Две осени назад

Спрятавшись в очередном кафе от промозглого ветра, Рен плюхнулся на первое попавшееся место и выудил из кармана мобильник, судорожно пытаясь отыскать в нем что-то новое: пропущенный вызов, непрочитанное сообщение – хоть что-нибудь… Пусто. Его ждали… и не ждали одновременно. Теперь все иначе: никаких тебе частых звонков с вопросами «Где ты пропадаешь?» и «Как скоро придешь?». Это осталось в прошлом. За окном безжизненно висела луна. Стекла изредка дребезжали от сильных порывов ветра и заставляли Рена вздрагивать. Это была, как любил говорить Йо, «конкретная осень» – окончательная и бесповоротная, заявляющая о том, что лета больше не будет. От такой осени стоило бежать – без оглядки. В сердцах швырнув телефон на стол, Рен опустил голову на руки. Он устал от этого внезапного безразличия с другой стороны. Чувство, что ты кому-то нужен, тонуло в чужом молчании и собственной тоске. Самым страшным было то, что забота с его стороны тоже не была нужна. Звонки все чаще оставались без ответа, открыто игнорировались сообщения, и даже дверь открывали не с первого раза... Рен утешал себя мыслью о том, что он поступает так со всеми, но… разве Тао не должен быть особенным? Ритмично застучали по карнизу капли дождя, со временем превращаясь в мелкий град. Новые посетители хлопали дверью, принося с собой прохладу и сырость. Поежившись, Рен пересел подальше от входа. Телефон слабо завибрировал в руке: пришло новое сообщение. Неужели? Надежда увидеть там простое «Где ты?» заставила пальцы дрожать и лихорадочно щелкать по кнопкам. На Вашем балансе остаток менее… Рен горько усмехнулся. Достаточно было поменять отношение – и вот он, слабый, как брошенный котенок. Ждущий непонятно чего и зачем. Грубо послав навязчивого официанта, Рен встал и направился к выходу. Если ничего не делать – ничего не случится. И все-таки он погорячился, выйдя из дома без куртки, в чужой толстовке. Человек, который дал ее, обещал, что она согреет его любовью. Только… в ней все равно было холодно. Она совсем не грела. Дверь, как и всегда в последнее время, открыли не сразу. – А, это ты. Ну, проходи. С этой стрижкой Хао еще больше походил на брата. Правда, нельзя сказать, что он был от этого в восторге – синяк на скуле Рена не прошел до сих пор. Как-то они договорились: никаких имен. Рен волен видеть в Хао кого угодно, но только видеть. Лепить из себя брата старший Асакура не позволял. Только волосы, в порыве обрезанные Тао, стали еще короче. – Садись. – Хао кивнул на диван, а сам устроился на кресле, стоявшем напротив. Рен послушно сел и стащил с себя толстовку. – Она не греет, как раньше. А ты ведь обещал… – Я не обещал. – Мне в ней холодно, как ты не… понимаешь? Хао встал и выхватил из рук Рена злосчастную толстовку. – Он умер, а я не тот, кого ты так хочешь во мне видеть. Почему ты этого не понимаешь? Рен и сам не знал почему. – Чем тебя должен греть кусок ткани? Любовью? После смерти любви нет – человека сжигают, закапывают, и все – нет его. Никогда и нигде, нет и не будет. Потому что смерть – это конец. Окончательный и бесповоротный. – Как осень, – беззвучно, одними губами сказал Рен. – Только при жизни любви тоже нет. Это ваше эфемерное чувство, которое не потрогаешь. Инстинкты, потребности, простой недотрах – у вас все любовь. – Но мне без него на самом деле плохо, – несмело возразил Тао. – Ты не привык, сам себя накручиваешь, сам страдаешь, вместо того, чтобы продолжать жить дальше. – Асакура резко встал и ушел в другую комнату. – Хао… – Йо сказал отдать тебе его, когда наступит подходящее время. Он сказал, что я пойму, но, черт возьми, я не в состоянии этого понять! Я не знаю, когда будет «то самое время». Поэтому забери это сейчас и не возвращайся. Никогда. Рен протянул руку и забрал из рук старшего Асакуры небольшой плеер со знакомыми до боли оранжевыми наушниками. – Толстовку тоже забери. Закутавшись в толстовку поплотнее, Рен надел наушники и включил плеер. Здесь было много песен – около пятисот. С момента последнего выключения с ним ничего не делали – не заряжали, не включали. И даже песня заиграла не сначала, а с середины.

Just to see if it would show That I'm trying to let you know. That I'm better off on my own.

Хао не знал, когда отдать плеер… но отдал его как нельзя кстати, – подумал Рен. Наконец-то он понял: пытаясь лепить из старшего Асакуры – младшего, он не отпускал Йо. Любовь существует – и до, и после, и вообще. Она как воздух – мы ее не видим, но без нее мы не можем. Хао прав, надо жить дальше. А там… будь, что будет. Главное – не оглядываться назад. Разбитую вазу целой не сделаешь. Дождь усилился, и Рен почувствовал, что стало немного теплее.