Счастлив

Мигают разноцветными огоньками украшенные ёлки и деревья, бегают и раскатывают на тонком льду свои ботинки маленькие дети, пока их родители покупают силиконовые наклейки на окна со всякими звёздочками, Дедами морозами и прочей белибердой, а с неба падают мелкие-мелкие снежинки. Тридцать первое декабря, восемь часов вечера, новый год. Почти. Олег Евгеньевич, которого Саша ну очень наглым образом послал в магазин за майонезом для салатов, предварительно весь до этого купленный майонез съев, нажимает на кнопку звонка, топая ногами на коврике, дабы не нанести домой снега. Ответа нет. Ещё раз. И опять тишина. Ни шагов, ни приглушённого и дерзкого " — Дайте докурить, ОлегЕвгенич, я быстро». Худрук хмурится, выуживая из кармана ключи и поворачивает ключ. Заходит внутрь, ставя пакет с продуктами — только майонезом он ограничиваться не стал — возле тумбочки и бросает неуверенное «Саш?». В квартире не горит свет, не работает телевизор и не слышится стругание салатов с кухни. Лишь видно переливающуюся гирлянду на ёлке, которая нагнетает обстановку. И куртка, и ботинки, и даже телефон на месте, а самого Петрова нет, будто сквозь землю провалился. Сашка хоть натура и непоседливая до жути, но вот таких сюрпризов устраивать бы не решился. Особенно после того случая в театре, когда вышло совсем не так, как он планировал, весь сюрприз полетел к чертям, а об этом случае они договорились забыть и никогда не вспоминать. К слову, они вспоминали. И не раз. — Может уснул где, — бормочет себе под нос Олег, пронося пакет на кухню и ставя тот на стол. Петров так и не нашёлся ни в спальне, ни в гостиной, а на душ Олег никаких надежд не возлагал, но всё равно проверил — пусто. У Саши случается такое — сначала накручивает себя, а потом психует, пропадая куда-то на пару часов. И каждый раз возвращается, грязный, мокрый, ледяной, но здоровый и почти невредимый. Всё тянуло его домой — в лес, что-то, а против природы не пойдёшь. Он иногда и травы умудряется наесться, только потом у него живот болит несколько дней. Зимой он лисом бегал редко, потому что к холоду непривычный, а тут вот так. Без предупреждения, один, в новый год. До леса-то ещё дойти надо, а раз одежда на месте, значит Сашка перекинулся и прям так побежал. Дурак. Как бы его не поймал кто, а то сейчас людей на улицах полно и все нетрезвые. Может, хоть до парка добежит, тут хоть недалеко. В лес они обычно вдвоём ездят, потому что за Петровым следить нужно, аки за дитём. Этот птицу увидит — и давай гоняться за ней, визжа на всю округу. А Олегу только уши затыкать остаётся, а то Сашкиных завываний барабанные перепонки лопнуть могут! Прошло полтора часа. Половина десятого. А парня всё нет. Меньшиков уже успел обзвонить добрую часть Ермоловских и других общих знакомых. Саша, говорят, ничего не замышлял, и никакие мероприятия устраивать не собирался да и вообще не разговорчив в последние дни был. Остаётся только ждать. И надеяться, что мальчишка вернётся. В пять минут двенадцатого открылась дверь и на пороге показался мокрый и красный Петров, смущённо заламывающий руки. Со светло-серой футболки капает вода, а на ногах только носки. Дурак. — Тебя где носило, горе ты моё? — сил злиться нет совершенно, а в голову ударили пара бокалов шампанского. Саша смотрит из-под опущенных ресниц, убирая упавшие на лицо пряди волос. — Кто тебе в минус убегать разрешал, тем более одному, в новый год? — Олег Евгеньевич, Вы это, понимаете, меня ж в лес тянет, ну не виноват я, — слова эти он повторял из раза в раз, а ещё Олег выучил их наизусть. — А тут вот праздник, алкоголь. Оно само как-то вышло, я же в себя пришёл будучи в лесу… — Сашур, ну что ты? — худрук кладёт ладонь ему на плечо, отчего Петров замирает, закусывая губу. Ругать, верно, будут. — Хорошо всё, ты только одевайся в следующий раз по погоде да и предупреждать меня было бы неплохо. Пошли, греть тебя буду, а там и новый год. Саша, такому раскладу удивлённый, но тем не менее обрадованный, семенит за Олегом в душ, где с него снимают мокрую одежду, заставляя смущаться и кусать губы. Сухое полотенце чуть царапает нежную кожу, а кончики пальцев дрожат от холода, но парень стоит по стойке смирно, не смея даже разинуть рот. Его грызёт совесть. Ему не разрешали, он не должен был убегать вот так вот — без одежды, один, неизвестно куда в столь позднее время. Олег ведь волнуется, боится за него, дурака, а Саша что? А Саша из дома убегает, слушая свою лисью сущность, что в лес его так и тянет. Новый год, к великому счастью, встретили вместе. Выпили шампанского, от которого Петров не отставал уже как вторую неделю, на что в театре все вежливо закрывали глаза. Да, даже Олег, хоть и был против, так как нечего мальчишке спиваться. Но Саша ведь чуть-чуть, Саша осторожно. По этой самой причине его кошелёк заметно похудел за этот месяц, а всё потому, что алкоголь он любит не из дешёвых, вот так вот. — ОлегЕвгенич, я это, — он оставляет очередной бокал и ложиться грудью на стол, едва не задевая салатники. Между их лицами сантиметров восемь, не больше, — люблю Вас. Вот. Саша, такой родной, любимый и тёплый, сейчас лежит на столе почти всем телом и признаётся в любви мужчине, что почти на тридцать лет старше, и улыбается, как последний придурок. Олег счастлив. По-настоящему. А Петров лишь смотрит в его глаза, а затем представляет лицо своей матери, если бы та увидела эту картину. С его губ слетает тихий смешок, а между их лицами больше нет тех восьми сантиметров. Олег тоже любит.