Кухня

Прошло уже больше месяца с момента катастрофы в «Убежище М-2». Всё постепенно налаживалось. Но каждый вечер, каждую ночь в памяти вновь и вновь всплывали зловещие коридоры этой проклятой лаборатории и таящаяся в их тьме опасность; этот красный свет ламп. В каждом шорохе, стуке слышался очередной инфицированный, который вот-вот набросится на тебя. В тишине квартире звук открывающейся двери казался слишком громким. Беркут вздрогнул. Кэп бросил ключи на полку. Громко. — И где же бродит наш великий и ужасный кэп? Он прошёл на кухню, где сидел бывший — теперь бывший — наёмник, и поставил перед ним на стол бутылку виски. — Я вот всё смотрю на тебя, — продолжил Сергей, наблюдая за мужчиной, — и не могу понять, отчего ты вечно молчишь? — Работа такая, — наконец ответил кэп. — А ты уж слишком разговорчив. К бутылке на столе прибавилось два стакана. На одном был изображён мотылёк, а на другом — какой-то рисунок и надписи на другом языке. Беркут поднял его и повертел в руках, рассматривая и пытаясь понять, что же могут значить эти слова. — Люди — дерьмо, — произнёс кэп, заметив любопытство наёмника. Тот непонимающе посмотрел на него. — Надпись на стакане. Люди — дерьмо. Специально для тебя выбирал. — И усмехнулся. Кэп снял с себя кофту и кинул её куда-то в коридор. Сергей заметил на его теле неожиданно много шрамов: на ключице, шее, груди, животе, — а когда он встал возле наёмника, чтобы разлить по стаканам виски, то заметил и сбитые костяшки и мелкие ожоги, словно о его руки постоянно тушили сигареты. — Удивительно, как человек с такой работой, не требующей контактов с людьми вживую, имеет столько шрамов, — начал Беркут. — Сидишь преспокойно у себя в офисе, кофе пьёшь, ведёшь людей в неизвестность, а по виду будто находишься на месте тех несчастных ребят. — Перед тем, как попасть на эту работу, мне пришлось через многое пройти. Так что нечему удивляться. Кэп сделал несколько глотков виски. А Беркут всё смотрел на него. На первый взгляд худой, но вполне крепкого телосложения, кэп возможно мог сравниться по силе с Сергеем. Он был немного выше наёмника, и за месяц их совместной жизни ни разу не упускал момент, чтобы не пошутить над этим. То поставит что-нибудь как можно выше и дальше на полку, то потрепает его по голове, как маленького. Первое время Сергею от этих подколов было неприятно, но потом он привык и начал отвечать в том же духе. А в один из дней совершенно случайно узнал, что кэп боится щекотки. И с этого момента ни одна из его шуток не оставалась незамеченной, и при любой возможности Беркут наваливался на него и начинал щекотать, пока самому не надоест. Иногда дело могло дойти почти до драки, но и дракой это назвать было сложно — так, легонько или совсем без силы, как бы по-дружески, оттолкнул от себя и всё, забыли. Кэп вдруг подошёл к выключателю на стене, и на кухне стало темно. Но почти сразу же зажглась светодиодная лента, проходящая над большим окном. Этого вполне хватало, чтобы осветить кухню так, что можно было спокойно приготовить что-нибудь. Кэп взял ноутбук и начал что-то искать, потягивая виски. Тихо заиграла спокойная песня. Кэп прибавил громкоть. — Я смотрю, ты у нас романтик. — А то. И снова усмехнулся. И снова разлил по стаканам виски. Кэп сел на стол напротив наёмника. А после спросил: — Что теперь будешь делать? — Ещё не думал об этом. Да и куда меня такого возьмут? Без образования мне место только в армии, но больше я к этому не вернусь. А учиться уже поздно. — Он залпом выпил виски, и кэп налил ещё. — Учиться никогда не поздно. — Не выдумывай. Считай, я упустил эту возможность, как только появился на свет. Я был обречён остаться ни с чем. И лишь благодаря армии всё же смог остаться человеком. А теперь же мне придётся метаться от одной подработки к другой, чтобы не сидеть у тебя на шее. Стаканы снова наполнились алкоголем. Кэп взял с подоконника пачку сигарет, достал одну и закурил. Предложил Сергею. Тот, помедлив, тоже затянулся. Они молча сидели, пили, курили одну сигарету на двоих. Песни на фоне сменяли друг друга, и каждая из них идеально дополняла атмосферу на кухне в старой многоэтажке. Кэп встал, потянулся, и сделал музыку ещё громче. — Обожаю эту песню. Он налил себе полный стакан и залпом выпил. А после, опёршись на стол, запрокинув голову и закрыв глаза, стал подпевать. Беркут слушал и завороженно смотрел на него. Голос кэпа был с хрипотцой, громкий. Сейчас ему хорошо. — Ты чего сидишь такой печальный? — спросил кэп спустя пару минут, когда заметил, что Сергей сидел, опустив голову, рассматривая каждый сантиметр тёмного ламината. Помолчав, он ответил: — Не чета я тебе. Тупой солдат, который только и может, что слепо идти вперёд, на верную смерть, и сеять смерть вокруг себя. У меня нет ничего. А ты… — Ну что ты такое говоришь? — перебил Кэп. — Ты выбирался из такого дерьма, где, казалось, нет выхода и проще сдохнуть, чем бороться. Но ты боролся. Прошёл через настоящий ад, в прямом и переносном смысле. И теперь, когда всё позади, и до счастливой жизни осталось всего ничего, собираешься сдаться? Вот так просто? На финишной прямой? Нет. Ты не такой. Даже в той проклятой лаборатории ты не остановился, дошёл до конца. Так почему сейчас ты останавливаешься? — Не могу я больше бороться. Не хочу. Я устал. И снова молчание, и музыка, и шум дождя. И стаканы снова наполнились виски. Вдруг кэп сделал шаг в сторону наёмника и протянул ему руку. — Потанцуем? — Чего? Нет, спасибо. Странно как-то это, мы же оба взрослые люди, мужчины. Это не по-нашему. Кэп смотрел Сергею в глаза, и по одному только взгляду было ясно, что он действительно этого хочет. — И что? Тут кроме нас никого. И никому до нас нет дела. — Ты так сильно этого хочешь? Кэп кивнул. — М-м, ладно. И пусть только хоть одна живая душа узнает об этом, — Беркут встал, держась рукой за стол, чтобы не упасть, а вторую протянув в ответ кэпу, — и я её убью. И кэп заулыбался, как ребёнок. — Только знай, что я не умею. — Тут много уметь не надо. Просто слушай, чувствуй музыку, и всё получится. Доверься мне. И Сергей попытался доверился. Он положил руки кэпу на плечи и стал неумело повторять за ним. Он не мог заставить себя посмотреть ему в глаза в такой обстановке, и потому взгляд его был направлен в пустоту, где-то за его спиной. Беркут чувствовал, как его щёки покрылись румянцем. Ему было стыдно. Он никогда не думал, что будет танцевать с мужчиной. Он чувствовал, что где-то с неба на него осуждающе смотрит дед, не так он его воспитывал, не так. Но отвращения не было. Ни намёка. Ему было… Хорошо? Комфортно? Сергей пытался отогнать этим мысли, сконцентрироваться на музыке, на движениях, но выходило так себе. Это неправильно. Не бывает так, чтобы мужчина танцевал с другим мужчиной, это мерзко, этого надо стыдиться, стыдиться, но почему ему сейчас так хорошо? Виноват ли в этом алкоголь, или всё же есть между кэпом и ним что-то большее? Заиграла новая песня. Кэп взял со стола стакан, допил оставшийся там алкоголь и поставил обратно. Он был счастлив. Ему не хотелось отпускать Сергея, не хотелось видеть, как он страдает. Натерпелся. Беркут уткнулся лбом в плечо кэпа. Он не понимал, что делает. Его всё ещё одолевали сомнения. Он хотел полностью довериться кэпу, но что-то его останавливало, тянуло назад. Хотелось вырваться, ударить, уйти навсегда, далеко, забыть это. Сергей потянулся за бутылкой и сделал несколько больших глотков. — Всё хорошо? — обеспокоенно спросил кэп, заметив немного необычное поведение наёмника. — Говори, если что-то не так. — Да, всё в порядке, просто… Неправильно как-то всё это. — Тебе не нравится? Вопрос, который Сергей не хотел услышать. Он не знал. Правда не знал, нравится ему это или нет. Он был воспитан не так. Он видел, как таких оскорбляли, унижали, избивали, и считал, что так им и надо. — Да нет, с чего ты взял? Нельзя сказать, что он соврал, но и это не было до конца правдой. Кэп в ответ хмыкнул. С новой песней движения стали разнообразнее. Стол, занимавший немалую часть кухни, здоворо мешал полностью прочувствовать музыку и танцевать как в последний раз, но они этот стол почти не замечали. Кэп осторожно переложил одну руку на талию Сергею, а второй взял его за руку, наблюдая за реакцией. Ничего. Хотя на самом деле Беркут не знал, как отреагировать, он даже не знал, что именно чувствует сейчас. Стыд, сомнение, спокойствие, счастье? Всё смешалось. Вдруг кэп прижал к себе наёмника. Слишком резко. Настолько, что он даже не успел осознать, что случилось. А потом так же резко отпустил. И в эту секунду Беркут почувствовал себя… В безопасности? Да, именно так — в безопасности. В эту секунду он осознал, что пока кэп рядом — что вот так, прямо перед глазами, что только его голос, доносящийся из передатчика, — он в безопасности. И только от одной этой мысли все сомнения в миг развеялись. И Сергей смог довериться кэпу. Теперь он смог посмотреть ему в глаза, такие яркие голубые глаза. Теперь он ловко повторял за кэпом, иногда добавляя какие-то свои движения. Теперь он вместе с кэпом подпевал, как мог, но всем было всё равно, знал ли он текст, попадал ли в ноты. И мысль о поиске новой работы отошла на второй план, даже на третий. Ведь рядом был он, кэп. Тот, кто провёл его через настоящий ад. Тот, кто и после не отказал в помощи и поможет впредь. Тот, кто его не бросит.