Как в известных романах

      После отбоя разгуливать по замку было как-то особенно приятно. Гермиона вновь нарушала правила — это стало обыденностью. Сегодня дежурили старосты Когтеврана, а не она, но, если бы её засекли, ей бы ничего не сказали. Это было негласным правилом старост факультетов и некой привилегией главных старост школы, которой Гермиона особенно сильно любила злоупотреблять.       Из знаменитого Золотого трио только она вернулась в Хогвартс. Гарри и Рона пригласили на стажировку в Аврорат, они быстро согласились — теперь им было не до учёбы. Нет, Гермиону, конечно же, приглашали в Аврорат, да и в Министерство тоже, но она не могла иначе. Когда война закончилась, ей было уже не до героизма, хотелось просто, чтобы она поскорее окончила школу и начала жить спокойно.       Между делом Гарри и Джинни сыграли пышную свадьбу, на которую были приглашены только самые близкие. Но, увы, пресса сумела пробраться и сделать пару удивительной красоты колдографий, которые потом ещё долго украшали газеты. Впрочем, новобрачным это никак не помешало: они были полностью увлечены друг другом.       Гермиона вернулась в школу по специальному приглашению нового директора — Минервы МакГонагалл. Это было так странно. Дамблдора больше не было в живых, и его волшебный портрет украшал кабинет директора. Когда Гермиона зашла к Минерве, чтобы забрать значок префекта, её глаза сразу заметили Дамблдора — и девушка впервые после войны расплакалась. А потом в кабинет зашёл Малфой, как позже оказалось, тоже за значком. Теперь они делили башню главных старост вдвоём.       Гермионе не спалось: послевоенные кошмары мучили и мешали нормально существовать. Сегодня ей снова снилась Беллатриса. Гермиона лежала на мраморном полу в Малфой-мэноре, а сверху над ней было перекошенное от гнева лицо Пожирательницы. Девушка не смогла забыть этот момент своей биографии, ведь на грейнджерской руке было вечное напоминание о том, с каким сумасшедшим восторгом Лестрейндж выковыривала часть её плоти, уродуя руку Гермионы семейным кинжалом. Она помнила злую и одновременно с тем воодушевлённо-счастливую улыбку женщины, пока та выписывала «грязнокровка» и мерзко хохотала от вида кричащей подружки Поттера.       Время перевалило за полночь, Малфой наверняка уже спал. А вот Гермиона не могла сомкнуть глаз из-за его же тётки. Нет, она не винила Малфоя за то, что он не остановил свою родственницу, которая пытала её. И ни в коем случае не винила за то, что ей снились кошмары. Это было вынужденной мерой, Гермиона это понимала как никто другой. На войне они были по разные стороны баррикад, но пустота, которая поселилась внутри после, оказалась одинаково огромной. Гермиона не знала точно, сколько у него отняла эта война, но зато вся Магическая Британия была в курсе, что Люциус Малфой отбывал срок в Азкабане. Это уже было невообразимо больно для Малфоя-младшего, она была в этом уверена.       Гермиона накинула поверх пижамы бордовую кофту и тенью проскользнула к выходу из башни. Хотелось выветрить из себя ужасные сновидения. Перешагнув портрет, девушка ощутила охватившую её лёгкую прохладу. Возвращаться не хотелось, поэтому она стала бесцельно бродить по Хогвартсу. Раньше Золотая девочка часто так делала в попытке найти место для чтения, чтобы ей никто не мешал. Сейчас это было необходимостью, чтобы забыться и найти в тьме каменных коридоров успокоение.       Гермиона размеренно шагала, сама не зная, куда шла. Ноги вели её, пока Грейнджер пыталась очистить голову от навязчивых картинок.       Выйдя на улицу, она выдохнула — небольшой клубок пара вырвался вперёд. Начало марта не радовало погодой. Она даже немного пожалела, что не соизволила одеться теплее. Прохлада бодрила и очищала разум.       Впереди показалось Чёрное озеро, покрытое слоем льда. Гермиона быстро зашагала к берегу, оставляя забавные следы от серых тапочек на местами ещё не растаявшем снегу. Уже подойдя к озеру, она заметила тёмный силуэт. Рука дёрнулась, чтобы быстро достать палочку и прошептать привычное обезоруживающее, но Гермиона одёрнула себя. Ей нечего было бояться. Теперь нет, ни когда она с Гарри и Роном так боролись за право существования. Волшебница уняла дрожь в теле и направилась к фигуре, что одиноко сидела на срубленном дереве.       Приблизившись, она разглядела этого человека. В метре от неё, чуть сгорбившись, сидел обладатель безупречно платиновых волос. Волос, которые были только у него и его предков. От воспоминаний мягких прядей Драко между пальцев прошёлся слабый разряд тока.       Тогда ещё не было войны и страха, тогда Гермиона просто была влюблена, и сейчас она могла спокойно в этом признаться хотя бы себе. Тогда даже Драко был другим — тогда он был грубым и постоянно взвинченным, сейчас Малфой выглядел уставшим и ни к кому не прикапывался за этот год. Он повзрослел и перестал быть тем хулиганом, который постоянно её задирал. Драко просто посещал занятия, ел в Большом зале и, как всегда, общался со своими друзьями, которые также остались на этот год обучения. Забини, Нотт, Паркинсон и Малфой теперь почти всегда ходили вместе, но даже по их внешности можно было понять, что ребят заставила вырасти ситуация.       Малфой сидел спиной к ней, и она кожей ощущала силу его магии. Гермиона остановилась, словно её обездвижили, и не могла сделать шага ни вперёд, ни назад. Застыла. В голове была каша из мыслей, которые Грейнджер только недавно подчинила себе. Она проклинала своё любопытство и до сих пор стыдилась своего поступка с оборотным, но раздумывала, может ли сесть к Драко.       — Грейнджер, не беси, прижми свою шикарную задницу и прекрати думать, я уже отсюда твои мысли слышу. Раздражаешь.       Гермиона, кажется, подавилась воздухом от его реплики. Боже, как она надеялась, что он всё-таки не слышал её мыслей. Чёртов легилимент и окклюмент.       Малфой обернулся и закатил глаза, заметив, как девушка стояла на месте не двигаясь.       — Я не повторяю дважды, либо вали, либо садись, — в привычной ядовитой манере шикнул на неё парень, но что-то в нём выдавало, что это лишь бесцветная маска ярости.       Драко приглашающе похлопал по бревну рядом с собой и отвернулся, оставляя выбор за гриффиндоркой.       — Чёрт бы тебя побрал, Малфой, — выругалась себе под нос Грейнджер и села на край.       Её бил мелкий озноб. Девушка, кажется, вся была покрыта мурашками. На улице было гораздо холоднее, чем в замке, но Гермиона не была уверена, что дело было в погоде, а не в ледяном парне рядом. Она бы даже назвала Малфоя мужчиной, а не парнем: слишком многое он пережил.       — Ты ведь этого не хотел? Насилия, пыток и убийств. Войны, — тихо спросила Гермиона, разглядывая замороженное озеро.       Малфой молчал долго. Гермиона успела подумать, может, он не хотел разговаривать с ней или вовсе не услышал вопроса, но он заговорил:       — Не знаю, чего хотели остальные Пожиратели, но для меня всё это было чуждо. Не скажу, что обожаю грязнокровок, но убивать вас я не хотел.       Малфоевский голос был таким оглушительно честным, что хотелось верить ему безоговорочно.       — Однако не могу сказать, что мои руки чистые. Ты, наверное, и сама понимаешь, что я применял непростительные и убивал. По-другому мне было не выжить.       Гермионе нечего было сказать. Его слова были прописаны безнадёжностью и оставляли трещину в груди. Драко убивал, и это заставило её поёжиться. Чувство разочарования захлестнуло Гермиону с головой. Почему-то она даже не думала, каково было Пожирателям, которые не были фанатиками Волан-де-Морта. Они же вступили на эту сторону, чтобы не быть отвергнутыми обществом.       — И скольких ты убил?.. — дрожащим голосом спросила Гермиона.       — Это имеет значение, Грейнджер? — хмыкнул парень, пятерней взъерошивая волосы.       Гермиона молчала с минуту.       — Ты прав, — наконец послышалась её тихая и сбивчивая речь.       Они сидели вдвоём и молчали. Никто больше не подал ни звука. Каждый думал о чём-то своём. Атмосфера Чёрного озера вытаскивала самые отвратительные воспоминания из черепной коробки, заставляя переживать их вновь. Темнота в округе придавала загадочности молчанию.       — Почему ты тогда под оборотным не сказала, что чувствуешь? — нарушил молчание Малфой, видимо, задавая давно мучивший его вопрос.       Гермиона задумалась. А почему? Возможно, так она смогла бы что-то изменить.

***

Шестой курс.

      Гермиона была явно неравнодушна к Драко. Одно его присутствие в комнате с ней дарило чувство полнейшего удовлетворения, а в животе приятно тянуло. Но этого было до бесконечности мало. Грейнджер так хотела забыться в нём, хотела, чтобы хоть раз Драко коснулся её. Но этому не суждено было случиться. Она — магглорождённая, которую Малфой презирал и смешивал с грязью, а он — чистокровный красавец, которому положена такая же партия.       Всё как в самых известных романах. Он был недоступен для неё, словно они в «Ромео и Джульетта», но только он её не любил, а она всё равно находилась на грани. Нет, конечно, самоубийство она бы никогда не совершила. Уж точно не из-за этого придурка.       — Лекция окончена! — прозвенел раздражённый голос профессора Снейпа над головой Гермионы.       Гриффиндорка подпрыгнула на месте и завертелась по сторонам. В кабинете уже почти никого не было, даже Рон и Гарри поспешно выбегали, крича подруге, что хотят «обсудить дела». В этом году это стало фразой, означающей, что Гарри снова хотел поговорить насчёт теории о том, что Малфой — Пожиратель. Вот только Гермиона считала это бесполезной тратой времени. Драко просто не мог быть ПСом! Он ещё ребёнок, ему нет восемнадцати. И хотя в их случае правило о причастности к войне только совершеннолетних не работало, Грейнджер отказывалась верить, что предмет её недовоздыхания может быть на тёмной стороне.       Около последней парты собрались несколько слизеринцев. Ах, точно, сдвоенный урок зельеварения у Снейпа.       Гермиона неловко улыбнулась преподавателю, но тот уже давно ушёл, оставив за собой только воздух, который всколыхнул чёрной мантией. У Гарри были теории и насчёт Снейпа. Грейнджер просто хотелось верить, что это только подозрительность Поттера и не более, но здравый смысл подкреплял кучу доказательств, почему в школе мог существовать тандем из двух Пожирателей Смерти.       Грейнджер поднялась с места. Сегодня она сидела на первом ряду с Симусом. Волшебница складывала учебник с записями в сумку, заколдованную заклятьем незримого расширения.       Из-за её спины раздался крик Пэнси Паркинсон. Из всех девчонок Хогвартса как раз с ней Малфой проводил больше всего времени. Она прощала ему всё: измены, грубость и просто хамское отношение к её персоне. Паркинсон всегда прибегала к нему, несмотря на всё, что этот чёртов Малфой делал. Создавалось ощущение, что аристократу было на неё плевать, а сама Пэнси не имела и капли уважения к себе — просто девочка на побегушках.       — Хей, смотрите, кто тут остался, — ухмыльнулась Пэнси.       Зелёно-болотные глаза слизеринки впились в её карие. Паркинсон злилась на что-то, но Грейнджер было абсолютно всё равно на очередную пассию Малфоя. Гермиона недоумённо посмотрела на девушку перед собой и зашагала прочь, как сделал бы любой не нарывающийся на конфликт человек.       — Ты меня игнорировать вздумала? — писклявым голосом рявкнула Пэнси.       Слизеринка грубо схватила Грейнджер за запястье и развернула к себе. Гермиона приблизилась к лицу Пэнси и уверенно дёрнула её за волосы.       Эта идея закралась в мысли Гермионы давно, и Грейнджер совершенно спонтанно воспользовалась моментом.       — Я занята, Паркинсон, — сказала Грейнджер, пряча пару чёрных волосинок в мантии.       — Ах ты ж, надменная сука! — взвизгнула Пэнси, приглаживая волосы.       Гермиона вновь собиралась уйти, как вдруг руки чистокровной ведьмы схватились за плечи и пригвоздили Грейнджер к кирпичной стене. На лице Паркинсон заиграла злобная усмешка.       — Пэнс, достаточно, — послышался уставший голос.       Блейз встал за Паркинсон и похлопал её по плечу. Мулат посмотрел из-за спины сокурсницы на Гермиону с лёгкой улыбкой, в его глазах мелькнула капля жалости.       — Отпусти её, тебе это не надо, — сказал Забини.       Пэнси, практически не возмущаясь, отпустила Гермиону и, с презрением взглянув на неё, поспешила ретироваться. Гермиона и Блейз кивнули друг другу, и парень последовал за Паркинсон.       Гермиона осталась в кабинете одна. Спина немного побаливала от кирпича, в который Паркинсон нещадно вжала её позвоночник. Однако это было несравнимо с её мини-победой: у Гермионы были волосы Пэнси.

***

      Грейнджер размышляла об этом в конце пятого курса и периодически летом — сделать оборотное и стать ненавистной Паркинсон хоть на пару часиков. Этого хватило бы с лихвой, чтобы найти Малфоя и украсть пару поцелуев. Большего она и не смела желать. И вот сейчас, когда в кармане её мантии покоилась пара коротких волос, эта давняя идея снова всплыла в её голове. Она приняла решение выдрать волосы Пэнси слишком быстро, не обдумав последствия. Сейчас её мучила совесть за поступок, который она пока ещё даже не совершила.       Гермиона сидела в общей гостиной гриффиндора, держа в руках книгу, которую не собиралась читать. Она решала, стоило ли ей воплощать свой слишком змеиный и вовсе не храбрый план в жизнь.       — Гермиона, ты уже минут десять пялишься на одну страницу.       Джинни заботливо положила ладонь на ногу Гермионы. Рыжеволосая глядела на неё с неподдельным волнением. Гермиона чувствовала себя виноватой из-за того, что не могла сказать младшей Уизли правду — но а как иначе? Никто бы не понял и не принял её чувства к Малфою, а то, что она собиралась сделать, было на грани незаконной деятельности.       — Я пытаюсь вникнуть в смысл, — соврала Гермиона, снова утыкаясь невидящим взглядом в фолиант.       — Привет, Джинни. Привет, Миона, — отсалютовал им Рон, который явно шёл в спальню мальчиков, но остановился, увидев сестру в компании с подругой.       — Миона, ты читаешь перевёрнутую книжку? — с глуповато-удивлённой интонацией спросил Рон. — Я не знал, что ты и так умеешь читать.       Гермиона нахмурилась, не понимая, что имеет в виду Уизли. Впервые за всё время она опустила взгляд на текст и с ужасом осознала, что держит книгу вверх ногами. Грейнджер слегка зарделась и посмотрела на Джинни. Она встретилась с укоризненным взглядом рыжей бестии и отвернулась, обращаясь к Рону.       — Да, Рон, — немного спешно ответила девушка. — Ты хотел украсть у меня Джинни, я так полагаю?       Рон смутился, но быстро кивнул:       — Ага, мы хотели потренироваться, занимаемся этим как можно чаще, ведь на носу матч со змеями. Мы с Гарри обязательно надерём им зад, уверяю, Миона!       Рон был так воодушевлён, что не услышал шёпота Джинни, когда она поднималась:       — Мы ещё поговорим.       — Хорошо, — так же тихо ответила девушка.       — Пока, Миона.       Рон обнял Гермиону и пошёл переодеваться в форму для квиддича на пару с Джинни.       Гермиона осталась в гостиной с младшими курсами и тяжело вздохнула. Она отложила книгу, чтобы никто не стал снова задавать вопросы, и, схватив мантию, лежавшую на диване, вышла из гостиной.

***

      Честно говоря, ей уже не казалась эта идея такой хорошей. Но это определённо было заманчиво и, Мерлин, так любопытно.       Гермиона очень пыталась, но всё-таки не могла устоять перед таким сладким соблазном. С одной стороны, это, конечно, неправильно и аморально, но, с другой стороны, что могло случиться? На самом деле она могла представить далеко не самый положительный исход событий, но запрещала себе от этом думать. Слова Джинни о том, что мы живём один раз, въелись в подкорке и мешали Грейнджер объективно взвесить все за и против. Гермионе казалось разумным попробовать, чтобы потом не думать о напыщенном хорьке.       Она аккуратно вытащила из кармана волос и кинула в уже почти готовое зелье. Как же хорошо, что МакГонагалл доверяла ей и у Гермионы был ключ от никому не нужного заброшенного кабинета в дальней части замка рядом с подземельями. Это было удобно вдвойне. Она сварила бы зелье, выпила, и ей не нужно было далеко идти. Только вот она не знала дороги к гостиной Слизерина, но это было незначительной проблемой.       Гермиона помешала зелье и наполнила им две колбы. На всякий случай. Остатки зелья она убрала банальным очищающим, а не полностью использованные ингредиенты, которые она приберегла ещё с прошлого похода в Хогсмид, закинула в сумку.       Девушка навела порядок очень быстро и теперь просто сидела на парте. Гермиону вновь мучили сомнения, стоило ли это того. Она же просто проникла бы в личную жизнь Малфоя. Он такого не заслужил. Или всё же?       Гермиона мотнула головой. Зелье уже сварено, пути отступления нет, пора исполнить то, о чём она так долго мечтала. Как любила говорить Луна, плюс одна мечта в копилку.       Гриффиндорка взяла одну колбу. Посмотрев на жидкость, она зажмурилась и сжала челюсть. Решай-решай-решай. В голове был вихрь из размышлений, а уверенность разом пропала. Но это было необходимо — просто побыть чуть-чуть в тепле Драко, и всё. Гермиона выдохнула и залпом влила в себя зелье.       Секунда — и в пустом кабинете стояла уже черноволосая девушка. Гермиона с помощью магии легко изменила цвет формы. Теперь она выглядела как настоящая ученица Слизерина.       Пора было выдвигаться на поиски Малфоя. Это оказалось легко: она просто прошла вместе с Блейзом в гостиную.       — Драко, — улыбнулась ему Гермиона-Пэнси.       Малфой был в плохом расположении духа. Он поднял на однокурсницу полный стали взгляд и прошептал, чтобы слышала только Пэнси:       — Живо в мою спальню. — От его приказа ноги на каблуках стали ватными. — Какого хуя стоишь? — фыркнул Драко, поднимаясь с кресла.       Он опередил её и зашёл в комнату слева, пропуская за собой Грейнджер. Как только дверь закрылась, Малфой прошептал запирающее и сразу же впился в губы экс-Паркинсон. Это было не так, как с Роном. Одно касание этого великолепного мерзавца, и Гермиона пропустила его язык в рот, даже не задумываясь.       Малфой дёрнул блузку, и с неё громко посыпались пуговицы, оголяя чёрный лифчик. Малфой болезненно потянул короткие волосы, открывая шею и начиная целовать нежную кожу. Его длинные пальцы спустились к лифу и стали поглаживать грудь сквозь тонкую ткань. Гермиона закусила губу, проглатывая стон. Девушка прогнулась, открывая доступ к различным местам для касаний, от которых её прошибало. Малфой зацеловывал, кажется, каждый кусочек её тела.       Большие ладони стянули лямки такой ненужной ткани. Гермиона сглотнула вязкую слюну и взглянула на сосредоточенно-гневное лицо Малфоя. Она не могла оторвать взгляда от новой для неё картины: Драко Малфой, любующийся её грудью, выглядел до одури возбуждающе. Девушка потерялась в ощущениях, когда одна его рука накрыла её грудь, требовательно сжимая. Одну грудь Малфой не торопился высвобождать из плена рук, а вот ареолу второй уже касался шершавый язык.       — Ах, Малфой. — Она застонала, закатывая глаза.       Малфой слегка нахмурился, но Гермиона это не увидела — она лишь дрожала от приятных и неизведанных ранее ощущений.       Драко немного сбивчиво рассуждал от возбуждения. Щёки Пэнси впервые покраснели от таких мелких ласк — это было удивлением, ведь ранее ей требовалось большего. Она никогда не звала его по фамилии, предпочитая в сексе томное «Драко», растягивая каждую гласную его имени. Мозг прошибло от ясной мысли: это либо не Пэнси, либо она уже трахалась, хотя почему она тогда не выкрикивала имя? От вида слишком не наигранно стонущей Пэнси Малфой хмыкнул.       — Пэнси, будь добра, скинь блузку, — специально слишком ласково для их обычных встреч сказал Малфой, чтобы проверить.       Драко никогда не называл зеленоглазую полным именем: Пэнси от этого каждый раз дёргалась как ошпаренная. Драко ни за что бы не попросил её сделать что бы то ни было самой, так как таков был их уговор. Малфой всегда просто брал, и это нельзя было назвать любовью.       С бледных плеч спала блузка, Пэнси ничего не сказала и не возмутилась. Паркинсон требовательно потянулась за поцелуем, нежно протолкнула язык. И опять мимо, Пэнс всегда кусалась. Всегда. Без исключений.       Его мысли посетила догадка. Одна единственная девушка называла его по фамилии.       Резко. Грубо. Властно. Он дёрнул Гермиону за волосы, заставляя встать на колени. Это действие вырвало девушку из транса ласк. Её лицо оказалось в опасной близости от его паха; она видела серебряную пряжку ремня слишком хорошо, что пугало. Грейнджер подняла на него взгляд из-под слегка опущенных ресниц. Глаза в глаза.       Вид стоящей перед ним на коленях Грейнджер под оборотным заставил его глухо прорычать от досады. Сука, почему он до сих пор не прекратил эту игру? А ведь её глаза сейчас горели непониманием. Это точно Грейнджер, больше некому. Так невинна, что хотелось орать от бессилия перед этой ведьмой. Малфой трахал много кого, даже гриффиндорок, но взять её под этим ебучим оборотным он не мог. Драко не хотел слышать её стоны, но видеть перед собой Пэнси. Он хотел видеть перед собой настоящую Гермиону: её тёмные кудряшки, глаза цвета молочного шоколада с примесью янтаря и пересохшие от мольб губы. Да, эта сучка должна была его умолять. В его голове набатом стучали эти слова, пока он боролся с желанием отпустить её и сказать, что она отвратительная актриса.       — Будешь хорошей девочкой? — хрипло произнёс парень, издеваясь, зная, что в открытую Золотая девочка не подошла бы.       — Малфой, ты меня пугаешь, — ответила она, а радужки глаз Драко потемнели, становясь словно грозовое небо. Блядство, это ёбаная цитата её же слов месяцем ранее. Точно Грейнджер.       Гермионе думалось, что она вряд ли ответила сейчас как Пэнси, хотя это было меньшей проблемой. Надо было выбираться. Драко действительно пугал её до чёртиков. Она, не имея сексуального опыта вообще, не желала получить его так. Хотя на что она вообще рассчитывала? Это же Малфой, возможно, он даже Пожиратель, хотя ей не хотелось в это верить. Да, наверное, вот такой он. Ненависть в нём сгубила всё живое.       — Сделай мне минет и пойдёшь, я не в настроении сегодня.       Как кипятком по коже, его слова отрезвляли лучше любого зелья. Малфой стоял и выжидающе смотрел на неё, пальцы его правой руки по-прежнему сжимали её локоны Пэнси, оттягивая. Левой ладонью парень расстегнул пряжку, и она поддалась с характерным лязгом. Она не обращала внимания на то, что, кажется, он заметил подвох.       — Драко, я не знаю, хочу ли я этого. — Она говорила тихо, еле слышно, но он уловил её слова. Девушка не хотела, и это было слышно в её голосе слишком отчётливо.       — Тогда решайся, — почти безразлично произнёс Малфой, хотя на мгновение он прикрыл глаза.       Грейнджер нервно закусила губу, глубоко вдохнула и с какой-то осязаемой болью коснулась его брюк. Сверху донёсся короткий стон вперемешку с красноречивым «сука». Гермиона расстегнула пуговицу, потянула за язычок молнии, почувствовала под пальцами эрегированный член парня. Ещё раз вдохнула. Но вот Малфой одной рукой дёрнул Гермиону, заставляя её подняться с колен. В уголках глаз Гермионы появились слёзы: он слишком грубо потянул за волосы.       — Ты серьёзно бы отсосала мне, даже если не хотела? Совсем мозгов лишилась?! — закричал он на девушку, отпустив её каштановые пряди. — Грейнджер, научись, блядь, говорить людям нет! Научись хотя бы врать! Научись быть по-настоящему умной!       Её прошиб озноб. Мерлин, он раскусил обман. Гермиона натянула блузку на голую кожу и запахнула её.       — А ты, Малфой?! Ты лучше?!       Гермиона смотрела на него зелёными глазами; сейчас глаза Пэнси были цветом как самая жгучая кислота, так было и на деле. Она готова была его убить.       — Ты знал, что я не Паркинсон, что у меня наверняка никого не было. Знал! — кричала она. — И всё равно пытался воспользоваться тем, что я не могу себя выдать!       Малфой замялся, но хватку не терял. Это действительно была несносная гриффиндорка, оставалось выяснить её мотивы. Хотя всё и так было очевидно.       — Так почему ты здесь? — Малфой задал, казалось бы, риторический вопрос. — Разве ты в меня не влюблена?       — Я ненавижу тебя, Малфой, — выплюнула она.       Грейнджер в омерзении приподняла уголок верхней губы. Её эмоции так натурально выглядели на лице Паркинсон, что Малфой ненадолго растерялся.       — Я пришла под оборотным, так как мне нужно было выведать, Пожиратель ли ты.       Гермиона зла, она бьёт словами, попадая в цель. Сейчас она выглядела как настоящая слизеринка и ей для этого не нужен был и грамм актёрского мастерства.       Малфой развернулся, не говоря больше ничего, широкими шагами направляясь к портрету, а после он оставил Гермиону одну. Наедине с мыслями.       Всю ночь Гермиона плакала и, когда слёзы ненадолго покидали её глаза, думала о словах Малфоя и о том, что она сказала. Думала и снова пускала слёзы горечи.       Грейнджер никогда не была сильна в чувствах, сознательно блокировала все негативные эмоции и не знала, что делать с этой болью в груди. Она не думала, что когда-то пожалеет о том, что принимала только рациональные решения. Но вот теперь Гермиона жалела, хотелось выть волком от ненависти к себе.       Девушка проснулась только к полудню. Гермионе впервые за время учёбы в Хогвартсе было всё равно на то, что она пропустила занятия, да ещё и без уважительной причины. Вставать с мягкой кровати не хотелось. Единственным её желанием было свернуться калачиком в этой самой кровати и не выходить из своей комнаты до конца своих дней.       Провалявшись в кровати ещё час и пропустив обед, Гермиона таки встала с постели и на цыпочках, будто кто-то мог её заметить и осудить, пробралась в сдвоенную ванную Башни Старост. Закрыв за собой дверь в комнату, Грейнджер почувствовала прилив облегчения. Взгляд карих глаз упал на зеркало. В отражении она увидела опухшее женское лицо и круги под глазами. Ей не хотелось верить, что она так выглядела.       Гермиона, наверное, впервые настолько глубоко задумалась о словах профессора Трелони. Возможно, сердце Гермионы действительно было не способно на любовь, а душа её была сухая, как пергамент, ведь как иначе объяснить то, что Малфой не хотел её даже в образе Паркинсон. Это было вдвойне унизительно. Она не привлекала его даже в теле Пэнси, с которой Малфой и так спал.       Гермиона чувствовала себя дурой. Малфой не любил её. Смотря в её сторону, он лишь хмурил брови и усмехался, но она питала к нему глубокие, как ей казалось, чувства. Он миллион раз оскорблял её, а она в это время пыталась скрыть, что вовсе его не слушала, а словно в трансе смотрела, как его вишнёвые губы шевелились. И наконец, Драко занимался сексом с Паркинсон и с огромным количеством других девушек, а Гермиона каждый раз надеялась, что следующей будет она. Грейнджер боролась против таких, как он, но сама напоролась. Полюбила.       Думая обо всём этом сейчас, Гермиона понимала, что слова Сивиллы имели смысл. Вряд ли это настоящая любовь. Когда один ненавидел — это больная привязанность и неуважение к себе. Пора было с этим заканчивать. Возможно, она не способна любить, но чувство собственного достоинства у неё ещё не атрофировалось.       С этими мыслями она стянула с себя изменённую заклинанием форму слизерина, в которой заснула. Гермиона бережно положила изумрудно-серебряный галстук на край раковины, зашла в душевую кабинку и настроила душ.       Она хотела найти себе место спокойствия, не подозревая, что уже через неделю в Хогвартсе больше не будет тихо и весь замок будет захвачен Пожирателями Смерти.

***

Наше время.

      — Не знаю, Малфой. Но я не думаю, что мои слова о этой детской влюблённости остановили бы тебя от становления на сторону искоренителей «неподходящих друзей и волшебников», — передразнила она слова маленького Малфоя.       В её речи не было злости и желания начать словесную перепалку, была лишь какая-то необъяснимая горечь. Голос Гермионы сейчас был немного тусклым, не таким, каким помнил его Малфой. В этой острой на язык героине войны многое уже было другим. Запал и огоньки в её глазах, например, больше не появлялись. Сейчас все их мелкие споры, которые теперь были исключительно из-за немного неудачного сожительства, были не такими яркими и запоминающимися.       Малфой пристально посмотрел на Гермиону, и девушка уставилась на него в ответ.       Парень изучал. Вот привычная россыпь еле заметных веснушек, он не любил эти мелкие точечки, но на её миловидном лице они ему безумно нравились. Вот тот же нос, глаза, только они выражали какую-то безнадёжность, а под ними залегли синяки. Несильно заметные, но если сравнивать — видно. Щёки были более впалые, скулы стали выделяться. Гермиона почти не ходила в Большой Зал, он знал это точно, значит, и ела плохо. Грейнджер была чрезмерно худой, он бы сказал даже тощей.       — Тебя мучают кошмары, ты поэтому не ешь? — спросил он и сразу же прикрыл веки. Сболтнул лишнего.       Гриффиндорка отвела взгляд, возвращаясь к созерцанию льда. Боль была первым, что она почувствовала от слов Малфоя.       Драко наклонился к ней, начиная раздражаться от молчания Грейнджер, которую обычно было не заткнуть. Он аккуратно потянулся ладонью к её маленькому подбородку, развернул бледное лицо к себе, держа указательным пальцем. Драко и Гермиона смотрели друг на друга с грустью.       — Почему, Малфой, зачем ты это спрашиваешь? — как в бреду причитала девушка.       — Потому что остановили бы.       Сначала Гермиона даже не поняла, о чём он, ведь её мысли были далеко от их диалога. Она думала только о его пальце, который так изящно и по-аристократически поддерживал её подбородок. Даже в этой ситуации, даже когда не старался, она ощущала его превосходство над ней и просто не могла ровно дышать.       Она не знала, кто потянулся первым, но это было уже неважно. Вкус его губ был пьянящим, словно Драко — дорогой алкоголь, который она пригубила. Хотелось утонуть, ведь его уста на её ощущались так превосходно, будто это было специально рассчитано кем-то сверху. Гермиона почувствовала ускоренное биение сердца, как было всегда, если она замечала его в толпе. Даже сейчас она не верила в происходящее, ведь, кажется, остатки чувств делали из неё тряпку.       Светало.       Это был их первый поцелуй в более-менее адекватных условиях, который ощущался как ошибка, которую стоило совершить. Драко притянул её к себе, обвивая крепкими руками девичью талию. Вместе с тем Гермиона почувствовала язык, проходящийся по её зубам, и мужскую ладонь, приятно оттягивающую локоны на затылке. Девушка неловко обняла парня поперёк живота. В лучах поднимающегося солнца Малфой отстранился.       — Может, мы можем попробовать? — сказала Гермиона, утыкаясь в мужское плечо.       — Не хочу тебя расстраивать, Грейнджер, но думаю, что ничего не выйдет.       Его слова утонули в ярком солнце.       Рассвело.       И всё как в самых известных романах. Он был недоступен для неё, словно они в «Ромео и Джульетта», только Драко, может, и любил её, но она всё равно слишком давно уже была на грани. Да, пожалуй, самоубийство могло стать выходом. Только из-за этого придурка. Они слишком многое пережили.