-Pain of love 🥀-

      Её глаза, как два больших уголька — такие тёмные, бездонные, завораживающе прекрасные, что в них можно запросто утонуть бесследно. Солдату думается, что если бы они не были такими измученными, заплаканными и воспалёнными, то его собственная жизнь стала бы чуточку легче. Её улыбка исцеляет, а вот слёзы больно губят его. Она плакала. Вновь. Из-за него. А ведь просил, умолял, как мог заклинал её не терзать напрасно душу. Разве же есть её вина в том, что его жизнь похожа на тёмное, злое, убивающее проклятие? Сколько бы она ни убеждала его в том, что она есть, он упорно будет этого не замечать. Упорно, по мальчишески упрямо до конца своей жизни, до скоротечного мига мимолётного озарения в момент краткосрочных ярких вспышек воспоминаний, до последнего вздоха, слетевшего с губ — он будет любить её несмотря ни на что. Дорожить, стенать, кричать и плакать глубоко внутри раненым волком, умоляя её жить дальше и о нём позабыть. Ведь он тоже забудет её.преступно, против воли, очень болезненно. Когда истлеет огонёк, греющий из последних сил бьющиеся сердце, утихнет пронизывающая боль в висках, а пред взором предстанет лишь глухая пустота и тьма. Под страхом смерти, он боролся бы за неё и их любовь до последнего, но увы — эту битву Солдат уж давно проиграл. «Лишь бы её не тронули, лишь бы осталась жива…» — бьётся о черепную коробку, словно молитва мысль. Единственная, имеющая сейчас значение. — Доктор Картал, ханым эфенди, вам лучше не присутствовать. Процедура не для слабонервных. — голос подошедшего непозволительно близко Брока Рамлоу, заставил Зейнеп вздрогнуть. — А вы меня считаете слабонервной, командир? — в ответ на его отрицательный кивок, она резко вздёрнула подбородок. — В таком случае, отойдите от меня, бей эфенди и прекратите нести эту чушь! — она была на грани обморока, её всю колотило и если бы не наработанная годами выдержка, её давно бы уже раскрыли с потрохами. Хотя она не была уверена, что и так не раскроют, но сейчас как то наплевать на всё. Убивало осознание того, что она собственными руками обрекла возлюбленного на такие мучения. Ничего уже нельзя было поделать, лишь бессильно наблюдать за тем, как его пристёгивают к креслу наклоняют назад, держа за плечи, а тот самый аппарат пыток уже готовится сомкнуться на его висках. — Прости, прости, прости меня, моя любовь. — её губы едва шевелятся, но она чувствовала, что он её слышит. Бесконечно любящим и смиренным взглядом он говорил ей обо всём. Миг, и помещение наполнилось его душераздирающим криком. В нём было столько боли, отчаяния, мольбы и невысказанной, непрочувствованной до конца любви, что сердце Зейнеп просто не выдерживало такого потрясения. Организм подводил — голова кружилась, а перед глазами плыло. Невозможно говорить о выдержке, когда так жестоко страдает и мучается единственно любимый человек. Она бы уже потеряла сознание прямо там, на тошнотворном тёмно-зелёном полу, но внезапно ощутила на своей спине, чуть выше поясницы чью то мозолистую ладонь, а такой же противный шёпот прямо у своего уха: — Тшшш, не смей падать здесь, лицемерка и предательница. Пойдём — ка поговорим сперва, а затем я решу, что с тобой делать дальше. ***