Последнее задание

Пьеро упал навзничь, опрокинув всё вслед за собой. Голова шла кругом, знакомая лаборатория почему-то была другой: стены, шкафы, скрипящая лестница по которой он шагал несколько минут назад виделись в жгучем и пульсирующем красном цвете. Шут протянул руку к голове, та будто начала плавиться, опустив руку на ладони узорами разливалась кровь капая на пол, к горлу поступила тошнота. Облакотившись о руку и попытавшись приподняться в голову внезапно ударила молния боли. Голова вновь закружилась. Слабость пожирала остатки сил. Воздействия химиката начали давать свои силы в бой. Все попытки привести себя в чувство были безуспешны как бы Пьеро не бил себя по щекам, само головокружение было не простым, это не просто галлюцинации и побочки от лекарства как заявил Второй предвестник. Его обманули. Первого предвестника впервые обманули и тот повёлся на такую горькую ложь. Пьеро понимал, что сейчас он умрет либо от препарата, либо от собственной руки Доктора, иначе исхода быть не может. Руки задрожали, на полу появлялись харчки с кровью, Шут пытался откашляться, хватая воздух как свое последнее. Он задыхался, хватал кровавыми руками горло и пытался вывести химический компонент из горла как только мог даже самым абсурдным способом. Растирая горло, кашляя и засовывая пальцы в рот только усугубляло ситуацию. Горло обжигало так, словно туда залили все то бурлящее в лаборатории Дотторе, который в данную секунду просто наблюдал за растущими страданиями Пьеро цинично смеясь над выполненной им задачей и представляя что ждет его жертву дальше. Горло было как котел в аду, который раздирал стенки и разъедал трахею. Глаза как впервой наполнились настоящим страхом. Точно как раб божий первый Предвестник кинулся к ногам ученого и просил немыми всхлипами и вздохами сделать что то, но тот не поддался жалости и не сдвинулся с места, лишь продолжал пустыми глазами смотреть на корчущегося Педролино в агонии. Режущая боль сковывала все тело, порождая и постепенно уничтожая каждую его частицу. Второй препарат, который был уже вколен в Шута, лишал весь контроль над его телом с неумолимой скоростью лишь удавалось Пьеро сдвинуться на шаг. Шут агрессивно бросался на все что видел и не видел, ползал, опрокидывал металические столы с медицинскими препаратами и колбами с веществами неоновых цветов которые так и бросались в глаза и делали ядовитую боль им. Все препараты были успешно сбросаны на плиточный пол и разлиты, колбочки разбиты на маленькие осколки что после впивались в уже красные колени Пьеро, из которых сочились маленькие струйки крови пачкая белоснежные штаны кровавымм узорами внутри и снаружи. Температура поднималась, на лбу постепенно скапливались маленькие капельки пота, лицо становилось краснючим, дышать было с трудом каждую секунду. Каждую секунду он был на пороге смерти, страдания брали верх и смерть будет мучительно больной, иначе быть не может... иначе быть не может. Он все рассчитал. Он все прогадал. Ощущение в венах были ужасающие, словно куча голодных пиявок и червей впивалось, высасывая энергию и кровь без замедлений, сжирая вместе с тем твои внутренности. Все то что казалось то были галлюцинацией. Агония поглотила его тело вместе с разумом. Картина перед глазами Шута расплывалась, и показывалась смутно, абсолютно разными цветами он видел происходящее перед собой. В ушах гудело и были слышны голоса которые отдавались эхом, галлюционные голоса которые были только в его голове, которые шептали бред от которого Шут вот вот сойдет с ума. Звуки слышались по другому треск, скрип, крики, смех и речь Дотторе слышалась в разы громче чем обычно, хотелось закрыть уши и самому кричать, кричать от безысходности. Впервые Пьеро так слаб. Слаб перед самим собой. Шут смотрел как пес, устало, с закрытыми веками и глазами полными боли, боли так и физической так и душевной. Как так? Как так получилось? Почему Шут, первый предвестник повелся на того, кого считал своим товарищем и другом вместо "простого коллеги". Почему? Главное, за что? Голова раскалывалась от мыслей. Из глаз непроизвольно сочились соленые слезы, катились ручейком по щекам и падали на пол не слышно для человеческого слуха. Руки дрожали, вены выступали и температура крови в жилах увеличивалась и казалось что руки обжигают изнутри. Кричать было нельзя даже если бы можно было, горло в прямом смысле можно было бы разорвать. Он все рассчитал. Смерть Предвестника не так страшна, как то, что произойдет после нее. Прошло несколько минут и он испытывает что-то новое, боль постепенно угасает. Ему больше не мерещились черви, однако, агония, вырывающая болезненные стоны из обожжённого горла, возродилась с новой силой и смешалась со всем бредом, метавшимся перед глазами. Пьеро раскрыл рот, но не смог закричать, беспомощность уничтожала его. Через долю секунды он снова мог говорить, но контроль над языком был полностью потерян словно заново родился. Движения происходили не в те моменты, когда Пьеро надрывался от попыток сказать хоть слово, но в миг бездействия, даже забытья…Нельзя было с точностью сказать больно это или нет. Изначальная боль была настолько острой сильной и резкой что Первый предвестник терялся в разных порогах боли и не понимает, при какой ему стоит кричать и молить а при какой просто терпеть. Он привык к препаратам и ощущениям и он не понимает боль. Единственное о чем думает Предвестник, это о том что будет происходить после. В холодной лаборатории теперь становилось душно, Шуту вновь становилось дурно. Руки не дрожали и удушье отступило в этом бою, однако появлялись новые ощущения. Хочется открыть окно, выбраться наружу зарыться в снег и дышать ледяным воздухом, хочется вдохнуть в себя хоть частицу и пусть после заболеет, пусть. Ощущения были будто в газовой камере или комнате пыток, каждый раз новые и новые ощущения и на свой вкус и цвет как ты умрешь. Шут удивлялся тому, сколько оба препарата вызывают ощущений за такое короткое время, но не тому, кто это смог воссоздать. Шут всегда был уверен в нем так как больше ни в ком. Знал, что тот не подведет - а тот и не подвел. Подвел Пьеро себя, купившись на обман. Сердце бешено колотится, тело сочится потом. Не лаборатория - печка. Одежда ощущается как тяжёлый груз который не поднять и роты солдатам, но он держит. Тяжело, душно и больно. Хочется снять шубу, не может, тело ослабло и потеряло контроль над собой. Руки снова затряслись. Желание провалиться в сон, в астрал, в небытие. Доктор ходит, наблюдает, записывает и отвратно ухмыляется. Улыбка как у чеширского кота которому дали лакомство за глазки. Видно что он мямлит - не слышно, в ушах по прежнему гудеж. Слышно черкание ручки будто над уровнем уха, такое раздражающее и болющее. Пьеро знает что он пишет. Доктор, эксперемент удался? Или это и не эксперемент вовсе? Не имело значения. Из носа струйкой полилась кровь прямиком в рот и на одежду, реакция организма. Разум затуманился и веки закрываются сами по себе. Я умираю? Таков конец Шута? Потешно. Смерть Предвестника не так страшна как ее последствия после. Смерть... молчок в мыслях. Шут отключился, разум жил. Мысли по прежнему пытались жить и достучаться. Пьеро ощущал себя где то там чего не существовало ни в одной вселенной. Он видел черные тени в виде призраков. Галлюцинации в виде теней со всех сторон протягивали к нему омертвевшие руки и не шептали, а живо и торжественно кричали ему его нестоящее имя: «*!». Пьеро не умер, он не может. Он просто не может. Тело было отключено, разум нет. Доктор встал из за стола и медленными шагами направился в сторону тела, подошел к Шуту убедиться жив ли тот и взял из кармана халата стеклышко, приставил к носу, дышит, печально. Дотторе взял скальпель и сделал глубокий разрез в области, в области шеи ливанула кровь пачкая белый халат и всю одежду в целом. Руки ученого были в крови, однако тот не противился и раскрыл мышцу глубже. Шут как окаянный выживший мертвец проснулся будто ото сна и вздохнул с полной грудью. С противными звуками хлюпающей крови в шее он задыхается, вновь хватается за воздух и шею, пытаеься остановить кровь и колеблется по полу. Доктор потерял дар речи. Такого быть не может, он же... умер? Впервые у доктора так сильно задрожали руки смотря на эту картину. Скальпель упал на плитку громким звуком отлетев куда то в сторону. Голова кружилась теперь у ученого. Набрав воздуха в грудь он схватил упавший скальпель где то посреди тени, вздрогнул, без колебаний положил скальпель на стол, выдохнул. Шум в ушах вместе с визгом умирающего и дрожью металла то становился громче, то затихал. Голос, звук скальпеля, крик, вызываемый в нём мольбами о пощаде, давили на Дотторе. Он терялся в ощущениях: вместе с естественной от видения картины жажды крови Дотторе чувствовал необъяснимый ужас. Избавиться от конкурента и своего врага как он считал немедленно — всё, чего он хотел. Но нет, если он промедлит, стоя с нацеленным скальпелем, то не только выдаст себя, но и не сможет продумать дальнейшие действия. Все вышло из под контроля в один момент когда Шут стал кричать. Никогда прежде Дотторе не испытывал такого недоумения. Стоило ему лишь коснуться лезвия скальпеля, видения набросились на доктора в самых ярких красках. В таком ярком и живом воспоминании он, Иль Дотторе, в академии душил какого-то мужчину, кричал на него и бил головой об стол, резал ему лицо осколком стекла. Дотторе как будто пробило на что то не нормальное после воспоминания. Глаза стали красными, наполнились слезами. Это не были слезы жалости... это было то что нельзя было объяснить ему самому для себя. Дотторе отбросил скальпель и стал душить Первого предвестника. Не было мыслей ни о чем. Слезы его капали в океан лившейся крови из гортани Пьеро. Было какое то сожаление и удовольствие. Это было сложно объяснить. Доктор не испытывал и капли отвращения, наоборот, его передёргивало от удовольствия. пальцы сжимались вокруг горла, заставляя Пьеро хрипеть всё протяжнее и громче. Мышечные ткани неспешно разрывались, а Дотторе заливался раскатистым хохотом безумия и упивался звуком крошащихся на части костей. Было громко и было все. Слезы, мычание и безумный хохот. Благоухание крови и загнивающей плоти, что источало бездыханное тело, только распаляло интерес. Глаза мужчины выпучились, щёки заалели от усилия лёгких совершить мучительный вдох. Доктор отпускает бледное тело. Он умер. Все кончено. Лицо Дотторе заливается слезами, рыданием и сожалением. Это было сожаление и жалость. Жалость к самому себе а не к поступку. Перед ним лежало бездыханное тело того, кто привёл его сюда, кто представил все то что у него есть сейчас. Из побледневших уст Доктора произнеслись последние дрожащие слова: – Я знаю, ты этого желал. Я выполнил твоё последнее задание, Шут?