поттер. — Черт.       Она доводила до безумия, играя в кошки мышки с ним, но не могла остановиться. Впервые Джеймс Поттер показал свое желание. И он желал только её. Это будоражило каждое нервное окончание. Гермиона громко охнула, когда он развернул её к себе спиной и невербальным заклинанием оставил без одежды. Инстинктивное желание прикрыться было встречено сопротивлением со стороны Джеймса и жестким шлепком по правой ягодице. Руки Грейнджер были заломаны за спину, её лицо лежало на холодном мраморном столе, а её ноги бесцеремонно расставлены перед ним.       Мужчина тихо опустился перед ней на колени и шумно выдохнул, обдавая горячим дыханием влажную промежность. Он услышал, как Грейнджер захныкала и усмехнулся. Ему бы хотелось поиграть с ней чуть дольше. Заставить её умолять. Но сейчас желание ощутить её сладкий вкус у себя на языке было намного выше. И Джеймс поддался ему. Коснулся шершавым языком девичьей промежности и застонал от удовольствия с ней в унисон. — Такая же сладкая здесь, — промурлыкал он и раздвинул её ягодицы, позволяя насладиться столь вульгарным видом ещё раз.       Его язык вытворял удивительные вещи. По кухне разносились женские крики в перемешку с тихим хныканьем, когда мистер Поттер томил её ожиданием и лишь слегка дул на чувствительный клитор. Но когда он начинал щелкать по нему языком или втягивать его в рот и посасывать. О, Мерлин. Это было несравнимое удовольствие, которое заставляло её срывать голосовые связки. Наполнив её сразу двумя пальцами, мужчина простонал и укусил её за левую ягодицу. Все было даже лучше, чем в его фантазиях. Настоящая. Живая. Влажная и тугая Гермиона Грейнджер насаживалась на его пальцы до упора, чтобы словить свой первый оргазм, словно снитч на матче по Квиддичу. И он не смог ей в этом отказать. — Кончи для меня, малышка, — прорычал он, и ввел в неё третий палец. — Как пожелаешь, папочка, — простонала Гермиона, даже не догадываясь, как такие фразы действовали на Джеймса.       Он едва мог сдерживать себя от желания наполнить её до предела. Его член болезненно ныл и терся о грубую ткань его джинс. Но он хотел довести её до конца. Первое, что он выучил о женщинах — она должна кончить первой. Это правило он нес с собой вот уже двадцать лет и сейчас не готов был ему противоречить. Поэтому рот Джеймса Поттера накрыл чувствительный клитор, а язык начал выписывать на нем сотню рун, который он выучил за семь лет в Хогвартсе. Он знал, что такая умная малышка, как Гермиона, оценит его бесполезные знания.       Её оргазм был сокрушительным. Ноги дрожали, и лишь руки Поттера, которые поддерживали её за бедра, заставляли оставаться в этой реальности. Едва ли можно было сравнить это с чем-либо другим, что она когда-либо испытывала. Слишком долго она жаждала его. Всего. А сейчас получила тысячную дозу языка, пальцев и рук Джеймса Поттера на своем теле. Словно облучение радиацией, но без катастрофических последствий. Только если не считать гнев младшего из семейства Поттеров, но сейчас у этих двоих едва промелькала мысль о Гарри. Они вдвоем хотели большего. — Ты точно хочешь этого, Гермиона? — прошептал Джеймс, касаясь чувствительной головкой члена её влажного входа.       Мистер Поттер пытался быть истинным джентельменом. Он сдерживал себя из последних сил. И видит Мерлин, действительно готов был остановиться, если она того пожелает. После он бы стыдливо заперся в своей ванной и пытался снять напряжение, которое едва бы покинуло его до конца его гребанной жизни. — Если ты не прекратишь спрашивать, я сама трахну тебя, Джеймс, — прорычала кудрявая, заставляя его усмехнуться её маленькой дерзости.       Шепот противозачаточного заклинания, а после глубокий толчок, который заставил замереть этих двоих. Его веки дрожали, а она едва помнила, что означает дышать. Это казалось таким правильным. И заставляло их ощущать себя идиотами, которые ходили вокруг да около и не решались на первый шаг. Поттер начал двигаться постепенно. Он выходил из неё практически до конца, а после одним резким толчком наполнял её и выбивал весь воздух из легких. Его правая рука собрала мягкие девичьи кудри, заставляя выгнуться для него и лечь на его торс, перекрытый белым льном. — Ты моя, — прошептал он ей на ухо, когда вошел особенно глубоко и опустил левую руку ей на все ещё чувствительный клитор, вынуждая Гермиону задрожать, а её стенки сжаться. — Твоя, Джеймс. Только твоя, — в ответ прошептала Грейнджер и поддалась на встречу ему бедрами.       Им было мало этого. Хотелось больше касаний. Поцелуев. Больше друг друга. Поттер вытянул свой член, заставляя Гермиону охнуть, а после посадил на холодный стол и вошел вновь. Её пухлые губы сразу нашли его. Девушка резко разорвала его рубашку, заставляя белые пуговицы с грохотом рассыпаться по полу. Поттер целовал её. Кусал тонкую шею, оставляя багровые пятна, которые будут ещё долго напоминать ей о совершенном. Его толчки становились беспорядочнее, что свидетельствовало о скором оргазме. Пальцы на ногах Грейнджер были напряжены. Она запрокинула голову, а её глаза закатились от нарастающих ощущений. Джеймс Поттер знал, что делает. Знал, как доставить женщине удовольствие. Гермиона была готова заниматься этим каждый чертов день, лишь бы он никогда не выходил из неё.       Оргазм накрыл их сокрушительной волной. Её голова свалилась на мужское плечо, а Поттер едва удерживал её ноги на весу. Он покрывал поцелуями её кудрявые волосы и шептал нежные слова ей на ухо. Улыбка расцветала на лице Грейнджер. Ей едва ли когда-то удавалось купаться в столь необъятном океане нежности и любви. Только этот мужчина впервые подарил ей ощущения защищенности и важности. Джеймс давал ей время прийти в себя, и сам боялся того, что она скажет после того, как отойдет от оргазма. — Я не хочу больше добиваться тебя, Джеймс Поттер.       Эти правдивые слова заставили его замереть от осознания, каким слепым он был все это время. Едва ли он когда-либо мог помыслить, что такая девушка рассмотрит в нем что-то большее, чем отца её лучшего друга. Громкий хриплый смех оглушил их обоих, но мистер Поттер не смог сдержаться. Он был глупцом целых два года. Целых два года мог наслаждаться и обладать столь прекрасной женщиной, но не разрешал себе даже и думать о такой перспективе. — Тебе и не нужно, Гермиона Грейнджер, — прошептал он ей в макушку. — Ты всегда была в моей голове.       Карие глаза взметнулись вверх в поисках вранья. Гермиона не верила, что этот мужчина думал о ней и желал её так же сильно, как и она его. Но осознание того, что он не лгал, заставило её так же расхохотаться. Девушка поцеловала его широкую грудь и тяжело вздохнула. — Нам нужно как-то сказать Гарри об этом. Он убьет меня, — с усмешкой сказала Грейнджер. — Скорее меня, — хмыкнул Джеймс и коснулся её губ, утягивая в сладкий поцелуй. — Скорее вас двоих, — раздался чужеродный голос за спинами двух любовников, заставляя их обернуться. Младший Поттер стоял при входе на кухню. Красный как рак. И ждал объяснений. Но это было меньшее, что прошли за эти два года Джеймс и Гермиона.