Дезоморфин

      Все происходит без таинств. Письменный стол с рамочками фотографий, пластинка таблеток, спички, маленькая бутылочка отлитого бензина и зажигалка. Илья мешает на глаз, раздражённо шипит, когда что-то, да проливается в дрожащих ладонях, достаёт из ящика стола шприц и заполняет. Дане хочется блевать, орать и забиться в угол.       Илья, который пару месяцев назад колесил с концертами. Илья, который с придыханием ждал каждой их встречи. Неужели прозрачная фигура это он? Нет. Точно нет. Не могли руки его Ильи так дрожать. Не мог его Илья быть худым, до вычурно выпирающих костей. Не мог его Илья держать в руках шприц дезоморфина.       Господи, почему он просто стоит и смотрит?       Даня хватает Илью за тонкие запястья, выдергивает шприц и пытается всмотреться во впалые глаза. Илья взгляда не отводит. Он завораживающе уродлив. Бледный с тёмными пятнами родинок, — будто бы грязи, — с синими мешками и впалыми щеками. — Зачем?       Выдыхает в лицо Ильи. Тихо. Если говорить на децибел выше нормы тонкое тело просыпется белым пеплом. — Я не могу по-другому.       Илья не извиняется. Илья не вырывается. Смотрит в ответ, побитый, измученный и жалкий. Даня хочется впечатать его в стену и убить. Обнять и долго-долго плакать.       Илья Мазеллов пропал отовсюду с коротким "спасибо всем, мне нужно отдохнуть, скоро вернусь" и не вернулся ни через месяц, ни через два. Культурный отдых и знакомство с новыми людьми превратились в поддельные аптечные выписки, истерики и синюю от уколов кожу.       Когда Ксюша ушла с котом, никого, кроме Дани и не осталось. А Илье никто и не нужен. Если Даня узнает какой он мерзкий и отвратительный, то обязательно уйдёт. Илья не желает ничего, кроме свободы. Ничего, кроме отсутствия этого ужасного-ужасного чувства вины после того, как Даня забирает его из подворотен снова и снова. Откачивает опять и опять. Нервно курит на кухне. Плачет и грубо душит.       В дни, когда Илья чист, Даня крутится вокруг и не затыкается. Он думает, что сможет заменить все внутренности Ильи. Илья не чувствует свои лёгкие, сердце и печень. Внутри только пустота и винавинавина. Даня любит Илью, когда он чистый, а Илья хочет умереть.       В самые хорошие дни Илье удаётся убежать. Дезоморфин не трудный в приготовлении, в конце концов его поймут на любой тусовке и в любой подворотне. Илья чувствует как внутренности согревает, наполняет и ему становится так все равно на кота, обязанности, а главное на Даню. А потом Даня забирает его обратно в чужие серые стены дома и стыд возвращается. — Ты никогда меня не поймёшь. Глаза Дани искрятся ненавистью. Он понимал. Даня знает что значит зависимость. Он знает это в поглаживаниях по волосам, когда Илья думает что в этот раз точно умрёт. Он понимает его, когда Илья пытается извиняться сквозь рыдания. — Ты не поймёшь меня, если не попробуешь. Ты никогда не узнаешь, как мне тяжело.       Даня даёт ему крепкую пощечену и боль бьёт не столько по лицу, сколько в душу. Сейчас Илья трезвый, сейчас Илье не похуй. Даня цепляет шприц с розовой жижей и блестящей страшной иглой и протягивает Илье. Закатывает рукав и перевязыает руку жгутом. — Коли.       А Илье страшно. Зрачки расширяются. Зачем Даня это делает? А разве важно, если наконец он поймёт?       Илья старается набрать в лёгкие воздух и унять дрожь рук. Кожа Дани тёплая и живая. Когда-то и у него такая была. Илья вводит иглу в вену с глубоким вздохом. Аккуратно нажимает на шприц и вводит половину дозы. Вынимает иглу и осторожно убирает руку со шприцом в сторону. Даня сопит где-то над ухом, но Илье не важно. Он наклоняется и целует место укола.       Дыхание Дани становится ближе к истерическому, но Илья даже не окидывает его взглядом. Торопливо ищет вену и вкалывает остаток дозы. Синих полосок под прозрачной кожей почти не осталось. Скоро придётся потеть, чтоб найти хоть одну. Но это не сейчас.       Илья наклоняется и нежно целует губы Дани. Даня на поцелуй не отвечает.