Во имя отца, и сына, и святого духа

Не самая лучшая идея из тех, что приходили в мою голову, но выбирать особо не из чего. Поэтому вот сигарета, и вот я, стою как лань на водопое, прислушиваюсь к гулу детских голосов и молюсь, чтобы никто не решил заглянуть за угол школы и обнаружить здесь дымящего меня. Прямо возле священного храма знаний. В пальцах остался лишь маленький окурок, а до звонка еще три минуты. Как раз хватит еще на несколько тяжек. Потом быстро вымыть руки, жвачку в рот и на третий этаж, грызть гранит науки. Расслабившись с такими мыслями, теряю бдительность на два жалких глотка никотина и слышу вкрадчивое покашливание над ухом. Вдыхаю в последний раз и не могу выдохнуть. Закашливаюсь от неожиданности, и горький вкус на языке смешивается с вяжущим привкусом страха. Прямо возле меня, как из-под земли, возник он. Тянет широкую улыбочку, которая обычно сводит всех с ума, весь такой в рубашечке и отглаженных брючках. Не то что я. Подкрался таки, гаденыш, и теперь лыбится, уже наверняка предвкушая, как растрезвонит учителям, о том, как его любимый одноклассник оскверняет свой телесный храм, да еще и возле нашей богадельни. Прокручиваю эти мыслишки и понимаю, что допустить этого никак нельзя. Курение наверняка станет последней каплей и, узнав об этом, администрация выдаст мне документы и сделает ручкой. А искать, где бы закончить обучение под конец последнего года, совсем не то, чего мне хотелось бы. — Привет, Веник. — Стараюсь вести себя непринужденно, будто мы лишь случайно встретились по пути в школу. Тлеющий окурок в руке особенно усердно не замечаю. Веня в ответ недовольно кривится, но поддерживает любезный тон беседы. — Иван, ну сколько можно повторять? Меня зовут Вениамин и никак иначе. — Вежливо разъясняет и со стороны наверное выглядим, как два дружка. Так сразу и не скажешь, что не выносим друг друга на протяжении шести лет. Ну как. Я не выношу, а он так, гадит мне исподтишка, потом куксит мордочку. — Так какими судьбами, Веня? — Спрашиваю, проигнорировав его слова, и пытаюсь натянуть такую же улыбочку. Но видимо получается плохо, потому что он смеряет меня насмешливым взглядом и отвечает, заложив руки за спину. — Да так, спешил в школу, вдруг чую, дымом тащит. Дай, думаю, гляну, кто там. Врет нагло, прямо в лицо и особо не скрывается. В его глазах читается издевка. Сам наверняка следил за мной, от самого дома. Уж не знаю, кого благодарить, за то что живем мы почти бок о бок — в соседних дворах. Знает, что я курю, падла, но до сих пор, почему-то, никому не рассказал. Видимо час настал. — Не понимаю, о чем ты. — Недоумеваю, почти искренне, но именно в этот момент сигарета дотлевает и обжигает мои пальцы. Шиплю, отбрасываю ее с тихим «блять» и перевожу взгляд на Веню, который внимательно разглядывает едва тлеющий бычок, а после, не поднимая головы, произносит. — Еще и сквернословит. Ты что, на уроке не слушал? Тебя за ругань черти шестьдесят лет в аду будут жарить. Если только за ругань. На этом мое терпение заканчивается и я, решив, что мне все равно отсюда вылетать, оказываюсь возле него в один шаг и хватаю его за накрахмаленный воротничок. — Чего тебе от меня надо? — Цежу сквозь зубы, прямо ему в лицо, и наверное обдаю запахом дешевого табака, от которого он чуть морщится. Жду, что сейчас начнет визжать и вырываться, но на удивление спокоен. Не предпринимает попыток освободиться, только укладывает ладони на мои. — Спокойно, мы можем уладить возникшую… ситуацию мирно и без последствий. Если ты согласишься выполнить небольшое условие. Вот мы и подобрались к сути. Ну конечно. Это же Веня, он ничего не делает просто так, всегда ищет выгоду. У него вроде как бабка еврейка. Унаследовал внучок все самое лучшее. — Какое? — Спрашиваю уже спокойно. Отпускаю его и намереваюсь сделать шаг в сторону, вот только Веня не спешит увеличить между нами расстояние. Хватает меня за предплечье и притягивает поближе, а когда его лицо оказывается в сантиметре от моего, шепотом произносит. — Давай потрахаемся. Вот так просто и настолько в лоб, что я теряюсь, словно мне заехали кулаком по лицу. Стою, совершенно опешив, хлопаю ресницами, в то время как он — само спокойствие во плоти. Скучающе поглядывает, ждет ответа, слегка приподняв брови, а я, не успев до конца сообразить, киваю, только бы побыстрее убраться отсюда. Веник тоже кивает, расплываясь в самодовольной улыбочке. Отступает на шаг и, едва заметно проводит пальцами по моей руке. — Умница. — Бросает мне, и пока я витаю в прострации, лезет в карман, выуживает из него бумажку и протягивает ее мне. А когда я тяну непослушные пальцы, вновь наклоняется ко мне и шепчет быстро-быстро, так что я едва улавливаю смысл сказанного. — Здесь адрес и время. Оденься как-нибудь непримечательно и приходи. А, и возьми с собой. Ну ты понимаешь. Подмигивает мне, разворачивается и быстро удаляется в сторону входа в школу. А я стою возле кирпичной стены, комкаю бумажку и размышляю о том, как долго он это планировал и почему я? ~ «Вторник 19:00» такая дата стояла в отданной мне записке. И вот я плетусь к нему, удерживая себя от того, чтобы развернуться и сбежать. Забраться под одеяло и никогда оттуда не вылезать. Но нет, иду, шурша кроссовками по гравию, считаю каждую выбоину на тротуаре и думаю. Думаю много о чем, но мысли сами возвращаются к плану побега. Продолжаю их гнать и плестись. Один двор прохожу просто преступно долго; успел выкурить две сигареты, посидеть на качелях и продумать пути к отступлению. Как ни крути, а я в проигрышном положении. Я не он. Даже если я решусь кому-то рассказать, что он мне предложил, мне как минимум не поверят. Я не он. Я не выстраивал образ паиньки годами, бережно баюкая своих внутренних демонов. Прокручивая тяжелые думы в голове обнаруживаю себя возле его квартиры. Сам не заметил, как зашел в подъезд, придержав дверь выходящей бабушкой, и теперь стою на потертом коврике как бездомный щенок. Неуверенно протягиваю руку и давлю на звонок. Раздается короткая трель, за которой почти сразу следуют приглушенные шаги. Щелчок замка и недовольный голос. — Ты опоздал. Бросает недовольно, но спокойно, так словно я пришел к нему делать совместный доклад. Не дает мне ответить и затаскивает в квартиру. Ждет, когда разденусь. И пока я спинываю один кроссовок о другой и стаскиваю куртку с плеч, наблюдает, привалившись к стене, скрестив руки на груди. — Ты закончил? — Спрашивает, то ли чтобы съязвить, то ли чтобы действительно поинтересоваться. Вроде не ждет моего ответа, и когда куртка оказывается на вешалке, кивает в сторону и отталкивается от стенки. Молча плетусь за ним по коридору. Заворачиваем за угол и оказываемся возле двери, которую Веня толкает и та со скрипом поддается. Не дожидаясь приглашения, переступаю порог первым и понимаю, что это его спальня. — Я бы предложил тебе чай, но у нас мало времени. Оборачиваюсь и вижу, как он закрывает дверь ногой, отрезая мне дорогу на волю. Ничего не остается, как покорно идти вслед за судьбой. Осматриваюсь и не перестаю удивляться Вене, которого знал столько лет. Или думал, что знал. Для лучшего ученика православной гимназии его комната выглядит слишком по-бунтарски. На серых обоях развешаны плакаты старых рок групп. Как будто лики святых. Клочки бумаги, тоже прикрепленные к стенам, исписаны мелким почерком. То ли молитвы, то ли тексты песен. — Милая комнатка. — Заключаю, и в глотке становится сухо. Веник же снова скрещивает руки, приподняв бровь, явно выражая непонимание. Приходится объяснять. — Ну я думал тут все будет в иконах и распятиях. — Пожимаю плечами, разглядывая глянцевый лист с изображенными на нем музыкантами. Обернуться меня заставляет злобное шипение. Поворачиваю голову и вижу, что Веня оказался слишком близко и пышет мне в лицо негодованием. — Я не такой уж и праведный, если ты еще не заметил. — Проговаривает сквозь зубы и даже легонько толкает меня в грудь. Задело. Усмехаюсь, и вместо того, чтобы отстать, спрашиваю еще и нарочно наклоняюсь к его лицу, чтобы звучало вкрадчиво. Заглядываю в голубые глаза, в которых плещется злость, и спрашиваю. — Пытаешься доказать что-то? Все так же легко отталкивает меня, и сам отступает назад. Отводит глаза и небрежно бросает. — Просто захотелось попробовать с парнем. — Почему я? — Задаю вопрос, мучивший меня столько времени, и незаметно для самого себя, тоже скрещиваю руки на груди. Веня делает вид, что задумался, а после отвечает, таким простым тоном, будто я поинтересовался, который час. — Ты мне нравишься. И я впадаю в ступор, потому что мозг отказывается обрабатывать полученную информацию. Веник остается предельно спокойным. Подождав, пока я перестану моргать как дурачок, кивает на кровать и сам подходит к ней. — Вень, ну ты же не серьезно? Харе уже. Пошутили и хватит. Пытаюсь поддержать дружеский тон, попутно соображая, как бы половчее съехать. Он же оборачивается и глядит на меня с маниакальной улыбкой, не предвещающей ничего хорошего. — О, ты можешь идти. Прямо в школу. За документами. Доучиваться будешь в шараге во дворе. Там против курения ничего не имеют. Совершенно не двусмысленно намекает, и я понимаю, что расшаркивания закончились. И он, совершенно абсолютно точно серьезен в своих намерениях. — Ну так что? Проводить? — Продолжает светить людоедской улыбочкой. — Как же ты сука бесишь. — Цежу сквозь зубы, на что он довольно кивает. — Раздевайся. — И как? В миссионерской позиции, под одеялом при выключенном свете? — Огрызаюсь, пытаясь защититься. Но он не собирается цапаться. Делает все молча и неожиданно. В одно мгновение оказывается рядом и целует меня. Просто затыкает рот своим и не сказать, что это не работает. Обезоруживает и дезориентирует. На все пару секунд, но, когда отстраняется, не могу продышаться, так будто только что пробежал марафон. Веня же, не теряя времени, успел поменять нас местами и толкнуть меня на кровать. От неожиданности взмахиваю руками и лечу назад. Благо не промахнулся. Приземляюсь на край, и Веня плавно соскальзывает ко мне на колени. Если бы я пил в этот момент, то точно бы подавился и умер. Он же, совершенно не смущаясь, запускает пальцы в мои волосы, наклоняет поближе и горячо шепчет на ухо. — Ну что же ты? Так много рассказывал всем о своих похождениях, а сам робеешь как двенадцатилетний школьник. Может и не было у тебя? Дразнит, очевидно пытается вывести из себя, и я ведусь. Чуть не вскрикиваю, защищая свое достоинство. — Было! Только не с парнем. Я вообще не такой! Кивает, будто бы соглашается, но снова все рушит одной фразой. — Ага, поэтому так старательно меня лапаешь. Я смотрю вниз и с ужасом замечаю свои ладони на его боках. Он провожает мой взгляд, а потом сжимает за плечи, заставляет посмотреть в глаза и опять быстро и горячо шепчет. — Забей. Никто об этом не узнает. Просто расслабься, вспомни того Ваню, о котором рассказывал всем и трахни меня. Замираю от таких слов, но невозможно не признать, что не заводит. Еще чуть-чуть и моя заинтересованность его предложением станет совсем очевидной. Веня ухмыляется самому себе и снова тянется за поцелуем. Не дергаюсь в этот раз, не пытаюсь отстраниться, и даже начинает казаться, что и впрямь. Плевать. От одного раза ничего не будет. Отрывается от меня, раскрасневшийся и довольный. Действительно улыбается и даже не пытается этого скрыть. Только снова наклоняется и спрашивает. — Ты же взял? — Что взял? — Не понимаю сразу, а он отстраняется и смотрит на меня как на идиота. — Резинку. — Бля… — Черт черт черт. — А без нее никак? Спрашиваю, с виноватой улыбкой, а сам прикидываю, куда ударит в первую очередь. Веня же, такой серьезный на моих коленях, что-то обдумывает, прикрыв глаза. А потом медленно выдыхает, наверняка мысленно досчитав до трех, и говорит. — Хуй с ней. — А как же шестьдесят лет в аду? — Не могу удержаться и возвращаю ему его же подъебку. Веня в ответ злобно щурится, а потом, фыркнув, толкает, так сильно, что я мгновенно оказываюсь на спине. Сам он подползает поближе, чтобы наши лица снова оказались на одном уровне, и смотрит мне в глаза. С полсекунды изучает мои радужки, а потом снова приникает к моим губам. Касается поцелуем, на этот раз мягким, осторожным. И это… это совсем не так же как было у меня. Ни как неловкие поцелуи с подругой детства, ни как опасливые с одноклассницей. Так же волнительно как первые, и так же страшно как вторые. Но по-другому. В этот раз примешивается чувство новизны, необычности и банального интереса. Осторожно провожу по его бокам и оставляю ладони на них. Пока просто придерживаю, как будто больше не за что подержаться. Веня же опускается чуть ниже, касается губами моей шеи, греет дыханием, и я не замечаю, как начинаю поглаживать его. Слегка, будто разглаживаю складки на рубашке. Но он видимо принимает это как знак и двигается увереннее. Усаживается на моих бедрах и, внимательно следя за моим взглядом, стаскивает с себя рубашку. Не глядя швыряет ее на пол и я даже не успеваю удивиться этому, потому что он быстро соскальзывает на пол, пропадая из моего поля зрения. Опираюсь на локти, приподнимаюсь, и вижу занятную картину. Вениамин Третьяков — лучший ученик, главный любимчик учителей, всегда исправно посещающий церковь и «подающий надежды» ребенок, стоит на коленях, едва заметно облизывая губы, и явно готовится мне отсосать. — Что ты делаешь? — Спрашиваю и снова нарываюсь на недовольный взгляд. Не удостаивает меня ответа, только придвигается ближе и принимается разбираться с моим ремнем. Вздрагиваю от резкости и намерений, с которыми от вытягивает полоску кожи из шлевок и отправляет ее на пол. А после настойчиво тянет мои штаны вниз. Даже пытаюсь его оттолкнуть, но он ловит мою руку, и, заглядывая прямо в глаза, произносит. — Расслабься, я все сделаю сам. И так доверительно шепчет, что я действительно расслабляюсь, даже позволяю стянуть с себя штаны и чувствую, как они путаются в ногах. Откидываюсь обратно на спину и убеждаю себя, что нахожусь в принятии. Пока не чувствую мокрое прикосновение. Снова подрываюсь на кровати и таращусь на Веню, опирающегося на матрас по обеим сторонам от моих бедер. Он закатывает глаза и предлагает компромисс. — Если тебе легче, когда все под твоим контролем, смотри. Разрешает и больше не обращает внимания на мои метания. Снова обводит губы языком, а после, опустившись ниже, не только губы. От этого хочется быстрее одеться и сбежать, но он довольно умело продолжает, и желание куда-то вставать улетучивается. Я наблюдаю за тем, как он примеривается, сосредоточенно хмурится и вновь проводит языком. Прикасается губами, снова лижет, а после, поднимает на меня затуманенные глаза и, не отрываясь взглядом от моих, берет головку в рот. Кажется, забываю выдохнуть, пока он демонстративно выпускает и языком собирает ниточки слюны. Больше не устраивает показательных выступлений, но видит Бог (надеюсь, что не видит), мне хватило и одного. Сосредотачивается на мне, снова примеривается и на этот раз опускается ртом. Не берет много, не больше чем на половину, пытается дышать носом и помогает себе рукой. Ритмично приподнимается и пытается не забывать про язык. А я… я пытаюсь не забывать дышать. Мысли разбегаются в стороны, оставляя только осознание чужих губ на моем члене. В голове так пусто, что мне начинает казаться, что я схожу с ума. А пока я витаю где-то между пространствами, Веня усердно продолжает и не сказать, что профессионально, но это определенно точно хорошо. А еще лучше становится, когда он не глядя нашаривает мою ладонь на кровати и кладет себе на макушку. Послушно зарываюсь пальцами в светлые волосы и чувствую что вот сейчас почти, когда выпускает изо рта и, явно запыхавшись, отирает губы. Разочарованно смотрю на него и хочется даже заскулить от обиды. Но один только взгляд и я понимаю, что это еще не конец. Одним кивком приказывает мне лечь, и я послушно выполняю, подвинувшись к стенке. Вытягиваюсь на одеяле, а он, чуть замешкавшись, забирается следом. Замечаю, что он снял с себя все и единственное что осталось — это крестик. Нервный смешок прорывается против моей воли, но Веня кажется не замечает. Тянется к тумбочке и берет с нее крупный розовый тюбик. — Крем для рук? В ответ он фыркает, выдавливая немного себе на пальцы. — Родителям будет легче объяснить крем для рук, чем смазку. Объясняет, пока сам забирается на меня сверху и опирается на грудь не испачканной рукой. — Сейчас подождешь немного? Вроде как спрашивает, а вроде и ставит перед фактом. Растерянно киваю и наблюдаю за его напряженным лицом, когда он заводит руку за спину. Не вижу что он делает, но прекрасно вижу, как морщится, кусает губы и прикрывает глаза. Слышу влажные звуки. и ладонь сама тянется проверить, но не решаюсь, и оставляю ее на чужой пояснице. Медленно поглаживаю, и морщинки на лбу у Вени немного разглаживаются. Проходит минут пять, когда он наконец выдыхает и садится, снова на мои бедра. Все это время я думал. О том, что он очень целеустремленный мальчик. О том что старательный везде, а не только на уроках. Странно, раньше меня это бесило, а сейчас играет на руку. — Я буду сверху, ты не против? Не успеваю сообразить о чем он, когда обхватывает мой член у основания, примеряется и опускается сверху. Шипит, морщится от боли, но не сдается. Пытается насадиться сильнее, но тут я соображаю и торможу его, схватив за бедра. Хочу сказать, чтобы не спешил, но он опережает меня. Падает вниз, уткнувшись носом мне в плечо, шумно дышит. Кончиками пальцев вожу по его бедру и шепчу на ухо. — Не спеши. Едва заметно кивает, сглатывает и опять пытается, на этот раз медленнее, останавливаясь и позволяя себе продышаться. Кажется, проходит вечность, когда делает судорожный вдох и опускается до конца. Не пытается двигаться, прислушивается к себе, а когда я тянусь за поцелуем, снова резко наклоняется и быстро-быстро шепчет. — Я сейчас, только… Подожди немного, я привыкну… Приходится успокаивать его тихим шепотом, гладя везде, докуда дотянусь, прикасаясь губами к лицу. Чудится, что всхлипывает, но когда поднимает глаза, в них нет ничего, кроме густого тумана. Упирается ладонями в мою грудь и начинает медленно покачиваться. Царапает кожу, шумно втягивает воздух и даже поскуливает, когда неосторожно дергается. Постепенно расходится все быстрее. Двигается увереннее, покачивает бедрами, подается вперед, привстает. И мне совсем немного нужно. Кончаю спустя пару особенно резких движений, судорожно выдыхаю и бессильно закрываю глаза. — Извини. — Все на что меня хватает, когда я чувствую, что тяжесть исчезает с бедер. — Помоги мне. — Шепчет мне на ухо. Быстро довожу его рукой и слышу, как глухо стонет, уткнувшись лицом в подушку. Откатывается в сторону, как только более-менее приходит в себя, и какое-то время лежим молча, переваривая случившееся. Он явно что-то себе думает, а мне просто не хочется говорить. Хочется молча полежать, сплетя пальцы. Что я и делаю: опускаю руку, нахожу чужую ладонь и слышу, как гаснет его так и не родившаяся фраза. Думаю о том, что чувствую, и в голове нет ничего, кроме слова хорошо. Хорошо. Хочу чтобы оно было чаще. — Чтобы еще раз… — Все таки хочет что-то сказать, так что я лениво поворачиваю голову в его сторону. — Еще раз потрахался без резинки. Я же теперь замучаюсь отмываться. Мог бы вступить с ним в спор, но так лениво сейчас, что вместо этого просто тянусь к нему и оставляю легкий поцелуй, на недовольно поджатых губах, а после шепчу в них же. — Прости меня. Он прикрывает глаза, борется с собой, явно проигрывает и быстро отворачивается. Но я успеваю заметить, как расплывается в смущенной улыбке. ~ Стою на пороге и смотрю куда угодно, только не на парня, который так же, как час назад, прислонился к стене прихожей. Разглядываю побелку на подъездных стенах и чувствую, что приятная нега и тепло куда то делись, сменившись неловкостью и неприятным тянущим чувством страха. Едва заметным, но от этого не менее неприятным. Поправляю язычки на кроссовках и уже хочу бросить «пока» и свалить побыстрее, как над ухом раздается фраза, произнесенная не тем привычным спокойным тоном. — Заходи еще. — Говорит, и кажется, голос его дрогнул. Поднимаю на него глаза и он быстро отводит свои. Хмыкаю про себя, киваю, не думая, увидит ли, и разворачиваюсь чтобы уйти. Как вдруг резко порывается вперед, обнимает, прижимается изо всех сил, утыкается в шею и едва слышно шепчет. — Спасибо тебе. На все пара секунд, после чего быстро ретируется в квартиру и захлопывает дверь. А мне почему-то до ужаса хочется смеяться. То самое хорошо возвращается и становится так легко и тепло на душе. Наверное мне придется пропустить следующую исповедь.