Дом беспокойных

      Она лихорадочно дернулась, вжимаясь спиной в полуразрушенную стену студии, не скрывая ужаса, когда глаза Бенди — не того, кому она мягко улыбалась и кого гладила по голове с нежностью — блеснули кровожадностью и жестокостью.       И все стало белым и расплывчатым.       Вокруг нее поначалу ничего не было. Тишина и темнота, ощущение чего-то склизкого, окутывающего кожу. Что-то было дурное в этом предзнаменование.       Что-то было не так.       Где она была? Одри заставила себя открыть глаза и не увидела перед собой ничего, кроме окутывающей темноты. Запах чернил, душистой герани и свербящей в носу затхлости.       Холодно, очень холодно. Ей было холодно. Что произошло? Одри не чувствовала под пальцами опору, лишь холод, но пальцы от него не дрожали       Запах чернил, душистой герани и свербящей в носу затхлости. Она почувствовала тупую боль в спине, как будто в нее втыкали тысячу иголок одновременно, снова и снова. Боль была знакомой. Это заставляло ее чувствовать себя живой. Заставил ее почувствовать… что-то, кроме холода.       Одри позволила себе упасть в черное и красящее, окруженная разбросанными бумагами и беспорядком. Она позволила себе упасть и задержала дыхание, слушая гул-рокот рычания демона и хриплые обещания, к которым она не должна была прислушиваться.       Руки, сжимающие ее запястье, холодные.       — Приведите ко мне чужака, и я покажу ему врожденное предназначение, — сквозь помехи хриплый старческий голос где-то из громкоговорителя. Одри не могла понять, почему именно она.       — Уилсон, что происходит? Что я здесь делаю? Это не должно быть так!       Одри сморгнула подступающие слезы, и в миг все стало белым и расплывчатым.       Где же она?       Уилсон заинтересованно моргает, вертя выбеленным слепым зрачком в искривленной глазнице, медленно протягивая ей руку с обещаниями чего-то большего, чем долгожданное возвращение домой в уютные чистые стены студии. Вокруг лживого Хранителя запах чернил, душистой герани и свербящей в носу затхлости.       А в следующий раз Одри, перекидывая арматуру на плечо и наклоняясь над чьими-то старыми записями, нажимала на пыльные кнопки найденных проигрывателей - поврежденные текстовые дисплеи упрямо сохранились, слегка раздражая попытки расшифровать то, что когда-то на них записывали, но функциональность практически не пострадала. И сквозь тембр проигрываемого голоса, рассказывающего о кипевшей давным-давно жизни и пошаговых кадрах к анимации, Одри почти вскрикнула, когда совсем близко услышала Его. Гнев, обозленность, ненависть к собственному заточению. Голос Чернильного демона сладок, как мед, но не внушал покоя, сотрясая воздух разноцветными вспышками и громкими, хлюпающими шагами гуманоидного чудовища с человеческой челюстью.       Одри отскочила в сторону, оглядываясь в попытке найти источник голоса, чтобы узнать его личные намерения, но не решилась сделать шаг, прежде чем Бенди исчез, не дойдя до ее комнаты, чтобы позже вернуться. Бенди ли? Нет, у ее Бенди забавные черные рожки, добрая улыбка и танцующие, забавные движения. Почему он такой злой? Какое чудовище забрало имя персонажа с ее рисунков и что же преследует другой Бенди?       Одри обернулась на расплывчатую тень на другой конец коридора и прибавила шагу, открывая первую незапертую дверь и, входя внутрь, опустилась вниз по стене, закрывая лицо руками. Холод в пальцах вернулась — где она, почему ей так холодно?       — Нет! — выкрикнула Эллисон перед ней, в удивлении приоткрыв рот. — Хранитель наш враг, ты должна выслушать...       — Не слушай! Нет! Ты дитя машины, ты должна остаться здесь! — звериные когти оставляют длинные размашистые росчерки-полосы на стене, в голосе Чернильного демона прозвучало что-то поразительно близкое к отчаянию. Почему ей приходится выбирать, на чьей стороне быть? Почему они не хотели, чтобы она услышала хриплое обещание? Ведь Уилсон обещал, клялся со стойкостью в голосе вернуть ее домой, когда она выполняет свою часть сделки и поможет, ведь так?       — Ты станешь богиней, невообразимая сила. Доверься мне и выполни свою миссию, Одри.       Было ли это воспоминанием?       Вспышки, образы, льющиеся из стен чернила, лопасти странного подозрительно изобретения, какофония из криков. Потерянные, утратившие разум, друзья, протянувшие ей руку помощи.       Вспышка — призрачная фигура отца, превратившаяся в пятно крови.       Еще одна — отражение в разбитом зеркале, разделяющее на фрагменты изменившееся уродством лицо Одри, сверкающую сочным золотом метку и чернильные пятна по телу.       Еще одна вспышка — черные, обезличенные глаза Чернильного Бенди, залитые жуткой патокой. Демон смотрит на нее таким холодным взглядом, что она обжигается, а дальше, замечая уверенную фигуру прекрасной Элисон и далекий силуэт Генри, холод заменяет собой только жар.       Одри смаргивает слезы, тянет руки перед собой как маленький отчаявшийся ребенок, и сквозь темноту пробиваются заплаканные, пиксельные и будто бы нарисованные глаза доброго демоненка с ее рисунков.       Одри окутывает холод.       Одри Дрю улыбнулась, чувствуя мягкое, знакомое тепло.