Улыбнись, майор

Игорь в принципе никогда особой любовью к людям не отличался. Терпел их по долгу службы, с некоторыми индивидами даже умудрился построить что-то вроде дружеских отношений, хотя Дубин и Пчелкина, конечно, те еще лучшие из лучших представителей человечества. Но сейчас, уже второй час пребывая в самой гуще суетящихся москвичей, готовых друг другу глотки перегрызть ради пачки крабовых палочек, Игорь искренне начинает их ненавидеть.       — Молчи.       — Я ничего и не говорю.       — Но ты думаешь, я же вижу, — Хазин, идущий рядом, кривит губы в самой издевательской улыбке и пихает его локтем в бок. Это совсем не больно, потому что Петя дрыщ, а Игорь скала. Непробиваемая, стойкая скала, которая не рухнет под гнетом обезумевших женщин, носящихся по овощному отделу в поисках лучшей картошки для оливье.       — Уже и подумать нельзя? — огрызается Игорь и толкает тележку дальше. Она и так забита практически полностью, еще чуть-чуть, и пластиковый контейнер с помидорами черри вывалится, но Хазину неймется. Он нагло пролезает мимо какого-то мужика, оттесняя его подальше от ящиков, и начинает активно засовывать морковь в целлофановый пакет. — Вот что ты с ней будешь делать?       — В жопу себе пихать, — улыбаясь, отвечает Хазин так громко, чтобы все в радиусе нескольких метров обязательно услышали. Несчастный мужик испуганно смотрит на них, кажется, мысленно молится, и стремительно покидает овощной отдел. — А что? Судя по уровню нытья, я же теперь с бабой встречаюсь, придется компенсировать отсутствие члена. Игорь бесится. Игоря все достало. Игорю хочется на стену лезть, а еще лучше сесть на ближайший сапсан и свалить домой в родимый сырой Питер, где нет такой суеты и всеобщей паники, словно этот Новый год для москвичей может стать последним. Зачем он вообще согласился отпраздновать в этой клоаке? Сидели бы дома уже по традиции, пожрали доставку из ресторана, а потом потрахались. Ну, чем не идиллия? Но Петя так настаивал, что в этот раз хочет встретить праздник дома. В этом загнивающем многомиллионном муравейнике, от одного вида которого Игоря блевать тянуло. Не любил он Москву, которая из иллюминаторов самолета ночью напоминала одну огромную разросшуюся опухоль, чьи метастазы растянулись на многие километры вокруг. Гадость, а не город. Но у Пети тут семья. Матушка и отец, с которыми, вроде как, он хотел наладить отношения спустя три года отмалчивания. Родителей не выбирают, какими бы моральными уродами они ни были. Игорь не мог его осуждать.       — Че притих, дядь? — Петя кое-как запихивает уже взвешенную морковь в тележку и вопросительно смотрит на Игоря.       — Скажи честно. Вот тебе реально это нужно?       — Зеленый горошек? — Хазин задумчиво супит брови. — Не, ну как, я не прям фанат, но оливье без горошка не катит. Игорь тяжко вздыхает и просто молча толкает тележку дальше. Спорить с Хазиным ему не хочется, потому что все эти перепалки могут трансформироваться в настоящую ссору, и тогда Игорь точно укатит домой с ветерком. Или не укатит… Петю же он не оставит. Блядство, просто блядство. Нормально же все шло эти годы, че вдруг Пете приспичило отношения наладить с родней? Предательский внутренний голосок нашептывает Игорю, что будь у него хоть малейшая возможность увидеться с родителями, он бы тоже, не раздумывая, воспользовался ею.       — Игорь, — тихий голос раздается где-то под боком. Миниатюрная ладонь (Игорь никогда не перестанет умиляться с того, какой он крошечный) ложится ему на предплечье и чуть давит, заставляя остановиться. — Да, мне реально это нужно, — Петя смотрит на него прямо и улыбается самым краешком губ. — Я очень хочу увидеться с мамой и просто тупо обнять ее, это же адекватное желание, разве нет? Я три года игнорировал ее и вел себя как последнее хуйло, она не заслужила. Про отца то же самое сказать не могу, но и на него злиться устал. Каким образом они оказались в бытовом отделе, Игорь не понимает, но радуется, потому что, в отличие от продуктовых, здесь людей практически нет. Поэтому, не думая о реакции окружающих, он может сделать, что хочет — коснуться пальцами щеки Пети и невесомо погладить. Хазин прикрывает глаза и подается всем телом вперед, подставляясь под ласковое касание, напоминая хитрожопого кота, выпросившего пряник вместо кнута у своего хозяина.       — Если это важно для тебя…       — Важно, — он тут же распахивает свои шоколадные глазищи и снова смотрит на Игоря. — Хочу познакомить тебя с мамой. Ты ей понравишься, она любит ментов, — самодовольно ухмыляется и, резко повернув голову, умудряется зубами прихватить указательный палец Игоря.       — Бля, за что?! — Гром отшатывается и трясет пострадавшей конечностью, глядя на Петю, как на бешеного. Тот откровенно ржет, совсем не смущаясь проходящей мимо женщины, которая подозрительно смотрит на них и прижимает к груди средство для мытья посуды, словно оно способно уберечь ее от этих распоясавшихся пидорасов.       — За то, что гундишь, как дед, и весь день ходишь с пресным ебальником, — Петя топает дальше, сворачивая за угол и оказываясь в отделе спиртного. Он пристально разглядывает бесконечные ряды полок с различной выпивкой и задумчиво жует губу. — Бланк или шато?       — Че?       — Ясно, балтику будешь хлестать, — Петя так нагло ржет над ним, что Игорю хочется взять одну из бутылок шампанского и треснуть Хазина по голове. Останавливает только то, что придется потом платить за ущерб. — Не надо на меня так смотреть, со мной этот твой плохой полицейский не работает. Стерва. Игорю хочется вздернуться. Он в этом гребаном торговом центре в гребаной Москве накануне праздников в компании гребаного Хазина, которого Игорь, вообще-то, очень сильно любит, но прямо сейчас самую малость ненавидит. Потому что нервничает перед встречей и знакомством с матерью Пети. Он тоже человек, ясно? Хоть и успешно притворяется тумбочкой с эмоциональным диапазоном шавермы, но человек — со своими страхами и переживаниями.       — Что тебе взять? — Петя снова оказывается рядом, не так близко, как хотелось бы, потому что в этом отделе посетителей гораздо больше, но все равно достаточно, чтобы Игорь немного успокоился.       — Текилу можно?       — Можно, для тебя хоть русалку на шпагат, — Хазин очаровательно фыркает и закладывает в тележку еще одну бутылку. — И хватит париться, нормально все будет.       — Я бы не был так уверен, учитывая, что салаты ты решил приготовить сам, — Игорь не может сдержаться от ответной подколки, пока они медленно чешут к кассам, где уже выстроились длинные очереди.       — У меня руки не совсем из жопы растут, так-то, и сраный оливье я нарезать в состоянии. Игорь смотрит вниз, где по всем анатомическим законам у Хазина должна быть жопа, будто желая убедиться, что руки из нее и правда не растут. Но сейчас две аппетитные упругие ягодицы, обтянутые серыми джинсами, прикрыты пальто. Этот пижон даже в разгар зимы не отказывается от своих пафосных шмоток, спасибо хоть, что утепленные начал носить, а не этот хренов кашемир, от одного вида которого Игоря в дрожь бросало.       — Пальцы себе только не отрежь, — бурчит Гром.       — Не страшно, если что, я всегда могу воспользоваться твоими, — Хазин говорит это таким тоном и так вызывающе шевелит бровями, что Игорю хочется провалиться сквозь землю. Перед ними стоят мать с дочерью, а сзади пожилая парочка. Так себе компания, чтобы обсуждать пальцы Игоря, которым Петя всегда может найти применение.       — Ты говнюк, знаешь?       — Ага, за это ты меня и любишь. Игорь становится почти пунцовым и замолкает, чтобы не нарваться на очередные факты. Ну, любит. И что? Имеет право, между прочим. Этот московский хлыщ не оставил ему выбора, когда три года назад наехал и наорал на него за то, что Игорь по ошибке стащил его кофе в участке. Аппарат тогда был новый еще, Гром наивно решил, что стаканчик с дымящимся напитком, терпеливо дожидающийся на подложке, предназначен ему. А потом возле уха будто взорвалась граната, и Игорь еще несколько секунд пытался понять, откуда исходят эти страшные тявкающие звуки. Пришлось посмотреть вниз.       — Ты чего завис? — Хазин вновь пихает его локтем, и Игорь выныривает из воспоминаний. Вместе они начинают выгружать на ленту продукты. Яйца, огурцы, мясо, горошек, шампанское, майонез, апельсиновый сок, смазка, свежая черника… Стоп! Смазка? Игорь ошалело смотрит на бутылек, пока кассирша пробивает его с характерным пиканьем, как будто в порядке вещей. У них же каждый день мужики затариваются клубничным лубрикантом, ебаная Москва. — Важная в хозяйстве вещь, между прочим. А вдруг дверные петли надо будет смазать? Желание втащить Хазину продолжает расти по экспоненте, поэтому Игорь от греха подальше подхватывает два больших пакета, оставляя Петю расплачиваться одного. Несется к выходу и залетает буквально во вращающиеся двери. Свежий морозный воздух на улице чуть помогает охладить пыл, но недостаточно. Игорь с грозным видом топает к парковке и слышит за спиной приближающиеся торопливые шаги.       — Обиженка, — сладким голосом тянет Петя и откровенно ржет.       — Идиот, — парирует Игорь, кое-как жмет на кнопку и коленом приподнимает дверцу багажника. — Ты лицо этой тетки видел?       — Готов поклясться, что она нам страшно завидовала, — Петя наклоняется и помогает своему суженому разместить пакеты так, чтобы ничего не выкатилось и не разбилось. Они вместе закрывают багажник и выпрямляются. Молчат немного, просто разглядывая друг друга, и Петя чувствует, как губы непроизвольно растягиваются в мягкой улыбке, ему не свойственной. Но рядом с Игорем он себя не контролирует. Никогда не умел.       — Я понимаю, что тебе не нравится вся эта затея. Ты нервничаешь — это нормально. Мне и самому перманентно хочется сбежать с момента, как мы приехали. Вернуться домой, завалиться на скрипучий диван и молиться, чтобы на голову мне не ебнулась штукатурка. Сидеть с тобой и смотреть тупые боевики, матеря героев, которые в душе не ебут, как ствол надо держать. Мне хочется, Игорь, но, блядь… Еще мне хочется познакомить тебя с той частью своей жизни, которая была раньше. Откровенно хреновая и грязная, но ты же принял меня со всем этим дерьмом, а значит, имеешь право узнать о нем побольше. Петя замолкает, и Игорь в ответ тоже молчит, потому что не хочет портить момент. От Хазина слышать такие длинные и серьезные монологи для него редкость. Он только смотрит, как кружащиеся в воздухе пушистые снежинки ложатся на растрепанные каштановые волосы, в которые Игорь так обожает зарываться носом.       — Я тоже ненавижу этот город, меня от него воротит каждый раз, когда приходится метнуться сюда по делам. Но знаешь, что удивительно? — Петя делает шаг к нему, оказываясь близко, и продолжает улыбаться. — Даже Москва не кажется такой гнилой, когда ты рядом. Игорю бы сейчас скупую слезу пустить и шмыгнуть носом для полноты картины, а то таких соплей они давно не разводили и вряд ли в ближайшее время повторят. Но он только кивает и продолжает разглядывать Петю, в очередной раз задаваясь вопросом, как этот человек сумел проникнуть в его жизнь и просочиться под саму кожу. Так плотно и цепко, что не отодрать теперь, разве только с летальным исходом. Снег мягким пухом кружится, кружится и кружится, невесомой массой оседая на волосах, плечах, одежде. А Игорь думает, что Москва, возможно, и правда не самый отвратительный город на планете, пока они здесь стоят вдвоем. Пока Игорь может притянуть его к себе и обнять. Пока может сказать, что любит, и в ответ услышит то же самое.