***
Хайникель почти семнадцать. Грядущая самостоятельность обычно вызывает у молодых людей восторженные ожидания взрослости и свободы, только вот девушке было страшно покидать католический приют. Не было у нее никаких особенных талантов, которые бы могли помочь ей в жизни, а то, что Александр Андерсон, пытаясь дать ребенку хотя бы какие-то навыки, иногда водил ее в тир, вряд ли было угодным Матери-Церкви в глазах других священников. А отец Александр считал, что так его воспитанница хотя бы будет знать, что делать, если на нее вдруг нападет какая-нибудь нежить или она окажется в окружении язычников. Откуда, правда, взяться этим язычникам в итальянском Римини, было непонятно, но падре знал, что стрельба - очень важный навык для выживания в этом страшном мире для любой молодой католички и щедро делился своими умениями с детьми из сиротского дома. Да и должна же быть от очень не простой в воспитании Хайникель хоть какая-то польза. Она и Такаги дружат долго, наверное, столько, сколько она себя помнит. С тех пор, как оказалась с ней в приюте. Юми тогда рассказывала, что у нее есть родители, просто очень далеко. Хайникель верила. Раз Юми так говорит, то зачем все усложнять? А та рассказывала, что родители ее, хоть и японцы, только жила их семья сначала в Китае. Они были прихожанами неофициальной католической церкви, которая во всем мире считается "официальной" и нормальной, а вот в Китае - опасной сектой. А вся разница заключается в том, что разрешенная католическая церковь считает своей главой коммунистическую партию, которая напрямую поставляет туда "своих" епископов и воспитывает будущих семинаристов в духе преданности КПК. А вот подпольная - все еще бережет духовное единство с Ватиканом. И у родителей Юми из-за этого были проблемы. Они присоединились к той части католической церкви, которая ушла "в катакомбы". Юми всеми правдами и неправдами из Китая вывезли, а вот родители там остались. Хайникель никогда не спрашивала, что потом с ними сталось. Ни к чему злить Юмиэ. Только Юми один раз проговорилась, что за участие в "неофициальной" католической церкви в первый раз дают срок, а вот если не отречешься, то на второй... Хайникель не разобрала. Юми показала знаком, ударив кулаком в ладонь. Общий смысл ее подруга поняла: арестованного ждет смерть, а расспрашивать не стала. Богатое воображение Хайникель дорисовывало детали. Расстрел знаком показать легко: приставить два пальца к виску. Поймут не то, что в Италии - в Африке. Хайникель думала, что в застенках разбивают головы о камень. И уже тогда по-инквизиторски понимала последнюю строку сто тридцать шестого псалма . Хотелось красным тварям отомстить за Юми. Потом, гораздо позже, став старше, она, конечно, прочитала о том, как правильно понимать эту строку и у Златоуста, и у Феодорита. Только, когда она закрывала тома комментариев, отплатить за Юми все равно хотелось. С ней она больше о ее родных старалась не говорить. Такаги удалось пожить и на исторической родине в Японии. Правда, Хайникель не знала, хорошо ли было Юми там, где всего пару веков назад были узаконены казни христиан. Потом Хайникель узнает, что ее подруга тренируется с мечом и назвала свой клинок в честь города, где в Японии когда-то давно вспыхнуло христианское восстание. Видимо, Юмие о чем-то таком мечталось. Так, что триста лет гонений, которые окончились в Японии в бородатом девятнадцатом веке, Такаги тоже не простила. Трагедии людей, живших очень давно, напоминали ей о собственных бедах и бередили душу. Особенно когда Юми узнала, что ее любимое место для прогулок в Токио находится совсем рядом с площадью, где еще полтора века назад убивали ее единоверцев.***
Она называет ее Юми. Хайникель думает, что Юмико - маска, чтобы нравиться взрослым, а Юмие часто пугает ее саму, и девушка думает, что Юмие плохо закончит. А в Юми есть хоть какой-то баланс. Хайникель открыла ноутбук, подарок от отца Андерсона им с Юмико. Вчиталась в новости. Рука ее машинально потянулась за сигаретой. Она, зачитавшись, пропустила тот момент, когда грозной тенью над ней навис решивший проведать воспитанниц отец Александр. Хайникель не сразу осознала, что полностью спалилась, и теперь ей не отолгаться от своей греховной привычки. И первую часть поучений о том, что католическая церковь осуждает зависимость от табака, а она к этому обязательно придет, раз пристрастилась к дурному так рано, Хайникель прослушала. Мысли ее были совсем о другом. В душеполезные нравоучения отца Александра она врубилась на том моменте, когда он рассказывал, что еще папа Урбан Восьмой отлучал курильщиков от церкви, из педагогических соображений забыв упомянуть, что эта булла была отменена сто лет спустя. - Ты вообще хоть иногда задумываешься о своем будущем?! - Спрашивал он. - Ты так и жизнь, и душу свою в юности еще погубишь. "Ну вот, теперь он будет мне говорить о том, что я так себе судьбу сломаю". - Промелькнула мысль в голове Хайникель. - Я вот уже, кажется, подумала о своем будущем. И о спасении тоже. - Девушка открыла ноутбук, повернула его к отцу Андерсону. - Я подумала о том, что не хочу в обычную семинарию. Ну, туда, где учат быть девочкой из церковного хора или после четырех лет обучения отправляют миссионером в Индию... Мне хочется в такую, где учат на инквизитора. Андерсон сначала внимательно и озабоченно глядит в ноутбук, читает новости о том, что в Венгрии найден заброшенный дом, где творилась разная жуть. Преступники заманивали туда жертв, а после убивали с особой жестокостью. Повсюду в доме были обнаружены следы кровавой трапезы. Католическая церковь уже высказалась. И сделала предположение о ритуальном характере чудовищных убийств. А это значило только одно: полиция обнаружила опустевшее гнездо упырей, которые гипнозом заманивали к себе людей, а потом творили с ними антихристианские мерзости. И "ритуальный характер" - это просто фраза-замена, чтобы лишний раз не наводить панику, а венгерская инквизиция, проспавшая гнездо, уже поставлена на уши и ищет "настоящих исполнителей", а не "полоумных сектантов". Андерсон с трудом подавляет гнев. Он еще не очень хорошо понимает, на что он злится. На то, что он не может сейчас взять билет на самолет и отправиться из Римини в Будапешт и лично найти тех "художников", что устроили содомию в Венгрии, потому что из епархии его никто не отпускал, и нельзя священнику вот так взять и бросить паству, из-за того, что в другой стране случилась трагедия, или он гневается на венгерских "братьев во Христе" и очень хочет научить их работать. До него доходит, чего это Хайникель подалась в инквизиторы. Ей просто однажды надоело читать о таком каждый месяц. И ему тоже. Конечно, жизнь и Юмико, и Хайникель отец Александр видел только связанной с церковью, но не рано ли его воспитанница мечтает очищать мир от нежити? Он напряженно думает: хватит ли у нее не только веры, но и дисциплинированности? Отец Александр Андерсон пропустил момент, когда от нервов сам взял сигарету из пачки Хайникель, зажал ее в зубах. Понял он это только тогда, когда увидел, как вспыхнул огонек зажигалки в руке девушки, и она своей рукой прикурила ему папироску. - Веселого Рождества, - слышит он совсем печальный голос девчонки.